Что теперь? Предрассветный час — он тёмен, И стоишь ты пред зарёю, Точно перед алтарём... (Корсика — На рубеже)
Молодой мужчина и мрачный подросток тихо беседовали, скрываясь в глубине комнаты с большими окнами, в которые светило яркое дневное солнце. Их прервал хлопок закрывшейся изнутри двери, — никаких шагов до этого они не слышали. Мужчина быстро встал со своего кресла и в несколько шагов пересек комнату, оказываясь рядом с гостьей. — Пантера, почему ты вернулась? Твоя смена кончается завтра. Или… — он ненадолго замер, что-то обдумывая, потом повернулся к своему собеседнику — тот тоже заметно оживился — и снова посмотрел на девушку. — Неужели она все-таки появилась? Так быстро? Пантера не удосужилась говорить, только утвердительно кивнула. Мужчина устало выдохнул, но улыбнулся — впервые за очень долгое время. — Ты передала ей послание? — спросил он, обращаясь к девушке. Та, немного помявшись, вновь кивнула. Стоило сказать о том, что письмо отправилось в прошлое не полностью, но ее друг выглядел слишком радостным, что стало в последние несколько лет слишком редким явлением, и разочаровывать его не хотелось. — Тогда все хорошо… Ведь так? — вдруг обратился мужчина к подростку, который все еще сидел у окна. Тот одарил его неоднозначным взглядом и вздохнул. — Если мы не исправим это будущее, то хотя бы поспособствуем созданию другого мира, где Тсуна жива. Возможно, этот факт сможет что-то изменить. — Я пойду, — едва слышно произнесла Пантера, скрываясь в тени дверного проема, вновь оставляя собеседников наедине. — Ты так и не сказал, что написал ей, — выждав примерно минуту, изрек подросток. — Это не для нее, — мужчина покачал головой. — Тсунаеши не стоит знать, что там. — Отправил предупреждение для себя? Что ты хочешь этим изменить? — Исправить свои ошибки. Не позволить ему потерять ее. Я... — он запнулся и выдавил из себя далекую от искренности улыбку, — все это время руководил семьей, не зная, что творится в Вонголе, и сейчас она почти полностью уничтожена. Вместо того, чтобы бросать оставшиеся силы на борьбу, последний месяц я сидел здесь, взаперти, в ожидании того, что могло бы и не случиться. Под боком Вендиче. В иллюзии, которую они же и создали, чтобы позволить нам здесь жить, и я до сих пор не понимаю, как тебе удалось уговорить их пойти на это. — Вендиче не дураки, прекрасно понимают, что если так дальше продолжится, охранять им будет нечего. У нас с ними всего лишь общие цели, а учитывая, что тело Тсуны забрать все еще не позволено, они решили пойти на компромисс и дать нам возможность связаться с Тсуной из прошлого здесь. И это удобно — если я нарушу обещание, меня можно будет забрать, даже не напрягаясь. Впрочем, мне жаль лишь, что они все еще не согласились выдать Гокудеру. — До сих пор его ненавидишь? — заинтересованно, но печально спросил мужчина. — Не больше, чем ты. Это же твоими стараниями он оказался на нижнем уровне тюрьмы, но с некоторыми «бонусами», — подросток сощурился, внимательно глядя на собеседника. — Не заговаривай мне зубы. Так что ты написал? — Он заслужил, — последовал холодный ответ. — Ты же знаешь, кроме меня были и другие кандидаты. В конечном счете, я не Небо, и мою помощь могут расценить не совсем так. Да и босс из меня вышел преотвратный, — мужчина грустно усмехнулся. — Хоть ты и говорил, что не потребуешь от Тсунаеши попыток изменить что-то, ты все-таки в подробностях описал все, что случится после ее смерти, хотя кому, как не тебе знать, как сильно это может ее сломить. Мы с тобой знаем, что она не только не захочет умирать, но и попытается что-то изменить и не дать погибнуть остальным. — Так чего ты хочешь? — Сам не знаю. Если в этом времени ничего полезного я не сделал, то пусть хотя бы прошлый я поможет ей по мере сил, а уж как он это сделает — не могу даже предположить. Но это может быть чревато последствиями. Подросток внимательно выслушал собеседника, не меняя выражения лица. Когда тот замолчал, он снова вздохнул. — Последние шесть лет слишком сильно изменили тебя, Лонгчемп. — Как и тебя, Бовино.* * *
