ID работы: 177609

Запахи звёздной пыли. Том 1

Гет
PG-13
Завершён
57
Размер:
659 страниц, 48 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
57 Нравится 589 Отзывы 11 В сборник Скачать

Глава 10. Очень трудный день. Часть 2

Настройки текста
На первый урок им дали такое задание – нарисовать насекомое. Любое. А чего же сложного в том, чтобы насекомое нарисовать? Да ничего! Рисуешь овальчик, на нём кружочек, из овальчика торчат шесть палок и выходят ещё четыре овальчика поменьше. Раскрасить эти четыре в яркие цвета – будет бабочка, раскрасить основной овальчик, который тело, в жёлтый и чёрный полосатым способом – будет пчела, пририсовать к кружочку длинную палку – и готов комар! Ничего сложного, очень просто. Геля этому обрадовалась. Только она долго не могла решить, что именно хочет нарисовать. Бабочку? Комара? Пчелу? А может, осу, у которой основной овальчик должен быть поуже, или стрекозу, у которой он тоже должен быть узкий и длинный, и все остальные овальчики тоже потоньше?.. В конце концов Геля решила, что нарисует всех и по нескольку раз. Лист-то большой, на нём полно всяких насекомых поместится! Они ведь маленькие, должны мало места занимать. Вот её, наверное, похвалят! Одно насекомое нарисуешь – уже хорошо, а у Гели их будет десять! Сто! Тыща! Потом, когда примерно половина листа заполнилась насекомыми самых разных видов, цветов и размеров, Геля подумала, что ещё было бы здорово, если бы эти насекомые друг другу что-нибудь говорили – ну, как в комиксах, когда изо рта пузырь со словами выходит. Геля такие комиксы видела в «Классном журнале» - про кота Гарфилда, и про рыжую девушку с кошачьими ушками, и про мальчика с его тигром, который то ли игрушечный, то ли нет - и ей казалось, что это интереснее, чем просто картинки с подписями внизу, как в других разных журналах. А раз интереснее, то, значит, и она должна так нарисовать! Тогда её работа сразу ещё лучше станет. Хорошо, что Геля догадалась не рисовать насекомых друг к другу слишком близко, оставить немного места. Вот в это место она пузыри со словами и втиснула. Получились длинные-предлинные овалищи, намного длиннее самих насекомых. Больше всего места на картине занимали именно они. И очень круто в итоге получилось, как она и хотела – на всём листе куча-куча разных букашек, и все выясняют друг с другом отношения. Лупоглазая стрекоза объявляла красно-жёлтой бабочке: «извените но я вас сыем». Другая бабочка, зелёная и с бантиком на усике, потому что у Гели получилось две целиком зелёные бабочки и нужно было как-то их различать, говорила яростно заштрихованному коричневым фломастером комару: «разлитались тут всякие». Комар оправдывался: «хачу и литаю». В нижнем правом углу разместилась одинокая бабочка с розовыми крылышками и опущенными вниз усиками, потому что она грустит. Бабочка была самая маленькая из всех, но пузырь у неё вышел самый длинный, он даже загибался чуть-чуть: «ни еште миня ни хачу штоб ели». Правда, насекомые были так близко друг к другу, что разобрать их слова и распознать, кто есть кто, сделалось сложновато даже для самой Гели. Но зато как красиво вышло! И необычно. Вверху картины она подписала, чтобы все всё поняли: «КАРТИНА ИЗ ЖЫЗНИ НАСИКОМЫХ». Потом немного подумала и подмахнула под подписью ещё более поясняющее пояснение: «КОМЕКС». И гордо понесла показывать учительнице. - Это что за чучелы? – только Геля встала в очередь, как сзади подскочил Барбосов со своим рисунком и загоготал, пялясь на её замечательный комикс. – Пацаны, смотрите, Гелька Томина чучел каких-то нарисовала! Стоявший впереди блондинистый лениво повернул голову. Геля попыталась прижать лист к себе, чтобы никто увидеть не смог, но блондинистый оказался быстрее – вырвал лист у неё из рук, принялся сосредоточенно рассматривать. - Отдай! Да отдай ты! Он её, конечно, не слушал. Посмотрел, посмотрел, потом как начнёт смеяться! И снова повернулся к Геле: - Не, ну я понимаю: вот бабочка. Убогая. Вот муха. Убогая. Вот… ещё что-то. Тоже убогое. Но это, вот это-то что такое? Он ткнул пальцем в один из пузырей со словами. - Это – что они говорят, - начала разъяснять Геля. – Как в комиксах. Вот, смотри, муха говорит другой