Дракон и кирин

Из солнечного оглушительного полдня в приятный полумрак помещения, где пахнет травами и спиртом. И немного пылью – но пыль не отсюда, а просто потому что забила нос во время тренировки; Рэй всё никак не мог расчихаться, когда зашёл под крышу. И пятна перед глазами висели такие зелёные и яркие, что вокруг ничего и не разглядеть. Но это не страшно, потому что глядеть не на что – подросток здесь был не далее как утром, да и менялось что-то редко. Бревенчатые стены, две койки и низкий стол. Каллиграфии на стенах – это Ни Линя, конечно. Цитаты из священных текстов, но больше его собственного сочинения. И у самой двери, что ведёт вглубь дома – рисунок на оризовой бумаге, от которого Рэю всегда теплело на сердце. Он и сам приложил к нему кисть. Сидел вот за этим самым столом, сосредоточенно выписывал каждую драконью чешуйку и всё боялся попортить великолепного кирина, что уже сиял золотом и лазурью с рисунка. Рэй хотел убедить Ни Линя, что сперва лучше бы заняться драконом – и выкинуть не жалко, если не выйдет ничего или несуразица какая-нибудь. Но тот только ухмыльнулся и заметил, что ведь это дракон обвивает кирина, а не наоборот, значит и рисовать его надо поверх. И закрашивать так будет гораздо сподручнее. Ну разве что гриву и хвост потом, которые клубились завитками по желтоватой поверхности – как волны, как облака, как дым – и сплетались с чешуйчатыми изгибами. Рэй заспорил, в своей руке не уверенный, но в итоге сдался. А потом чуть ли не с языком высунутым водил кистью, едва касаясь бумаги – излишне бережно и оттого напряжённо, совсем не как учил Ни Линь – и думал, что кирин слишком хорош для его дракона. И что будет, если сорвётся клякса туши и упадёт прямо на улыбающуюся морду зверя. Но обошлось, и Ни Линю не пришлось снова сидеть несколько часов, вырисовывая мельчайшие детали и вставая только затем, чтобы выйти из четырёх стен и призвать Тень. Цилинь – так мягко, на южный манер его называл хозяин – мотал головой, которую венчал роскошный ветвистый рог, и бил копытом. Под копытом не приминалась трава; Рэй смотрел и думал, что целитель и его зверь похожи, хоть общего у них всего лишь часть имени. А потом Ни Линь возвращался обратно к столу и переносил на бумагу увиденное, так же как делал с лекарственными растениями. Но ни один цветок, сколь бы обширными ни были его полезные свойства, не мог вызвать живую улыбку Ни Линя, не мог заставить его шутить или фыркать в ответ на дружескую подначку, - а общий с Рэем рисунок смог. Висит теперь, напоминает о хорошем. Равно как иные каллиграфии напоминают о минутах задумчивости, о тишине и одиночестве, в которых создавались линия за линией. Они просто появлялись на стенах ко времени возвращения Рэя, и расспрашивать про них казалось неуместным. Но бывало и по-другому. Ветер крепчает Сильней дыхания стал Я онемею Рэй помнил, как друг длинными мазками запечатлевал эти строки при свете масляной лампы: руки в коричневых пятнах от сока ахиллеи, давно перевалило за полночь, и Акали часов десять как ушла из Ордена. Споры потом были – до хрипоты; но не тогда, не в тот вечер. Потому что черты лица в неверном янтарном сиянии казались слишком резкими, а контур глаз – наоборот, смазанным и потёртым, и Рэй всё удивлялся, как этим вот рукам в коричневых пятнах ещё удаётся держать кисть. К добру ли то, что он вспомнил сейчас про смутные для Ордена времена, что обратил внимание на стих, который давно уже должен был приесться взгляду? Юный иониец отметил про себя эту мысль и сразу же отбросил. Не стоит основывать суждения на догадках о воле