Запахи звёздной пыли. Том 1

Геля лежала на диване в своей комнате, по магнитофону передавали её любимую песню: «Золотится роза чайная, как бокал вина, между нами дверь стеклянная, между нами тишина». Песня хорошая, Геля много раз видела, как её поют по телевизору, когда на Четвёртом канале после «Сейлор Мун» начинают показывать музыкальные видео. Хотя и непонятная: что такое роза чайная, это типа как чайный гриб? И почему Филипп Киркоров и Маша Распутина не могут просто взять и открыть эту несчастную дверь стеклянную, вместо того, чтобы стоять и грустно петь об этом? Да, хорошая песня, только очень уж скучно вот так лежать и ничего не делать. Телевизора в комнате нет, а читать лёжа мама запрещает — хотя сама только так и читает свои журналы, нечестно! Можно, конечно же, просто лежать и смотреть на комнату — но её-то Геля знает ещё лучше двора, неинтересно. Во дворе хоть изредка бывает что-то новое — например, скамейки покрасят или собаки какие-нибудь бездомные прибегут. А сюда, дело ясное, никто не прибежит — скукотища... На стенах — уже не очень белые обои, на них намалёваны косые линии — это Геля сделала, когда маленькая была. А ещё на них яркие кружочки — эти всегда были, обои и продавались такие, с кружочками. Их жуть до чего много — Геля все пересчитала, как только научилась считать нормально. Ровно сто четыре, а по новой считать неинтересно. Геля лежит спиной к двери, но знает, что она тоже белая и тоже не совсем. На ней будто царапины, тонкие и длинные — следы от ручки. Это уже Барбосов постарался. Всё всегда портит, такой противный! А Гелиной маме сказал, что это всё Геля — ну, мама и поверила. Мама всегда чужим верит, а не ей. Около двери — большой книжный шкаф. Он общий — мамин и Гелин, но мамины книжки все покрылись пылью, так давно их мама не читала. Ещё на полках понаставлены какие-то статуэтки — для красоты. И Геле книжки брать мешают. Если мама своё не читает, не значит же, что Геля тоже! Посередине комнаты огромный чёрный стул на колёсиках: мама с папой купили на прошлый день рождения. Хотели и стол купить, да денег не хватило. Поэтому стол остался старый — маленький, как табуретка, шатающийся и обшарпанный. Так что новый пока тоже только для красоты, зато на нём можно кататься по всей комнате, пока мама не видит. Рядом — зелёный стульчик с утёнком, такой же крошечный. Они в углу, их не сразу заметишь, неподалёку — шкаф с одеждой, там здорово прятаться. Слева — большая обувная коробка от каких-то маминых длинных сапог, там хранятся Гелины игрушки. У противоположной стены тумбочка с магнитофоном и диван, на котором сейчас лежала Геля, над ним светильник и плакатик с Жасмин из журнала «Принцесса». Вот вам и вся комната. Геле надоело смотреть на комнату, стала смотреть в окно: длинное и широкое, почти во всю стену — весь двор не увидишь, он огромный, но уж половину точно. Жалко, когда лежишь, только небо видно, и облачка двигаются, медленные, но неотвратимые, розовые и грозные, как маленькие танки. Геля пыталась думать про облака, на что они похожи — но всё равно отвлекалась и думала про инопланетян. — Что ты за человек-то такой? Даже ребёнка уже доверить тебе нельзя! — кричала мама на Кристину с кухни, и Геле было страшно, хоть она и знала, что кричат не на неё. Когда мама кричала на папу или бабушка на маму, тоже всегда было страшно. — Если не пошла учиться, так иди хоть работать, в адекватное место куда-нибудь. Что ж трутнем-то жить? — Я замуж выйду! — отбивалась Кристина. — И что, работать не надо? Вместе будете диван продавливать? Что ты за олигарха выйдешь — это сказки, должна же ты понимать. Геля соскользнула с дивана и натянула носки — тапочек у неё не было. Старые прохудились, а новые пока не купили: мама говорила, к осени, как раз с зарплаты. — Ты давай уже как-то бултыхайся, выбирайся из маргинальности... Пока мама разбирается с Кристиной, можно незаметно пробраться в большую комнату. Там стоит Компьютер — умнющая машинища. Сложно его включать, но Геля научилась. В Компьютере есть Интернет — вроде энциклопедии, только там гораздо больше всего. Наверное, там и про планету Терш написано, а то в энциклопедии только про девять планет, их Геля все наизусть знает. Геля тихонько открыла дверь — она обычно скрипела, но сейчас не издала ни звука. Спасибо, дверь! — ...