Роял-флэш

До чего же не хочется умирать! Когда все хорошо, представления о смерти складываются в угасание света, а потом его возникновение в тоннеле. Ни боли, ни чувств. Какая блажь! Смерть – это когда ты чувствуешь самую сильную на свете боль. В этот момент никто в целом мире, кроме тебя, не чувствует ничего подобного. И раньше тоже никто не чувствовал. Нет больше «раньше», «сейчас» и «потом». Нет вообще ничего. Есть только ты и твоя боль. И вот ты лежишь, опутанный, пронизанный и распятый ею, и тебе страшно до судорог. Потому что ты знаешь, что сейчас время умирать, и никто, никто не придет и не поможет тебе. Если и будет тоннель, то по нему ты пойдёшь без группы поддержки. Когда ты осознаёшь, что конец твоей верёвочки близок, то ползёшь по ней обратно, наверх, растягиваешь её, лишь бы что-то сделать, потому что там, внизу… -Облом. -Что? – оборачиваюсь на чужой голос и срываюсь вниз. Вместо воздуха вязкое желе. В нём саундтреком растекается мой крик, хотя я не могу раскрыть рта. Боль возвращается. -Ты что, прям туда ей будешь колоть? Что колоть? Моё тело вытянулось на десятки метров в этом пространстве. Оно истончается и растворяется. -Не смей мне тут коньки отбрасывать! Я чувствую. Что-то происходит с моим телом. Оно рябит, но не пропадает. Вместе с ним и боль то появляется, то исчезает. -Дай мне вон то. -Эфир? -Нет, общую анестезию давать нельзя, - этот голос медлен и размыт пространством. – Она тогда умрёт. Я уже вколол морфий. -Блять, чё давать-то? -А? Нашатырный спирт. Я оборачиваюсь, но не могу найти голосов. Кому-то плохо? Может быть, кто-то умирает. Боль возвращается. Стискивает меня всё сильнее и сильнее. Я набираю воздуха, чтобы отогнать её криком, но в легкие врывается едкая волна. -Сейчас очнется, - отсутствовавший голос чуть напрягся. - Держи ее. Внезапная боль, словно от укола иголкой, затем еще и еще. Я почувствовала спиной какую-то плоскость, и кроме боли начали всплывать новые ощущения. Местами не отвечали мышцы рук и ног. Я попыталась встать, но тут боль пронзила чуть ли не все тело. Словно пытаясь проснуться, еле открываю глаза - темнота превращается в размытые цветные пятна, мелькающие перед глазами. Горячая боль, пятна и неповиновение собственного тела. -Ты ж ей морфий вколол, че она дергается? - знакомый голос. -Нужно время, чтобы подействовал, - второй я слышу впервые. Закрываю глаза, открываю снова и узнаю лицо разглядывающего меня человека. -С возвращением, блять, - различаю я через новый прилив боли. - Из-за тебя у меня неделю стоять не будет. -Я закончил, - на мои ноги падает грубая ткань. Я теперь вижу окружающую обстановку - желтый рассеянный свет, дощатый потолок и обитая фанерой стена. И двоих человек, находящихся рядом со мной на полу. -Когда оклемается? - спросил Ваас, вытирая руки о штаны. Второй человек был намного старше его - тронутые сединой волосы, морщинки на лице. В его руках было окровавленное полотенце. -Не скоро, - ответил он тем задумчивым голосом, глядя на меня. - Пару дней будет без сознания, надо колоть в вену, чтобы поставить на ноги. -Че, и ходить не сможет? - спросил пират с закравшимся сомнением. -Сможет, но не сегодня и не завтра. Отходить будет долго. И вряд ли вообще до конца отойдет. -Ну, это уже ее проблемы, но перевозить-то можно? -Думаю, тебе ее уже не продать, - сказал седой мужчина и, вздохнув, договорил. - Она, скорее всего, вообще непригодна для этого. -То есть что, ее уже даже трахнуть-то никому нельзя? - с искренним изумлением переспросил Ваас, указывая на меня. - Да брось! Ну, порвали ее чуток, ты ж все заштопал. -Надолго ли? - отозвался тот, звеня чем-то на столе. - Если вообще выкарабкается, то даже симулировать не сможет. Жалко девчонку, Ваас. Если думаешь продать ее - лучше пристрели. -Я