— Тсу-тян, пора в школу! — Нана заглянула в комнату дочери. Та, точно так же, как и в последние три дня, лежала на кровати, укутавшись в одеяло так, что едва ли можно было различить, с какой стороны должна торчать голова. Высунувшись и заметив мать, девушка попыталась улыбнуться — и улыбка эта выглядела немного странно рядом с темными кругами под глазами. Старшая Савада уже успела заметить, что Тсунаеши почти не спит по ночам, а если и спит, то недолго — даже детям, ночующим на первом этаже, пару раз приходилось резко проснуться от криков из спальни Тсуны. Той снились кошмары, но никто не знал, что именно. — Я не пойду, — девушка отчаянно пыталась придать своему голосу бодрости, чтобы не заставлять Нану волноваться, но поверить в это мог разве что глухой. — И сегодня? Ты все-таки заболела? — женщина решительно вошла в комнату и села на кровать дочери. Та инстинктивно попыталась отодвинуться, но прохладная ладонь матери, оказавшаяся на ее лбу, заставила Саваду-младшую расслабиться. Нана-то точно не причинит никакого вреда. — Тсу, у тебя температура. Я все-таки вызову врача, — женщина хотела подняться, но Тсунаеши ее остановила. — Не надо. Я просто отлежусь несколько дней, и все пройдет, — девушка снова выдавила из себя улыбку. Эта была немного более реалистичной, и старшая Савада решила все же согласиться с дочкой. — Ребята тебя все ищут, — решив приободрить ее, Нана сама тепло улыбнулась. — Гокудера-кун так волнуется о твоем самочувствии, каждый час перезванивает. Хочет с тобой поговорить. Сказал даже, что плюнет на все дела и поедет к нам, чтобы тебя навестить. — Нет необходимости, — вдруг сжавшаяся в комочек и побледневшая Тсуна посмотрела на мать с просьбой во взгляде. — Ему не нужно так срываться, со мной же все хорошо! Я скоро сама им перезвоню, обязательно… Нана никогда не была дурой. Она прекрасно понимала, что муж никакой не нефтедобытчик, что Реборн — не такой уж и ребенок, и что новые друзья ее дочери далеко не самые простые люди. Ну, может, кроме Ямамото и Сасагавы — эти двое давно жили в Намимори, и женщина даже была знакома с их родителями. И сейчас, может, как неглупый человек, а может, просто как мать, Нана понимала, что с Тсунаеши что-то не так. Она никогда уже не сможет забыть тот взгляд, полный боли и затравленного страха, появившийся лишь на мгновение, когда три дня назад женщина вернулась домой и обнаружила дочь сидящей на полу в ее комнате, окруженной четырьмя листками, в чье содержание она не стала влезать, с расцарапанными до крови руками. Да еще и во дворике старшая Савада потом нашла обгоревшую одежду Тсуны. Та тогда не стала ничего говорить, и Нана поняла — ей ничего и не расскажут. Можно было обижаться, но женщина привыкла к тайнам, к тому же, она прекрасно понимала, что дочь не желает заставлять ее беспокоиться и хочет сама со всем справиться, как и привыкла. Вспоминая себя в детстве, Нана снисходительно позволяла Тсунаеши и правда попытаться разобраться самостоятельно. Если же ей это не удастся — женщина всегда и во всем готова помочь дочери. А до тех пор можно позволить Тсуне думать, что мама верит в ее маленький обман. — Хорошо, отдыхай. А я тогда приготовлю что-нибудь вкусненькое. Выбирай, что ты хочешь? — Гамбургеры, — все так же тихо проговорила Савада-младшая, не настаивая и без прежнего воодушевления, что не укрылось от выражающего беспечность взора женщины. — Самые вкусные гамбургеры для Тсу-тян! — Нана даже хлопнула в ладоши и улыбнулась так заразительно задорно, что даже Тсунаеши не выдержала и тоже негромко засмеялась. Но как только дверь закрылась за женщиной, Тсуна резко отвернулась к стене. С ее губ пропала почти беззаботная улыбка. Она тоже не была дурой. А наблюдающая с подоконника за всем происходящим И-Пин только покачала головой. Ей очень не нравились все преображения в «старшей сестренке», как хотела бы китаянка ее назвать, но не решалась. И хотя девочка не понимала толком, чем эти изменения вызваны, она отчаянно желала хоть