О Богах и не только

*** В комнате было душно. Хотелось открыть пыльное большое окно и впустить хотя бы немного свежего воздуха. Но рама окна была наглухо забита, и ничего, кроме слабых лучей догорающего где-то вдали солнца, пропускать окно не могло. Размеренно, очень раздражающе тикали старые часы. Их хотелось просто раздолбать к чертям. И, опять же, здесь было одно «но» — часы были старинные, к тому же, этими часами очень дорожил Глава Инквизиции. В кабинете находилось двое человек. Один из них сидел за массивным столом из красного дерева и заполнял какие-то бумаги. На вид он казался обыкновенным мужчиной преклонных лет, разве что на удивление крепким для своего возраста. Однако, стоило заглянуть в пронзительно-остро поблёскивающие умные тёмные глаза, как становилось понятно, что человек этот не так прост. Второй человек – молодой мужчина с презрительным и надменным взглядом алых глаз – со скучающей миной полулежал на диване напротив стола и время от времени глотал вино прямо из горла бутылки, кажется, давно забыв все правила приличия. — Занзас, — мягкий, вежливый голос обладателя тёмных глаз обманул бы только ребёнка. – Я бы предпочёл, чтобы ты не распивал запрещённый напиток так демонстративно. Я, конечно, понимаю - молодость, бунтарский дух и пристрастие к алкоголю, но, всё же, в нашей организации есть множество гораздо менее лояльных к этому работников. Будь добр, не подставляй меня хотя бы так открыто. Тот, кого он назвал Занзасом, только неопределённо хмыкнул, но бутылку так и не убрал. Глава Инквизиции только снисходительно усмехнулся и тихо вздохнул: — Хорошо. Я понимаю. Хочешь поскорее перейти к делу, верно? Что ж, не будем тянуть. Я скажу тебе сейчас всего лишь одно слово, и ты наверняка заинтересуешься. Занзас только чуть сощурил алые глаза, показывая, что готов слушать. Духота сводила с ума, часы всё так же противно скрипели. Шеф улыбнулся. — Ну? – нетерпеливо поторопил начальство Занзас. — Вария, — отозвалось начальство всё с той же непонятной улыбкой. Занзас сразу же принял сидячее положение. В его взгляде, и правда, сверкнул интерес. — Ты же помнишь эту группировку, Занзас? – продолжал улыбаться Глава Инквизиции. – Она всегда была нашей самой большой проблемой. Странные языческие ритуалы, запрещённая магия, множество последователей – и ни одной возможности уничтожить эту шайку целиком, с корнями. Только самые слабые и неосторожные адепты изредка попадаются. Уже столько лет охотимся за кем-нибудь действительно стоящим оттуда. — Я ещё не страдаю маразмом, в отличие от тебя, старик, и отлично помню, что такое Вария. Дальше что? Темноглазый мужчина наклонился вперёд, сцепив перед собой руки в деловитом жесте, скрывающем его истинные эмоции, и внимательно наблюдая за реакцией собеседника. — Мы поймали их лидера. Занзас удивлённо изогнул брови: — Что, тот старый мусор, наконец, допустил ошибку? — Ты совсем не читаешь отчётность, Занзас, — в голосе шефа явственно слышался упрёк. – Старого мудрого Тира уже полгода как сменил на посту юный неопытный преемник. Именно он-то и совершил промах. Докладывали, что он вроде как пытался применять магию прямо на центральной площади. — Идиот, – согласился Занзас с усмешкой. — О, вовсе нет. Надо отдать ему должное, если бы из-за недостатка опыта и излишней горячности, свойственной всем молодым, он бы не попался нам сейчас, то в будущем он мог бы стать очень опасным противником. Хотя, я слышал, что он занимает место лидера в Варии только временно. Вроде бы настоящий лидер должен быть каким-то там Избранным, и этот самый Избранный и якобы должен повести Варию к победе над нами. Однако, это всё домыслы и небылицы. На деле же – нынешний лидер чёртовой – прости, Господи! – Варии сейчас в нашей тюрьме, без своих дружков, в камере, стены которой высасывают из него всю эту чёртову – прости ещё раз, Господь милосердный! – магию. Понимаешь, Занзас? — Понимаю, — красноглазый нехорошо ухмыльнулся. – Ты хочешь, чтобы я занялся им. Глава Инквизиции кивнул, улыбка его стала более формальной и жёсткой. — Да. Ты пока что один из самых сильных в нашей организации, — он упорно игнорировал истинное название своей «работы». – А этот парень как раз примерно твоего возраста, и, похоже, он крепкий орешек, но ты справишься, я уверен. Хорошо бы узнать планы Варии. Да и насчёт этого «Избранного» не мешало бы уточнить – излишняя осторожность никогда никому не вредила. В общем, всё, как обычно – пароли и явки, тайные убежища, стратегии и имена ближайших последователей – не мне тебя учить. Вытряси из мальчишки всё, что можно, и чего нельзя. Я даю тебе полную свободу действий относительно него. Только, разумеется, он должен остаться жив, — взгляд начальника блеснул особенно остро и угрожающе. – Ты меня хорошо слышал, Занзас? Я знаю твою склонность убивать допрашиваемых слишком быстро. На этот раз пленник должен остаться жив. Либо он раскалывается и даёт нам нужную информацию ещё очень долго, и с помощью него мы ловим и остальные подобные шайки, либо мы ведём его, живого и – после тебя над ним поработают целители – невредимого, на костёр, в качестве примера другим язычникам. А труп в качестве примера подходит как-то не особенно. Ты меня понял? Занзас молча ухмыльнулся и кивнул. Затем встал с дивана, направился к дверям. — Это всё? Ему не терпелось приступить к своему заданию, которое обещало быть весьма и весьма интересным. Иногда он действительно любил свою работу. — Да. Можешь идти, – и сказано таким тоном, будто родитель отпускает ребёнка на прогулку. Ну, ладно, иногда Занзас не очень её любил, эту долбаную работу и долбаную «организацию». Но это, впрочем, было временно. Закрывая дверь снаружи кабинета, Занзас лениво подумал, что, как только они разберутся с Варией, нужно будет устранить старого болтливого пердуна. Слишком он долго что-то засиделся на своём месте Главы. *** В пыточную – такую же душную, как и кабинет шефа – вошла тюремная стража, сопровождающая пленника. Именно сопровождающая, а не волочащая его под руки – Занзас с удивлением отметил про себя, что пленник шёл сам, не сопротивляясь, гордо расправив плечи, словно его вели не в пыточную, а по меньшей мере на аудиенцию к королю. — Не боишься, мусор? – ухмыльнулся инквизитор, разглядывая язычника внимательнее. Тот лишь презрительно хмыкнул. — Нет. Я и так знаю, что вы тут от меня ничего не добьётесь. — Значит, точно идиот, — Занзас поднялся из-за стола для допросов и подошёл к нему ближе. – Через два-три дня запоёшь, как птичка. Уж поверь мне. Язычник не ответил, только молча передёрнул плечами. Занзас ухмыльнулся шире. Пленник был достаточно хорош собой, стройный, с упругими натренированными мышцами и незагорелой кожей. Длинные светлые волосы непонятного, лунного какого-то цвета свободно спадали до выглядывающих из-под чёрных кожаных штанов – верхнюю одежду с заключённого стянули, видимо, ещё при аресте, чтобы не пропустить с ним какого-либо оружия — худых бёдер. Из-под лохматой светлой чёлки вызывающе и дерзко смотрели на Занзаса глаза цвета стали. По его виду, действительно, можно было с уверенностью сказать, что он не из слабаков. Занзасу не терпелось проверить, совпадает ли форма с содержанием, проще говоря – такой ли этот наглец крепкий, каким кажется. Первый удар кулаком в живот заставил пленника рефлекторно согнуться. Как только он выпрямился, Занзас отшвырнул его к дальней стене. — Оглянись вокруг, мусор. Что ты видишь? Блондин проворно вскочил на ноги и с усмешкой скользнул вокруг равнодушным взглядом. — Тебе подробно? – он продолжал усмехаться, отбивая