Свободный как ветер.

Генри нравился соленый запах моря. Нравился ветер, свободно прогуливающийся от берегов до его небольшого замка, несильно бьющий по лицу. «Свободный как ветер» - эта фраза ему тоже нравилась. Кажется, прочитал её в какой-то книге. Генри очень любил читать: вдыхать неповторимый аромат страниц, как и пожелтевших, впитавших в себя знания лет и пыль веков, так и совсем новых, где чернила ещё толком не просохли. В книгах однозначно таилась какая-то магия. Правда, до последнего времени он считал, что только в фигуральном значении этих слов. Но нет. Магия существует. Его ма… Эмма – пример самого сильного волшебства: истинной любви, разрушающей все преграды и всегда одерживающий верх над злыми чарами. Детям такие вещи не кажутся сумасшествием или бредом. Всё аномальное вливается в их жизнь без проблем; они принимают его как должное и живут с этим дальше. Взрослые так не могут. Не могут поверить, к примеру, что мать и дочь могут оказаться одного возраста благодаря проклятию. Не могут поверить, что Злая Королева и Белоснежка существуют, даже если их лица запечатлены на рисунках книжки с ювелирной точностью. И дело не в отсутствии доказательств… просто взрослые чересчур привыкли, что трава зелёная, а небо голубое, и всерьез довериться мысли, что трава бывает другого цвета, им будет очень и очень трудно. Можно увидеть своими глазами – и не верить. Потому что всё ненормальное и выходящее за рамки обыденного люди старшего возраста склонны относить к небылицам, к мифам, к красивым фантастическим рассказам… К сказкам. Эмма не верит в сказки. И Генри тоже в них не верит. Верить и знать – немного разные вещи. Он просто знает, что все истории, живущие на страницах книги, подаренной мисс Бланшар, не просто фантазии, а истина, забытая нынче жителями Сторибрука. Зарытая под двадцатью восемью годами, пролетевшими за один день. Но он знает правду. И, что ещё хуже, правду знает она. Мама. Как он ни старался привыкнуть к идее, что Эмма – его мама, она оставалась кусочком паззла, не вписывающимся в общую картину. Генри смущался. Смущался даже тогда, когда просто обращался так к белокурой женщине в собственной голове. Появлялось неприятное чувство в горле, будто там застрял небольшой гладкий камешек, и в упор отказывается вылезать наружу. Как если бы взрослый человек попросил тебя обращаться к нему на «ты». Смущение, неловкость и смятение, присоединившееся к компании старых друзей. Называть Эмму «мамой» было как-то не правильно. Называть Регину «мамой» было так же естественно, как просыпаться утром и засыпать вечером. Принять то, что Регина – Злая Королева, а Эмма – Спаситель для Генри было действительно просто, словно он выучил новый параграф по истории. Принять то, что Регина – не кровный родственник, а Эмма – биологическая мать было странно, как будто мир перевернулся с ног на голову, но в то же время остался на месте. И ко второму Генри уже привыкал, но Регина… …мама… …и навсегда ею останется, сколько бы сердец она не пустила прахом по ветру, сколько бы жизней не расколола на мелкие обломки. Именно её хотелось позвать, когда ночные кошмары тенью прокрадывались в беспокойный сон, её голос услышать, её обнять. Но Генри больше не звал. Злая Королева не показывает ему своих слабостей, так почему он должен показывать ей свои? Генри задумался, обнимая руками коленки. Взгляд его был устремлен в бесконечную пустоту. Водная рябь вдалеке заливисто блестела. Солнце без спешки тонуло в ней, чтобы на следующее утро всплыть, поднабравшись сил. Детские пальцы от нечего делать теребили рацию, постукивали по ней, неосознанно выбиваю какую-то мелодию. Ветер стал чуть холоднее, но толстовка защищала мальчика от его загребущих рук, стремящихся коснуться всего, до чего только можно дотянуться. Эмма пришла без опоздания, с рацией в ладони, красной кожанкой на плечах и легкой улыбкой на немного замученном лице. Волосы её были светлыми как никогда в лучах заходящего солнца, чуть потревоженными прохладой, идущей с моря. Она забралась к нему в замок с легкостью юркого подростка и присела рядом, продолжая улыбаться какой-то непонятной улыбкой: не весёлой, не грустной. Никакой. Наверное, усталой – это вполне подходит. - Привет, парень, - поприветствовала его Эмма, стараясь привлечь