чем-то помочь. Савада спустилась из своей комнаты только к обеду, как только привела себя в божеский вид (впрочем, волосы все еще пребывали в страшном беспорядке). Девушка снова попыталась изобразить счастливое выражение лица — кажется, она даже репетировала перед зеркалом. По дому разносился невероятный аромат свежей выпечки — Нана постаралась на славу. На столе уже стояла большая тарелка, на которой впечатляющей горой возвышались аппетитные булочки с самыми разнообразными начинками. С таким угощением бы только гостей принимать, — хотела бы пошутить Тсуна, но в груди что-то неприятно сжалось, и она смолчала. Самые желанные гости стали очень пугающими людьми — настолько, что девушка боялась даже ответить на звонок, стоило на дисплее высветиться хоть одному знакомому имени. — Тсу-тян, ты вовремя! Я как раз закончила, — мама повесила только что снятый фартук на спинку стула и приглашающим жестом указала всем на стол, как бы говоря «приступайте». Дети и Тсунаеши послушно расселись на свои места и принялись за еду. Ламбо с невероятной скоростью уплетал гамбургеры — на нем значительное уменьшение количества домочадцев, похоже, совсем не сказалось. Тсуна ела без особого аппетита, хотя и заметила, что сегодня мамина стряпня особенно хороша. И-Пин о чем-то тихо переговаривалась с пришедшим в гости Футой — тот иногда посматривал на младшую Саваду и то и дело порывался куда-то выйти, видимо, желая составить новый рейтинг. Как ни странно, Тсунаеши не обращала никакого внимания на эти взгляды. Лицо ее больше напоминало маску из-за своей как будто застывшей улыбки. Глаза девушки были предусмотрительно прикрыты — Тсуна слишком хорошо понимала, что она не настолько хорошая актриса, чтобы обмануть самых близких людей. Прошло уже около получаса, когда даже объевшийся Бовино отказался от идеи смести с тарелки все, что там было. А осталось гамбургеров даже слишком много — Нана растерянно смотрела на тарелку и несколько виновато улыбалась. — Слишком много наготовила… ай, какая я глупая! Привыкла, — расстроено пояснила она, открывая дверцу холодильника и пытаясь расчистить там немного места для тарелки. — Придется оставить на ужин, наверное… Атмосфера в комнате вдруг заметно омрачилась. Старшая Савада корила себя за оплошность, но исправить что-то уже было нельзя. В конце концов, Нана ведь тоже привыкла, что ее дом используется в качестве международной гостиницы, где можно было встретить людей самой разной национальности. Да женщина никогда и не была против этого, потому как извечное отсутствие мужа дало свои плоды. И все-таки резкое исчезновение друзей Тсуны — пусть и очень странных, как ни посмотри — било и по душевному равновесию старшей Савады. Ей, как матери, было больно видеть состояние дочери, в которое та погружалась все больше, при том еще и всеми силами стараясь не показывать этого. Хотя Нана боялась даже думать, что бы было с Тсунаеши, если бы не Киоко, Хару и тот не менее странный, чем остальные, парень — Найто Лонгчемп. Хотя после случая три дня назад тот пришел всего один раз, и то ненадолго, и был слишком дерганый, и женщина нисколько не сомневалась, что странное поведение дочери и умаление пыла юноши взаимосвязаны. — Я к себе, — Тсуна резко встала, едва не опрокинув стол. Пробурчав извинения и все еще пытаясь держать улыбку, девушка быстрым шагом покинула столовую и, едва скрывшись в дверном проеме, побежала. Некоторое время в комнате стояла гробовая тишина: Ламбо замер, не донеся до рта виноградный леденец, И-Пин и Фута понимающе переглянулись, а Нана так тяжело вздохнула, что показалось, будто даже лампа над столом быстро мигнула. — Я тоже, пожалуй, пойду, — выпалил «рейтинговый мальчик», все-таки не выдержав и поспешно выскочив из-за стола. — У меня есть небольшое дело! Хозяйка дома проводила и его взглядом, чуть заметно передернув плечами, когда хлопнула входная дверь. Нана все больше убеждалась, что вокруг нее происходит что-то странное, во что только она одна не посвящена.* * *