закованными в деревянные колодки руками следующий удар. – Я вижу стол для допросов… — удар в челюсть заставил его голову откинуться назад и встретиться затылком со стеной. – Железный, — его со всей силы приложили лицом об этот самый стол. – Точно, железный, — он сплюнул кровь, не прекращая усмехаться. – Вижу инструменты на столе. Профессиональные, надо сказать. Хотя двое из пяти клещей и плоскогубцев… — он снова встретился лицом со столом, и одновременно ему заехали коленом по почкам. – Ржавые. Лучше надо следить за… — от очередного удара на секунду поплыло в глазах. – За своими приспособлениями, господа инквизиторы. Одна дыба… — он упал, и рёбра жутковато хрустнули под ударом сапога, говорить было всё труднее. – Сломана. Гаротта… — он пнул инквизитора под колени, а сам проворно вскочил на ноги, тяжело дыша. – Тоже. А вот колесо в рабочем состоянии. И тиски, похоже, тоже. Вижу ещё «кошачью лапу». Оригинально, но… — его снова швырнули об стену, да так, что на несколько бесконечных мгновений в глазах совсем потемнело, и он непроизвольно прикусил язык от боли, но говорил всё ещё довольно чётко. – Но не особенно действенно. Один коготь, кстати, отломан. И, конечно, классика тоже у вас имеется… — челюсть на поверку оказалась цела, но рот почему-то был залит кровью почти до краёв. – Железная Дева. Выглядит рабочей. Ах, да… Ещё я вижу… — ещё один удар об стену пришёлся прямо на позвоночник, лишив возможности пошевелиться. – Ещё я вижу одного придурка, который… — язык распух и заплетался, сознание упорно начинало ускользать. – Который… бьёт, как… девчонка… ха-ха… Занзас одобрительно хмыкнул, стряхивая с кулаков чужую кровь. Подхватив пленника за плечо, он заставил его отлепиться от стены и усадил на стул возле того самого железного стола с инструментами. В процессе этой небольшой разминки ему удалось убедиться, что этот парень действительно крепкий орешек. Занзас по достоинству оценил и то, что блондин ни разу не вскрикнул во время избиения, и то, что видимой болтливостью тот на самом деле просто заставлял врага терять бдительность и заодно настраивал себя, чтобы не сказать именно то, что от него требуется. Оценил он и то, что тот называл орудия пыток совершенно спокойно, хотя не мог не знать, что после короткой разминки, во время которой каждый из них показал, чего стоит, последует настоящее действие. — Хорошо. Ты неплох, вариец, — снисходительно признал Занзас, присаживаясь напротив него. – Но это была лишь затравка. Посмотрим, как долго ты сможешь продержаться. Впрочем… раз уж ты такой смелый, я предлагаю тебе выбрать что-либо из того, что ты тут видишь, самому. Этот язычник ему нравился. Определённо, нравился. Хотя бы потому, что не был похож на остальных слабаков, которых сюда приводили. А может быть, потому, что дерзкий, вызывающий оскал пленника и его горящие злым – и азартным, надо же! – огнём светло-серые глаза выглядели в этой ситуации слишком безумно, слишком… знакомо. — Мм… — кровавый, безумный оскал мог кому угодно показаться жутким. – Меня зовут Скуало. Занзас насмешливо изогнул бровь, заглядывая ему в глаза. — О? Уже так быстро начал выдавать информацию? — Нет, — блондин улыбнулся, слизывая припухшим языком тёплую кровь с губ, и выпрямился на стуле. – Просто это всё, что я собирался тебе сказать. Больше тебе узнать от меня ничего не удастся. — Посмотрим, — хмыкнул Занзас, поднимаясь с места и вытаскивая того со стула. – Так что выбираешь? — Посмотрим, — согласился пленник и с той же улыбкой ответил: — На твой вкус. Короткая передышка была окончена. *** — Ты определённо мне нравишься. Но при этом ужасно раздражаешь, а раздражающие меня долго не живут. Чего ты добиваешься, вариец? Приза за самую долгую выдержку? Скуало ухмыльнулся, демонстрируя ровный ряд острых, как у акулы, белоснежных зубов. Лохматая чёлка липла к лицу из-за присохшей крови, что делало взгляд серых глаз как будто ещё более дерзким. Целители над ним сегодня уже поработали, но они только устраняли самые опасные повреждения – сращивали кости, вправляли суставы, зашивали глубокие разрезы на мышцах. Они делали всё для того, чтобы пленник, когда его поведут на костёр, не выглядел в глазах непосвящённых святым мучеником, которого искалечила нехорошая Инквизиция. Ссадины же, синяки и ожоги от раскалённых клещей целители убирать не собирались, и теперь они красно-синим витиеватым узором украшали сильное бледное тело. Занзас впервые был так удивлён. Он лично отводил Скуало в пыточную каждый день, где собственными руками им занимался. Обычно заключённые ломались на следующий день. Самые стойкие держались трое суток. Но потом всё равно всё выдавали. А этот язычник находился здесь уже больше месяца, и до сих пор не только не выдал никакой информации, но и умудрялся даже не кричать во время большинства пыток. И каждый день он встречал Занзаса в своей камере этой вызывающей ухмылкой, словно спрашивая, что сегодня новенького для него приготовили презренные инквизиторы. — Послушай, — альбинос вытер кровь с прокушенной во время сегодняшней пытки губы. – Я всё равно подохну здесь, верно? Не от пыток, так на костре. Так какая мне, к чертям, выгода что-либо говорить? Если уж подыхать, то я бы предпочёл не закреплять за собой звание слабака посмертно. Он прислонился затылком к стене камеры, глядя на Занзаса с пола снизу вверх. Дыхание у него было тяжёлое, хриплое, взгляд был мутным от боли и слабости, и ухмылка эта явно давалась ему нелегко. Занзас всё это прекрасно видел. И при этом каким-то чутьём понимал, что он может пытать этого безумца хоть вечность, тот всё равно ничего не скажет. Это осознание неимоверно бесило. — А что, — добавил вариец минуту спустя. – У вас тут и призы предусмотрены за это? Что ж ты раньше не сказал, господин инквизитор! Могу я надеяться на бочку вина хотя бы? Такой приз меня бы вполне устроил. Нарочно же злит, догадался Занзас. Как будто бы тоже со своей стороны проверяет его на прочность. А может… То, что удар ногой в лицо вызвал лишь хриплый смех и какую-то очередную насмешливую реплику, только подтвердило его догадку. — О, умником себя возомнил, а? – Занзас грубо вздёрнул его за волосы. – Думаешь, я тебя прикончу в порыве гнева, тем самым облегчая остаток твоего жалкого существования? Надо же, а я почти поверил, что ты действительно крепкий. Глаза цвета стали смотрели на него с прежним вызовом и – Занзаса заметил это только сейчас – с каким-то странным уважением. — Паранойя, инквизитор, паранойя – издержки твоей профессии. А ты не думал, — ухмылка его стала ещё довольнее. – Что мне просто нравится тебя выводить? В конце концов, ты каждый день пытаешь меня, хренов садюга. Я имею право на небольшую попытку отыграться, разве нет? — Не имеешь, — процедил его палач сквозь зубы, ударив его затылком об стену, затем выпрямился и брезгливо отряхнул руки. – Ты вообще прав не имеешь в этой тюрьме, мусор. Скуало только снова рассмеялся в ответ и показал ему средний палец. Занзас, зло сплюнув на пол, молча развернулся и вышел из его камеры. Почему-то его никак не оставляли навязчивые мысли о том, как было бы неплохо иметь этого засранца на своей стороне. *** Глава Инквизиции оторвался от отчётов и посмотрел на своего самого любимого ученика долгим, тяжёлым взглядом. Остальные служащие Инквизиции под этим взглядом чуть ли в штаны не мочились от страха. Этот же только отвечал наплевательской усмешкой и не менее тяжёлым взглядом. Именно за это он и считался втайне любимым учеником. — Занзас, — шеф вздохнул и обманчиво-мягко улыбнулся. – Ты хочешь, чтобы я поверил, будто один из сильнейших