мухе: «Пойдём в мушиный магазин»… Даже не дослушав её, блондинистый заржал вдвое сильнее. - А тебя просили комиксы рисовать? – опять влез Барбосов. – Тебя просили насекомое нарисовать! Одно! Вот как у меня, - и он сунул Геле под нос свою гигантскую, на весь лист, бабочку. - «Пойдём в мушиный магазин»! – надрывался блондинистый. – Комикс! Не могу! - Ну и дураки, - Геля снова попыталась вырвать рисунок у блондинистого. На этот раз получилось. Ржать, правда, он так и не прекратил. – Слышите, это я вам говорю! Это вы – дураки! Смех только усилился. - Ещё какие! Блондинистый дохохотался до того, что начал икать. «Ну ничего, - думала Геля, крепко-прекрепко прижимая к себе рисунок. – Это вы смеётесь, потому что дураки. А учительница смеяться не будет. Она меня похвалит и скажет, что моя картина – лучше всех. Потому что это ведь правда – до такого никто больше не додумался, только я одна. Значит, у всех шаблон, а у меня – свежее и интересное, вот как Ольга Васильевна говорила». Но когда очередь дошла до Гели, учительница взглянула на её рисунок без особого восхищения, приподняла слегка белёсые брови. - Это что такое? – спросила. - Комикс, - сказала Геля. – Вот, даже подписано. Вы говорили насекомое нарисовать, а я нарисовала много насекомых. Это лучше, правда? Учительница немного помолчала. - Ну, понимаешь… Как тебя зовут, напомни ещё раз? Вас так много, всех сразу и не запомнишь. - Геля, - сказала Геля. Ей было нетрудно. - Ну вот, Геля, я говорила вам нарисовать большое, красивое насекомое. Чтобы мы могли его оценить, посмотреть, у кого какое насекомое получилось… Может, устроили бы потом из них выставку. А у тебя тут вышла какая-то каша из насекомых. Что происходит – не разобрать. И ещё буковки какие-то… Или это муравьи? - Нет, это слова, - пробормотала Геля, уже ни на что не надеясь. – Как в комиксах, знаете? Глаза у учительницы были добрые, понимающие, и голос тоже был понимающий, добрый, а всё-таки она ничего, совсем ничего не понимала. - Мы же не комикс рисуем, Геля, а картину. Это – другое. Видишь: ты всего намешала, вот и вышла каша. А если бы ты нарисовала одну бабочку, или стрекозу, или что угодно ещё, у тебя бы очень хорошо вышло. Может, ещё раз попробуешь? Геля протянула руку, чтобы забрать свой рисунок обратно. - Хорошо. Но она не стала рисовать другой. До конца урока оставалось совсем немного минут, так что она просто сидела на своём месте и заштриховывала те места, которые остались белыми во время раскрашивания. Она сильно-сильно жала на фломастер, так, что он скрипел, и в двух местах даже продырявила лист. Внизу, скучая среди разнообразных бабушек, её ждала Кристина. Когда Геля наконец спустилась, та сразу вскочила с места. - Ну наконец-то! Ты что так долго? Пошли быстрей домой, у меня ещё свои дела! - Вообще-то, - сказала Геля и шмыгнула носом, потому что плакать ей хотелось ужасно, - я самая первая вышла. А ты ведь тоже была в «Б» классе, да? - Была, - подтвердила Кристина уже на полпути к двери. – Ничего хорошего. Чему учились, зачем учились – непонятно. Сначала вроде ничего, а потом, как всякое сложное пошло, перспектива, тени, объём там всякий… ну, как с математикой, в общем. Сейчас уже ничего не нарисую. А ты как, как успехи? - Никак я, - сказала Геля. – Никак успехи. Сказали нарисовать насекомое, а у меня получился комикс про насекомых. И все надо мной посмеялись, а учительнице тоже не понравилось. - Это ничего, - ободрила Кристина. – Подумаешь, не понравилось! Человек вон квадрат нарисовал, всем на обозрение выставил. И ничего – шедевр. А если б показал кому-нибудь, кто понимает, так, наверное, тоже бы не понравилось. Ты никого не слушай! Геля не хотела квадраты рисовать и никуда ничего выставлять тоже не хотела. Она просто хотела, чтобы хороший рисунок получился. Поэтому всю дорогу домой её точно грызло что-то внутри, что-то тяжёлое, злое легло на душу, придавило её и обгладывало потихоньку. Геле казалось, что вот Кристина приведёт её домой, а сама уйдёт, и тогда можно будет наконец прорыдаться в голос. Но когда Геля осталась дома одна, оказалось, что не очень ей уже хочется плакать. Геля попробовала, неуверенно всхлипнула пару раз, изо всех сил