а то кончишь как твоя мать, — донеслось из-за закрытой кухонной двери. Потом донёсся нечёткий, размытый, замаскированный шорохом одежды Кристинин всхлип. Геля на цыпочках прошла к большой комнате, к Компьютеру, поочерёдно нажала на все нужные кнопочки. Они послушно нажимались, загорались красным, зелёным, но Геля всё равно боялась, что Компьютер вот-вот забарахлит и перестанет работать, просто назло ей. Компьютер всегда казался Геле живым существом — живым и очень зловредным. И он с самого начала отчего-то невзлюбил Гелю — при её появлении в комнате он недобро подмигивал всеми своими огонёчками и ехидно скалился буковками на клавиатуре. Загружался он всегда долго: Геля думала, что он спит, а потом постепенно просыпается. Буковки «ХР» под надписью «Microsoft» она расшифровывала как «хр-р-р» — будто он храпит, как папа. А синий пунктирчик — это сны Компьютера. А когда он говорит «Добро пожаловать» — это он проснулся и здоровается. Геля всегда махала ему в ответ, а то ещё обидится — папа понимал, а мама смеялась. Чтобы зайти в Интернет, надо ещё и включить специальную коробочку с проводочками, которая называется «модем», главное — не забыть потом выключить, а то за это деньги списываются. Геля набрала в поисковой строчке: «планета терш». Сперва Компьютер подзавис, а затем высветилась куча страничек с заголовками про людей по фамилии Терш — ну надо же, и фамилия такая бывает! Они рождались, женились, умирали, упоминались среди прочих фамилий — но ничего о планете с таким названием Геле узнать не удалось. Она уточнила: «планета терш инапланетяни». «По вашему запросу ничего не найдено», — отрезал злой Компьютер. — А ну тебя, — пнула Геля системный блок. Что же это за планета такая, про которую даже Интернет ничего не знает?

***

Не то чтобы в его плане были дыры — он сам по себе был сплошной дырой, гигантской чёрной дырой, Склайз не мог этого не понимать. Сейчас, когда одна из стен зажглась, превратившись в экран, и с него посмотрело в салон лицо незнакомого высокого мужчины, Склайз понимал это особенно остро. Остальные прекратили есть, неуверенно зашевелились, привставая из-за стола — волновались и они, хотя им было не о чем. Склайз вскочил первым из всех и с поклоном отступил к стене. Нужно было казаться безукоризненно вежливым, но не слишком заметным. — Радуетесь жизни? — узкий рот мужчины подёргивался на ассиметричном лице, точно ухмылке хотелось расползтись ещё дальше, разрастись в хохот. Склайз отметил, какая прямая у него была спина: он нисколько не сутулился, не стеснялся своего длинного туловища и нескладно свисающих рук. Он держал себя так уверенно, что сразу было видно — это особа поважнее госпожи Щерб. — Ну-ну. Радуйтесь, пока можется. Шесса не то вызывающим, не то защитным жестом скрестила руки на груди и плюхнулась обратно в кресло. Кланяться не пойми кому она явно не собиралась. — Вы вообще кто? — Спасибо, что спросила, а то я бы и не представился. В самом деле, кому всё это нужно — какие-то имена, должности?.. — В его голосе слышался густой сарказм: Склайз на всякий случай изобразил улыбку. — Меня зовут Зашфер Хашер, и на время экспедиции я ваш руководитель. Можете звать меня «хозяин». Можете и не звать, но мне, конечно, будет не так приятно. Он запрокинул голову и от души расхохотался. Поняв, что единственный вторил этому смеху, Склайз инстинктивно втянул голову в плечи и вжался спиной в стену. — Мальчик