— Конь, — холодно, но с ощутимым азартом бросил Хибари. — Здравствуй, Кея. Рад, что ты меня не забыл, но мне сейчас немного не до тебя, — в тон собеседнику отвечал Каваллоне, быстро проверив крепление хлыста. Тот держался идеально, и с его снятием с пояса проблем возникнуть не должно было — в конце концов, хранитель Облака Вонголы отличался весьма скверным характером и полной неспособностью принимать отказы. А если Хибари заговорил, то нужно было ему кое-что конкретное. — Не волнуйся, я забью тебя быстро, — на долю секунды Дино показалось, что в голосе его бывшего ученика проскользнула нотка смеха. Тем временем всего в паре сантиметров от его уха просвистела тонфа. Это было пока еще предупреждение. Все-таки Хибари собирался развлечься, а не вырубить Каваллоне, даже не поигравшись с ним. Тот легко отклонился от следующего удара, и уже через мгновение вынутый хлыст почти обмотал руку Кеи, пройдя совсем рядом с его запястьем. При этом Дино весьма ловко отскочил и более чем удачно приземлился, что указывало на присутствие поблизости незабвенного Ромарио. — Мне не до тебя, — так же холодно, но теперь и предостерегающе повторил Каваллоне, подтягивая хлыст к себе. — Ну и что? — Хибари только хмыкнул и вновь перешел в наступление. В конце концов, драка с «Мустангом» — одна из немногих причин, по которым он соизволил оставить свой ненаглядный город. — То, что у меня нет времени и тем более желания видеть тебя, — сообщил Дино, вновь замахиваясь. Кея так удивился столь наглому заявлению, что пропустил момент, когда плеть больно впилась в кожу руки, заставляя выронить одну тонфа, и тут же дернулась в сторону хозяина, едва не заставив вонгольское Облако потерять равновесие. Не желая терпеть подобное, Хибари резко крутанул рукой, сбрасывая с нее путы, и зло оскалился, показывая, что теперь намерен драться в полную силу. Раз уж Каваллоне не сдерживается, то с чего бы ему это делать? Это же проблемы только Дино. — Не выводи меня из себя, — посоветовал тот, глянув на часы. Еще минут пять у него есть, но потом верная Правая рука в лице Ромарио долго будет капать на нервы по поводу задержки, и будет совершенно прав. Крайний срок выполнения миссии выйдет уже через три дня, а он пока только собрал нужную информацию для дальнейшего отчета и еще даже не думал приступать к зачистке семьи-нарушителя. — О, как мы заговорили, — ухмылка Хибари стала еще шире. Кажется, сегодня будет знатный бой. — С чего вдруг? — Ты тоже что-то разговорился, Кея, — Каваллоне едва успел отклониться от очередного удара. — Сейчас у меня только одно желание — разобраться с вами всеми, как обычно поступают в моем мире с предателями. Так что лучше уйди с глаз долой и не заставляй меня драться всерьез. — С чего я стал предателем? — искренне заинтересовался Хибари, не забывая бить. — Хранители, которые бросили свое «Небо», — такого никогда не было в истории Вонголы. Десятое поколение, сильный кандидат, наследие Примо… ничто не изменит того факта, что вы — предатели! — договаривая, Дино вдруг сделал незаметный выпад, и Кея слишком поздно заметил, как близко к нему подобрался хлыст. Тот в мгновение охватил руки Облака Вонголы, и Хибари вдруг обнаружил себя едва стоящим на ногах, со связанными плетью руками, лицом к лицу с Дино. Никогда раньше Кее не приходилось видеть Каваллоне в настоящей ярости, и это зрелище стоило любых жертв. Противник, не церемонясь, ударил свободной рукой в бок хранителя Облака, чувствуя, как хрустнуло сломанное ребро. Следующий удар пришелся по ногам, за коленями, — и оказался настолько сильным, что даже Хибари не смог удержаться в стоячем положении. Дино с трудом переборол желание продолжить, — ярость за Тсуну ослепляла. В конце концов, про желание разобраться с бывшими хранителями названой сестры он не врал. — Не попадайся мне на глаза, пожалуйста, — попросил босс Каваллоне, высвободив руки Кеи, и, резко развернувшись, скрылся за ближайшим зданием. Хибари только довольно хмыкнул — пусть даже ему пришлось состроить из себя проигравшего (одно сломанное ребро — точно не причина сворачивать бой), своей основной цели — заставить Дино сражаться серьезно, чтобы оценить уровень его силы, — он добился. И результаты его более чем устраивали. Ну, а уж всерьез подраться-то они всегда успеют.* * *
— Тсуна-тян, ты там? — Савада с трудом оторвала голову от подушки и заставила себя встать, подойти к окну и распахнуть его. Перед воротами стояли Хару и Киоко. Обе приветственно махали руками и улыбались так радостно, что у смотревшей на них Тсунаеши невольно дрогнули уголки губ, готовясь сложиться в ответную улыбку. В конечном счете, ее бросили отнюдь не все. — Девочки, я вас не ждала, — немного растеряно сообщила Тсуна, жестом показывая гостьям, что им можно пройти. Пока Миура и Сасагава проходили по двору, стараясь не наступить на в очередной уже раз разбросанные игрушки Ламбо, Савада успела наспех причесать свои волосы и накинуть более-менее прилично выглядящий халат. Однако по пути она еще и успела носом пересчитать половину ступенек и едва не врезаться лицом в косяк двери, и оттого к ней с лихвой вернулся прежний вид заспанной лентяйки. — Лонгчемп-кун сказал, что ты болеешь, вот мы и решили тебя навестить! Но у тебя выключен телефон, и мы не смогли предупредить, — когда со всеми приветствиями было покончено, Киоко подошла ближе к Тсуне, будто совсем не боялась заразиться, и продемонстрировала фирменный пакет одного из кондитерских магазинов, где все трое любили иногда закупаться. — Сегодня, конечно, не воскресенье, но мне кажется, это будет очень кстати. — У нас еще со вчера гамбургеры остались, — на правах хозяйки дома (Нана ушла штурмовать магазины), Тсунаеши приняла пакет и кивнула в сторону двери в столовую. — Разве такое бывает? — спросила идущая следом Хару, вспоминая вечные жалобы подруги, что стоит ее матери приготовить что-нибудь, это сразу же съедается многочисленными домочадцами и извечными гостями, и не всегда ей, Тсуне, что-то остается. — Бьянки и Реборн уехали, ребята тоже, — Савада показательно пожала плечами, но от взглядов Миуры и Сасагавы не укрылась печаль на ее лице. Дальнейший путь до столовой прошел в молчании. Дети ушли вместе с Наной (она предлагала и дочери, но та отказалась), а потому в доме снова повисла гнетущая тишина, которая как ничто другое отражала состояние Тсуны: вот уже несколько дней ее мучило непреодолимое чувство пустоты, выместившее даже тупую боль обиды за предательство. Девушка до сих пор не могла окончательно поверить, что то, о чем говорилось в письме, было правдой. Она даже несколько раз просила Ламбо воспользоваться базукой, но когда он нехотя согласился, все-таки поменявшись с будущим собой, оказалось, что тот Бовино ничего не знает об описанных Савадой событиях. Однако перед самым исчезновением он напомнил, что миров существует великое множество, и тот факт, что в его времени ничего подобного не происходило, еще не значит, что оно не может произойти в будущем Тсунаеши. На этой необнадеживающей ноте его пять минут закончились, и вернувшийся пятилетний Ламбо обнаружил готовую вновь разреветься Тсуну. После этого он уже не соглашался вновь прибегнуть к базуке, как бы Савада не пыталась его уговорить. И-Пин поддерживала его стремление и старалась как можно больше времени проводить рядом с Тсунаеши. Бовино возмущался, не понимая, почему подруга иногда так пристально смотрит на девушку, и даже дулся — причем на обеих сразу. Хотя обиднее всего было постоянное игнорирование Тсуной любых просьб детей — Савада совсем перестала играть с ними, выходить на прогулки и все больше сидела в своей комнате. Однако она не забывала успокаивающе улыбаться, стараясь убедить всех вокруг, да и себя тоже, что все хорошо. В последний раз, когда приходил Лонгчемп, она даже нашла в себе силы сказать, что она справится со всем. Найто тогда только нервно пожал плечами, надеясь, что так и будет. Он явственно чувствовал обиду Тсунаеши — то послание из будущего, адресованное лично ему, Лонгчемп так и не перевел для Тсуны, сказав, что ничего особенно важного там нет. Девушка не настаивала, хотя и чувствовала, что друг солгал. Перед уходом Найто посоветовал Саваде подумать, что она хочет делать. А когда она решит, просил сообщить ему, хотя так и не объяснил, зачем. И девушка послушно думала, но никак не могла понять, что же ей сделать, ведь даже если она что-то предпримет, разве это поможет изменить будущее? Теперь, когда у нее нет никаких прав в мире мафии, а страх перед Гокудерой стал чуть ли не паранойей, из-за чего даже речи о том, чтобы сообщить через него об опасности (как так получилось, что спустя всего две недели после отъезда друзей с Тсунаеши продолжал стабильно общаться только Хаято?) не шло, номера отца нет, а у брата и вовсе постоянно отключен телефон, разве можно что-то сделать? Тсуна все больше склонялась к варианту «смириться и принять все как есть». По крайней мере, смерть она примет из рук самого дорогого и близкого своего хранителя, пусть и бывшего. Савада заваривала чай, но делала это почти автоматически и так погрузилась в свои мысли, что не заметила, как пролила немного кипятка мимо кружки прямиком себе на пальцы. Она даже не почувствовала никакой боли, хотя кожа левой руки сильно покраснела. Пришла в себя девушка только когда ее руки силком подставили под струю холодной воды в раковине. Хару, которая и держала ее, сердито что-то бормотала, а Киоко как раз закончила вытирать со стола пролитую воду. — Тсуна-тян, ты нас совсем не слушаешь! — поняв, что Тсунаеши наконец-то «проснулась», пробурчала Миура и, отбуксировав подругу к столу, усадила ее на место. Сасагава молча поставила перед подругой блюдечко с клубничным пирожным и села напротив, будто в ожидании подробного рассказа, что же такое приключилось с Савадой. — А что вы говорили? — навесив на лицо виноватую улыбку, та взяла в руки вилку и принялась без особого рвения ковырять угощение. — Тсуна-тян, пожалуйста, не торопись с выходом в школу, — осторожно повторила Киоко. — Наши девочки, кажется, с ума совсем посходили. Мияма-сан вообще целую группу поддержки собрала. Все хочет узнать, почему уехали ребята. — И почему я не удивлена? — с горькой иронией спросила Тсунаеши, поглощая кажущееся совсем безвкусным пирожное. Пододвинутую кружку с чаем она проигнорировала. — Они пытались и к Лонгчемп-куну пристать, из-за того, что вы общаетесь, но почему-то резко перестали… кажется, это произошло после того, как Пантера-сан с ними поговорила… — продолжила Сасагава. — В общем, ты просто подожди, пока все уладится, успокоится. Хорошо? Я немного боюсь за тебя, кто знает, что может взбрести им в головы… Странно даже, что они меня не трогают. — Я буду осторожна, — послушно кивнула Савада, глядя перед собой пустым взглядом. Она, конечно, слышала, что ей говорили, но полностью сказанного не осознавала. Иначе бы наверняка заволновалась из-за Найто и Киоко — в конце концов, даже избавившись от навязанного титула, она продолжает втягивать друзей в неприятности. — О, совсем забыла! — вдруг задорно крикнула опечалившаяся было Хару, переглядываясь с Киоко. — У нас для тебя есть сюрприз! Закрой глаза, пожалуйста! Тсунаеши одарила подруг немного заинтересованным взглядом и послушно зажмурилась. Немного времени спустя радостный голос Миуры сообщил, что можно смотреть. На столе перед Савадой лежал небольшой лоскуток желто-зеленой ткани, на котором разноцветными нитками было вышито «Улыбнись!». — Что это? — чуть приподняв брови, спросила девушка и взяла лоскут в руки. Под тканью чувствовалось что-то жесткое. — Новый амулет для тебя. Лонгчемп-кун говорил, что у тебя в доме был небольшой пожар, и старый сгорел. Вот он и попросил сделать для тебя новый, чтобы ты не грустила, — видя, что Тсуна все-таки улыбнулась, Хару засмеялась. — Знаешь, мы обежали полгорода, пока нашли огнеупорную ткань, но уж этот-то амулет точно не сгорит. Так что, пожалуйста, улыбайся! — Девочки, — у Савады даже глаза заблестели. Не зная, как можно словами выразить всю благодарность, которую она испытывала к подругам, Тсунаеши встала из-за стола, обошла его и поочередно крепко обняла Миуру и Сасагаву. — Спасибо вам.* * *
Хаято пинком распахнул дверь в гостиную, прошел внутрь и с размаху уселся на большой диван. Все его тело ломило — Реборну вдруг пришла в голову мысль, что он слишком давно не мучил хранителей, и всех четверых загнал в комнату для тренировок в подвале. И если бы «режим выживания» длился всего один день — это еще ничего, но аркобалено будто взбесился и усердно тренировал парней последние четыре дня почти без перерывов. Масси, Гокудера, Ямамото, Сасагава и иногда даже Хибари едва ли успевали нормально поесть и хоть немного поспать. Хранитель Урагана и вовсе скрадывал у себя время сна, пытаясь дозвониться до Тсуны, но та отчего-то не отвечала, а иногда так вообще сбрасывала вызовы. Один раз, правда, ответила (это было на следующий день после приезда в поместье Девятого), но тот разговор продлился очень недолго — как только беспокоящийся Хаято спросил, что с голосом девушки, та некоторое время помолчала, а потом быстро свернула разговор, ничего не объясняя. Он спрашивал у остальных, звонили ли они Саваде, но в ответ всегда слышал только «нет» и следующие за этим объяснения. Рехей говорил, что ЭКСТРИМально устает, и даже спит в тренировочной; Такеши только пожимал плечами, поясняя, что у него нет времени положить денег на телефон (звонить из Италии в Японию — удовольствие дорогое), и что он даже с отцом почти не созванивается. Азуро и вовсе смотрел болезненным взглядом, и все желание говорить с ним о чем-то сразу отпадало. Вспоминая о своем новом Небе, Гокудера невольно сморщился. Если хранителей гоняли только в плане физической подготовки, то Масси был вынужден заодно просматривать целую кучу документов (чтобы приобщаться к делам), которые сыпались на него как из рога изобилия, следить, чтобы Реборн не слишком увлекался в своем черном деле, да еще и думать, где ему найти хранителей Грозы и Тумана. Девятый, кажется, немного злился на него по какой-то причине, и потому отказался помогать. И Азуро на удивление спокойно эту новость принял, говоря потом, что так даже лучше — он сам найдет своих хранителей. В итоге будущий Десятый был похож на зомби даже больше, чем его хранитель Урагана, на вопросы отвечал невпопад, и в довершение всего пропустил сегодняшнюю тренировку. И его не в чем было упрекнуть — вчера вечером Хаято и Такеши пришлось почти тащить Масси в его комнату, потому как после тренировки тот едва стоял на ногах. Хлопнула дверь, и только-только прикрывший глаза Гокудера с неудовольствием отметил, что кто-то нагло уселся рядом с ним. Хранитель Урагана хотел столкнуть наглеца, но сил не было даже на это. — Гокудера, вот скажи, ты звонил Тсуне? — устало спросил Ямамото и потер переносицу. Спать хотелось невероятно. — Звонил, — грубо ответил Хаято, даже не открывая глаз, и раздраженно добавил, — в отличие от тебя. Но мне она не отвечает, даже на сообщения, и это напрягает. Если бы не господин Реборн, я бы уже давно сел на ближайший рейс и поехал в Намимори. Я не понимаю, почему она молчит. — Я сейчас звонил отцу, так он сказал, что она даже ни разу к нему не зашла. И в городе он Тсуну давно не видел, хотя обычно довольно часто ее замечает. Тогда я попробовал позвонить самой Тсуне, но у нее телефон выключен. — Меня не волнует, что ты там делал. — Гокудера, ты разве не волнуешься? Она сама тебе не звонила? — Нет, — хмуро изрек хранитель Урагана. Он открыл глаза и недовольно посмотрел на Такеши. — Наверняка что-то случилось. И я пытался говорить с господином Реборном, но он даже слышать ничего не хочет. Как будто сговорился с Девятым. — Ну, я понимаю, почему Тимотео-сан так злится, — возразил хранитель Дождя, словно стараясь заступиться за старика. — Кажется, они сильно поругались с Занзасом. — А мы-то здесь причем? — Хаято повысил голос и сжал руки в кулаки. Ямамото не успел ответить — дверь снова открылась, представив взорам спорящих хранителей Азуро, который сейчас выглядел немного лучше, чем вчера, и с ним незнакомого юношу лет семнадцати на вид. Он был