напрягла глаза, чтобы из них хоть что-нибудь выдавилось – но нет, не выдавилось ничего. И всё-таки было грустно, очень грустно… А слёзы не шли. Геля решила почитать какую-нибудь книжку весёлую, чтобы там только было не про школу, а то после такого дня про школу уже не очень будет весело. Наконец выбрала рассказы Носова – ей нравилось, что там про ребят и смешно, а про школу ничего нет. Любимый рассказ у Гели был «Мишкина каша» - раньше мама, когда была не так занята, его часто читала на ночь, а Геля всегда долго хохотала, когда доходило до того, как каша лезет. «Ах, чтоб тебя! Куда же ты лезешь?» - кричал Мишка в рассказе, а Геля тряслась от смеха – и не потому в основном, что у героев каша убегает, а из-за этих вот Мишкиных слов. Геля почитала про кашу, посмеялась, потом решила перечитать уж заодно всю книжку. И так увлеклась, что даже не сразу услышала не очень громкий, но вполне отчётливый стук в окно. Тершцы! Геля жуть до чего обрадовалась. Вот сейчас она им всё расскажет, и они ей обязательно помогут. Их опять было пятеро, и Геля расстроилась немного – пятая, по имени, если Геля правильно запомнила, Шесса, ей не очень понравилась. Во-первых, они почему-то друг друга не понимали, а Геля никак не могла сообразить, почему. Во-вторых, Шесса сама по себе была слишком уж грубая – слов её Геля не понимала, но интонации ей не нравились. Про себя Геля решила, что Шесса какая-то злая, и после первой встречи с ней подумала, что было бы хорошо, если б Шесса больше и не приходила. А зачем ей приходить, ей ведь тоже, судя по всему, не очень-то Геля понравилась… Но, тем не менее, Шесса снова была здесь, хмурила брови и постукивала по подоконнику ногтем. - Ну что, как всё прошло? – спросила Цейса первым делом. – Как твоя девочка, подарила тебе, что обещала? Тут-то слёзы наконец полились.

***

Список вещей, которые Шесса ненавидела, был объёмнее, чем картотека тершского планетарного видеохранилища, и пополнялся примерно каждые десять минут. Пустая трата времени, сантименты и маленькие дети туда определённо входили, и вот уже второй раз за эту неделю Шессе пришлось столкнуться со всем этим вместе, перемешанным и взболтанным, да ещё с неповторимым царманским привкусом. Впрочем, не столько противна была царманка, сколько всеобщие пляски вокруг неё, которые ритуально исполняли все остальные, кроме, как Шесса осознавала не без определённой гордости, её брата. Она и не ожидала от Сарка такого делового отношения, думала, он больше всех будет носиться вокруг новообнаруженного феномена с воплями восторга. Но нет – именно Сарк и только он относился к царманке так, как к ней и нужно было относиться. Как к источнику знаний о малоизученной планете, как к существу, отстающему от людей в интеллектуальном развитии на века, которому помогаешь только потому, что это твой долг как более сильного и разумного вида – ничего личного. Поэтому, когда царманка ни с того ни с сего распустила нюни, адекватнее всех отреагировал Сарк. Пока Цейса тискала бедного гуманоидного ребёнка, будто какого-то сурчика, и упрашивала не плакать, пока Склайз, согнувшись так, словно встретил по меньшей мере школьного начальника, нежнейшим голосом вопрошал, что случилось и чем он может помочь, пока высокодуховная госпожа Нарц со слегка оттаявшей по такому случаю миной твердила и твердила монотонно, что нужно обо всём рассказать, Сарк, слегка поморщившись, сказал: - Да не реви ты. У меня в плане про рёв не прописано. Царманка посмотрела на него и зарыдала ещё горше, в перерывах между всхлипами вякая что-то неестественно высоким голосом, и эти трое засуетились вокруг неё с новой силой. Интересно ещё, почему это все, кроме Шессы, понимают царманку? В первый день Шесса даже подозревала их в каком-то изощрённом издевательстве, но теперь была уверена, что над ней изощрённо издевается жизнь. Какими-то её персональными изъянами или наличием Великой Сверхъестественной Закономерности это не объяснишь, стало быть, оставалось что-то, на что она повлиять была не в состоянии, но при этом реально существующее и осязаемое. - Предположим, - доказывала она вчера Склайзу, - есть некая выборка людей, которые могут вступать в такой контакт