у стены! — что ж, опасался он не напрасно. — Рад, что тебе так весело, но, сдаётся мне, это ненадолго. Скажи-ка, как тебя зовут? Склайз сглотнул. — Меня зовут Склайз Цервиш, господин Хашер. — Ну и откуда ты взялся, Склайз Цервиш? Что-то я тебя в списках не припомню. Склайз продолжал улыбаться, внутренне задыхаясь от ужаса. Он должен казаться уверенным, таким же уверенным, как сам господин Хашер — но, конечно, с нужной долей почтительности. Господин Хашер ни в коем случае не должен был понять, что мысли в голове Склайза разбегаются в панике. — Господин Хашер, не ругайте Склайза, пожалуйста! — встряла Цейса, ужасно зеленея. — Это всё я. В определённом смысле Цейса была права — рассказала ему о готовящемся полёте действительно она. Она встретилась ему тогда во время длинного обеденного перерыва, и по её расстроенному лицу Склайз понял, что стоит подойти и, если нужно, предложить помощь. Поддержание полезных связей требовало каждодневных усилий, а Цейса была ему весьма полезна. Она рассказала всё не сразу — потребовалось много терпения и ещё больше такта, — но в конце концов Склайзу удалось выудить из неё, что ей поручили отыскать какого-то Лоршипа Войчера из Второго корпуса, потому что она с этим Войчером и кем-то ещё через неделю куда-то летят, но никто не знает, где он сейчас, потому что одноклассники с ним почти не общались, и, может быть, она могла бы как-то через своих знакомых отыскать его знакомых... Тут Склайз ничем помочь ей не мог — он тоже понятия не имел ни о каком Войчере. На всякий случай Цейса показала его фотографию. Парень на снимке чем-то напомнил Склайзу его самого: долговязый, с кругло ссутуленными плечами и тёмно-синими волосами, из тех, кто никогда не выделится в толпе. Но, как выяснилось из дальнейших аккуратных расспросов, грустила Цейса совсем не по поводу исчезновения никому не нужного Войчера. Захлёбываясь от засилья чувств, она принялась рассказывать, что понятно, почему Войчер сбежал, и она бы тоже сбежала, если бы не папа и не Шесса, потому что им ведь нужно будет полететь на Царман, на целых пять лет. Там, конечно, будут и Шесса, и Тэшлин, но Цейса будет так скучать по всем другим друзьям и по папе, и мало того, что Царман такое страшное место, но там же ещё, наверное, и делать нечего... А потом, испуганно блестя глазами, прижала ладонь ко рту. — Ой! Мне ведь это всё нельзя было говорить... Но ты же не скажешь никому, да? Склайз молчал, обдумывая план, который вдруг ударил ему в голову и перемешал всё внутри, заставляя дрожать от ужаса и восторга разом. Неужели Склайз Цервиш — примерный мальчик, послушный сын, староста сильнейшего класса в среднем звене — в самом деле может осмелиться на такое? Нет, конечно же, нет, подумал он. А вот Склайз Цервиш, который с детства мечтал стать тем, кем никогда не смогут быть его родители, который выгрыз себе место в лучшем классе, который подмечал все слабости учителей, все проступки одноклассников — может. И он это сделает. — Разумеется, никому, — он успокаивающе дотронулся до её руки. — И вот что я ещё подумал: что, если и мне отправиться с вами? Мне подошёл бы скафандр Войчера, так что никаких лишних расходов на меня не потребуется. Может, это тебя ободрило бы хоть немного? Как и следовало ожидать, Цейса жутко перепугалась и принялась уверять, что это невозможно, что никто не даст ему на это согласия... — Я постараюсь это уладить, — пообещал Склайз. — Просто скажи этой женщине, которая послала тебя искать Войчера — госпожа Щерб, так? — что ты нашла его друга и тот передал, что Войчер явится в космопорт, но перед отлётом хотел бы поговорить с ней лично. Мы хотя бы попытаемся, хорошо? Цейса, хотя и по-прежнему трусила, сделала всё как велено и Склайз в благодарность передал ей пару коробочек росширада, который она очень любила, но могла покупать только тайком от отца. В будущем её помощь