богов – так или почти так говорил Зед. И повторял переиначенные слова из «Наставлений потомкам»: Первую службу дóлжно отдавать себе, Вторая служба справляется народу, Третья – правителям. И лишь на четвёртом месте для просвещённого человека боги, ибо стóят они почитания, но не послушания: изъявление их воли скрыто от глаз смертных, равно как их пути. Что же до предков – стоят они и почитания, и послушания, но в той лишь мере, что и любой человек, ибо есть они люди. «Ибо есть они люди», - прошептал подросток, едва шевеля губами, и снова бросил взгляд на сплётшихся дракона и кирина. Он не скажет Ни Линю о своих молитвах, иначе тот поднимет его на смех. А Ни Линь был совсем близко, через дверь, и Ни Линю было больно. За своё опять... На этот раз левая рука, тыльная сторона, и глубоко так. Хотелось ворваться сразу, бросить резкие слова и пресечь – но Рэй не станет. Он даст Ни Линю время. Ступай мягко, говори тихо. Тот знает, что друг уже здесь, и скоро боль прекратится. Перед глазами уже было не так зелено, и Рэй потянулся до сладкого хруста. Расстегнул пояс, скинул вместе с мечом на кровать. Стащил наручи, нагрудник – и их туда же. Виток за витком освободил руки от обмоток, сжал и разжал кулаки несколько раз; пальцам и ладоням было так приятно от комнатной прохлады, что снял и носки-таби, прошёлся босиком туда-сюда по деревянному полу. Заметно полегчало после полуденной жары, но в неё придётся окунуться снова. Потому что снаружи в тени навеса стоит бадья с водой, а Рэй не зайдёт дальше, не совершив омовения. Зачерпнул ладонями воду, а с ней дрожащие тени и солнечные блики. Тепловатая, но всё равно освежает – напившись и сполоснув руки и лицо, подросток не отказал себе в удовольствии облиться целиком. Плескался ещё минут пять, фыркая и разбрызгивая хрустальные капли, что впитывались в пыль тёмными пятнами. По волосам текло за шиворот, ткань прилипла к телу, зато не осталось ни следа дурноты, и ушло тянущее нытьё из левого предплечья. Надо будет сходить к колодцу наполнить бадью снова, а лучше к реке, хоть и дальше. Но это позже, а сейчас предстоит очередной серьёзный разговор. *** Дверь скрипнула, отворившись, и Рэй вошёл; он заранее знал, что увидит. В потоках солнечного света из окна плясали пылинки, лучи отражались на стеклянных боках флаконов – пустых, полупустых и полных - и отблёскивали на разномастных ступках для растирания трав, и путались в самих травах, и высвечивали почёрканную записями бумагу слепящей белизной. А Ни Линь сидел у стола в центре этого всего и добинтовывал запястье, неудобно устроив локоть где-то между лекарским ножом и потёками крови. Головы он не поднял, и Рэй остановился на пороге. - Снова ты… - произнёс он с укором и осёкся, ощутив слабую вспышку чужого раздражения через Тень. - Не начинай, а? - Ни Линь дёрнул плечом и всё-таки посмотрел на друга. Глаза у него были чёрные, сухие и блестящие, как обычно от боли. Протянул замотанную тонкой полосой ткани руку – с неё свисали незакреплённые концы повязки. - Ладно, - Рэй покладисто согласился, вздохнул и сделал два шага с порога. Опустился на колени рядом с целителем и продолжил бинтовать до пальцев, следя, чтобы осталась свободная длина на узлы. – Но я правда мог бы поймать тебе оленя или зайца. Наши каждый день охотятся, бывают подранки. Ни Линь сузил глаза, и взгляд стал колючим. - Вылечить, чтобы потом забить? Иногда с другом бывало очень сложно. Рэй перехватил бинтом ладонь поперёк – туго, но не слишком. - Ну так их всё равно бы съели. - То другое, - Ни Линь упрямо поджал губы. – То для дела. - А тебе