моих работников не может вытрясти нужную информацию из какого-то мальчишки? Господь свидетель, это не выглядит достаточно убедительно. — Плевать я хотел, веришь ты мне или нет, — огрызнулся тот лениво. – Можешь пойти и убедиться лично. Он не расколется… обычным способом. Впрочем, старик, не надо читать мне нотаций – я и так наперёд знаю, что ты собираешься сказать. Я пришёл не для того, чтобы отказываться от этого заключённого. Глава чуть приподнял брови в лёгком удивлении. Признаться, он думал, что Занзас пришёл именно для этого, что и было причиной весьма пасмурного настроения шефа. Он уже думал, что Занзас сейчас действительно откажется от варийца, и тогда поручить его будет просто некому, и такой ценный источник информации пропадёт зря. Но Занзас, как выяснилось, тоже ненавидел сдаваться. Эти двое, подумал Глава мельком, друг друга определённо стоили – упрямый инквизитор и ещё более упрямый язычник. — А зачем же тогда? Красные глаза его ученика опасно сверкнули, ухмылка стала азартной. В таком виде молодой инквизитор был похож скорее на демона, чем на человека. — Я хочу использовать на нём Божью Кару, и мне нужно твоё официальное разрешение. В прошлый раз я использовал её без официального допуска, заключённый сдох, и старые говнюки из твоих приближённых до сих пор мне надоедают со своими лекциями о гуманности и какой-то сраной «чести Инквизиции». С твоим разрешением они вонять не будут. Брови старшего мужчины взметнулись ещё выше. То, что для протокола называли «Божьей Карой», на самом деле было жутковатой магией, которой владел только Занзас. Когда в упрямом и несговорчивом мальчишке, которого выпихнули в Инквизицию из церковной школы, где он рос с младенчества, обнаружили такую сильную магию, первой мыслью тогда было просто прикончить его и устранить свидетелей. Но потом пришёл нынешний Глава Инквизиции и придумал применение для него получше. В конце концов, когда на Великую Инквизицию работает один из сильнейших магов-самоучек, под прикрытием «владеющего Божьим даром», Инквизиция кажется простым людям ещё более могущественной организацией. Правда, никто тогда не удосужился учесть, сколько проблем принесёт в будущем слишком своенравный и плюющий на все заповеди новичок. — Ты действительно считаешь, что это необходимо, Занзас? Он настолько невменяемый или тебе просто хочется поиграть с этим мальчишкой? Я, конечно, слышал, что он весьма недурён собой, но всё же, Занзас, у нас в организации полно смазливых юнцов, и… — Разрешение, — раздражённо перебил его Занзас, поднимаясь с дивана. – Или ты даёшь мне его, или я снова делаю это сам, только на этот раз всех несогласных отправлю с претензиями к тебе. Глава Инквизиции снова вздохнул и устало махнул рукой. Спорить с Занзасом было себе дороже. — Я даю официальное разрешение. Но он всё равно должен остаться жив, ты помнишь? — Да-да, старик, — Занзас победно усмехнулся и вышел из кабинета, даже не удосужившись закрыть за собой дверь. *** Дверь камеры на этот раз открылась почти бесшумно. Занзас успел увидеть, как пленник, спавший на полу, сонно приоткрыл один глаз и недовольно посмотрел на проникнувшую в камеру полосу света из тюремного коридора – камера была сплошная, без единого окна, и время суток заключённому в ней было определить весьма сложно. Потом тяжёлая железная дверь закрылась, и они остались в практически полной темноте. — Хеееей… — Скуало, привычно ухмыляясь, сел на полу и зевнул. – Ты сегодня рано. Тебе ещё не надоело, инквизитор? Или Инквизиция на мне решила испробовать всё ваше оборудование из пыточной для разнообразия? Он по-кошачьи как-то потянулся, демонстрируя абсолютное спокойствие перед очередной пыткой, и Занзас, привыкнув к темноте, имел удовольствие несколько долгих секунд любоваться гибкостью его тела. Он подошёл к варийцу ближе, активируя Божью Кару внутри себя. — Сегодня твоя пыточная будет прямо здесь, мусор. Скуало посмотрел на него с недоумением и открыл уже рот, чтобы снова что-нибудь съязвить… И, закрыв его, рывком поднялся на ноги, отскочил к дальней стене. В его серых глазах заплескался, наконец, так тщательно скрываемый раньше страх. Занзас ухмыльнулся. Он знал, что сейчас видит пленник и что его так ужасало. — Эй, инквизитор? – позвал тот напряжённо, отступая всё дальше. – Из твоего рта бьют синие молнии. Это… то, что я думаю? — А что ты думаешь? – Занзас приблизился вплотную, пока ещё не касаясь его. – Порази меня своей эрудицией, вариец. Он оценил то, как ненавязчиво умный язычник скользнул в сторону, снова отходя как можно дальше. Двигался он едва уловимо, с осторожной грацией бывалого бойца, и это Занзасу тоже нравилось. — Я думаю, что это особый вид потерянной магии. Ток невероятной силы пропускается через тело противника, минуя кожу и воздействуя прямиком на нервы. Занзас вновь приблизился и на этот раз упёрся руками в стену по обе стороны от головы пленника, не давая тому ускользнуть опять. Камера была довольно тесная, и играть здесь в догонялки было бы увлекательным занятием разве что для слабоумных. Он самодовольно отметил про себя, как Скуало всем телом вжался в стену, избегая любых прикосновений. Надо же, действительно сообразительный парень – понял, что ему грозит. — Именно, — подтвердил Занзас, продолжая нехорошо ухмыляться. – И это будет больно. Больнее всех предыдущих пыток, вместе взятых, раза в два, а то и в три. Понимаешь, на что я намекаю? Тот не удержался от шпильки даже в такой момент: — На то, что я тебе действительно сильно нравлюсь? Удар в живот получился не особенно сильным, даже ленивым, но внутренности Скуало тут же взорвались болью. Да такой, что он едва мог дышать, а перед глазами всё мгновенно поплыло. Молнии проникали под кожу, не оставляя ожогов и следов, но причиняя, тем не менее, такую боль, будто были самыми что ни на есть реальными. Скуало зло оскалился, рванулся, попытавшись избежать близкого контакта, но Занзас успел остановить его, перехватив за запястье и прижав спиной к себе. Каждый квадратный миллиметр его тела, соприкасавшийся с телом варийца, порождал всё новые и новые волны нестерпимой боли, как будто в Скуало били одновременно сотни небесных молний. Он заорал, не в силах сдерживаться, и тут же прикусил губу, заставляя себя замолкнуть. — Всё просто, мусор, — Занзас наклонился к самому его уху, прижимая его к себе ещё крепче. – Ты начинаешь говорить. Я отключаю Кару. Боль прекращается. Итак? Скуало отчаянно вырывался, но с каждой секундой он слабел всё больше. Боль затуманивала сознание, единственной волнующей его в данный момент мыслью было – как сделать очередной вдох и не закричать при этом. А ведь Занзас, судя по всему, ещё не приступил к главному. Вариец заставил себя если не успокоиться – при такой боли это было невозможно – то хотя бы держаться получше. Он напомнил себе, сколько всего он уже выдержал за стенами этой треклятой тюрьмы, откуда обычно вообще не возвращались. — Какой же ты, к чёрту, инквизитор, если используешь не просто магию, а ещё и запрещённую её разновидность? – он надеялся, что его оскал действительно выглядит хотя бы злым, а не беспомощным. Занзас хмыкнул, коснулся губами его шеи, потянулся рукой к чёрным штанам. Скуало, абсолютно парализованный этим поцелуем, с ужасом понял, что на этот раз дело просто избиением не ограничится. Его рывком развернули, накрыли поцелуем уже губы, заставляя снова срываться на крик. Губы тут же онемели, как и голосовые связки – невозможно было больше издать ни звука. Он не мог сопротивляться, не мог говорить, не мог кричать из-за накрывшей его нестерпимой боли. Он