Обещание мира

Впервые я увидел его во сне в самом начале шестого курса. Тогда я не думал о том, насколько реальным было происходящее, как и почему я оказался в этом странном месте, и кем был мальчишка, которого мне отчего-то безумно хотелось защитить от жестокого мира, окружавшего нас. Я просто прижимал к себе нездорово худое тельце и не думал ни о чем. Возможно, стоило задуматься. Я помню дождь: тяжелые капли, стекающие по лицу и по стеклам очков, затуманивая зрение; я помню, как задирал голову, ловя эти капли губами. И помню его: мальчишку лет десяти, не больше, с большими темными глазами. Помню, как доверчиво он прижимался ко мне, выпуская на волю слезы, как я гладил его по темным кудрям и шептал, что все будет хорошо. То были лишь пустые слова. Наутро я проснулся в гриф­финдор­ской спаль­не, и, хоть и пом­нил сон до мель­чай­ших подробнос­тей, не по­пытал­ся най­ти ему хоть ка­кое-то объ­яс­не­ние. Тем бо­лее, сле­ду­ющие но­чи ме­ня по­сеща­ли уже при­выч­ные кош­ма­ры. Вто­рой раз он прис­нился мне толь­ко спус­тя полго­да, уже пос­ле пер­вых вос­по­мина­ний, прос­мотрен­ных в ду­мо­от­во­де Дамб­лдо­ра. Он си­дел на лав­ке у зда­ния при­юта — щуплый маль­чик, мо­жет, чуть стар­ше, чем во вре­мя на­шей пер­вой встре­чи. — Ты зна­ешь, что я вол­шебник? — го­ворил он мне со стран­ной улыб­кой. — Я сов­сем не­дав­но уз­нал. — Знаю, — ки­вал я и гла­дил его по во­лосам. — Я ду­мал, все из­ме­нит­ся, — про­дол­жал он. — Но все по-преж­не­му, я по-преж­не­му один. — Ты не один, — шеп­тал я, — ты не один. — На­вер­ное, нет, — он смот­рел мне пря­мо в гла­за, и мне чу­дил­ся в тем­но-виш­не­вых ра­дужках зло­вещий крас­ный проб­леск. — Нет, не один. Мы свя­заны. Я прос­нулся в хо­лод­ном по­ту, но нас­то­яще­го стра­ха не бы­ло. В тот день я по­нял, кто приходил ко мне во сне, и уже не уди­вил­ся, уви­дев зна­комо­го маль­чиш­ку в сле­ду­ющем вос­по­мина­нии. Я не знал, что это бы­ло — при­чуда под­созна­ния, мо­рок, пу­тешес­твия в дру­гую ре­аль­ность или что-то дру­гое. Я не хо­тел в этом раз­би­рать­ся. И еще — я сно­ва хо­тел уви­деть маль­чиш­ку в сво­их снах. — Ме­ня зо­вут Том, Том Риддл. Раз­ве я не го­ворил? — на вид ему уже лет три­над­цать, и да­же в та­ком юном воз­расте его кра­сота уже поч­ти пол­ностью сфор­ми­рова­лась. — Не го­ворил, но я знаю, — он боль­ше не ре­бенок, и я не знаю, как вести себя с ним. Он сам придви­га­ет­ся бли­же и прис­ло­ня­ет­ся к мо­ему пле­чу. — Ска­жи мне свое имя. Я мол­чу. Он взды­ха­ет и об­хва­тыва­ет тон­ки­ми паль­ца­ми мое за­пястье, буд­то ища под­дер­жки. — Ты мой единс­твен­ный друг, зна­ешь? И пусть ты при­ходишь все­го раз в нес­коль­ко лет, ты единс­твен­ный… не та­кой, как дру­гие. Я не­нави­жу лю­дей. Я мол­чу. Ког­да я ви­жу смерть Дамб­лдо­ра, в мо­ей ду­ше нет ни го­ря, ни ра­зоча­рова­ния, ни злос­ти. Ни