с царманцами или с данным конкретным царманцем – очень ненаучно выглядящий телепатический контакт, но я была тому свидетелем, так что допустим, - и, соответственно, есть выборка тех, кто не может. Вышло так, что вы четверо принадлежите к первой выборке, а я – ко второй. Вот и всё, наша задача – найти, что образует ту и другую. Очевидно, что это нечто на генетическом уровне… Что ты ещё пытаешься выискать – я не понимаю. То, что ты говоришь о разных временных отрезках, за которые у вас происходила эта… синхронизация или как её обозвать, - вообще не аргумент. Процессы у всех по-разному протекают. А у меня вот не протекают, это просто природа. Никакой моей вины в этом нет, ясно?! - Ты с таким жаром мне это доказываешь, Шу, словно я убеждаю тебя в обратном, - заметил тогда Склайз и сразу же получил за слишком фамильярное обращение. Не убеждает он! А как ещё прикажете толковать вечные его и Цейсины утешения: «Ничего, скоро получится»? Она, что ли, недостаточно старается, раз не получается? Делает что-то хуже их, в том числе фифы Нарц? Ну уж нет! Разработав собственную, куда более правдиво выглядящую и логичную теорию, Шесса с лёгкостью смирилась с тем, что царманку она понимать не будет никогда. Тоже мне, великая потеря! Узнавать ценные сведения о Цармане можно и через переводчика. Шесса ещё раз поглядела на покрасневшее от рёва лицо царманки, на дрожащий, как у стапятидесятилетнего старика, подбородок, на дёргающийся мясистый нос, похожий на какой-то уродливый форстский гриб. И отошла немного назад. - Чего это она у вас ревёт? – Склайз обернулся на тычок быстрее, чем Шесса успела договорить. - Кажется, первый Гелин день в школе не задался. Насколько я пока могу судить, тут очень сложный комплекс самых разнообразных проблем: с одноклассниками, которые её, кажется, обижают, с военно-спортивной подготовкой или неким её местным аналогом, где нужно было, как я понял, бегать, и Геля... не совсем справилась, с рисованием… Сейчас мы как раз пытаемся узнать все подробности. Шесса хмыкнула. - Как-то уж слишком тонко пытаетесь. Не только она не замечает, но и я. Сколько уже вы вокруг неё пляшете, слюни-сопли какие-то разводите… А результат где? А нет результата! - Но ведь ты видишь, Шесса, в каком она состоянии. Надо успокоить её, и только потом… - Что-то не очень она у вас успокаивается, - Шесса снова, невольно морщась, скосила в сторону царманки глаза. – Что вы с ней цацкаетесь? Дайте ей по лбу – мигом притихнет. Может, мама временами была излишне жёсткой, но одну важную вещь она в Шессу вдолбила: ныть и тем более развозить сопли при всех, набиваться на жалость – это последнее дело, самый низкий поступок из всех, что можно совершить, оставаясь в рамках закона. Бывает, что не выдерживаешь и плачешь – но за плотно запертыми дверями, чтобы никто не увидел тебя в минуту твоей слабости и позора, а не у всех на виду, чтобы оценили, как ты мучаешься. Дети, которые всё время ревут, очень дурно воспитаны, а взрослые, пускающие слезу, не заслуживают ничего, кроме презрения. Поэтому и её, и Сарка мама с ранних лет отучала от такого недостойного поведения самым действенным методом – незамедлительными подзатыльниками. Все так на неё вытаращились, будто она предложила по меньшей мере сварить царманку заживо и поужинать ей вместо консервов «Радость космотуриста». - Ты предлагаешь ударить ребёнка? – первой отмерла Нарц. Ну конечно, госпожа В-Каждой-Бочке-Затычка, как же не сунуть нос в чужое дело! – Если это шутка, то отвратительно несмешная. - Отвратительно несмешные шутки у нашего руководителя, - отрезала Шесса. – Хочешь сказать, что тебе никогда не перепадало в детстве? Нарц изобразила привычную брезгливо-недоумённую гримасу, точно такая мысль могла прийти в голову только самому последнему человеку. - Нет. - А я-то гадаю, почему ты человеком нормальным не выросла… - Нет, - вмешалась Цейса, - ну здесь эта права, как ни странно. Мой папа всегда говорил, что не понимает, как это можно – бить детей, у него в голове не укладывается… Он меня даже не наказывал никогда. Царманка опять что-то пискнула, вытирая глаза. Реветь вроде перестала, уже хорошо. - Нет, конечно, - быстро-быстро замотала головой