будто не для дела? – спросил Рэй, но друг уже насупился и отвернулся, и весь его вид будто бы говорил: «как-ты-не-понимаешь». Ну не все же такие умные, как ты, Линь. - Выпустили бы обратно, если так хочешь. - Не хочу. Вот не хочет – и всё тут. Хоть лоб расшиби. - Я тебе уже предлагал, можешь практиковаться на мне, - Рэй затянул узел и дал другу придержать, чтобы не разошлось. Ни Линь прижал узел большим пальцем, не глядя на Рэя. - Не хочу. - На мне это отражается, хочешь того или нет, знаешь ли, - Рэй сказал не в упрёк, а чтобы подкрепить свои слова. – Кровь от крови, вздох от вздоха… - …Тень от Тени, - закончил за него Ни Линь их общее присловье, но не улыбнулся, как Рэй надеялся. – Ага. Рэй затянул второй узел, проверил – не тесно ли. Руку Ни Линя сразу не отпустил, задержал в своих. - Мне прощения попросить? – огрызнулся целитель в ответ на молчание, но руки не отнял. Ему было стыдно, и оба это знали. - У меня – незачем, - Рэй разжал пальцы и сложил ладони на коленях. Упёрся взглядом в сегодняшнюю травку: стебель серо-зелёный, его окаймляет лиственное кружево, а цветы мелкие, жёлтые, зонтиком. Оминаэси. Не от боли тела, а от боли духа. Как там были строки? Слово в голове Когда на тебя смотрю "Оминаэси" О ком писал десятки лет назад поэт, что сочинил их? Неважно. Для Рэя они про Ни Линя. Но не здесь, не сейчас. - А у кого тогда? У Зеда? Раз уж меня можете чувствовать через Тень только вы двое. Тон был пренебрежительным, но имя Мастера в устах друга казалось раскалённым. Как всегда, когда целитель его произносил. И глаза он отводил тоже всегда. - Не у него, балда. А у того, кому всех хуже. У себя прощения попроси, - Рэй оторвал взгляд от цветка и чуть улыбнулся. Слишком много тревоги в этом воздухе, пусть её будет меньше. Жаль, что духу воздуха нельзя скормить оминаэси. Ни Линь нахмурился. Шутить ему явно не хотелось, равно как и признавать, что Рэй не очень-то и шутил. - Ещё чего, - пробурчал он, едва шевеля губами, и умолк. Уткнулся глазами в столешницу перед собой. Рэй встал на ноги, прошёлся по комнате. Не выдержал: - Хочешь что-то сказать – говори. Ни Линь помолчал ещё, не поднимая глаз. Наконец, произнёс – хрипловатым голосом, лишённым всякой напевности: - Очи смыкаю На изголовье из трав Снится дорога Совсем не как читают стихи. Так делают признание. - Твои? – Рэй облизнул внезапно пересохшие губы. Пожалел, что не видит лица – только спину, поникшие плечи и затылок. – Красиво. Целитель развернулся и посмотрел прямо на друга. Выпрямился до неестественности – резко очерченный на фоне оконного света, напружившийся; весь как занесённый клинок в мгновение неподвижности перед тем, как рассечь воздух. - Душно мне здесь, - произнёс. Чуть ли не жалобно, и пальцы так сцепил, что побелели костяшки, а сквозь белую повязку выступила пятном красная кровь. Такой голос совсем не подходит тебе сейчас, Линь. Ветер крепчает - Ну ещё бы, по жаре такой. Давай окно открою? – глупо предложил Рэй, уже зная, что наткнётся на раздражённый взгляд, на призрак разочарования через Тень. Не все умеют говорить стихами, Линь. Не все такие сложные, как ты. - Ты знаешь, о чём я, - теперь друг недоволен, но хотя бы жалобные нотки ушли. Остались только резкость и ясность. Сейчас душно было уже самому Рэю. - Ты хочешь уйти, - губы складывали воздух в слова, а Рэй тем временем думал, что всё это значит. Что всё это, демоны забери, для него значит. - Да, хочу, - Ни Линь чуть не прибавил ещё что-то, но замолчал. Тень не помогала его прочесть. Волнение и решимость; ничего из того, что Рэй не мог бы различить сам. А