на Дра­ко, ни на Сней­па. Я смот­рю на них и по­нимаю, что у каж­до­го бы­ли свои при­чины, обсто­ятель­ства, дол­ги. Я ни в чем их не ви­ню, в от­ли­чие от Ро­на, в ис­ступ­ле­нии призывающе­го прок­ля­тия на го­лову Сней­па, или Гер­ми­оны, в чь­их гла­зах чи­та­ет­ся не­мой укор — в том чис­ле и мне, так рав­но­душ­но взи­ра­юще­му на про­ис­хо­дящее. Мне не жаль. Я знаю, что ста­рик слиш­ком за­иг­рался и попал в свои же се­ти. Я знаю, что в вой­не нет Свет­лой и Тем­ной сто­роны. Я знаю, что есть толь­ко «мы» и «они». Я не знаю только, к ка­кой сто­роне от­нести се­бя. И еще, я ску­чаю по То­му. Он не снил­ся мне с той но­чи, пред­шес­тву­ющей смер­ти Дамб­лдо­ра. Тог­да он, уже взрос­лый юно­ша, ка­ким я ви­дел его в вос­по­мина­ни­ях на вто­ром кур­се, гла­дил ме­ня по ли­цу, ка­са­ясь лег­ки­ми по­целу­ями скул, и шеп­тал, что по­ложит к мо­им но­гам весь мир. И я по-преж­не­му мол­чал. Хо­тя мне хо­телось ска­зать, что мир мне не ну­жен, что мне дос­та­точ­но, что­бы был он — и все. Но я бо­ял­ся, что он не ус­лы­шит. И потому мол­чал. Я с бе­реж­ностью мань­яка со­бирал хор­крук­сы, на­ходя все но­вые и но­вые оп­равда­ния, по­чему мы не мо­жем их унич­то­жить. И в день фи­наль­ной бит­вы я прос­то сто­ял пе­ред ним, гля­дя в крас­ные гла­за с уз­ким зрач­ком, пы­та­ясь уви­деть в этом су­щес­тве То­ма Рид­дла, ко­торо­го я ви­дел в мо­их снах, на­де­ясь на проб­леск уз­на­вания с его сто­роны. Он не уз­на­вал. Я дос­тал сум­ку, в ко­торой ле­жали все най­ден­ные на­ми хор­крук­сы и сде­лал нес­коль­ко ша­гов ему на встре­чу. Я про­тянул ему сум­ку. — Вот, возь­ми, — мне бы­ло не важ­но, что бу­дет даль­ше. — Ты и так не ум­решь, а ду­ша должна быть це­лой… В его гла­зах всего на мгновение мель­кну­ла бу­ря эмо­ций, но я не по­желал рас­кла­дывать ее на сос­тавля­ющие. Я прос­то ждал. Он опус­тил па­лоч­ку и про­тянул ру­ку к сум­ке. Я ра­зом­кнул паль­цы. С ми­нуту ви­село гне­тущее мол­ча­ние. — Ты не при­ходил с тех пор, — на­конец мед­ленно ска­зал он. — По­чему? Я под­нял на не­го гла­за, и на­конец уви­дел в монс­тре, ко­торый сто­ял пе­редо мной, че­лове­ка. Че­лове­ка, по ко­торо­му так ску­чал эти ме­сяцы и ко­торо­го… лю­бил. — Я не мог, — ед­ва зас­та­вив се­бя ра­зом­кнуть гу­бы, ска­зал я. — Ты знал, — не воп­рос — ут­вер­жде­ние. — Знал. — Я обе­щал те­бе мир. — Мне не ну­жен мир, — я сла­бо улы­ба­юсь. — Был бы ну­жен — я бы здесь не сто­ял, вер­но? Он смот­рит мне в гла­за, и я сни­маю пос­ледние сла­бые бло­ки, ко­торые дер­жал ско­рее по при­выч­ке, чем из на­доб­ности. Он смот­рит дол­го, вы­вора­чивая ме­ня на из­нанку, но мне не важ­но — я и так уже весь его, без ос­татка. На­конец он раз­ры­ва­ет кон­такт и, не ска­зав ни сло­ва ни мне, ни сво­им слу­гам, ап­па­риру­ет прочь. Я ос­та­юсь сто­ять. По мо­им ще­кам те­кут сле­зы.