Цейса, - никто тебя бить не будет. Мы тебя в обиду не дадим! Что, снова сейчас начнут вокруг неё плясать? А ей того и надо. Все эти истерики – просто манипуляции, и правильно мама их ненавидит. - Я уверена, что и проблем-то там никаких нет, - продолжила свою мысль Шесса, только теперь уже вслух. – Ну вот пусть она расскажет, что у неё за проблемы, а я послушаю. - Шессе хотелось бы узнать, что тебя беспокоит, - передал Склайз царманке. Та, поняв, что от неё требуется, завякала вдвое быстрее. - Так, - скомандовала Шесса, дождавшись, пока писк затихнет, - теперь переводите. Вы думаете, я хоть что-то поняла? Только не ты, - прибавила она, видя, что Склайз с готовностью открывает рот. – Мне нужно кратко, чётко, без увиливаний и без всех этих вежливеньких оборотов, а ты вряд ли так умеешь. Цейса, давай ты. – Склайз с той же готовностью сомкнул губы. Что за бесхребетный тип. – И чего там вышло с девочкой, о которой в прошлый раз столько бессмысленных разговоров было? Ваша царманка об этом упоминала? Прошлый раз, с точки зрения Шессы, вообще выдался ужасный – этот, впрочем, начался не лучше, но пока хотя бы был шанс повернуть всё в более продуктивную сторону, а тогда Шессе даже шанса не дали. Разве что царманка тогда не ныла, а восторженно подвизгивала, что выводило из себя не меньше. Требовательные и очень важные вопросы Шессы о политическом строе, географии и природе планеты никто не переводил, Цейса даже припечатала, что не до того сейчас. Ну разумеется, ведь куда важнее обсасывать пустяковые события из жизни не имеющей никакого значения в галактическом масштабе девчонки! И повторяли-то всё одно и то же. Нарц – что царманка ни с какой девочкой не подружится, что вовсе и не нужно ни с кем дружить, что девочка непременно подведёт, потому что ничего другого от жизни ждать не приходится. Цейса – что, наоборот, надо стараться со всеми дружить, потому что хороших всегда больше и надо верить, что именно хорошего и встретишь – видимо, пока хороший не огреет по голове. Склайз без конца поддакивал Цейсе, Сарк без конца пытался что-то вставить, лишь бы языком помолоть, а то вдруг отвалится. Нарц нудно, долго и педантично потрошила каждый контраргумент в свой адрес, но в неё летели всё новые и новые… Слушать всё это было ещё невыносимее, чем царманкин писк, так что Шесса попросту улизнула оттуда, как со скучного урока. - Упоминала, да, - подтвердила Цейса. – Ничего не вышло с девочкой. – Как видно, она была не слишком довольна тем, что её теория о том, что куда ни плюнь, обязательно попадёшь в хорошего человека, не оправдалась. – Понимаешь, Шу, в чём тут дело: Геля с девочкой познакомилась, думала, будут дружить, а они поссорились. Она Геле сказала, чтобы Геля ей принесла какие-то её вещи, сумку, что ли, а Геля не нашла и рассказала всё… ну, школьной работнице, получается. А девочка на это обиделась. Такое, видишь, недопонимание вышло… - Недопонимание, - повторила Нарц голосом настолько исполненным яда, что хватило бы отравить всё население небольшого варшайрянского города. – Недопонимание. Странно, а мне-то казалось, что это называется как-то по-другому. Унижение, скажем. С чего она должна радостно мчаться за чужим имуществом по первому свистку? - А я бы не стал за чужими сумками бегать, - встрял Сарк. – Ещё не хватало! Зачем нужны такие друзья, которые только тебя гоняют, а потом ещё и обзывают, какая от них польза? Никакой, убыток один. - Это ты не стал бы, - не согласилась Цейса, - но Геля-то попыталась сделать как попросили… Она только потом расстроилась, когда та девочка её обвинять начала. Вот я и говорю, что недопонимание… - Недопонимание – это ты хорошо сказала, - прервала её Шесса. – Это царманка ваша недопонимает, кому и на что тут надо обижаться. Та девчонка и сама отлично бы за своей сумкой дошла, ножки не отвалились бы. Но нет, лучше пошлём другого, пусть он носится! Вы ей переведите, царманке вашей, чтобы она вас, дураков, не слушала, а послушала лучше меня – не стоит с такими вообще иметь дел. Они на тебя всё свалят и ножки свесят: так и будут помыкать постоянно, чтоб не забывал, кто тут главный. Царманка, выслушав довольно близкий к оригиналу Цейсин перевод (она, к чести своей, самокритично не опустила даже слово «дураки»), снова что-то пискнула, как придушенный сурчик. - А что же с ними тогда делать? – перевела Цейса. – Это не я беспокоюсь, это Геля. Ну, то есть, я тоже беспокоюсь, конечно… - А не надо беспокоиться. Что с ними делать – врезать да и всё! - Ещё бы, универсальное решение проблем, - хмыкнул Сарк. – Вот так ты меня всё детство и лупила… Вечно он прибедняется! Он с ней дрался, она с ним дралась – так что, будем теперь подсчитывать, кто чаще начинал и кому доставалось больше? Положим, что и Сарку, но это он сам виноват. Царманка опять что-то пропищала. Шесса подметила, что когда Цейса повторяла ей часть про «врезал», та со стыдливым, неуверенным воодушевлением хихикнула… ну, если только царманцы могут хихикать. Может, поперхнулась она, а Шесса уже переносит на неё чисто человеческие реакции, как последний дилетант. - Геля говорит, что врезать надо этим… как их… ну, каким-то её ребятам-обидчикам, в общем. И что она этим и займётся, потому что вежливого отношения они не понимают, дураки. Это не я говорю, что они дураки, это Геля говорит – но я, конечно, тоже думаю, что они, ну, ребята не очень… В общем, я о том, что девочку ту Геля трогать не будет, это неправильно. Они же дружить договаривались… Это опять Геля говорит, но я тоже так думаю – что насилием проблему не решить, понимаешь? Вообще никакую. И мальчиков-то тех не надо бить – слышишь, Геля? – а девочку, если хочешь с ней помириться, тем более. Я вот как считаю – поговорить надо, нормально поговорить, по душам. Ничего ведь такого не произошло, это только Шесса считает почему-то, что помогать друзьям унизительно, - тут Цейса взглянула на неё с до смешного обиженным видом, непонятно откуда взявшимся. - Но нехорошо, конечно, что она вот так сорвалась... Надо сказать: ты неправа, но и я тоже неправа, а ты считаешь, что я ещё сильнее неправа, чем я на самом деле неправа, и в этом ты неправа… - О, какой ответ, - Нарц закатила глаза. – Какой полезный, неизбитый и, главное, легко применимый на практике. Шесса, которую традиционный Цейсин совет тоже не впечатлил, мотнула в её сторону головой: - Вот с ней попробуй нормально поговорить. По душам или как ты там выразилась. И всё ей скажи, что царманке своей советуешь. Если будут результаты, можно и посоветовать, но на некоторых, - Шесса снова выразительно кивнула в сторону Нарц, - слова не действуют. Потому что они… - Правило номер один, - вмешался Сарк. – Давайте будем штрафовать тех, кто правила не выполняет? - Давай оштрафуем тебя, чтоб высовывался поменьше? – огрызнулась Шесса. – Нашёлся тут блюститель порядка… - А вот Геле нравится идея про разговор по душам, - поведала Цейса после очередного царманкиного взвяка. – Только она не знает, как это сделать. Она уже пробовала, не вышло ничего. - Я осмелился бы дать пару небольших советов, если никто, конечно, не будет против, - осторожно ввернул Склайз. – Ты, разумеется, пробовала, Геля, и это было правильное, хорошее решение, но вышло у тебя не совсем правильно… не так, как это могло бы сработать. Я ни в коем случае не настаиваю, но, возможно, лучше было бы тебе не отстаивать своё мнение, а согласиться с этой девочкой, твоей – ты ведь этого хочешь? – будущей подругой? Я знаю, что ты права, мы оба это знаем, но, видишь ли, девочку может сильно… огорчить осознание того, что если ты права, то она, соответственно, ошибается. Люди так уж устроены, к сожалению, что в большинстве своём не любят признавать ошибки. Так зачем обвинять её? Не лучше ли сгладить эту неприятную ситуацию? Скажи, что тебе очень жаль, что ты виновата, что ты не должна была никому рассказывать, что должна была найти сумку… И стоит вставить, наверное, ещё что-нибудь приятное для неё, ты ведь уже её немного знаешь? После такой реакции с твоей стороны она, уверен, подуется немного для вида и перестанет. - Да, уж ты-то на её месте ещё и не так бы унизился, - встряла как всегда недовольная Нарц. – Но если ты думаешь, что можешь учить тому же самому ребёнка… - Я учу Гелю общаться с людьми, Тсейра, только и всего, - с безмятежным видом отозвался Склайз. – У каждого из нас своя сфера компетентности, не так