как же я? – почти спросил, но удержался, боясь услышать ответ. Раз друг смолчал об этом, то воспринимает как должное. Но что именно должное для него? Не все умеют понимать без слов, Линь. Не у всех есть ответы. Не все знают, что происходит. Объясни, Линь. Не заставляй спрашивать. Я онемею - Зед не будет рад, - спросил Рэй, будто это было единственным, что его беспокоило. – Он тебя ценит. - Ага, ценит, - Ни Линь с чувством выплюнул слова и скривился, словно съел что-то кислое; сразу стал живым, а не каллиграфической версией себя, долженствующей выражать возвышенно-скорбный стих. – Да каждый раз, как на меня смотрит, я понять не могу, то ли ударить он меня хочет, то ли трахнуть! Рэй чуть не засмеялся от облегчения. Опустился на пол напротив друга, или скорее осел, – будто грубое слово, так свободно слетевшее с губ Ни Линя, разрушило какое-то заклятие. Словно тетива порвалась у слишком туго натянутого лука. - Чему улыбаешься? – пробурчал целитель, и физиономия у него сделалась до умильности обиженная. – Правду говорю! - Да не дадим мы ему тебя в обиду, - пообещал Рэй вместо того, чтобы объяснить, почему уголки губ так и ползут вверх. - Я не дам. - Ага, как же, - Ни Линь насупился ещё больше. – Ему не дашь. Сколько раз он напоминал, что сильнее нас всех? Угрожал? - Ну вроде пока никого он особо к себе в постель не тащил, - Рэй посмотрел на скептически поднятую бровь друга и поправился. – В смысле, без согласия. Да и с чего ты вообще взял? Ни Линь вздохнул, полуотвернулся обратно к столу и принялся убирать разбросанные травы: рассовывал по мешочкам те, что ещё можно использовать, а остальные просто сгребал в кучу. Забинтованную руку он не берёг, но через Тень боли не ощущалось. Кровь осталась красным пятном на белом, да и только. Рэй подтянулся ближе, стал помогать, где мог. Вернул записи в стопку, вытер лекарский нож, собрал ладонью и ссыпал отдельно обрезки повязки – всё пригодится, всё пойдёт в дело. Если не знал, куда что-то положить – протягивал Ни Линю, и тот либо указывал место, либо торопливо забирал с рук сам. От этих будничных действий к Рэю снова вернулся тревога – наверное, потому что в них обычно не бывало суеты. Но ненарочных прикосновений не стало больше или меньше, чем всегда, и Рэй позволил Ни Линю молчать. Пока достаточно того, что можно быть плечом к плечу и слышать дыхание – так он близко. А не как недавно – напротив, заставляя настороженно ловить каждое колебание Тени, каждое движение лицевых мышц, каждую ноту и каждую паузу в голосе. Осень. Лист шепчет «Прикажи мне остаться» Но ветка молчит Неутешительные мысли – подходящий мотив к чьим-то закатным стихам. Я тоже жду приказа, - подумал Рэй. Хоть несколько слов, чтобы я понял, где мне остаться. Нужен ли лист ветке, его переросшей. Вдвоём они прибирали лекарский скарб, пока не освободили стол и не затёрли кровь. За всё это время не проронили ни слова, каждый размышляя о своём. Но наступил момент, когда больше руки и глаза занять было нечем, и Ни Линь нарушил тишину: - А тебе никогда не хотелось уйти? – и уставился выжидательно, внешне почти спокойный, но взволнованный внутренне. Рэю показался, что в вопросе таится подвох. Пусть и вложенный туда ненарочно. Как капкан, расставленный на зверя, но который легко может защёлкнуться на теле самого Рэя. Потому что нет, не хотелось. Думалось иногда, как о чём-то отвлечённом – о местах, где никогда не бывать, и деяниях, что никогда не совершить, и людях, которых никогда не знать. Но что ему там, если в Ордене место, коему он часть? Здесь деяния ему по силам и желаниям. Здесь