Наследие Иниоха

Мерлин не отпускал Джулию. Две маленькие изящные ладошки утонули в его грубых мозолистых руках. Как же долго он мечтал о том, как будет стоять столь близко от этой маленькой, хрупкой, но невероятно сильной женщины, которую он боготворил с момента их первой встречи. И как много ему пришлось преодолеть, чтобы просто быть рядом с ней. Когда телом Джулии завладел неуспокоенный дух бывшего короля эльфов, он думал, что потерял её навсегда. Победить безумного Иниоха, подчинившего себе самых сильных магов, представлялось невозможной задачей. И он бы не справился с ней в одиночку. Но ему повезло заручиться поддержкой того, чья ненависть к восставшему из мертвых отцу оказалась сильнее ненависти к младшей сестре. Меандор, проклятый эльф. Маг смерти и теперь по иронии судьбы его лучший друг. – Ты уверена, что хочешь видеть его? – переспросил Мерлин и снова умолк. На ум не приходило ни одного довода, почему ей следует избегать брата. Разве что попытаться напомнить про то, сколько раз мрачный братец подсылал к ней наемных убийц. – Ты зря волнуешься, – улыбнулась ему эльфийка. – Я уверена, он ждет меня. После всего, что было между нами – я обязана встретиться с ним. Не только потому, что он мой брат. – Он помог справиться с заговорщиками и тем самым спасти тебя, – упавшим голосом произнес молодой маг. Он не понимал, почему так боится её неизбежного свидания с Меандором. И не мог отрицать, что этот необъяснимый страх заставлял его удерживать Джулию подле себя. – Не поэтому, – с новой, но по-прежнему загадочной улыбкой ответила ему эльфийка и, высвободив ладони, прикоснулась к щеке возлюбленного. В знак ободрения или в порыве нежности? Мерлину хотелось верить в последнее. – Ничего не случится, вот увидишь, – заверила она Мерлина. – Он в гостях у тебя и никогда не забудет об этом. – Я знаю. Но ты осторожнее с ним. Он действительно всё помнит. Помнит прекрасно. И это заставляет его мучиться самому и неосознанно мучить других. Джулия проводила взглядом понурую фигуру возлюбленного, явно расстроенного её решением. Она не сомневалась, что человеком движет ревность, муки которой он смутно ощущает, но боится признаться в том себе. – Милый, милый Мерлин, чтобы ты сделал – узнай ненароком, как сильно Меандор нуждается во мне? И насколько сильно я нуждаюсь в нём. Мерлин бежал из покоев Джулии так быстро, что чуть не налетел на идущего навстречу пожилого мага, гостившего в его башне. Хотя гостем этот маг был незваным. Он заявился без приглашения сразу после победы над заговорщиками, разбудившими себе на беду Иниоха. Мерлин не решился отказать в постое этому уважаемому представителю расы архонов, не раз показавшему себя верным союзником в сражениях с Некроном и Нимуэ. Но высокомерие и косность, свойственные всем архонам, не вызывали теплых чувств у молодого главы Круга волшебников и заставляли избегать тесного общения с ними. Вот и сейчас нечаянно столкнувшись с магом сферы жизни, Мерлин попытался уйти от него, сославшись на важные дела. И в этом он почти не врал: обязанностей, связанных с реорганизацией Круга волшебников, у него хватало. К его неудовольствию, архон был явно настроен на долгий разговор. – Постойте, молодой человек, – сказал пожилой маг, и привычно оперся на посох, с которым никогда не расставался. – Я должен кое-что выяснить. Собственно за этим я и прибыл сюда. Мерлин вздохнул и приготовился выслушать очередное поучение о необходимости поддержания неукоснительного порядка во всех делах Вечного Края отныне и вовек, но вместо этого Анон – так звали докучливого мага – неожиданно спросил: – Вы близки с королевой Джулией? Мерлин не сразу нашелся что ответить. – Я не думал, что в обязанности архонов входит еще и надзор за личными отношениями. – Не кипятитесь молодой человек, – отмахнулся Анон. И зря. Мерлин не кипятился, а негодовал. И лишь уважение к возрасту собеседника заставляло его это праведное негодование сдерживать. – Мой интерес не праздное любопытство. Королева Джулия и её брат находятся здесь вместе, а это очень опасно – Опасно? Почему? – слова архона откликнулись в душе молодого мага затаенными страхами, избавиться от которых ему никак не удавалось. – Это может нарушить равновесие сил. Вам известна подлинная причина безумия Иниоха? – Её никто не знает, – пожал плечами Мерлин. Он был заинтригован разговором и с трудом скрывал нетерпение; ему очень хотелось, чтобы архон прямо перешел к сути дела, а не начинал издалека. – Ошибаетесь, – возразил Анон. – Знали Хранители, но они побоялись, что раскрытие правды приведет к еще более печальным последствиям и предпочли её утаить. С дней творения мира правители Вечного Края сочетали в себе два начала: силу разрушения и силу созидания. Эти две силы, всегда пребывавшие в идеальном равновесии, служили источником процветания Вечного Края. И до тех пор, пока они уравновешивали друг друга – ничто не угрожало миру. Однако малейшее нарушение баланса между ними грозило