ли? И эта, насколько я понимаю, - он выдержал небольшую паузу, - не совсем твоя. - Вот именно, - присоединилась к нему Цейса. – Склайз всё правильно говорит, я вот с одним только не согласна – не надо, наверное, обвинять только себя во всём? Той девочке полезнее узнать, в чём она неправа… - Вне всяких сомнений, ей это было бы полезнее – но, к сожалению, и неприятнее. Она бы, скорее всего, только сильней обиделась, и это было бы вполне закономерно, увы. Если уж эта девочка так… болезненно на всё реагирует, то, скорее всего, единственный способ с ней помириться – согласиться с ней во всём. Цейса сморщила нос, как она всегда делала в минуты напряжённых раздумий. - А точно Геле нужна подруга, которая даже не может её выслушать? Опять завибрировал по комнате царманкин писк. То ли он был тише обычного, то ли Шесса, вот ужас-то, начала уже привыкать к нему, но на сей раз ей даже не захотелось оторвать себе уши, чтобы никогда больше не слышать этих звуков. - Вот видишь, Геля говорит, что нужна, - заметил Склайз. Нарц скривилась – то есть, скривилась ещё сильнее, хотя секундой ранее Шесса думала, что сильнее уже некуда. - Но зачем? Зачем тебе общаться с девчонкой, которая настолько тебя не ценит? Стоило очередному писку затихнуть, Шесса пихнула Цейсу в бок: - Что она там бормочет? Переводи! - Говорит, что не хочет быть одна. Хочет, чтобы у неё был друг, хотя бы какой-то. Был ещё мальчик, с ним Геля ещё до школы познакомилась и тоже вот подружиться хотела – а оказалось, что он везде вместе ходит с другим мальчиком, которого Геля давно терпеть не может. - Трагедия-то какая, - фыркнула Шесса. - Уж лучше быть одной, - Нарц пожала плечами. – Это и спокойнее, и удобнее. Зачем тебе кто-то ещё? - А ты поставь тому мальчику, который нормальный, ультиматум: или я, или тот мальчик, который дурак, - предложил Сарк. – Он сразу всё поймёт. - Не очень-то это по-дружески… - начала было Цейса. - Замолчи! – оборвала её Шесса даже жёстче, чем собиралась. Сейчас они бесконечно будут переливать из пустого в порожнее, как в прошлый раз, и ещё один день бездарно потратится на всякую бесполезную чушь. Что нового они сегодня узнали о жизни царманцев? Что у царманцев бывают проблемы в общении? Очень важная информация, спасибочки! - Вы всё равно ни к чему не придёте, вы даже друг друга не слушаете. Давайте в кои-то веки займёмся чем-то нужным. Ну, переводите, кто-нибудь – во-первых, есть ли на Цармане понятие государства… - Шу, - вздохнула Цейса почти умоляюще, а взгляд у неё при этом был прямой и твёрдый, - я знаю, ты хотела быть лидером, но так уж вышло, что лидер – я. Это не значит, что я не буду прислушиваться к твоему мнению – я буду, всегда! – это значит, что не всё обязано быть по-твоему, если я с тобой, допустим, не согласна… Это ведь не слишком грубо, нет? – Она бросила беглый взгляд на Склайза. – Я считаю, что мы прежде всего должны помочь Геле. Это первостепенно, а не государство. Просто подумать страшно, как человек начинает задаваться, получив некие чисто формальные полномочия! И, как всегда, ведёт себя, будто кругом права и нельзя даже на миг предположить, что прав может быть кто-то другой. Хотя, насколько Шесса помнила, они прилетели сюда с исследовательской миссией, а не с целью оказания психологической помощи отдельно взятой царманке. - А как ей помогут ваши перепалки? Чем дело кончилось в прошлый раз – простите, пропустила… Ах, ну да, точно – ничем. И это вы называете помощью? Вот бы кто-то помог вашей царманке и спас её от вас. Шесса ещё раз внимательно оглядела царманку с головы до ног. Коротенькие подгибающиеся ножонки, плотно сжатые, но по-прежнему подрагивающие губы, в глазищах – ничего, кроме бесконечного недоумения. Нет, кажется, сегодня от неё и впрямь не добьёшься толку. Пусть немного успокоится, подготовится как-нибудь… - Хорошо, - медленно сказала она после паузы, чтобы поняли, что это она сама всё обдумала и выбрала наилучший вариант, а не сдалась под их нажимом, и обвела всех по очереди своим фирменным тяжёлым взглядом. – Если вы хотите помочь, то давайте поможем. Давайте наконец заткнёмся и сделаем что-нибудь. Кто там из вас говорил, что ваша царманка плохо бегает?