люди, которым он присягнул на верность. Здесь то, чему он отдал своё сердце. Здесь тот… Но как сказать «не хотелось», если, оказывается, хотелось Ни Линю? - Мы разговаривали уже об этом… помнишь? – разговаривали, действительно. О мире вокруг и об его чудесах и кошмарах. Но не о том, где каждый из нас нужнее. - Я помню, - Ни Линь нетерпеливо повёл плечом. – Я тоже там был, говорил и слушал. Но ты не сказал, чего тебе хотелось больше. Если я скажу «не хотелось», ты ведь уйдёшь один, Линь? Но благодаря тебе я знаю: Горькая полынь исцеляет больное тело, на котором её с молитвой сжигают, восстанавливая ток жизни. Клён, истекающий сладкой медвяной росой, скоро потемнеет и засохнет. Так и ложь может причинить болезнь духа, а истина – излечить. Я не буду лгать. Но и правду сказать тоже не могу. - Я не думал об этом, - полупризнание, которое можно совершить, не покривив душой. - А ты никогда не задумывался над тем, что это всё не имеет смысла? – целитель закусил губу и сделал какой-то туманный жест, не отрывая взгляда от лица друга. Рэй не следил за выражением своего лица. Он не был уверен, имелось ли сейчас на нём хоть какое-то выражение. - Что именно – это всё? – уточнил. На мгновение стало мучительно страшно от мысли, что вопрос может повиснуть в воздухе, что за ним снова последует пауза, несущая с собой ещё больше неопределённости. Но боги миловали Рэя. - Я имею в виду жизнь Ордена, - опять этот туманный жест. Но глаза знакомо засияли, до того непроницаемые. Той искрой, что всегда зажигалась в них, когда Ни Линь делился плодами размышлений и говорил о чём-то, умозрительном для Рэя и важном для себя. – Для чего он существует? Каков его путь? - Чтобы делать людей свободными от Равновесия? – рискнул предположить Рэй, заранее зная, что ответ Ни Линю не понравится. Не ошибся. Целитель поморщился, и его досада чётко ощущалась через Тень. - Это то, что говорит Зед. Но Орден не делает никого свободным. И никогда не делал. Раньше поступками людей в кланах управляло Равновесие, а теперь есть Тень. - Но это мы управляем Тенью, - возразил Рэй. Неужели она тебя настолько обременяет, Линь? Ведь это всего лишь сила… И мы натренированы достаточно, чтобы держать её под контролем без утомления для тела и разума. Или тебя тяготит связь, которую она даёт? Но разве желание создать узы, которые теперь нас скрепляют, было и не твоим тоже? Не твои ли это строки? За тысячу ри Слышу, как бьётся сердце Нет звука слаще Быть может, ты их и не помнишь уже – столько сезонов сменилось. Ветви сбрасывали листья не единожды. Твои мысли могли измениться с ними вместе. А о себе Рэй знал, что остался прежним. - Тенью управляет Зед, - Ни Линь прервал очередную вереницу невесёлых мыслей. Он знал наверняка, что Рэй опечален, но предпочёл не замечать, видимо. – А внутри нас отростки… Нити, за которые дёргать. И сам он тоже. Днём и ночью нависает, следит. В чём наша свобода? Делать, как он захочет? Чувствовать его? Когда он устал, когда злится, когда в очередной раз с кем-нибудь спит. И когда хочет убивать. Друг был прав, конечно. Когда Зед расписывал в красках необходимость отбросить Равновесие и принять Тень, об изнаночной стороне обладания ею он как-то умолчал. Хотя нет, он говорил что-то о связи между Мастером и учениками, о взаимном влиянии, которое ведёт к обоюдной ответственности, - но Рэй не предполагал, что имелось в виду нечто настолько буквальное. Постоянно ощущать Зеда было малоприятно. Не потому, что это как-то значимо влияло на повседневную жизнь – узы Тени доставляли не так много неудобств. Но чувство, что