внимание к себе. - Привет, - сказал Генри, сделав глубокий и печальный выдох. Взгляд мальчишеских глаз продолжал изучать простирающееся в неведомую даль море. - Чего звал? Что-то случилось? – спросила она, пытаясь всмотреться туда же, куда и он. И поняла, почему так сложно оторвать глаза от вечерней водной глади, искрящейся на солнце. Действительно красивый пейзаж. – Уже поздно, так что давай побыстрее. Твоя мама прикончит меня, если ты не придешь домой до заката. Если будет в плохом настроении, то потом оживит, и закопает заживо в лесу. Глубоко в лесу. Глубоко закопает, - усмехнулась блондинка, потирая в руках рацию точно так же, как это делал Генри. - Она сказала, что теперь я буду ходить к Арчи чаще на раз в неделю, - голос Генри таил в себе скорее обиду, чем злость. – Что если он не сможет помочь мне и тогда, то его следует лишить лицензии врача и отправить работать в собачий приют до конца дней. Эмма посмотрела на Генри с сочувствием. Непроизвольно прикусила губу, думая, что ему ответить. Но ответ не приходил, и повисло молчание, нарушаемое лишь тихим воем ветра и ворчанием чаек. - Послушай… - начала она так, как обычно объясняют очень маленьким детям очень сложные вещи, - твоя мама привыкла решать проблемы любыми методами, потому что она сильная женщина… - Стерва, - добавил Генри с умным видом. – Я слышал, как ты сказала так Мэри Маргарет, рассказывая о маме. Глаза у Эммы округлились, а рот немного приоткрылся. Стыд морозной коркой сковал лицо, но вскоре оттаял. Она решила, что лучше уж быть честной. Хоть иногда, хоть кто-то должен быть с этим парнишкой честным. - Сказала, и это правда, - она сглотнула, - но не вздумай ей об этом рассказать, хорошо? И сам так никогда… - Это что-то плохое? – попытался уточнить Генри, наконец повернувшись к женщине. Интерес отблеском света мелькнул в его пытливом взоре. - Узнаешь, когда подрастешь, - эти слова как-то по-особенному горчили на языке. Эмма не привыкла говорить с ним по-настоящему серьезно, так как… как мама. – В общем, я имела ввиду, что она привыкла заботится о тебе таким образом. Наверное, Регина просто не умеет по-другому. Это неправильно, но она просто хочет сделать, как будет лучше для тебя, Генри. Он медленно повернул голову обратно, устремляя глаза куда-то туда, где его мысли разложены по полочкам и способны обретать форму слов. Из всего, что не дает покоя, Генри выбрал то, что сильнее прочего причиняет боль. То, что острыми когтями терзает душу. То, что он говорил постоянно, но при этом никому толком не раскрыл, насколько это его тревожит. - Она меня не любит, - он старался сохранить безразличие, но на последнем слове голос предательски дрогнул. – Я нужен… - «маме», - Регине только для того, чтобы добраться до тебя. Чтобы не дать тебе разрушить проклятье. Она меня не любит, Эмма, - ему казалось, что слёзы вот-вот ручьями польются из глаз, но, к счастью, они даже не подступили. Из легких наружу вырвался выдох облегчения. Генри почувствовал, будто невидимый камень в груди стал чуточку меньше, осыпавшись от признания. Эмма недолго всматривалась в его холодное задумчивое выражение лица, а потом улыбнулась, обнажив белые зубы. - Она жестокая, холодная и действительно мало кто из здешних не боится попасться ей на глаза, но, Генри, - заправив светлый локон, она мягко положила руку на плечо сына и сжала его, - сказать, что мадам мэр – не любящая мать нельзя. Потому что это неправда. Регина любит тебя, пацан. - Почему ты так говоришь? – резко выпалил Генри, вырывая плечо из хватки женщины. – Не надо пытаться меня утешить… пожалуйста. Не надо врать во благо, или как там взрослые это оправдывают… Хотя бы ты, Эмма, – уже спокойнее сказал мальчик, немного покраснев оттого, что позволил себе повысить голос. - Потому что это правда, - Эмма печально улыбнулась, на этот раз взяв его руку в свою. – Я умею определять, когда люди врут, ты же знаешь. Это вроде как моя супер способность. И, разумеется, я спросила её об этом еще в день нашего знакомства. Тогда Регина сказала мне много неприятных вещей, и, к сожалению, большая часть из них была чистой правдой. Но ещё она сказала, что любит тебя. И она не врала. Не знаю, как часто врёт наш добропорядочный тиран-мэр, но тогда её слова были искренними. И ей