Чужие боги

Каждый человек нуждается в вере. Это истина, известная каждому, то, что не требует ни проверки, ни доказательств. Кто-то верит в Бога, кто-то в мечты, а кто-то в самого себя. Магдалина же никогда не верила в Бога. Маленькой девочке, выросшей в трущобах среди воздушных пиратов, он был чужим. Лишним в этой недо-жизни, напрочь лишенной чудес. Магдалина верила в простые вещи: в правдивость сказок, рассказанных хриплыми, прокуренными голосами, в добрые глаза угрожающе выглядящих мужчин, в большие ладони, неловко гладящие по голове. Во вкусную еду и теплую постель. И еще в высокое небо. В ее повседневности не было место чуду. Но зато было место горю. Магдалина никогда не забудет серое, осунувшееся лицо хозяйки таверны, заменившей ей мать. Не забудет, как сжимала сухую, узкую ладонь в своих руках и тихо плакала, улыбаясь сквозь слезы — уже тогда она знала, что провожать уходящих нужно с улыбкой. Это больно помнить, но она помнит. Ощущение горсти земли в ладони и сочувствующие взгляды, украдкой подсунутые леденцы. Полные страха глаза девочек, таких же воспитанниц хозяйки, как и она. Свое желание стать сильной. Именно тогда она видит его впервые. Темноволосого мальчика с глазами самого синего неба. Магдалина не знает, был ли он на самом деле. Был ли он настоящим, или же это было видение убитого горем сознания, но в его взгляде было столько силы и немой уверенности, что не заметить его было невозможно. И потому Магдалина берет себя в руки. Сейчас не время раскисать. Хозяйка бы этого точно не одобрила. Она улыбается хмурым лицам пиратов и гладит вздрагивающие плечики названных сестер. Она должна быть сильной. Сильной, чтобы суметь уберечь теперь уже своих девочек. — Все хорошо. В стылом воздухе, до краев заполненном тоской и отчаянием, слова похожи на комки грязной ваты — мерзкие и бесполезные, совершенно не внушающие доверия, но Магдалина обнимает жмущиеся к ней тела и упрямо шепчет, что они смогут, они справятся. И они справляются. Возрождают Эдем, по камешку, по улыбке, по каждой капле веры в себя и в других. Возвращают свет, и то небо, в которое когда-то верила одинокая малышка с глазами цвета дикого меда, вновь начинает искриться над их головами. Магдалина все также не верит в Бога. Теперь она верит в юных нимф, порхающих между столиками, и больших, пропахших табаком хранителей поднебесья. И, может быть, немного в шкодливого бесенка с синими-синими глазами, который частенько бывает у них. Это ее вера и ее религия. Осознание, что Бог — не для нее, оказывается слишком явным и, между тем, очень привычным, почти родным, и потому, когда однажды вечером в двери Эдема вваливается насквозь продрогший Фрау, Магдалина испытывает к безжалостному, равнодушному Всевышнему лишь отвращение. Она отпаивает горячим чаем словно бы потухшего мальчишку и глотает горечь ненужных слов — новость об армейском флагмане, напавшем на пиратское судно, быстро разлетелась по F-31. Нет, Фрау не плачет, он сильный, но в его глазах столько же жизни, сколько в разбившемся корабле его отца. Он просто долго-долго держит Магдалину за руку, смотрит бессмысленно в пустоту, а она гладит его ладонь большим пальцем, чувствуя себя так, словно вернулась в детство. Ее душат чужие эмоции. Это слишком знакомо, слишком больно. Они сидят у барной стойки до ночи, пока Фрау не начинает клевать носом, и Магдалина укладывает его в своей комнате. Маленькая комнатушка наверху, почти у самого неба — круглое окошко из разноцветных стекол и груда сувениров-подарков на полках. Осиротевший мальчишка засыпает под тихие, незамысловатые колыбельные ("Магдалина совсем не умеет петь", украдкой улыбается Фрау) и осторожные прикосновения тонких пальцев к своим волосам, убаюканный теплом и чужим присутствием. А Магдалине еще бесконечно долго хочется напиться. Хорошо так, чтобы не осталось ни мыслей, ни желаний, ни ощущения реальности происходящего вокруг. Хочется, но она предсказуемо этого не делает, только спускается вниз и садится за стойку, складывая руки на деревянной столешнице. Алкоголем тут не поможешь. — Если Бог хочет сделать женщине комплимент, он дарит ей Дочь. А если хочет ее защитить, то дарит ей Сына. У мужчины в другой стороне зала темные волосы и глаза, полные невероятно чистого неба. Она знает его — молодой капитан, не так давно, пару месяцев назад, появившийся на Эдеме. Мужчина улыбается и салютует стаканом, едва не расплескивая мутное пойло на себя. — Мне не нужен Бог, который что-то отбирает для того, чтобы что-то подарить. Магдалина пожимает плечами и твердит себе не оборачиваться. Она знает этого человека куда больше двух месяцев — такие глаза не забываются. Она до сих пор не верит в Бога. Но пронзительный, насмешливый взгляд знакомого незнакомца в другом конце зала явственно предупреждает о том, что все еще может измениться.