за тобой постоянно наблюдают, читают в твоей душе – не из желанных. Связь Тенью с Ни Линем подкрепляла дружбу и единство; с Зедом же никакой дружбы и единства быть не могло. Рэй уважал Мастера, но чувствовал в его присутствии скованность. Как же неприятно должно быть Ни Линю, который стал одним из Ордена не добровольно, как Рэй? - Но даже если ты уйдёшь, связь не прервётся, - Ни Линь об этом должен знать, конечно. Но быть может, ему нужно напомнить. – Уйдя, мы ничего не добьёмся. Рэй сам не заметил, как перешёл с осторожного «ты» на привычное «мы». Спохватился, когда было уже поздно исправлять. Мгновение страха, как если нога теряет опору и находит вместо неё лишь пустоту… А потом он искренне возблагодарил Тень, хотя только что думал о ней с недовольством. Тревогу на «ты уйдёшь» и облегчение на слове «мы» сложно толковать иначе, нежели как желание Ни Линя взять его с собой. Стало свободней дышать – так бывает, когда скинешь с себя тяжёлые наплечники после долгого дня тренировок. И Рэй знал, что хоть целитель и не носит обычно наплечников, но чувствует сейчас то же самое. - Ты ведь не собрался один уходить, верно? – теперь он уже мог спросить, теперь слова не имели такой страшной силы. Рэй почти ждал, что Ни Линь рассмеётся и скажет, что нет, разумеется нет, что за глупость мог Рэй подумать, естественно он и в мыслях такого не держал. Как же иначе, ведь кровь от крови, вздох от вздоха, Тень от Тени. Но Ни Линь даже не улыбнулся. Он отвёл глаза, будто не мог смотреть на Рэя прямо. Однако костяшки пальцев больше не казались такими бледными, а кровь на повязке – такой яркой. Белое с красным больше не отвлекало взгляд от лица, давая вновь его изучить. Как будто друг из недосягаемого снова стал ближе. Оказалось, что у тебя вид уставшего человека, Линь. - Может, и собирался, - тихо проговорил целитель, и у Рэя что-то снова сжалось внутри. Ни Линь поспешно продолжил, будто пытаясь сгладить свои слова: - Ну я же не мог тащить тебя с собой в неизвестность насильно! – и Рэй с удивлением понял, что теперь целитель снова смотрит прямо, что в его тоне отчаяние, что он оправдывается – оправдывается перед Рэем. Подросток хотел что-то сказать, но не нашёл слов; да и друг ещё не закончил объясняться. Ни Линь говорил дальше – чуть спокойнее, но всё ещё взволнованно: - Зачем идти со мной, если тебе нравится в Ордене? И Зед тебе тоже нравится. Ты с виду соглашаешься, если я его осуждаю, а на самом деле всегда признавал его Мастером. Разве я не прав? Рэй вздохнул. А он считал, что ему удаётся скрывать мысли от Ни Линя. Кто такой Рэй, чтобы спорить с человеком, который лучше приспособлен, чтобы думать? Наверняка любые доводы простого мечника, коим является Рэй, показались бы целителю глупыми, а кому хочется, чтобы на него смотрели с жалостью и разочарованием? Лишь один раз взаправду сорвался – тогда, после ухода Акали. Высказал - где бы и кем Ни Линь был, если бы Орден не дал ему защиту? Послушный воле Мастера, какое очередное задание выполнял бы на благо Равновесия? Ведь убивать всё равно пришлось бы, только не зная зачем. Простым исполнителям задумываться не по рангу. …А ты был бы орудием, Линь. Такой талантливый, со своими лекарскими познаниями, рисунками и стихами… Да не было бы их, Линь. Тебе не дали бы времени изучать травы и заниматься каллиграфией. Ты узнал бы, что Равновесие требует тебя-убийцу, тебя – преданного общему делу, тебя послушного. И ты бы согласился. Ты бы стал всем тем, что так презираешь теперь, Линь. Одним из многих, как я. Но не это самое страшное. Послушай, Линь. Вот в чем