мог только наблюдать, как Занзас толкает его на пол, нетерпеливо стягивает штаны – свои и его. Каждое новое прикосновение отражалось всё новой агонией. Больно было дышать, больно было даже думать. Было такое ощущение, как будто плавилась изнутри кожа, плавились кости, рвались и растекались раскалённой магмой мышцы, черепная коробка, казалось, вот-вот взорвётся под давлением нагревшегося до предела мозга. Он знал, что эти ощущения фальшивые. Знал, что с его телом всё в относительном порядке. Но боль размывала разум, затмевала рассудок, и эти мысли убедить его ни в чём не могли. — Прошлый такой упрямец умер от этого, — сообщил ему Занзас, и глаза его непонятно блеснули в темноте. – Надеюсь, ты выживешь. Без тебя будет скучно. …Когда Занзас закончил, он задумчиво оглядел результаты своей «работы». Скуало лежал без движения, невидяще уставившись в потолок, и только судорога продолжала периодически изгибать его безвольное тело. Крови было много – она текла у беловолосого мусора изо рта, из носа, из ушей, даже из уголков глаз и из-под ногтей – сосуды не выдержали давления взбесившейся из-за магии крови. Про то, сколько крови было ниже, между бледных ног, можно было умолчать. Занзас отключил свою магию и склонился над ним, проверяя, дышит ли он. Вариец дышал. Почему-то этот факт вызывал странное облегчение. — Меня зовут Занзас, — усмехнулся инквизитор, осторожно проводя ладонью по запачканным в крови волосам. – Осточертело твоё «инквизитор». Кивни, если слышишь меня. Скуало с видимым усилием кивнул, не поворачивая к нему головы. Занзас снова хмыкнул, встал, натянул свои штаны. И направился к двери камеры. — З… Зан…зас… — слабый, чуть дрожащий голос заставил его в удивлении остановиться и снова повернуться к пленнику. Обычно после такого говорить никто не мог. Этот же, определённо, бил все рекорды. Занзасу он нравился всё больше и больше. Особенно в сравнении с теми слабаками, что окружали его в повседневной жизни. — Мм? Хочешь назвать имена остальных членов Варии? – упускать такую возможность было бы глупо. Тонкие, испачканные кровью губы дёрнулись в слабой попытке усмешки. — Вы… выруби меня. Целители… несколько часов… больно… Занзас вернулся к нему, снова наклонился над ним, внимательно разглядывая его лицо. — С чего ты взял, что я вот так даром лишу тебя ещё нескольких часов страданий? Взгляд пленника на мгновение стал почти осмысленным и с явным трудом сфокусировался на своём мучителе. — Даром? Ммм… ты только что… меня… Пусть это будет небольшой… платой. Не… не ломайся, Занзас… Ты ведь даже… в Бога не веришь… мы с тобой… похожи… Не оставляй меня… так… Каждое слово давалось ему только с неимоверным усердием. Взгляд снова расфокусировался, покрылся пеленой боли. Занзас задумчиво скользнул пальцами в липкие от крови длинные волосы, сжал их и дёрнул на себя. — Одно имя. Мне пока хватит. Назови одно имя из списка своих сообщников, и я выполню твою просьбу. — Да… — он снова болезненно, жутковато усмехнулся. – Да пошёл ты… Одного удара затылком об пол как раз хватило, чтобы он вырубился. Занзас вышел из камеры, не оглядываясь. На сегодня его работа была закончена, несмотря на то, что нужных результатов он так и не добился. *** В следующий раз он пришёл к нему только через несколько дней, понимая, что после Божьей Кары требуется гораздо больше времени для восстановления. Он застал Скуало за ужином. Вместо обычной тошнотворной тюремной похлёбки и не слишком чистой воды сегодня варийцу по приказу Занзаса впервые принесли нормальную еду – жареная курица, салат с соусом и вино. Скуало накинулся на еду с жадностью и выглядел донельзя довольным. Глаза его снова сверкали, ухмылка, которой он встретил инквизитора, казалась ничуть не менее азартной, чем накануне. — О, а вот и ты, — хмыкнул альбинос, с аппетитом уминая курицу. – Я так понимаю, это мой последний ужин, мм? Вроде бы, перед казнью приговорённому как раз дают нормально поесть. Тогда как насчёт одеяла на последнюю ночь? Тут у вас, знаешь ли, дико холодно. Занзас усмехнулся и присел на пол напротив него. Никакой мебели в камере, разумеется, не появилось – это было бы слишком большой роскошью. — Не надейся, мусор. Это просто тот самый «приз за выдержку». Кажется, во взгляде Скуало мелькнуло разочарование. Похоже, он действительно надеялся, что его мучения подходят к концу. Ухмылка его, впрочем, не поблёкла ни на полтона. Он спрятал на мгновение глаза за кубком с вином, а потом снова посмотрел на Занзаса с прежним вызовом. — Ну, ничего. Это тоже неплохо. Призы – это стимулирует, ага. Занзас некоторое время молча за ним наблюдал. Конечно, старый хрен, который возомнил себя его начальником, будет долго упрекать его в том, что такому важному заключённому позволили какие-то поощрения. А уж как этот старик будет злиться, если узнает то, что сейчас Занзас собирался сказать. Но ему, в общем, и раньше было наплевать на мнение Главы. — Ты мог бы получить гораздо больше, если бы согласился сотрудничать. Скуало положил куриную ножку, вылизывая пальцы – вилок и ножа ему всё же не доверили – и задумчиво посмотрел на молодого инквизитора. Занзас наклонился ближе, неотрывно глядя ему в глаза. Он привык добиваться того, чего хотел. И плевать, что желание заполучить этого упрямого идиота не входило в список того, что может позволить себе нормальный служащий Инквизиции. Он впервые встречал того, кто был бы ему так интересен, кто был бы настолько стойким и настолько вызывал бы желание сломать, приручить, разгадать – всё вместе сразу. Хотя, вообще-то, тот факт, что к этим желаниям в данном конкретном случае ещё и прибавилось желание трахнуть как следует, тоже играл не последнюю роль. — Моё положение, — продолжил он, всё так же не отрывая от него взгляда. – Позволяет мне избавить тебя от костра. Я мог бы лично составить тебе послужной список и принять тебя в Инквизицию под своё покровительство. Тебе позволят открыто заниматься магией, маскируя это под «Божий дар». У тебя будет лучшая выпивка, лучшая одежда и лучшая еда. Тебе только нужно рассказать всё про эту грёбаную Варию. Скуало снова ухмыльнулся, внимательно его слушая и тоже не отводя глаз. Взгляд у него при этом был какой-то непонятный, задумчивый, недоверчивый, но в то же время Занзас видел, что глубоко внутри тот действительно хочет, чтобы его слова оказались правдой. — Красиво говоришь, инквизитор. И, дай угадаю, плата за всё это великолепие будет весьма символической – всего лишь предательство всех, кого я знаю и уважаю, необходимость забыть все свои принципы и свою гордость. А ещё… твоя постель, я прав? Прав, судя по тому, как ты на меня смотришь. Нет, инквизитор, уж извини, мне такая перспектива нравится ещё меньше, чем костёр. Занзас помрачнел. Такой поворот событий ему категорически не нравился. Он уже твёрдо решил для себя, что этот тупой, излишне упрямый кусок мусора должен принадлежать ему. Но всё же было бы лучше, если бы это было добровольно. — У меня есть встречное предложение, Занзас, — он отсалютовал ему кубком с вином. – Уж прости, конечно, но ты вообще никаким хреном на инквизитора не катишь. Тебе не нравится здешняя политика, тебя не устраивает нынешнее твоё положение и статус, я прекрасно это вижу. Твои амбиции этим прогнившим до самых верхушек местом не ограничиваются. Ты и в Бога, как я уже говорил, очевидно, не веришь. Ты не один из этих тупых фанатиков. Так почему бы тебе не присоединиться к так называемым «еретикам»? Ты сильный маг, Занзас, чертовски сильный. Не сочти за комплимент, но магов твоего уровня очень сложно найти. Силу твоей магии я испытал