бы это сделал, будь она моим товаром, и тебя бы не спросил, - огрызнулся мужчина, - да вот незадача - скажи это Хойту, который и так потерял из-за этого дохрена денег. -Как знаешь, я только сказал, - равнодушно ответил ему седоволосый врач. - В любом случае, если хочешь вытащить ее, коли то, что я оставлю. Больше слушать я не могла. Хотелось заплакать, но ощущение присутствия пропадало. Уплывали голоса, опора, но еще какое-то время было различимо пламя в керосиновой лампе на столе, пока мои веки не опустились. Казалось, прошло несколько секунд, прежде чем я открыла глаза, но ощущения резко изменились. Внизу живота поселилась тянущая боль. Все тело горело. -Охереть, ты наконец очухалась, - поворачиваю голову в сторону голоса. Конечно, Ваас. На столе перед ним шприц в раскрытой обёртке, в руках он держит ампулу. - А то я заебался тебе колоть. Теперь давай сама, - он подошёл ко мне, присел на пол и протянул ампулу. - На, ебашь. Я смотрела на него полные десять секунд, чтобы понять, шутит он, или же нет, и в конце концов подняла тяжелую руку и взяла лекарство. Руки были противно слабыми, пальцы не слушались, когда я попыталась отломить кончик. -Знаешь, сколько хуйни ты мне подкинула? - продолжал Ваас, кинув на матрас рядом со мной шприц. - Я считать перестал, чтоб не расстраиваться. Дай, блять, сюда, немощь, - он вырвал ампулу у меня из рук и с хрустом переломил пополам. - Так вот, я рассказываю тебе. Пока он говорил, я скосила глаза вниз и обнаружила себя одетой всё в ту же футболку, в которой я попала на остров. Больше, кроме грубого одеяла, меня ничего не покрывало. Я не без труда - низ живота на каждое движение отвечал колющей болью - перевернулась на бок и начала втягивать в шприц содержимое ампулы. -Оттого, что ты виляла жопой, потеряла не только сама, но и отняла у Хойта пару миллионов, - Ваас развёл руками и покачал головой. - Всё. На тебя нет покупателя, детка. Он отказался от тебя, ибо у него не летний лагерь для инвалидов. Я стиснула зубы, оттягивая поршень шприца дрожащей рукой, но не отвечала ему. В горле стоял комок. -Потом ещё я оказался крайним за своих ребят и торчу тут с тобой, питая твои венки, хотя я тебе не мамка, которая, кстати, вроде бы умерла, да? - он словно внезапно что-то вспомнил. - Да, я спрашиваю? Мне ничего не оставалось, кроме как молча кивнуть, хотя страшно хотелось воткнуть этот шприц ему куда-нибудь в башку. Сейчас он знал обо мне гораздо больше, потому что мне было известно лишь моё прошлое, а ему ещё и будущее. -Ты опять игнорируешь меня, - через оценивающую паузу заметил он. - Может, ты не очень понимаешь всей ситуации, chika, поэтому я тебе объясню, - он щелкнул пальцами, призывая меня перевести на него взгляд. - Сейчас ты зашита добрым доктором в самом нежном месте, если не очень понимаешь меня, скажу прямо - тебя разодрали как тряпку. Ты больше никогда не будешь счастливо трахаться, доходит? -Я знаю, - неожиданно для меня мой голос теряет всякие эмоции. Ваас смотрит на меня так, словно ждёт ещё чего-то. -И что, это всё, что ты мне скажешь? Я приподнимаюсь, не обращая внимания на боль и, пылая от жара и злости, говорю ему в лицо: -Даже если я сдохну, я всё равно достану вас всех и дам пизды. Он пару секунд всматривается мне в глаза, а потом забирает шприц и всаживает мне в руку. Чуть тянет поршень на себя, и к лекарству подмешивается чуток крови - попал в вену почти не глядя. -Знаешь что, рашн? - говорит он, вытаскивая иглу и отбрасывая пустой шприц. - Мне нравится твой стиль. Определённо нравится. -Воды дай, - произношу я в потолок. -Сама встань и возьми. Очень смешно, сука. Так тянулись дни. Бесконечно долгие и ужасно быстрые. Я научилась сползать с грязного матраса и ставить себе уколы в вену. Из одежды мне перепала