ужас: тебе в голову не пришло бы и мысли, что могло быть иначе. Рэй тогда проклял свою несдержанность, свою дурную голову и болтливый язык. Ни Линь был не просто задет – уязвлён; сперва пытался возражать, и Рэй надеялся, что друг его переубедит. Ведь целитель так хорошо умеет говорить – пусть докажет, что Рэй глуп и ошибается, и никто бы Ни Линя у Ни Линя не отнял. Но спора не вышло: целитель огрызнулся очень вяло, а потом замкнулся в себе; таким и был притихшим ещё долго, усиленно о чём-то думал и странно себя вёл. А Рэю хотелось, чтобы запальчивые слова вернулись к нему обратно, стали поперёк горла и задушили ко всем демонам. Так что нет, Рэй не хотел больше спорить. А обсуждать неприязнь Ни Линя к Зеду и Ордену – прямая туда дорога. Но сейчас ответ, который Ни Линь ждёт от Рэя, слишком важен для обоих. - Действительно, жизнь в Ордене меня устраивает, - признался подросток. Горькая полынь исцеляет. – Не вижу в ней ничего плохого. Занимаемся тем, к чему лежит душа. Свободно говорим и свободно думаем. Сами выбираем партнёров или остаёмся поодиночке, если так больше нравится. Нет глупых ритуалов и глупых наказаний. Зед, может, и не лучший учитель, но многое знает и многое умеет. Делится этим с нами. Мы тренируемся, молимся, рыбачим, охотимся, выращиваем еду и делаем всё необходимое. В прежних кланах нам бы шагу ступить не дали без дозволения Мастера. - Не потому, что Зед заботится о нас, - едва слышно отозвался Ни Линь. – Ему просто всё равно. - Да нет же! Что за глупости?! Зед… Рэй осёкся; в ушах звенело, в горле пересохло. Друг смотрел на него расширенными глазами, и зрачки сливались с радужкой. Подросток почувствовал, что к щекам приливает кровь. Боги, как стыдно. До желания уткнуться лбом в пол, чтобы молить о прощении – и чтобы не видеть потрясённого взгляда Ни Линя; заглушить отголоски своего горячечного голоса, слишком громкого для этой комнаты. Рэй почти ждал, что Ни Линь сейчас поднимется на ноги и скажет, что правильно думал оставить Рэя здесь. Уйдёт, не прощаясь. Или того хуже – попрощается. Пожелает удачи и стать умелым ниндзя. И пройти по пути Меча, как Рэй собирался. Скажет – может когда-нибудь свидимся. Подумает – не знал, что Зед тебе дороже меня. Но целитель молчал и оставался недвижим. Даже дыхание было ровным. Вдох, выдох, и только лёгкая дрожь его выдавала. И ещё Тень. - Зед… - повторил Рэй, теперь так же тихо. Почти не тревожа воздух в комнате – тяжелый и жаркий, пропитанный недосказанностью; рубаха липла к спине, хотя вода со времени омовения давно должна была высохнуть. – Зед не имеет значения. Я пойду с тобой. Тень в Ни Лине шевельнулась, хоть сам он не двинулся с места. Непохоже, чтобы от слов Рэя ему стало легче. А ещё он колебался – Рэй это видел и ощущал явственно, но оставалось лишь гадать о природе сомнений; неужели опять сказал не то? Выходит, Ни Линь хотел убедить друга остаться? Как сон поутру Ты становишься прошлым Странное чувство Рэй не помнил, чтобы где-то читал эти строки. Но откуда бы им иначе взяться в голове сейчас, когда от них всего тревожней? А Ни Линь помолчал ещё немного и произнёс слова, как выносят приговор; или как его выслушивают – таким мрачным был друг: - Не надо жертв. Если ты из-за того, что чувствуешь себя обязанным, то… - Не из-за этого. Ни Линь не должен был такого говорить. Потому что Рэю теперь остаётся только гадать: неужели целитель правда думает, что их дружба, их отношения замешаны только на долге? Даже несколько лет назад это не было правдой, а если правдой, то неполной. Когда умелые руки целителя вернули Рэя к