на себе, а учитывая, что ты мог использовать её здесь, в камере, стены которой напрочь лишают магических сил, это вдвойне поразительно. Ты был бы известен, знаешь ли. Ты был бы могущественен. И у тебя была бы такая власть, которой здесь тебе никогда не светит, даже займи ты место Главы Инквизиции. Что скажешь насчёт этого? Выпусти меня отсюда. И уходи со мной, к магии, к «язычеству». Заметь, я, в отличие от тебя, совершенно ничего взамен не прошу, потому что ты и так добьёшься всего сам. Если захочешь. А может быть, подумал Занзас, ему и не нужно ничего делать. Скуало сказал «уходи со мной», и в этом, как показалось инквизитору, был довольно прозрачный намёк на то, что, возможно, он на самом вовсе не прочь ему принадлежать – дело было только в том, что они находились по разные стороны баррикад, и пока что ни один не желал сдаваться первым. Занзас, впрочем, был твёрдо уверен, что это лишь временно. — Я так понимаю, сотрудничать ты отказываешься. — Правильно понимаешь, инквизитор. — В таком случае, — Занзас хищно усмехнулся и недобро прищурился. – Я буду использовать на тебе Божью Кару до тех пор, пока ты не расколешься. Он с удовольствием наблюдал, как ухмылка мгновенно стёрлась с бледного лица, побелевшего вдруг ещё больше. Скуало заметно вздрогнул, опустил голову, справляясь с собой. Занзас не мог винить его за этот страх – уже одно то, что он с этим страхом упорно боролся, достаточно возвышало его в глазах инквизитора. — Что ж… — вариец снова поднял голову, и его абсолютно белое лицо было наполнено мрачной решимостью. – Как насчёт небольшого пари? Спорим, я сдохну раньше, чем сдамся? — Не спорим. Ты всё равно проиграешь, да и ставить тебе нечего, — Занзас хмыкнул и активировал Кару. Скуало не пошевелился, оставаясь внешне всё таким же спокойным и решительным. — Подожди. Дай доесть нормально, ублюдок. Занзас насмешливо наклонил голову, но молча позволил ему доесть. Тот ел уже без аппетита, но и не затягивая слишком – видимо, понимал, что надолго Занзасова терпения не хватит. Затем он встал, отнёс поднос с едой к двери и почему-то замер, стоя к Занзасу спиной. — Я уже говорил… — голос его звучал глухо и непривычно тихо. – Что болью ты от меня ничего не добьёшься. Я переживу все твои пытки. Я не… я не сдамся, слышишь? Звучало так, как будто он убеждал, скорее, себя, чем собеседника. Занзас ухмыльнулся, поднялся на ноги, не спеша сокращать расстояние. — Тогда, — он властно протянул ему руку. – Докажи это. Скуало медленно, с усилием повернулся, глядя на протянутую ему из темноты камеры смуглую руку, изредка потрескивающую синими молниями. Сглотнул, прижался к двери спиной, словно бы всё ещё пытаясь сбежать. И тут же сделал шаг навстречу – пересиливая все протесты собственного тела, с трудом передвигая ноги. Конечно, тело не хочет, чтобы снова было больно. Тело умнее хозяина, но того это не волнует. Он знает, что должен достойно держаться до самого конца. Алые глаза Занзаса в темноте неестественно полыхают, притягивают, завораживают. Заманивают, как хищник заманивает добычу. Скуало даже сейчас безумно хочется что-нибудь съязвить, но язык тоже отнимается от предчувствия того, насколько больно сейчас будет. Скуало делает ещё шаг, останавливается, заставляет себя дерзко улыбнуться. Он же воин, напоминает он себе, и не позволит себя запугать. Подумаешь, агония. Есть в жизни вещи и пострашнее… наверное. Занзас не торопит. Занзас лишь пристально за ним наблюдает – с едва заметным одобрением во взгляде. Скуало улыбается чуть увереннее и решительно кладёт свою ладонь поверх его, заранее вцепляясь в его руку тонкими пальцами. Ощущения такие, как будто он использовал руку в качестве громоотвода во время сильной грозы – ниже локтя, кажется, не существует ничего, кроме слепящей боли, но это только начало. Занзас с довольной ухмылкой притягивает его ближе, обнимает за талию, заставляя прогнуться в позвоночнике. Он кричит, рефлекторно почти вспоминает, что лучше бы молчать, но прежде чем он успевает собраться с мыслями, Занзас затыкает его поцелуем. Голос сразу же пропадает, как и в прошлый раз, и Скуало за это даже немного благодарен, потому что не думает на самом деле, что и в этот раз смог бы сдерживать крик достаточно долго. Преодолевая взрывную, лишающую способности связно мыслить боль, он яростно кусает Занзаса за губы, на какое-то мгновение перехватывая инициативу в этом безумном поцелуе. А потом челюсти сводит судорогой, зубы очень реалистично плавятся, хотя остаются целыми, и Скуало уже не может ничего, кроме как бессильно упасть в объятия инквизитора и только фиксировать дальнейшее происходящее ускользающим сознанием. — Когда-нибудь я трахну тебя уже без магии, мусор, — мимоходом замечает Занзас, покрывая убийственно болезненными поцелуями его шею. А Скуало вдруг ловит себя на абсурдной, неуместной абсолютно, неестественной мысли, о том, что – да, было бы неплохо, если бы Занзас воплотил эти свои слова в реальность до того, как варийца встретит костёр Великой Инквизиции. А потом – много, много, бесконечно много агоний спустя, Скуало снова лежит на полу, сотрясаемый судорогами, ничего уже почти не чувствуя, практически ослепнув и оглохнув от боли. И размыто, нечётко видит сквозь кровь, застилающую глаза, как Занзас наклоняется к нему, уже отключив Кару, и целует окровавленные губы – как будто даже осторожно, как будто даже утешающе. Скуало обнаруживает, что ему ужасно жаль сейчас, что он абсолютно ничего в данный момент не чувствует и поцелуя не ощущает. — Выживешь? – спрашивает Занзас вроде бы равнодушно. Скуало находит в себе силы кивнуть. *** В местном кабаке, который Инквизиция давно объявила своей безраздельной собственностью, было необычно оживлённо и шумно. Обычно здесь царила довольно мрачная атмосфера, но сегодня инквизиторы – в основном, молодые – вроде бы расшевелились. Занзас, сидя за дальним столиком и втихаря от всех глотая запрещённый канонами Церкви алкоголь, лениво прислушивался к разговорам, недоумевая, чего вдруг эти тупые фанатики и просто придурки так взбодрились. — …и эта тварь ещё пыталась меня ударить! – уловил он чей-то довольный голос. – Пришлось переломать ему пальцы! А знаете, оказывается, кости у него хрустят и ломаются точно так же, как у обычного человека! А говорят ещё – колдуны, мол, неуязвимы! Брехня это всё! Раздался общий смех. Занзас, сам не зная почему, прислушался внимательнее. — А потом, — продолжал тот же голос. – Вообразите: эта сучка ещё пыталась меня пнуть! С переломанными пальцами на обеих руках, со сломанными рёбрами, с вывихнутым коленом – и ещё лягается, зараза! И смотрит так злобно-злобно! Наверное, если б не камера особая, специально для колдунов, он бы испепелил меня одним взглядом! Снова смех, а потом в разговор вклинился кто-то ещё: — Ну, ничего, впятером мы его скрутили. Уж он вырывался, бестия! Хотя, если честно, я ничего другого от того, кто столько времени выдерживает пытки самого Занзаса, и не ожидал. Так что пришлось ещё ребят позвать, чтобы вместе колдунишку обезвредить. Кажется, почти всё ему переломали уже – а он всё равно вырывается и рычит, как настоящий зверь. Вот оно, создание Ада истинное! Занзас замер, даже не замечая, как кулаки сами собой сжимаются, грозя сломать стакан, зажатый в руке. — Ну и что, — вмешался третий голос. – Оприходовали или нет? — Ещё как! – снова захохотал первый говоривший. – Причём все по очереди! Вот уж целителям потом работёнка с ним после нас осталась! А он до последнего сопротивляться пытался, да куда там! — Тебе хорошо, а мне этот сукин сын чуть руку не отгрыз! След