могла понадобиться ещё не раз, и нужно было всеми силами укреплять в ней желание ответить добром на добро. Прежде всего дело было в том, что Цейса Целб была лучшей подругой Шессы Шелби. Склайзу было, кажется, лет двенадцать, когда он увидел, как одноклассники разглядывают глупый журнал с актуальными фасонами комбинезонов и списком киноновинок. Всё это его не слишком интересовало, но он смотрел вместе с остальными, восторгаясь тем же, чем восторгались они. Это был его первый год в новом классе, лучшем классе среднего звена, и нужно было мимикрировать так сильно, чтобы в конце концов действительно стать своим. Это не удалось, да и не могло удастся, но тогда Склайз этого ещё не знал и старательно ахал вместе со всеми при виде глянцевито блестящего шлема на модном снимке. А потом началась та статья — под названием «Десять самых завидных невест Терша» или как-то так. Первые три номера в этом перечне занимали дочери Правителя, Канцлера и Первого министра соответственно — старшей из них на тот момент едва исполнилось пять. — Малявки, — процедил кто-то из одноклассников. — Они когда-нибудь вырастут, — заметил второй. — А я считаю, муж не может быть старше жены, — вставил третий. Склайз ничего не сказал, потому что на следующей странице он увидел номер четыре. У неё были невероятно золотые глаза, тёплого цвета слабого огня, и в них плавали искорки, как от пламени. Её тело всё было — напряжённое сопряжение мышц, и оттого мерцание глаз тоже казалось неспокойным. Она несла в себе взрыв. — Постойте, так она учится в Школе? — переспросил он, проглядывая скачущим от нетерпения взглядом последние строчки под фотографией. Он даже не побоялся выдать себя — а стоило бы. К счастью, никто из его надменных одноклассников даже подумать не мог, что тихоня Цервиш решится посягнуть на кого-то вроде неё, так что его вопрос восприняли как должное — как проявление досужего любопытства. — Мы в одном звене. В теории могли бы пересекаться на каком-нибудь факультативе, — подтвердил снисходительно кто-то из них. — Ей же тоже двенадцать, видел? Склайз видел. В ней были яркость, и ярость, и сила. Она была прекрасна. Она была дочерью главы Тершглавбанка, самого богатого человека планеты. И она училась не на Варшайре, не на Шурге, а здесь, рядом с ними. Он мог встретить её где-нибудь в коридоре, в кафетерии, в подземном поезде. Он мог познакомиться с ней. Он мог стать Склайзом Шелби. Склайз даже не помнил уже, что он тогда говорил помощнику директора, заведовавшему расписанием, как просил, чем обосновывал свою просьбу, но на следующий год его классу и классу Шессы поставили совместные занятия по Военно-Спортивной подготовке. К этому времени он уже знал о Шессе намного больше. Она любила гонки, спорт и стрельбу и ненавидела, когда с ней пытались заговорить без очень веского повода. У неё была всего одна подруга, с которой Склайз довольно быстро сошёлся, и младший брат по матери. Именно в том году этого брата, невоспитанного назойливого мальчишку, перевели в самый сильный класс среднего звена, и, столкнувшись с вежливой враждебностью остальных, тот прицепился к Склайзу. Будь это любой другой одиннадцатилетний нахал, Склайз попытался бы от него отвязаться — но с братом Шессы отношения портить не стоило. Так он и завёл себе лучшего друга — точнее, это Сарк завёл его, как сурчика или другое послушное, милое домашнее животное, которое по щелчку приносит брошенный мячик и преданно смотрит в глаза. Впрочем, Склайз давно уже был на положении такого животного и у одноклассников, и у многих учителей. Сарк отличался только масштабом — он не отлипал от Склайза ни на секунду и требовал восхищения каждым своим словом. Итак, он сблизился с её братом, с её подругой, но Шесса оставалась недосягаема: за все эти годы она едва удосужилась запомнить его имя. Склайз не терял надежды — это была тонкая, непростая