длинная коричневая толстовка. Натягивая её в первый раз, я подумала, что её хозяин, возможно, уже мёртв, а его одежда греет меня. Странно осознавать, что вещи порой оказываются полезнее людей. Дверь в маленьком домике, где меня содержали, запиралась снаружи. Пару раз за день её открывал Ваас, чтобы поверить жива ли я ещё и попутно то рассказать, как хреново идут дела по моей продаже, то просто наорать на меня в пьяном угаре. Хойт приставил его ко мне, чтобы тот лично поставил меня на ноги и искал нового покупателя. Шансов на побег не было: доктор Эрнхардт сказал, что мне нельзя есть ближайшие несколько дней, а на одной внутривенной глюкозе далеко не уйдёшь, к тому же, что я могу сделать там, в джунглях, без лекарств и воды? Уж не говоря о том, что я училась заново ходить, пока коротала дни взаперти. За это время мне стало понятно многое, что беспокоило раньше. Например, стало ясно, что и здесь, на краю мира, тоже можно как-то жить. Может, выживать, но всё-таки можно. Если хотеть этого. -Держи дверь. Не успела я приоткрыть глаза, как рот зажала чья-то рука. Я дёрнулась, но её обладатель уже придавил меня к матрасу. «Только не это», - пронеслась в голове одна-единственная мысль, от которой животный ужас одним ударом сердца раскатился по телу. Едва моё горло напряглось для крика, как нападавший выдернул откуда-то нож и повертел им перед моим лицом. Я замерла, глядя на блики света, пляшущие на лезвии. Если это опять повторится, то лучше уж пусть меня сразу прирежут, но пока ни тот, что сидел на мне, ни другой, не начинали ничего подобного. Рука, зажимавшая мой рот, исчезла. Человек запустил руку в карман. Пока он искал в нем что-то, мой взгляд наткнулся на шрам на его шее. -Не ори, сука, - он прижал нож к моей шее, доставая руку из кармана. Я тихо застонала. Его пальцы разомкнули мне губы и что-то вложили в рот. Я резко мотнула головой, но его рука уже снова легла на меня. – Глотай. Язык прижимал к нёбу таблетки, которые уже начинали горчить, и выплюнуть их было невозможно. Я решила держать их так, пока он не опустит руку, а потом выплюнуть, но пират не разжимал мне рта. Пропитавшаяся горечью слюна текла в глотку. Сглатывая её, я упустила одну из таблеток и проглотила. Чёртов комок застрял в горле. -Глотай! – мне в губы ткнулась бутылка с водой, и я от неожиданности проглотила нахлынувший в рот поток. Вдохнув, резко дёргаюсь и сбрасываю мужчину с себя. Он больше не держит, лишь наблюдает, как я лежу на полу, уткнувшись лбом в дощатый пыльный пол, и хватаю ртом воздух. Я это проглотила. Что теперь? Он перешагивает через меня, скрип открывающейся двери, оба выходят. Оставшись одна, поднимаюсь с пола и машинально иду к столу. Упершись руками в его исцарапанную крышку, ищу что-нибудь, что мне может помочь. Нужно вызвать рвоту. Неизвестно, что мне дали, и какие последствия меня ждут. Воды в комнатке нет. Мои руки стискивают виски. Без паники. Бояться нельзя. Отрываюсь от стола и опускаюсь на пол. Обтираю пальцы об толстовку и медленно засовываю их в рот. В этот момент меня пронзает мысль: что, если им велели дать мне те таблетки? Снотворное? Меня уже перевозят? Нет, на улице всё ещё идёт дождь, в такую погоду далеко не уедешь. Это лекарства доктора Эрнхардта? Но, судя по ощущениям, таблеток было две или три, это много. Эти двое что-то замыслили, нужно сказать об этом Ваасу. А если он сам их подослал? В полном замешательстве я вынула пальцы изо рта и вновь вытерла их об себя. Прислушалась к своим ощущениям – лишь боль от резкого движения на месте швов. Я вернулась на грязный матрас и села, прижавшись спиной к стене. Не покидало напряжённое ожидание чего-то страшного. Этот человек со шрамом мог вернуться. У меня не было ничего, чтобы остановить его. Только бешеное желание