до сих пор остался! Надеюсь, у этих колдунов хотя бы зубы не ядовитые… А ведь он и так полуживой был. Ну, я зато потом на нём хорошенько отыгрался. Мне даже удалось трахнуть его в его грязный рот, так его чуть не стошнило прямо на меня после этого! Зато какое у него при этом было лицо! Непередаваемое просто! — О, это ты верно подметил! Я тоже это видел, когда его чёрные брючки ножичком покрошил прямо на нём – интересно, откуда у этой Варии вообще деньги на такую дорогую одежду? Снова раздался смех. На этот раз Занзас не выдержал. Он встал из-за стола, направился к говорившим, сохраняя внешнее спокойствие. Гнев кровавой пеленой застилал ему глаза, поднимаясь откуда-то изнутри подобно потоку лавы, сносящей всё на своём пути. Первым объектом его гнева стал тот самый инквизитор, который сначала говорил про переломанные пальцы. Занзас, не желая тратить на этих придурков слишком много времени, просто молча схватил его за шиворот и… проломил его головой деревянный стол, за которым и собралась мгновенно притихшая при его приближении компания. — Мне нужны имена всех, кто в этом участвовал, — прорычал он, обращаясь ко второму насильнику и в то же время методично превращая лицо первого в кровавое месиво. — Занзас, успокойся, ради Бога! – остальные инквизиторы повскакивали со своих мест и стали медленно пятиться к выходу. – Ну подумаешь, немного поигрались с твоим заключённым! Ты же сам трахаешь, даже Божью Кару используешь, почему нам нельзя? Тем более, целители всё равно уберут все последствия, и... Этот наглец слишком увлекся речью. Занзас просто сломал ему шею, не дав договорить. — Я не позволю никому «играть» с тем, что принадлежит мне. Итак? – он за волосы приподнял голову первого идиота, который ещё дышал. – Имена. Я жду. Если бы ещё так же просто было получать информацию от упрямого варийца, как от этих безмозглых похотливых тварей. Впрочем, подумал Занзас, если бы вариец сдался так же легко, как эти имбицилы, с ним было бы совсем неинтересно. *** Скуало лежал лицом к стене, сжавшись в клубок. Целители ушли только недавно, и теперь он постепенно приходил в себя, что, впрочем, не особенно радовало. Всё тело по-прежнему дико болело, а во рту всё ещё стоял кисло-солёный, неприятный до тошноты привкус. В камере было ужасно холодно, особенно без какой-либо одежды – порезанные в клочья штаны теперь за ненадобностью валялись в другом конце камеры – и его била крупная дрожь, так, что зубы мерно стучали друг о друга. Хотя, возможно, причиной дрожи был не только холод, но он предпочитал об этом не думать. Не думать, не вспоминать, не придавать значения… Господи, до чего же трудно. Трудно держаться, трудно после всего этого заставлять себя не впадать в отчаяние, а ведь так хочется завыть от бессильной злости, заорать, заистерить, хочется откусить себе язык или хорошенько так побиться головой об стену, чтобы упасть и больше никогда не открывать глаз… Безумно трудно держаться, когда твоя жизнь – ежедневный Ад, и постепенно становится всё хуже и хуже… Скуало дрожит. Скуало больно кусает себе губы, крепко зажмурившись, и пытается изгнать эти навязчивые мысли о том, что ему уже хочется поскорее попасть на костёр и прекратить эти мучения. А потом поток этих мыслей прерывается сам собой, когда на него сверху падает, накрывая замёрзшее измученное тело, что-то большое, мягкое и очень тёплое. Он с удивлением поворачивает голову, неверяще кутаясь в упавшее на него, как дар небес, одеяло. — Ты хотел одеяло, — говорит ему стоящий над ним Занзас, и выражение его лица невозможно прочитать. Скуало пару секунд молча смотрит на него, словно не понимая, а потом садится, опираясь спиной об стену и закутываясь в желанное тепло плотнее. — Кое-кто тут, кажется, слишком привязался к врагу? – он криво усмехается, не поднимая взгляда. — Интересно, кто? – Занзас, хмыкнув, присаживается рядом, властно приподнимает его лицо за подбородок и заглядывает в глаза. – Единственный враг тут для тебя – ты сам, мусор. Если бы не твоё идиотское упрямство, ты бы уже был свободен. — Свобода… Я не верю в свободу в Великой Инквизиции. Даже ты здесь не особо свободен. Что уж говорить обо мне. Занзас не отвечает. Его пальцы осторожно скользят с подбородка на скулу, поглаживают задумчиво, убирают с лица непослушные светлые пряди, очерчивают контур разбитых и искусанных губ. Почему-то его прикосновения не вызывают отвращения и не имеют ничего общего с теми… грубыми… чужими… Скуало невольно вздрагивает при одном лишь воспоминании о сегодняшнем кошмаре, но от руки Занзаса не отстраняется. — Они больше не посмеют. Никто тебя не тронет больше, слышишь? Кроме меня, разумеется. Скуало благодарно слегка прикрывает глаза и молчит, настороженно глядя в непонятно полыхающие красные глаза напротив. Он ни на секунду не забывает, что эти же руки, которые сейчас касаются его с такой непривычной нежностью, могут в один миг выдать ему очередную порцию жутких синих молний и нестерпимой боли. А забыть хочется, уж очень велико искушение хотя бы ненадолго отвлечься от бесконечной боли и бесконечных страданий и просто позволить себе расслабиться. И когда Занзас наклоняется и целует его – тоже невыносимо осторожно, невыносимо тепло – Скуало не выдерживает. Что-то в нём в этот момент рушится, ломается, летит к чертям вся его выдержка и самообладание. Судорожно выдохнув, он бессильно утыкается лбом в плечо инквизитора, и со стыдом обнаруживает, что из его глаз сами собой безостановочно текут слёзы. Руки его как-то тоже непроизвольно обвивают шею Занзаса, одеяло, уже не придерживаемое, падает с его плеч, и он снова дрожит, прижимаясь к своему мучителю всё крепче. — И кто тут из нас слишком привязался к врагу, мусор? Занзас прижимает его к себе за плечи, как-то растерянно гладит по длинным волосам. Он явно не был готов к такой реакции. Оно и понятно — около двух месяцев Скуало стойко выдерживал любые пытки, даже самые изощрённые. Он умудрялся не сломаться после смертоносной Божьей Кары, умудрялся вызывающе ухмыляться и дерзить даже после испытанной агонии. А теперь вот так неожиданно не выдержал обыкновенного человеческого тепла… Занзас действительно ни черта не понимает. Почему этот гордец показывает непростительную слабость именно при нём, при своём враге, хотя мог бы дождаться, по крайней мере, чтобы остаться в одиночестве? Почему так очевидно доверяет ему? Почему срывается именно сейчас, после столького времени? Хотя ответ на последний вопрос, кажется, и без того ясен – теперь, когда к пыткам добавилось сегодняшнее унижение и изнасилование, его предел, кажется, наконец-то достигнут. — Стой… — тихо полувсхлипывает, полувздыхает вариец, когда Занзас через некоторое время отстраняется. – Не уходи… ещё немного… пожалуйста… Занзас отклоняется назад и поражённо разглядывает своего пленника, который кажется сейчас на редкость хрупким и уязвимым. Глаза стального цвета мутные от слёз, в них плещется столько безысходного отчаяния, что смотреть в эти глаза почти больно. Высокие точёные скулы совсем раскраснелись от слёз и стыда за собственную слабость. Разбитые губы кровоточат и дрожат, дрожат и острые угловатые плечи с явными следами синяков и царапин. И внезапно Занзас понимает: именно сейчас вариец уязвим, как никогда. Именно сейчас его легче всего сломать. Кажется, ещё один поцелуй, ещё одно проявление заботы – и он расскажет абсолютно всё, если его сейчас спросить. Да, это будет подло, да, это будет нечестно – пользоваться его состоянием, но только сейчас нужный результат может быть достигнут. Скуало и сам, кажется, понимает это, но