работа, и она закономерно окупалась не сразу. Но, если она улетит на пять лет, все его усилия обрушатся в пыль — да ещё она проведёт это время бок о бок с Керишем, которого успели выгулять почти все девушки из среднего и даже старшего звена... Склайз сам до конца не верил, что это происходит, происходит на самом деле, когда собирал вещи перед полётом, когда пытался что-то втолковать перепуганным родителям, когда подлетал к космопорту в компании Сарка, которой ему так и не удалось избежать... Реальность происходящего он ощутил только когда посмотрел прямо в невозмутимые глаза госпожи Щерб — и понял, что сейчас ему придётся как-то с ней объясняться. — Ты же понимаешь, что это опасно? — спросила она только, когда его дрожащий голос замолк. — Не для них, всех остальных. Для тебя. — Понимаю, госпожа Щерб. — И ради чего ты на это идёшь? Ты, кажется, как следует всё обдумал, и в целом на искателя приключений ты не похож. Склайз глубоко вдохнул. Ему нужно сказать то, что её убедит. Но какой ключ подобрать к этой безучастной, бездушно доброжелательной женщине? — Есть шансы, о которых потом помнишь всю жизнь, — сказал он наконец, — и ругаешь себя за то, что не воспользовался ими. Можно забыть о том, что случайно услышал, и продолжать идти проторенной колеёй, долгим путём, безопасным путём. А можно рискнуть и поймать комету за хвост. — Любопытно, — медленно сказала госпожа Щерб, не сводя с него внимательного взгляда. — Пожалуй, я тоже рискну и пропущу тебя пока. Но сразу после того, как ракета взлетит, я доложу о тебе господину Хашеру. Если после прибытия он прикажет тебе вернуться, ты вернёшься. Можешь попробовать убедить его, но лучше бы тебе поискать аргументы посильнее. У тебя на это будут пять дней полёта. И вот сейчас Склайз смотрел в усмехающееся лицо господина Хашера и чувствовал тот же ужас — даже больший. В знак смирения он опустил глаза и голову чуть ниже. Взгляд Хашеру в шею ощущался безопаснее. — Господин Хашер, Цейса нисколько не виновата, она лишь пытается защитить меня. Я мог забыть о том, что случайно услышал, но не сделал этого. Я полностью сознавал, на что иду, и всецело готов быть вам полезен. Если вы только дадите мне шанс, господин Хашер... — Послушай, мальчик, — перебил тот без особых церемоний, но стараясь, кажется, придать голосу некое подобие сердечности. — Я расскажу тебе кое-что, чего ты не должен бы знать, но ты и тут оказаться бы не должен, а однако же вот он ты. Поэтому рассказываю в порядке исключения — просто чтобы ты ясно всё понимал. Видишь ли, дело в том, что случайных людей, кроме тебя, на этой ракете нет. Все, кого ты сейчас видишь, за исключением вот этой унылой образины на экране, обладают определёнными... гм... способностями. Шесса, насколько я знаю, наименее осторожна из всех, так что, может быть, она уже тебе и показывала какие-нибудь свои мелкие поджигательства. — Ему? — фыркнула Шесса. — Ещё чего! Я ведь так и знала, что ему тут не место! — Она ткнула стоящую рядом Цейсу в бок. — Так это и был твой секрет? Трепло! А если бы это был не он, а... варшайрянский шпион? — В общем, — невозмутимо продолжил Хашер, — все они в той или иной мере специально подготовлены для того, чтобы находиться здесь, и Войчер — тоже. Но ты? Ты — обычный мальчик, и это подвергает тебя в разы большим рискам, чем всех остальных. Договора с твоими родителями у нас тоже нет, в случае чего они нас просто засудят и будут иметь на то полное право. Я достаточно понятно говорю? Склайз вынужден был подтвердить, что абсолютно, абсолютно понятно. — Я пошлю за тобой самоуправляемый корабль сегодня же. Постарайся только до его прилёта нигде не угробиться, а пока постой смирно и не мешай мне общаться с остальными, хорошо? Склайз снова вжался спиной в стену, опустив голову так низко, что перестал видеть экран. — Да, господин Хашер. Хорошо, господин Хашер.