пережить всё это. Я опустилась на матрас, продолжая следить за дверью. Что бы там они не всунули мне в глотку, не хочу знать, что это было. Несколько следующих минут также ничего не меняется. Закрываю глаза и понемногу успокаиваюсь, только сердце всё ещё стучит, как бешеное. Если их прислал Ваас, то почему сейчас? По ощущениям, время клонится к рассвету. Можно было попытаться снова уснуть, но сердце стучало, как динамо-машина, напуганное внезапным пробуждением. В последнее время оно пугалось слишком часто. Что ждёт его впереди? Наверное, лучше не будет. Я яростно дышала. Жизнь и так не радует, а теперь вообще непонятно что. И в таком состоянии меня оставляют здесь, чтобы я смиренно ждала своей участи. Хрен вам. Подняв голову, смотрю на дверь. Никто не спешит появляться из-за неё. Поднимаюсь на ноги и иду вперёд. Теперь мне известно, что делать, и от появления цели прежняя расхлябанность и боль исчезают. Я сосредоточенна и чувствую каждую клеточку своего тела.Эти олухи оставили дверь незапертой. Осторожно приоткрываю ее и выскальзываю в густой туман, окутавший все живое. Размокшая земля холодит ноги, дождь заглушает шаги. Видимости почти никакой, и я медленно двигаюсь вдоль стены. Впереди точно кто-то есть: сквозь белую пелену просвечивает темная фигура. Ночной пост. Почти перестаю дышать, подкрадываясь к нему со спины. Рука тянется к ножу на его поясе. Пальцы жадно дрожат. Сглатываю слюну. Поехали. Едва пират обнаруживает пропажу и пытается обернуться, в его горло вонзается клинок. Выскакивает и опускается снова. И еще. Еще. Опять. Еще разок. Или два. Да. Выдираю нож и втыкаю его туда, где пульсирует рваная артерия. С шипением, словно из дырявого шланга, кровь брызжет мне на лицо, заставляя прикрыть глаза. Ее запах будоражит сильнее, чем свежий воздух. Мое сердце замирает в сладкой истоме, ловя последние удары чужого. Ударяю разверстую рану еще раз. Голова его свисает набок, открывая краешки позвонков, на которых она держится. Осторожно опускаю тело на землю и отступаю на пару шагов назад. С ним еще можно поработать, но тут есть и другие. Вышка снайпера должна быть справа. Тихо бреду сквозь туман, слушая, как в такт дождю кровь капает с моих рук. Из дождливой завесы проглядывает контур вышки. Я вздыхаю в предвкушении теплой волны и сладкого запаха. Чем пахнет кровь? Мокрым железом? Не-е-ет! Смертью? Тоже неверно. Смерть пахнет безграничной свежестью и разложением, а в запахе крови есть жизнь. Это она вытекает из тела, вынося из него растворимый страх перед гибелью, уступая свое место в жилах свежей смерти. Я чувствую, как пахнет жизнь, и, следовательно, я живу. Деревянные мокрые ступеньки прогибаются под ногами. Когда я оказываюсь за спиной у снайпера, он не слышит ничего, кроме дождя. Один сильный удар - и его сигарета падает недокуренной тлеющей звёздочкой и гаснет в луже. Не отрываясь, смотрю, как с кончика клинка, выглядывающего из груди пирата, капает кровь. Он ещё жив. Поворачиваю лезвие - и хрипит в попытке вскрика продырявленное лёгкое. Я напрягаю руку и разрезаю мягкие ткани в его теле. На мои голые ноги льются тёплые ручейки, согревая их. Снайпер забился и обмяк - похоже, я добралась до сердца. Скидываю его с ножа. Кровь стекает меж досок вышки и теряется в тумане. Надо бы поторапливаться, скоро это заметят. -Эй! Что это? Уже. Выдёргиваю из-под тела тяжёлую винтовку. Руки дрожат от напряжения. В магазине десять патронов. Вскидываю его на плечо и оглядываю аванпост через прицел. В тумане мелькает фигура. Замерев на вдохе, жму на спусковой крючок. Жуткий грохот. Отдача заставила меня пошатнуться. Ищу в прицел пирата - на земле в неестественной позе лежит его тело. Из тумана начинают появляться и другие. Отлично. Я облизнула пересохшие губы. Начали.