по его взгляду видно, что он ничего не может с собой поделать, хотя и пытается. Вот он, шанс. Возможно, последний. Если не сломать его сейчас, позже он наверняка преодолеет свою слабость и станет ещё увереннее, ещё выносливее. Позже ломать его будет бесполезно. Сейчас или никогда. Нужно всего лишь спросить его… — Не позорься, придурок, — говорит Занзас вместо этого и, довольно грубо его оттолкнув от себя, поднимается на ноги и идёт к двери. Он уходит из камеры, не оглядываясь, и вслед ему слышится донельзя благодарный вздох. И по какой-то совершенно неясной причине у Занзаса нет никаких сожалений. *** — Занзас! Занзас, это катастрофа!!! Занзас недовольно глянул на запыхавшегося целителя, который имел наглость столкнуться с ним в коридоре тюрьмы. — Не мямли, мусор. Чётко и ясно, что произошло. Целитель в панике затрясся и указал дрожащей рукой куда-то вдаль по коридору: — Колдун! Он сбежал! Видимо, кто-то из охранников не слишком тщательно запер дверь после того, как пленнику принесли сегодня ужин! И он уже миновал большинство наших ловушек и пока что успешно прокладывает себе дорогу к выходу! Это катастрофа, Занзас! Если Глава узнает, что вариец сбежал… Господи, Занзас, чему ты улыбаешься?! Занзас проигнорировал вопрос и уверенно зашагал в направлении выхода – туда, куда предположительно убежал Скуало. — Собери мне побольше солдат, и мы последуем за ним. Глава ничего не узнает. А сбежавший заключённый приведёт нас прямиком к логову Варии. Наконец-то, с ухмылкой подумал он, всё разрешится. И даже не догадывался, насколько был прав. Ночь выдалась на редкость ясная, сиявшие в чёрном небе звёзды и полная луна дарили непривычно много света. Скуало, оказавшись снаружи, потерял несколько драгоценных мгновений, с непривычки щурясь на свет – после пары месяцев безвылазного сидения в темнице, полностью оправдывающей своё название, даже свет луны слепил глаза. Впрочем, альбинос быстро сориентировался и продолжил путь с утроенной скоростью, навёрстывая упущенное время. Главным было добраться до ближайшего места сходки Варии. Сегодня как раз было полнолуние, а значит, Вария должна была быть в сборе. Скуало отнюдь не был идиотом. Он знал, что Инквизиция последует за ним, надеясь, что он приведёт их прямо к Варии. Что, впрочем, он и собирался сделать. Именно поэтому он бежал по самой короткой траектории, напрямик, даже не думая петлять и скрываться. А скрываться было где – штаб Великой Инквизиции располагался прямо в городе, и ночные улочки мелькали заманчивыми тёмными закоулками и щелями, где он с успехом мог бы спрятаться и переждать до рассвета хотя бы. Наверное, это было бы сейчас лучше, но Скуало не строил иллюзий. Он знал, что к рассвету весь город оцепят, и ему уже невозможно будет прорваться в лес за городской стеной. Да и Варии там завтра уже не будет, так что у него был всего один шанс обрести свободу. И шанс этот не позволял медлить. Наконец, городские кварталы остались позади, и варийца со всех сторон обступили деревья. Кто бы мог подумать, что один из варийских штабов находится практически под носом у Великой Инквизиции, а они до сих пор гоняются за ними по всей стране. Скуало задыхался и периодически спотыкался в темноте о коварно торчавшие из-под земли корни – долговременное отсутствие тренировок и безвылазное сидение в камере, стены которой высасывали не только магию, но и неотделимую от неё жизненную энергию, сделали своё дело. Но близость убежища заставляла бежать ещё быстрее, не обращая внимания на не слишком уже скрывающихся преследователей и на усталость. Внезапно плотная стена деревьев резко расступилась, и взгляду предстала широкая залитая лунным светом поляна с большим каменным алтарём посередине. Вокруг алтаря безмолвными тенями застыло пять фигур в одинаковых тёмных плащах с капюшонами. Скуало из последних сил добрался до алтаря и в изнеможении на него повалился, зная, что теперь он в безопасности. — Ску выбрался из тюрьмы Великой Инквизиции? Да ты крут, Босс. Хотя мог бы выбраться и пораньше, — обратился к нему знакомый мальчишеский голос. — Сам бы попробовал, Бель, если такой умный! — устало огрызнулся тот, с трудом поднимаясь с алтаря. – Уверяю, ты бы там и недели не выдержал. — Скуууу!!! – ему навстречу бросился другой подчинённый. – Ску, ну что же ты, в самом деле? Ты нас всех перепугал! Мы так за тебя волновались! — Уймись, Луссурия! – пришлось отдирать от себя навязчивого товарища и потратить ещё несколько драгоценных секунд. – Отметим моё возвращение потом. Сейчас важно избавиться от хвоста. Маммон? — Да, Босс, — вперёд вышла ещё одна тень. – Круг Защиты активирован. — Хорошо… — выдохнул альбинос, и в его голосе почему-то отчётливо послышалась неуверенность. – Да, хорошо… Занзас сам виноват. Он, должно быть, уже стал кучей пепла, как и все остальные мерзавцы из Инквизиции… И тут случилось то, чего не ожидал никто. Посреди поляны прямо из воздуха возник Занзас, окружённый какими-то красными огненными всполохами. — Какого хрена?! – прорычал он, в изумлении оглядываясь. – Какого хрена тут творится?! Поляна вокруг Занзаса была усеяна пеплом. Вария поражённо молчала. Скуало смотрел на Занзаса широко раскрытыми глазами и отчего-то едва заметно дрожал, судорожно вцепляясь пальцами в неровную поверхность каменного алтаря. — Какого хрена, я спрашиваю?! Что вы сделали, отбросы?! Занзас в который раз за последние пару месяцев поймал себя на том, что нихрена не понимает. Только что он и его штурмовой отряд преследовали Скуало по лесу, загоняли в ловушку, окружая со всех сторон. Занзас даже прикрыл свой отряд сильной магической иллюзией, чтобы варийцы их не увидели раньше времени. И вдруг – никого не осталось. Все до единого инквизиторы сгорели мгновенно, даже не успев ничего сообразить. Все, абсолютно все, кроме членов Варии, зашедшие этой ночью в проклятый лес, обратились в пепел настолько быстро, что не вырвалось ни одного крика. Занзас остался совершенно один. Видимо, в полнолуние к Варии действительно не следовало соваться. Неужели это и есть легендарная банда колдунов-язычников? И ей заправляют всего шестеро человек? Шестеро – в центре огромной сети, протянувшейся по всему миру? Невозможно! Невозможно, чтобы одна идиотская банда обладала такой силой! Невозможно… — Надо же. Я недооценил вас, варийцы, — Занзас сплюнул на землю и сжал кулаки, активируя Божью Кару. – Но меня вам точно недооценивать не стоит. Вария молчала и не шевелилась. Шестеро фигур застыли в безмолвном оцепенении, и только Скуало беззвучно что-то бормотал, не отрывая от Занзаса странного, неверящего взгляда. — Босс, — наконец, нарушил напряжённую тишину тот, кого Скуало назвал Маммоном. — Да… — Скуало сипло выдохнул сквозь зубы и окончательно оторвался от алтаря. – Я вижу. И – Занзас не мог поверить своим глазам – он опустился перед инквизитором на колени, преклоняя голову. Вслед за своим лидером жест с точностью повторила остальная Вария. — Добро пожаловать, Избранный, — процедил Скуало сквозь зубы, не поднимая головы. Занзас озадаченно отключил Кару и взглянул на коленопреклонённую Варию, как на ненормальных. Сказать, что он был удивлён – значит ничего не сказать. — Что? – он не придумал спросить ничего умнее. — Ты, — Скуало всё так же не поднимал головы и всё так же скорее рычал сквозь зубы, чем говорил. – Стоишь в Священном Круге. Только Избранный может зайти в Круг и остаться живым, будучи непосвящённым в Варию. Это даже не легенда. Это доказано многими поколениями. Ты Избранный, сомнений нет. Только этим можно объяснить твою мощную магию и тот факт, что ты без проблем вступил в Круг. Ты… ты теперь наш лидер. Мы подчиняемся тебе, как того гласит наш закон. Занзас ухмыльнулся. Он ещё не совсем разобрался в происходящем, но ситуация ему уже нравилась. Чутьё подсказывало ему, что Скуало не лгал. Всё сложилось в его пользу. И плевать на погибших инквизиторов – они всё равно были слабаками. Он нарочно медленно приблизился и властным движением приподнял лицо Скуало за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза и с удовольствием отмечая, как тот вздрагивает от его прикосновения. — Значит, вы будете мне подчиняться? – он самодовольно усмехнулся. – И ты тоже? В лунном свете бледное лицо язычника казалось ещё более красивым. Длинные волосы купались в серебре, серые глаза сверкали ничуть не хуже драгоценных камней. Занзас задумчиво разглядывал всю эту красоту, которая теперь, кажется, окончательно принадлежала ему одному. — Я часть Варии, — отозвался Скуало мрачно. – И я подчиняюсь… независимо от моего желания. Занзас одобрительно хмыкнул, сжимая его подбородок крепче. Тот машинально дёрнулся, оскалился враждебно, но вырываться не стал. — Тогда расскажи мне. Расскажи мне всё о Варии. Расскажи мне всё, о чём так упорно молчал в тюрьме. И, может быть, я соглашусь стать вашим лидером. А может, уйду и сдам все эти сведения тому старикану, который занимает моё законное место. Скуало вздрогнул сильнее, отвёл взгляд. Вария наблюдала за ними с удивлением и интересом. Занзас торжествовал. Он, наконец, победил, и это было поистине упоительное ощущение. Никогда в жизни он, кажется, не радовался победе сильнее. — Хорошо… — убито произнёс Скуало. – Я… расскажу. *** Скуало был гораздо бледнее обычного, но всем своим видом демонстрировал, что поступает так только из-за закона Варии, гласившего, что Избранному надо беспрекословно подчиняться. Он говорил сухо, чётко, скрестив на груди руки и нервно поджимая губы, и глаза его, неотрывно смотревшие на Занзаса, продолжали выдавать бурю бушевавших в нём эмоций, хотя внешне он оставался спокоен. Занзас, развалившийся в лидерском кресле – кто бы мог подумать, что одно из варийских убежищ окажется прямо под носом у Инквизиции, хитроумно спрятанное под каменным алтарем! – слушал его внимательно, не перебивая, изредка задавая наводящие вопросы, скорее не потому, что они ему были действительно интересны, а просто для того, чтобы ещё больше позлить Скуало, который и так уже был весь взвинчен, как пружина, из-за необходимости теперь потакать прихотям того, кто так долго его пытал. — Это всё? – с ухмылкой спросил Занзас, когда тот замолк. Скуало молча кивнул, по-прежнему всем своим существом выражая протест. Занзаса это позабавило. Надо же, подумал он, и теперь упрямится, хотя и смысла в этом больше ни на грош. — Отлично. Меня всё устраивает. Пожалуй, я действительно останусь пока вашим лидером. На самом деле, Занзас и мечтать не мог о том, что когда-нибудь судьба выкинет что-нибудь настолько для него приятное и необходимое. Он с предвкушением думал о своей новой «работе» — никакого тупого начальства, попрекающего его, как неразумного ребёнка, никаких слабаков в окружении – Вария прославилась и этим – никаких запретов, моральных или физических – наконец-то, можно пить сколько угодно вина и совершать иные, запрещённые канонами нынешней Церкви действия! Кроме того, новая должность открывала перед ним действительно широкие перспективы. Пожалуй, Скуало был прав – даже если бы он стал Главой Инквизиции, у него не было бы столько власти и столько возможностей, как нельзя лучше подходящих его амбициям. А ещё, и это тоже было немаловажно, ещё больше, чем теперь, Скуало принадлежать бы ему не смог нигде больше. — Значит, моя работа сделана, — Скуало повернулся и направился к лестнице, ведущей из логова на поверхность. – Хорошо. Тогда я сваливаю. Занзас встал с кресла и успел удержать его за запястье, больно сдавливая хрупкую руку. — И куда это ты собрался, мусор, мне интересно? Тот яростно дёрнул руку, снова оскалился, но в итоге оказался прижатым к ближайшей стене без возможности вырваться. Глаза его сверкнули злостью. — Блядь! Я не собираюсь находиться под твоим командованием, урод! Ты два месяца меня почти ежедневно калечил и издевался! Я ухожу из Варии! — Надо же, — хмыкнул Занзас в ответ и прижал его крепче, продолжая самодовольно ухмыляться. – А в последнюю нашу встречу в тюрьме мне показалось, что ты только об этом и мечтал. Чтобы я перешёл на твою сторону. Не ты ли уверял меня, что мы с тобой похожи? И знаешь, а ведь на самом деле ты рад, что я тебе не враг, не так ли? И то, как ты недавно рыдал у меня на плече и просил не уходить, только очередное тому доказательство. К бледным щекам прилила кровь. Скуало, кажется, основательно смутился при упоминании о том, что так опозорился перед своим врагом накануне. Но врагом ли? Теперь Скуало был уже ни в чём не уверен. Он и сам понимал, что с самого начала его необъяснимо тянуло к Занзасу, несмотря на все мучения, которые он ему причинял. Это было очевидно им обоим, но Скуало не хотел признавать поражение так просто. — Ты просто ублюдок… — выдохнул он упрямо. – Да после всего этого я имею полное право тебя ненавидеть! От того, как Занзас горячо целовал ему шею и ключицы, как собственнически сжимал ладонью ягодицы, сбивалось дыхание, путались мысли. Кажется, он всё-таки решил выполнить своё обещание трахнуть его уже не в качестве пытки. И почему-то это Скуало вполне устраивало. — Не имеешь, мусор, — приказным тоном заявил Занзас, глядя ему в глаза. — У меня дежавю или ты это уже говорил? – к Скуало снова начала возвращаться язвительность. Занзас реплику проигнорировал и вернулся к прерванному занятию. — Так что ты там говорил… про уход? – насмешливо поинтересовался он через некоторое время, жадно кусая такие желанные губы. На этот раз подколку игнорировать пришлось уже Скуало. Честно говоря, ему просто было не до того. *** — Надо было мне тебя сразу просто трахнуть вот так, без всякой магии, и ты бы сразу всё выложил. Хах, досадно даже, столько времени убил! Это было уже потом, когда они лежали в одной постели, перед рассветом. Оба казались на редкость довольными жизнью, и Скуало обнаружил, что засыпать на чужой груди, в собственнических объятиях, не так уж и плохо. — Не переоценивай себя, Занзас. Нихрена я бы тебе не сказал. Ничего бы ты этим не добился… ну, разве что, моё заключение протекало бы немного приятнее. — Проверим? – он глянул на него с усмешкой, лениво перебирая пальцами длинные волосы. — Проверяй, ага, — тот почти зеркально отразил его усмешку и беззлобно хмыкнул. – У меня от моего лидера секретов больше нет. — Вот как… — протянул Занзас и прижал его к себе крепче. – Ну, так заведи тогда. — А ты меня снова, что ли, допрашивать будешь? С пытками? — А это уж как получится, мусор. Смотря какие у тебя секреты. — Мм. Угу. Уже надо бояться или я могу поспать? Занзас, вновь хмыкнув, отвесил ему лёгкий подзатыльник. Тот тихо рассмеялся и умиротворённо прикрыл глаза. Занзас некоторое время наблюдал за ним. Он вдруг подумал, что Скуало – очень даже существенный бонус к должности варийского лидера. Его можно было сколько угодно трахать, можно было срываться на нём, можно было делать с ним всё, что заблагорассудится. Хотя бы потому, что уж этот-то точно выдержит абсолютно всё, теперь Занзас был в этом абсолютно уверен. Пожалуй, решил про себя Занзас, тоже постепенно проваливаясь в сон, даже ему просто жизненно необходим тот, кто будет его терпеть. И кого будет терпеть он. Должна же быть в этом безумном мире хоть какая-то справедливость? КОНЕЦ