жизни, чувства благодарности ещё не было, только боль от ран и потрясение от не нашедшей выхода обиды: за что его так свои же? И вот тогда, страдающий телесно и очень-очень несчастный, он увидел первым после того, как открыл глаза, склонившегося над ним мальчишку-одногодка. У мальчишки была щека в крови, злое и напуганное лицо и глаза южанина. Он закрывал собой солнце, и потому вокруг его головы сиял лучистый ореол; а над ним раскинулось небо, синее-синее. Такое же синее, как шерсть волшебного зверя кирина в храме на свитке. Потом Рэй вспомнит, где видел его: в свите Мастера соседствующего клана, что прибыл на празднование Лунного Фестиваля. Праздник обернулся началом новой эры, и ничто больше не было прежним… С точки зрения Ни Линя, праздник стал всего лишь кровопролитием. - Не из-за этого, - твёрдо повторил Рэй. – Если я тебе нужен, то пойду с тобой. - Нужен… - целитель сказал почти беззвучно. – А ещё ты совсем не нужен здесь. Мы здесь не нужны. - Но почему же? - Рэй не мог припомнить, чтобы в Ордене они двое были отверженными. Всегда ощущал себя равным среди равных, и уж тем более Ни Линь… - У Ордена нет цели, и никогда не было. Он ни во что не вмешивается, ни на что не влияет… Всё, что мы делаем – обеспечиваем себя и тренируемся. Но ради чего? Пусть мы станем лучше владеть Тенью и оружием… Но какой с этого кому прок? – взгляд Ни Линя блуждал, не останавливаясь на Рэе, так что тому никак не удавалось его перехватить и заглянуть в глаза. Пальцы целителя теребили узел повязки, которая незнамо как и когда успела на концах размотаться, и выдирали из неё нити. - Если снова придут ноксианцы, мы сможем защитить Ионию, - Рэй начал неуверенно. – Ведь так уже было, и… - Ноксианцы не придут, - не дал ему закончить Ни Линь. – Да, Лиги нет теперь… Но у них новый правитель, и он был против той войны. А ещё говорят, он умный… Ни один разумный человек не начнёт уничтожать людей без причины, да ещё так подло, не следуя никаким Путям. А каких причин достаточно, как считаешь, Линь? Не тех, что были у Зеда, верно? - Хотелось бы тебе верить, - неохотно признал Рэй. – Но что Орден мог бы сделать? Ввязаться в междоусобные войны в северных провинциях? Отправиться на материк мстить ноксианцам? - Нет, - целитель содрогнулся. – Помогать людям, например… - Строить храмы? Выращивать оризу и раздавать беднякам? Переписывать свитки? – иногда Ни Линь, невзирая на ум, бывал на удивление наивным. - О какой помощи речь? Мы ниндзя, мы воины, а не крестьяне какие-нибудь. Каждый должен заниматься своим делом. - А я и не воин, - глухо заметил Ни Линь. - Но ты ниндзя. - Нет… Рэй прикрыл веки на мгновение. Глубоко вдохнул. А когда поднялся на ноги и открыл глаза, в них уже было совсем иное выражение. Рэю не нужно знать, куда собирается идти друг. Не нужно знать, чем тот хочет заниматься. Быть может, странствовать по пыльным дорогам и лечить людей. Или бродить от храма к храму и писать для них свитки. Или рисовать для книг. Неважно. Достаточно лишь одного вопроса. - Ты же не собираешься присоединиться к Ордену Кинкоу? - Нет. Это всё, что Рэю нужно знать. *** Они ушли на исходе ночи, никого не предупредив и ни с кем не попрощавшись. Если Зед захочет узнать о причинах – пусть догонит и спросит сам. Сборы в дорогу отняли мало времени – путешествовать надо налегке, да и пожитков было негусто. Ни Линь взял чуть больше – принадлежности для письма, записи, инструменты… некоторые травы из тех, что непросто собрать. Но многое осталось на месте, в доме, служившем им кровом так долго. Всё это вещи Ни Линя: Рэю оставлять было нечего. