***
Теперь она каждый день слышит его голос – неожиданный подарок судьбы. Каждый день она слышит бархатные, мягкие нотки в его интонациях, пусть даже искаженные. Пожелания доброго утра, одобрения… Молодец, Перо… Умница, Перо… Моя марионетка… Это сводит ее с ума. Он с особой нежностью произносит это слово – легкое, белое, невесомое. Перо. Он никогда не называл Перо по имени. Его просто никто не помнил. И тогда в ее голове зародилась идея. Сначала крохотная, маленькая, как зернышко, но из которого вырастает могучее дерево. Бредовая идея. Сумасшедшая идея. Притягательная идея. - Кукловод? Молчание. - А я люблю тебя, Кукловод. Сильнее жизни, – она неожиданно легко признается, прищурено глядя в камеру. Сейчас можно, Перо убежала за Джимом. Из камеры раздается скептическое хмыканье. Наконец-то он отвечает – впервые за этот месяц. - И сильнее свободы? – его голос сочится презрением. Но ей все равно. Даже самая гнусная издевка для нее – благо, потому что она предназначена для нее. Потому что он говорит с ней. Она не отвечает. Ответ и так известен – зачем ей его свобода? - Моя настоящая свобода – здесь, с тобой. Он наигранно вздыхает. - Я разочарован в тебе, марионетка. Я не для того учил тебя свободе, чтобы ты отказывалась от нее. Посмотри на Перо – я неслучайно поселил вас вместе. Она вздрагивает – это просто… невыносимо. Везде это чертово Перо. Но она берет себя в руки и задумчиво спрашивает: - Как думаешь, я смогла бы стать Пером? Для тебя? Ведь если я не могу быть для тебя любимой Элен… Я могу стать твоим любимым Пером. Раздается щелчок. Кукловод отключил звук. Неудачная марионетка здорово его раздражает. - Этот дом прогнил, Джон Фолл, - его же так зовут, правда? - Ему требуется новое Перо. Тишина давила на нее. - Слышишь? Девчонка недостойна тебя! Она глупа, она не хочет усваивать твой урок, она не видит твои пути! Элен садится на кровать, потому что понимает, что больше никто ей не ответит. - Я стану твоим Пером, - как в бреду шепчет она, - клянусь небом и землей, Богом и Дьяволом, своей ненавистью и любовью – я стану равной тебе. С лестницы доносится топот ног – Перо с Джимом идут сюда. Она внезапно понимает, как ослабла; голова взрывается болью, и все мысли, бывшие в ней до этого, исчезают. Остается только одна. Она качается из стороны в сторону, сжимая голову руками. Если в доме появляется новое Перо, то куда девается старое? Куда?***
Мяч – на люстре, конь – на лестнице, маска – над дверью. Она встает на стул, пытаясь дотянуться до нее. Стул качается, она цепляется руками за стену, случайно задевает меч, который со свистом пролетает мимо ее виска, зацепляет плечо. На пол капают одна за другой капли крови – липкие и горячие. Она в ужасе отшатывается, теряет равновесие и падает вслед за ними на пол, сшибает горшок с кактусом и чудом не задевает рукой мушкет, направленный точно ей в затылок. Копчик нещадно болит, голова – тоже. Включается свет. - Ты не прошла, - голос насмешлив, как никогда. – Проходи заново. Будь проклят тот самый день, когда Перо помогла ей собрать пазл Прихожей, подбросив пару недостающих кусочков. Теперь она понимает, почему не могла найти их сама – она была не готова к таким испытаниям. Но за все приходится расплачиваться. Во второй раз она поскальзывается на скользких ступеньках лестницы и летит вниз, коленями проехав по острым каменным граням. Интересно, кто отстирывает ковер от въедливых кровавых пятен? В третий раз она не может найти зонт, потому что не догадывается поднять голову. Он висит совсем рядом с ней, его ручка зацеплена за перила лестницы. Пятно от фонаря становится все меньше и меньше. Никто в доме не менял фонари так часто, как она. - Я должна, - говорит она сама себе, стоя перед дверью Прихожей и нервно кусая губы, - ради него. Нет ничего нелепей любви, но она любит его, любит до сумасшествия этот загадочный голос, кривую усмешку на фотографии. Даже деревянных марионеток, которые она находит по утрам в комнате, - ведь, возможно, они сделаны его руками. И она благодарна ему за то, что он запер ее здесь. Может, поэтому-то она и не может найти следующий ключ, потому что не хочет выходить?.. Когда она начинает проходить испытание в четвертый раз, все предметы уже покрыты кровавыми отпечатками ее рук. Она хватает, шатаясь от усталости, последний предмет – коня. Кровь на нем склизкая и холодная, по комнате проходит взявшийся из ниоткуда сквозняк, она вскрикивает от ужаса. Таймер больше не тикает. - Неужели? – она шепчет в безумной надежде. – Я прошла испытание? Она поворачивает голову к камере и осекается. Привычный красный огонек погас. Это значит только одно. - Неужели он спустится ко мне сам? – это нереально, и она отлично знает об этом, но ей так хочется надеяться на это. Раз свершилось чудо, и она открыла тайник, почему бы не свершиться еще одному? - Наверное, ты ждешь меня в комнате… - прошептала она, улыбаясь сама себе. Ее больше не волнуют ни содранные колени, ни болящее плечо, ни истерзанные шипами руки – она, шатаясь, поднимается вверх по лестнице – по привычке – в свою каморку. Тем более там не будет надоедливого Пера. Впрочем, девчонка и так каждую ночь уходит не пойми куда. Она толкает дверь, хватаясь за стену, чтоб не упасть… Она отчетливо видит два обнимающихся силуэта, а в уши врезается знакомый баритон: - Мое Перо… - Джон, - всхлипывает та в его объятиях, но вдруг резко оборачивается на Элен, которая включает фонарик – сама не зная зачем. Теперь она видит его; видит его черные глаза, тонкие черты лица, насмешливый излом губ, проседь в волосах. Полуодетое Перо тяжело дышит и непонимающе смотрит на Элен. В комнате повисла тишина. - Надо же, - он усмехается, - ты все-таки прошла испытание. Умница. Элен резко разворачивается и бежит прочь.***
Все это время Элен просидела в коридоре между кухней и гостиной. Она сидела неподвижно, как статуя, облокотившись на стену и почти полностью сливаясь с ней. Люди настолько привыкли к тому, что неудачница теряла сознание на каждом шагу, что уже и не замечали ее. Тем более, кому захочется таскать на себе эту сумасшедшую, которая вместо простого человеческого "спасибо" взглянет на тебя холодными надменными глазами и произнесет: - Учитель хочет, чтобы я стала сильнее, и мне не нужна чужая помощь. Уходите. В голове звенели голоса. Становясь то тише, то громче, они звали ее за собой, обволакивали сознание приятной дымкой, манили. У-бей. Она подносит к глазам руки, покрытые сеткой незаживающих глубоких царапин. По полу опять ползет сквозняк – но что ей до него? Ей уже кажется, что этот непонятный туман, этот холод исходит от нее, что это она несет его в себе. Больно. Больно, больно, больно. Болят руки, болят колени, болит голова. Болит кусок мяса, который стучит где-то глубоко под ребрами. Сердце называется. Болит уязвленное самолюбие. Болит... Образ таинственного Кукловода, Учителя разбился на куски. Он был обычным человеком, который тоже имел свои слабости, плоть и кровь, у которого глаза – уставшие, в висках седые пряди, а игра в марионеток – своеобразное жестокое хобби. Человек, которого она обожала, которого боготворила и ради которого была готова на все, мог учить ее свободе, потому что сам был бесконечно свободен в своем одиночестве. Но как только он связал свою жизнь с Пером, как только у него появилась слабость – он пал, он стал таким, как все. А такие грехи не прощаются. Свобода... Она давно уже отреклась от того пространства за входной дверью, которое все в доме называли свободой. Там она так же коротала дни в пустой квартире или на работе, в офисе, бездумно и с тоскливой скукой. Пусть этот дом давил на нее своими каменными стенами и впитывал капли крови с ее ладоней, здесь она нашла то, что заставило ее вновь почувствовать себя живой - любовь. Мечта? Ее главная мечта исполнилась – он похвалил ее. Пусть это и было хуже его издевательств и ловушек, забирающих ее жизнь с каждой каплей крови. Так зачем теперь жить, каждое утро встречая до отвращения радостное лицо Пера, которая ночью снова пойдет в ту самую комнату, ее комнату, где ее будет ждать человек, которого она любит, любила? Но нет, если она уйдет одна – это будет поражение, проигрыш, конец игры. Она должна сделать Учителя свободным. Ученик превзойдет учителя и вернет его на путь истинный. Пусть сначала ему будет больно, как и ей сейчас – пройдет время, и он будет вспоминать ее с благодарностью. Да, именно так она и должна сделать. Вот тогда она и станет тем самым Пером. Настоящим. Истинным. Она поднимается с пола, засмеявшись такому знакомому вопросу: А если появляется новое Перо, то куда девается старое?..***