больно, Генри. Больно, что ты ей не веришь, - Эмма чуть изменила позу, потому что сидеть на старых ветхих деревяшках было не очень удобно. Замок недовольно скрипнул, но рушиться не стал. – Я не могу заставить тебя полюбить её, но, после стольких семей, которые использовали меня, чтобы нажиться… ты как минимум должен ценить свою мать. Мальчик, с минуту обдумав произнесенное Эммой, вновь перевёл взгляд, всё еще немного отрешенный, будто частичка его навечно досталась морю, спросил: - Она точно любит меня? Он не сомневался в правдивости ответа, в честности Эммы. Просто хотелось услышать это из чужих уст лишний раз. - Регина любит тебя, Генри, - так серьезно произнесла Эмма, что ей чуть не стало смешно. На губах её растеклась улыбка, такая же слабая и теплая, как мягкие лучи заходящего солнца. Парень высвободил свою ладонь из-под руки Свон. Положил голову на её плечо, но устроится комфортно не получалось. Сонливость тяжестью наливала свинцом веки. Генри сладко зевнул, заставив блондинку улыбнуться чуть шире. - Меня не нужно заставлять себя полюбить её, Эмма, - тихо пробурчал он, утыкаясь головой в кожаную куртку. – Я люблю маму. Очень люблю. Но она врёт. Внутри она всё та же Злая Королева, и, пока город находится в её власти, никто не сможет обрести счастливый конец. Я просто хочу… Генри качнулся в сторону. Выпрямил спину. Мальчишеские глаза опять обратились к покрытому искрами света морю, но уже не пустые, а мечтательные. Дуновение принесло прохладу, ласковым прикосновением прошлось по тёмным волосам. -…чтобы все жители были свободны как ветер, Эмма. Именно поэтому нужна операция «Кобра», понимаешь? Эмма кивнула. Тонкие губы обрамляла немного грустная улыбка. Фантазии Генри её беспокоили. Возможно, хоть Регина не знает пощады и склоняет всех на колени, как действительно какая-то Злая Королева, её методы иногда казались Свон не лишними. Только вот угрожать несчастному Хопперу было совсем не обязательно. - Понимаю, пацан. А теперь пошли, я подвезу тебя до дома… Иначе одна Злая Королева общиплет одного очень несчастного лебедя, - она драматично закатила глаза, поднимаясь и поднимая Генри за руку вместе с собой.

***

Дверь чуть приоткрылась, впуская в спальню Генри и полоску света из коридора, ставшую его немым спутником. Мадам мэр спала, повернувшись спиной к двери. Мальчик затаил дыхание. Прислушался. Ровное посапывание матери еле доходило до его слуха в ночной тишине. Осторожными, очень аккуратными шагами, будто обходя битое стекло, Генри подкрался к кровати и медленно-медленно опустился на мягкую перину. Воспоминания волнами нахлынули на него. То, как он оставался спать с Региной в одной постели, когда был совсем малюткой. Как прижимался к ней всем тельцем, а она целовала его в макушку, поглаживала по волосам и шептала, что всё будет хорошо, и нет причин бояться монстров, пока она рядом. Теперь Генри казалось, что он понимает, почему Регина никогда не боялась монстров. Потому что всегда им была. Очень красивым и способным любить, но всё-таки монстром, обрушившим проклятие на целый мир. Наводящим благовеяный ужас на людей одним своим видом. На всех, кроме него, ведь Генри любит её, не смотря ни на что. И Эммы. Потому что Эмма – Спаситель, как бы ей не хотелось отречься от этого титула. И ответственности. Смутно Генри понимал, насколько ребёнок вообще способен понимать подобные вещи – его родная мама просто не хочет отвечать за целый город с кучей народу в придачу. Немилосердная жизнь научила её отвечать только за себя, но время стачивает все углы. И Спасителей, и Злых Королев… Он не знает, зачем пришел сюда посреди ночи, нарушив мамино личное пространство. Просто, наверное, так было надо. Уже давно. Даже если она не услышит. - Я люблю тебя, мама. Это не значит, что Генри сдался. Проклятие будет разрушено. Злая Королева должна будет искупить все свои грехи. Генри ушел прежде, чем обжигающие слёзы потекли по её щекам, делая подушку влажной. Регина дрожала, однако в чёрное сердце прокралось совсем немного тепла. Наутро она подумает, что это был всего лишь хороший сон, слишком хороший, чтобы быть правдой. Потому что она останется для него Злой Королевой – и Регина это знала. Но не знала, что и навсегда будет для него мамой – верить в лучшее Злая Королева давно отвыкла.