Битва

Он запрокидывает голову, так, что я вижу только белую шейку и алые пряди его волос. Ему так идет эта поза: не хватает, пожалуй, какого-нибудь дикого зверя у ног, божество немощеных дорог... Я просыпаюсь с улыбкой. Еще одно утро, и солнце играет лучами прямо на моем чуть занемевшем теле. Такое приятное ощущение, такое теплое... как его дыхание в моем сне. Но пальцы его, эти дивные тонкие пальчики, распростертые во мраке, всегда холодны, как у покойников, сваленных на грубые носилки через пару палаток от моей. Идет война, я слышу, как стучит ее стальное сердце, гоняя ненависть, черную вязкую нефть, по нашим душам, каждой в отдельности и всех скопом. Война меняет мир, я знаю это. Я бывал на войне. Как жаль, что я вернулся на поле боя снова. Проблема в том, что я и не покидал его, эта битва всегда во мне. Я просто будто открыл глаза, закрыв их лишь на секунду. Жаль, что и он оказался здесь. Теперь и ему не выбраться отсюда. Всюду дым, боль и палатки, прячущие от глаз любопытных раны и заглушающие стоны. В этом отличия этой войны от той - тогда мы страдали прямо на голой земле. А еще - в нем. Он выходит на заре, чтобы посмотреть в глаза своим капитанам. Иногда он едва заметно улыбается, и его лицо невообразимо меняется, будто озаряется утренним солнечным светом. Он так редко улыбается. Даже до войны. А ведь он еще совсем ребенок... Я подозреваю, что и для него эта война - не первая. Возможно, вся его жизнь - это поле боя. За что боролся он, когда был не этим собой? Я помню тот взгляд, остановившийся, как запекшийся сгусток крови, недвижимая жизнь, энергия, заключенная в склянку навечно. А теперь? Ветер ласково треплет его рыжие волосы и полу одеяний. Он так прекрасен, когда распространяет свое великолепие кругом, как ветер - песок, пытаясь зажечь в людях надежду. Они - простые шиноби, они не привыкли воевать. Они сражались всю свою жизнь, но все они не желают больше сражаться. Они требуют лидера, такого, как ты. Когда он появляется перед палатками, их лица озаряются восторгом и принятием. Ты - чудо. Я бы хотел уметь так же. Интересно, я бы смог? Может быть, тогда я не потерял бы на той войне столько себя самого. Столько друзей. Может быть, Обито был бы жив, если бы я чаще улыбался. Но мои губы скрыты непроницаемой маской, и никто не увидит мою улыбку. Поделом мне. Хорошо им. Они могут восхищаться тобой, как своим командиром, любить тебя и верить тебе, потому, что должны, потому что могут. Они выполняют долг и соблюдают приказы. Если бы я не видел в тебе врага, я смог бы так же. Но я не могу - я восхищаюсь тобой вопреки долгу и совести, и это постыдно, и это - позор для шиноби и для человека. Я очарован тобой, как иные бывают очарованы распутными девками. Это недопустимо. Это... Нельзя. Если бы ты отдавал мне личные приказы, я бы выполнял их без промедлений. Если бы я имел на это право, я бы просто стоял рядом, не очерняя тебя ни единым прикосновением. Но я знаю, что вру - я не смогу, я не сумею. Я... я прикоснусь. Мне будет мало любований. Таков уж я - мне нужно все испробовать на ощупь и вкус. Так поступают собаки и некоторые отвратные люди. Надеюсь, ты никогда не узнаешь. У тебя манера рожденного править. Нет, не так - царствовать. Принц Тьмы - но Воин Света. Как изменчивы линии судьбы на наших ладонях, как легко они меняются под мозолями и порезами. Ниндзя не позволено иметь судьбу - я же не имею. Но я бы хотел... я бы, быть может, был кем-то другим, имей я на это право. Но я рожден убивать и в конце концов быть убитым. Я - сын своего отца. Быть может, и меня погубит моя же рука, кто знает. Я - тот самый шиноби, всегда следующий правилам. Только с тех самых времен я выдумал себе собственные, и теперь следую только им. Я прячу на задворках сознания очень яркие сны, со стонами и ранениями. Наверное, всему виной врачебный корпус за пару палаток от моей. Только эти - не результат войны. Я всегда хотел мира. Теперь я желаю тебя. Я прячу их, но они выплывают на поверхность с приходом скрывающей меня тьмы. Тьмы, скрывающей нас - где только ты, я и Ваша палатка, господин Казекаге. О Ками-сама, какой стыд! Меня терзают предчувствия, что сегодня ты не придешь. - Какаши, - слышу я шепот в ночи. Тихий, легкий, пересыпание песка в песочных часах, дуновение ветра твоя поступь. И я легко опускаюсь на чужой жесткий футон, согретый не моим телом. Меня терзают сомнения, что ты - вовсе не сон, и что это - взаправду. Недавно до меня дошли странные слухи: у Казекаге всегда холодные руки. У Казекаге всегда холодные руки, но дыхание - пламя пустынь. Казекаге зовет меня тенистой лесной прохладой, с улыбкой отдавая приказы. Политика в любви, ураган в голове. Когда сражается с самим собой мой главнокомандующий, я сижу в стороне, любуясь изгибом спины и шеи. Внезапно он подается вперед: решение и вызов приняты. Да начнется бой. Кто победит, Война или любовь? Я буду болеть за... него.