Перо кусает губы и стыдливо отводит взгляд. Непривычно. Элен спокойна как и всегда, словно ничего не случилось. Перо кашляет, хватается за горло, потом неуверенно спрашивает: - Ну, раз нам обеим не спится, может, выпьем чаю? - Давай, - Элен даже улыбается как всегда, вот только глаза пустые, как у покойника. Она отворачивается и подходит к шкафчику с коллекциями, со странным интересом их рассматривая, как будто видит их впервые. - Устроим английское чаепитие, - уже веселей откликается Перо и собирает чашки. Первая коллекция – статуэтки из прошлого Дженни. Элен бездумно водит по тяжелой бронзе пальцами: по балерине, по поэту, по художнику. - Слушай, Перо… - задумчиво говорит она в тишину, - а какая статуэтка тебе больше нравится? Перо удивленно оглядывается, но видит только спину своей обычно неразговорчивой соседки. - Ну, наверное музыканта, - пожимает плечами она и лезет в сундук за печеньем. - И мне, - говорит Элен и берет статуэтку в руки, нежно проводя указательным пальцем по его лицу, одежде, замирая на скрипке. – Наверное, потому, что он так похож на Джона Фолла. Время замирает, когда она хватает Перо за светлые волосы, размахивается тяжелой статуэткой, сжимая ее с такой силой, что из ран на ладонях снова начинает сочиться кровь, и резко бьет Перо в висок. Из камеры раздается резкий вскрик, Перо замирает над сундуком и потом медленно оседает на пол. Кровь льется по щекам и одежде, тонкими струйками стекает вниз, капает в сундук – прямо на такую редкую здесь чистую бумагу, разлетается брызгами по ковру и продолжает течь из темной дыры, в которой белеет обломок кости. Элен с сожалением глядит на окровавленную статуэтку, затем аккуратно ставит ее на прежнее место, рядом с балериной. - И ты теперь грязный из-за нее. Она приглаживает волосы и смотрит в камеру. Огонек не горит. Она понимает, смутно догадывается, что теперь ее не оставят в живых – и за то, что она видела его лицо, и за то, что она сломала его любимую куклу. Но разве это важно? Нет Пера, которая спутала все карты, нет этого гения, который одним своим существованием нарушал баланс в доме, который тормошил всех и заставлял двигаться к свободе, которая, собственно, никому не нужна. Нет влюбенного Джона Фолла, который сменил Кукловода, превратив того из легенды и бога в простого смертного. И нет неудачницы – ведь впервые она смогла хоть что-то сделать хорошо с первого раза. Она садится в дальний угол у окна, старательно отводя взгляд от тела, и ждет, когда Кукловод заговорит с ней. Она готова так сидеть вечность, но и часа не прошло, как небо, видимое в щель окна, на горизонте посветлело, а в комнате раздался знакомый голос. - Элен, - она вздрагивает. Он тоже не называл ее по имени, но не потому что не знал, а потому что она была недостойна его иметь. – Элен, - повторяет он с нажимом, - в прихожую. Живо. - Зачем? – она поднимает пустой взгляд на камеру. - Ты не забрала награду из тайника. Она пожимает плечами, встает и выходит. Спускается вниз по лестнице. Старые ступени протяжно скрипят под ее ногами, и она с сожалением думает, что, возможно, больше никогда не услышит этот ставший привычным ей скрип. В доме тихо – в предрассветный час даже самые неугомонные подпольщики дремлют в своих комнатах. В прихожей тоже никого. Она твердо помнит, что тайник был в основании столика. Интересно, эти цифры – 6723 – значат что-либо в его жизни, или…? Хотя это уже неважно. - Ты изначально была с дефектом, - внезапно говорит он. Она медлит, не решаясь повернуть ножку столика. - У тебя никогда ничего не получалось. Более бездарных марионеток я не видел. Она молчит, потому что и так все понимает, без лишних слов и мыслей. - Ты лишила меня моей лучшей куклы. Лучшего экземпляра коллекции. А это наказуемо. - Нет, Джон Фолл, - она хихикает, опускаясь на колени и цепляясь, как утопающий, за шероховатое дерево. – Я избавила тебя от твоей слабости, от привязанности, которая делает тебя несвободным. - Только Кукловод в театре решает, что ему делать с той или иной марионеткой, - резко отзывается он. – Если Перо ломается, никто не получает свободу. Я был нужен ей. Иногда можно пожертвовать маленькой, личной свободой ради одной большой. - Нет, - Элен качает головой, - нет. Это как маленький камушек, который вызывает лавину. Помяни мое слово, Джон Фолл, однажды ты тоже станешь куклой и тогда поймешь, что я имела в виду. Она опускает голову и слушает, как из динамиков доносится еле слышимое дыхание. - Как бы то ни было, одна из моих марионеток предала меня. Я стану твоим новым Пером… Нет, я стала твоим Пером. Я спасла тебя от клетки, хоть ты и сам этого не понимаешь. И умирать - не страшно. - И даже любовь к своему Создателю ее не извиняет. Однажды ты оценишь меня по-настоящему. Однажды ты поймешь. Однажды... Элен вздыхает и резко поворачивает ножку. Тайник открывается, она шарит внутри столика рукой. - А ты знаешь, что делают с испорченными марионетками?.. Пистолет. - Ты же знаешь, что надо делать, правда, девочка? Она криво усмехается, перед тем, как сунуть холодный ствол пистолета в рот и нажать на курок.