обернуться катастрофой. Иниох был хорошим королем, он старался неукоснительно исполнять свои обязанности, но в его душе крылся изъян, до поры, до времени не проявлявший себя. Болезнь, исподволь подточившая его способность удерживать равновесие двух противоборствующих начал. Его сын Меандор не случайно стал воплощением ненависти. Он родился, получив в наследие от Иниоха одну лишь силу разрушения. Вот почему его мать умерла при родах. Он убил её силой, которой не мог управлять. Хранители первыми забили тревогу, они поняли, что нельзя допустить, чтобы Меандор занял трон и уговорили короля зачать другого ребенка, в котором бы заключалась сила созидания, потому что только она могла вернуть нарушенное равновесие. – Джулия и есть тот ребенок? – спросил Мерлин. – Да. – Но тогда в чём же заключается опасность? Если я правильно понял, решение Хранителей, как раз и было вызвано тем, что Джулии и Меандору, наоборот, нельзя разлучаться. Они должны уравновешивать друг друга. – В непредсказуемости действия сил. Рождение Джулии окончательно нарушила баланс внутри Иниоха и он сам начал нуждаться в поддержки дочери. Это стало причиной его помолвки с Джулией и началом катастрофы. Так что никто не может утверждать, к чему приведет тесное общение Джулии и Меандора. Какая сила победит в итоге. – Меандор знал о болезни отца, и чем было вызвано его решение жениться на собственной дочери? – Неизвестно. Анон, что-то еще вещал об ответственности, предостерегал, наставлял, но Мерлин больше его не слушал. Странно, но то, что он узнал об истинной природе отношений Джулии и Меандора, вызвало у него не страх, а чувство облегчения, словно всё вдруг встало на свои места. И ему захотелось немедленно их увидеть. Меандор не повернулся на звук открывшейся двери. Рискнуть нарушить его уединение хватило бы духа у немногих. Вернее, всего у двух, то ли смельчаков, то ли глупцов, по неведомой причине доверивших ему свою жизнь. Так что ему не было нужды оборачиваться: он узнал гостя по шагам, столь неспешным и легким, как летний ветерок и по своему внезапно участившемуся сердцебиению. Ему не хотелось оборачиваться. Оглянуться означало снова увидеть глаза, которые он поклялся забыть. – Пришла поблагодарить, сестренка? Напрасно, – Меандор упорно продолжал рассматривать предзакатное небо через окно покоев, выделенных ему Мерлиным в магической башне. – Я уже жалею о том, что ввязался в этот балаган, который лишь по недосмотру высокопарно окрестили «заговором». – Твои заговоры удавались лучше? Вопрос был задан без тени насмешки. Голос Джулии был полон нежности, но эти её слова заставили Меандора буквально развернуться; не от гнева, от удивления. Когда Джулия входила в помещение – неважно насколько светло было в нем до её появления – будто ослепительный солнечный луч врывался вместе с ней. В этом и кроется недостаток слишком яркого света – он не дает видеть то, что должен делать видимым. Меандор предпочитал сумрак, потому что тот не ослеплял; нет, он скрывал то, что и должен скрывать. Закрыв глаза, он покачал головой. – У моей сестренки прорезались зубки? – ухмыльнулся темный эльф. – Или выросли клыки? Что за сюрприз ожидает Мерлина, когда он обнаружит, что его трепетная бабочка умеет кусаться. – Он всё знает о моих зубках, и они ему очень нравятся, – в устах какой–нибудь Кариссы или Нимуэ это прозвучало бы до отвращения кокетливо, но Джулия в любой ситуации держала себя с достоинством истинной королевы. Меандор с трудом заставил себя отвести взгляд от её прекрасного лица. «Посмотри, Меандор, вглядись, как бездонны её глаза. В них можно утонуть», – вспомнились ему слова отца. Иниох в них в итоге и утонул. «Я не последую за ним», мысленно повторил старую клятву Меандор. – Как тебе наш старик? – продолжил насмехаться над сестрой темный эльф. – Он был мил с тобой? Ему понравилось находиться в твоем теле? Он не досаждал тебе своими любовными признаниями? Слюни не пускал, от вида твоих прелестей? – Нет, – ответила Джулия, тихо и серьезно. – Он ничего не чувствовал от переполнявшей его ненависти. Меандор вздрогнул. Сестра знала. Знала о том, что терзает его. Ему нет нужды притворяться перед ней. – Я обречена любить тебя, а ты обречен меня ненавидеть. Но любовь нельзя убить. Она обязательно победит ненависть. Ты должен в это верить, брат. – Силой моей любви легко убить. – Поэтому ты окружил себя нежитью и бежишь от всего живого? – Не лезь ко мне в душу. Меандор отвернулся к окну. – Уходи. Или я за себя не ручаюсь. Джулия не стала спорить. Невозможно за день снести стену, которую возводили столетиями. Но она почувствовала, что сердце брата смягчилось. – Ты был прав, любимый. Он страдает до сих пор от полученных ран. Они так и не зажили. Он преодолел смерть, усмирил ненависть, но сны о прошлой счастливой жизни преследуют его. Но это страдание – благо; оно не дает ему превратиться в живого мертвеца. Силой возрождения ты превосходишь меня, брат. Я верю – ты никогда не сдашься.