На все воля Божья

На все воля Божья… Он смаковал эту фразу вновь и вновь, примеряя власть, как иногда шандийки примеряют платья; примерял, упиваясь громовым звучанием своих слов на вершине мира. Произносил раскатисто, так, что его самого пронимало до дрожи. Шесть лет спустя Энель по-прежнему карал грешников и распоряжался чужими судьбами – как и положено Богу. И произносил все те же слова - властно, но уже устало и по привычке. Приелось. Богу положено править Землей с Небес, а жалкий кусок Варсы лишь принижал величие Его. Так он думал. Поэтому, когда просчитанный до мелочей – пятеро через три часа – план был нагло и дерзко порушен с дружно-слабого пинка синеморцев, Бог недоумевал. И – лицемерно убеждая себя в том, что вовсе и не из-за любопытства, что не из-за будоражащего тело и душу ощущения он вот так молнией срывается с места – Бог идет знакомиться с тремя синеморскими Голосами и якобы прощаться – с одним бывшим Богом. Нынешний Бог не уважал тех, кто слабее его самого. *** Слабые…. Как же ничтожны те двое, что попали под горячую руку, и тот, кто некогда занимал его трон. И женщина со странными волосами тоже слабая. Слабая, но умная. Она знает, когда нужно бояться, когда поклоняться, а когда помалкивать. Но на то она и женщина. Энель уходит, не одаривая поверженных по обыкновению брезгливым взглядом, не оборачиваясь. Лишь в глазах – проблеск интереса. Бог никогда не видел такого цвета… Уже позже, в своем чертоге, он будет недоумевать, прислушиваясь к гудящим в его голове Голосам: ему принадлежит все Небо, тогда как у синеморцев есть лишь женщина со странными волосами – нелепо даже пытаться перечить Ему. *** Он заберет с собой лишь сильнейших – Энель решил это давно. Богоизбранные стояли прямо перед ним. Но где-то за их спинами, за нагромождением камней, в страхе колоколом звучал слабый Голос – не чета, ни своим накама, ни Огню Шандии. - Один лишний… Мечник, женщина-археолог, бывший Бог и шандиец – только один из них должен умереть. Или все четверо, но не она. Вспышка молнии – и какофония чужих голосов в голове наконец-то стихла: на этом острове Бог остался наедине со все еще прячущейся от него женщиной. Ее зовут Нами. Странное имя. Почти такое же странное, как цвет ее волос. Рыжий – так он услышал, когда небрежно коснулся их рукой. В небе, где даже рассвет белый, цвет волос синеморки сиял, словно открытая рана на теле – отвратительно-прекрасно. Она продалась за жизнь и за золото – грамотный выбор слабой женщины. Богу нравилась ее разумность почти так же, как и то, что пошла за ним она добровольно. Почти. По причине «почти», ловко замаскированной под причину «Бог», Энель не смотрел ей в глаза, которые должны были оказаться такого же ненормального и слегка ржавого оттенка. Бог предпочитал не замечать – по крайней мере, пока – свою рыжую спутницу, мыслями находящуюся далеко за пределами корабля: ниже и левее, там, где возникли еще два Голоса. Нами их пока не слышала, но надежда, неистово горящая в ее груди и разливающаяся жидким сплавом золота и меди в сердце, в глазах и по пламенным волосам, заранее предопределила выбор женщины: она предаст Бога. Уже предала. Энель не понимал, куда делась вся ее рациональность и решительность, не понимал, почему весь Мир, обещанный ей Богом, все золото, брошенное к ее ногам – то самое, по которому она сейчас ходила, – власть, свобода, жизнь, дарованная им же, были так бездумно отвергнуты. На-ми – само имя звучит предательски-глупо. Энель сделал последний подарок этой рыжей женщине: он даровал ей – мечущейся, плачущей, прижимающей драную шляпу к груди – последний шанс, заковав ее капитана в золотую тюрьму и отправив его на дно морское, которое, как известно, в небе отсутствовало. Последний шанс остаться с Богом. Не оценила. А затем – снова предала. И еще предаст. Потому что ее зовут На-ми. Потому что она рыжая. Дважды убитые накама трижды предавшей его женщины воскресали и сражались, затем падали, вставали и снова нападали. Безумцы ломали Ковчег, марали золото кровью, но даже не думали сдаваться. У них была какая-то своя религия – сумасшедшая. Они предъявили свое право на обладание рыжей Нами и забрали ее, пусть и заплатив за это немалую цену. Отчаянная мысль Бога – собственника в последней инстанции: «Мне или никому!» поблекла, заглушенная слепящим переливом волос и огнем таких же сумасшедших глаз. Ушла. Сбежала, бросив напоследок презрительный и почти ненавидящий взгляд. Четырежды предавшая Бога женщина – по иронии судьбы единственная достойная – не захотела разделить с ним Мир, власть, синий океан, ложе, силу,… судьбу. - Глупый выбор, женщина. Как и твое имя, - Ковчег с единственным капитаном, пассажиром, Богом готовился вот-вот войти в вертикальный поток, - надеюсь, когда-нибудь ты отрастишь волосы. *** У синеморцев была рыжеволосая женщина с глазами цвета сплавленной с золотом меди, а у него – только Небо. Что ж, на все воля Божья.