немногим выше Масси и имел похожее телосложение, но волосы его были темнее, грязно-русого оттенка. Черты лица, неровные, слишком острые, выглядели отталкивающе, а чуть торчащий подбородок невольно царапал взгляд. Новоприбывший лениво осматривался, не придавая особого значения убранству богато отделанной гостиной. Зато его внимание привлекли парни, сидящие как раз недалеко от входа. Масси что-то ему говорил, но незнакомец слушал вполуха, не особо вдаваясь в смысл слов. — Подожди, эти парни — тоже хранители? — бесцеремонно перебил он. Азуро запоздало замолк и с удивлением посмотрел на Хаято и Такеши — поначалу он их даже не заметил. — Да… Хаято Гокудера, хранитель Урагана, и Такеши Ямамото, Дождь, — медленно проговорил Масси, указывая на каждого из парней. — Дымовая бомба, значит, — не дав продолжить знакомство, снова перебил незнакомец, пристально уставившись в глаза Гокудеры. — Неважно выглядишь. — Да как ты… — зарычал тот, вскакивая и быстро доставая динамитные шашки. Что это за наглец вообще? — Вито! — сердито воскликнул Масси, вставая между парнями. — Я же просил… — Спокойнее, казуар, я не собираюсь устраивать драку! Но он и правда выглядит нездорово, — сделав шаг назад, поспешно пояснил парень. Когда недовольно что-то бурчащий Азуро отошел в сторону, он протянул правую руку Хаято и примирительно улыбнулся (эта улыбка немного скрашивала неприятное в целом впечатление от его вида): — Витторио Согредо, друзья зовут Вито, очень рад познакомиться с легендой улиц. Я много слышал о тебе, — Гокудера оторопело смотрел в мутно-зеленые глаза собеседника, безропотно позволяя потрясти свою ладонь. Закончив с ним, Витторио повернулся к настороженно замершему Такеши. — Ка… кхм, этот парень говорил, ты бейсболист? Ямамото кивнул. — Не умею играть, но иногда посмотреть можно, да и интереснее, чем, к примеру, бокс или футбол, — честно рассказал Согредо, пожимая и его руку. Хранитель Дождя совершенно растерялся, не зная, как реагировать — вроде его любимый вид спорта оскорбили, а вроде и похвалили. — В общем, Вито будет моим хранителем Грозы, — ненавязчиво сказал Масси, позволяя хранителям присмотреться друг к другу. — Не судите о нем по первому впечатлению, оно всегда ужасно, но он на самом деле лучше, чем хочет казаться. Ну и глупости постоянно ляпает, он не со зла. Витторио посмотрел на Азуро недовольным взглядом, будто хотел упрекнуть в чем-то. Гокудере показалось, что он услышал тихий треск, будто где-то поблизости пробежал разряд тока. — Спасибо, казуар, — буркнул Согредо, выделяя интонацией обращение. — Я не ищу дружбы с ними. И если ты хочешь, чтобы я был твоим щитом, то и не надо требовать этого от меня. — Прекрати меня так называть, — не менее недовольно произнес Масси. — В детстве это, может, и было смешно, но сейчас уже нет. — Казуар, казуар! — насмешливо повторил Вито и скрестил руки на груди. — Ты ошибаешься, это все так же весело. Держу пари, корсак тоже продолжает так тебя звать, — с львиной долей презрения добавил он. — Вот поэтому и прекрати, — поморщился Азуро. — Пойдем, нужно представить тебя дону Тимотео и забрать у него кольцо. И пожалуйста, молчи! Ребята, прошу меня извинить… Масси и Согредо скрылись за дверью, а Хаято и Такеши продолжали смотреть им вслед, не понимая до конца, что вообще за представление сейчас перед ними разыгралось.* * *
Из динамика мобильного раздалось не меньше семи гудков, прежде чем на звонок ответили. «Здравствуй, И-Пин. Что-то случилось? Ты нечасто звонишь мне», — заговорил мягкий голос по ту сторону трубки. — Да, учитель. Дорогому мне человеку сейчас очень плохо, и я совсем не знаю, как ей помочь, — едва слышно ответила девочка. «Так ты хочешь спросить совета?» — Нет. Братик Фута сказал, что я тут бессильна, — расстроено сказала китаянка. — Но зато у Вас это может получиться, он сказал, что Вы на первом месте в его рейтинге. Пожалуйста, помогите! Я не могу просто смотреть и ничего не предпринимать… «Хорошо, я посмотрю, что можно сделать. Ты все еще в Намимори?» — Да. «Я приеду».