***

Кусок царманского неба сиял небывало-розовым, другой кусок уже набухал темнотой. Это был уже семнадцатый заход Цеща, который Склайз наблюдал на Цармане, и все они длились по-разному, начинались в разное время и не повторяли друг друга. Он незаметно сделал несколько фотографий: нависшее над ними, бесконечно изменчивое небо, тёмные, стройные силуэты деревьев, особенно чёткие на затухающем фоне, - и снова устремил взгляд на сосредоточенно пыхтящую царманскую девочку, которая как раз проносилась мимо. Он привычно сложил губы в улыбку на случай, если та приподнимет голову, но девочка, не отрывая глаз от земли, развернулась и помчалась обратно. Волосы у неё растрепались и взмокли, ноги уже еле гнулась, но она продолжала бегать взад-вперёд, как ей велела Шесса: тренируйся, дескать, другого способа научиться нет. - Старается, - прокомментировала Шесса. Они оба стояли сейчас на углу бледно-оранжевого здания и следили, как царманка носится туда-сюда. С другой стороны торчали Сарк и Нарц – Сарк, впрочем, по-прежнему был занят не царманкой, а исключительно собой. – Убого выходит, да, но старается. - Вижу, ты уже начинаешь привязываться к ней, - заметил Склайз. Шесса, как он и ожидал, сердито дёрнула плечом и издала нечто среднее между хмыканьем и фырканьем. - Ещё чего. Это Цейса у нас любит всех без разбора, особенно всяких миленьких, маленьких, бедненьких… Всегда мечтала сурчика завести и не могла – аллергия. Зато как она с чужими сюсюкалась – не оттащишь! А я не знаю, как эти комки пушистой шерсти держат не ради мяса, а просто так – они же тупые! И все одинаковые, их не за что полюбить. Возьми поширей – умные, верные звери, у каждого свой характер. Один загрызёт, другой спасёт от загрызания. А эти что – пищат да плодятся… Склайз не совсем уследил, как они перешли от царманки к сурчикам, но это его нисколько не беспокоило. Пусть говорит о чём угодно, это ли главное? - Вот Цейса, мне кажется, относится к ней как раз как к сурчику, - голос Шессы прервал его мысли. – Без личности, без особенностей – милая по определению. Её, если она хоть сколько-нибудь разумное существо, это должно выводить из себя. Быть приравненной к сурчику! А ведь она верно подметила – и Цейса, и Сарк, и, скорее всего, эта Нарц, хотя кто её разберёт, относятся к царманке как к забавной, понятливой зверушке. Спроси у кого-нибудь, какой у неё характер – смогут они ответить? О чём говорить, все сурчики одинаковы. Склайзу, может, и проще было бы видеть сурчика – но он видел впечатлительного, серьёзного, чуткого к красоте книжного ребёнка. Знал он когда-то другого такого ребёнка… В том тоже никто не видел человека – видели живой автомат, который говорит то, что они хотят от него слышать и выполняет то, что они велят ему сделать. Займи нам места в кафетерии. Дай списать – нет, лучше напиши заново, чтобы никто не догадался. Принеси подушку… Склайз стиснул было зубы, вспомнив покровительственный тон Кериша, но почти сразу успокоился при мысли о том, что он по-прежнему здесь, один из официальных членов экспедиции, как бы тот к этому ни относился, а вот Хашеру наверняка интересно было узнать, что Кериш в штаны готов наложить при виде царманцев, даже напарницу бросил среди них со спокойной душой прямо во время выполнения задания. - Я к ней не отношусь никак, - продолжала Шесса. – Иногда она меня раздражает – но всё-таки скорее никак. Что я о ней знаю? Что она плакса и не может за себя постоять. Любить её за это? Нет уж! Но это намного честнее, чем держать её за сурчика. - Совершенно справедливо, Шесса, - он даже не кривил душой. Конечно, если бы он и не был согласен, он сказал бы то же самое, но сейчас дежурные слова так легко и необдуманно слетели с языка… это было непривычно и почти приятно. Она снова издала этот свой звук, косясь на него с долей презрения – впрочем, к этому он давно привык. - Ещё бы, ничего другого от тебя никто и не слышит. – Не верит. Конечно, может ли живой автомат быть искренним… - Говоришь, справедливо, а сам что делаешь? Нам с тобой обоим от неё нужна только информация, - она проводила взглядом девочку, бегущую к другому концу здания, где Сарк что-то энергично вещал, размахивая руками, а Нарц вынуждена была его слушать, - вот только я этого не скрываю, а ты ведёшь себя так, будто она и для тебя сурчик. Помню, ты доказывал, что таким образом проще будет получить сведения, игровая форма и всё такое – и что, и где результат? Чуть прищуренные глаза с золотистым отливом, цвета потухающей полоски на небе, уставились на него в упор, сжался и дёрнулся маленький бледный рот. Она красивая, подумал Склайз не к месту, очень красивая… Слава революции, что Сарк в последнее время липнет к нему чуть меньше, переключившись на Нарц, а Цейса отправилась в ракету к своему коротышке. Теперь у Склайза будет больше случаев заговорить с ней, а у неё – больше поводов ответить… - Результат будет, Шу, не стоит даже сомневаться, - Склайз снова улыбнулся пробегающей мимо девочке и постарался подавить некое подобие удовлетворения, когда наткнулся на ответную улыбку. – Возьму на себя смелость предположить, что уже к следующей нашей встрече с царманкой ты сама его увидишь.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.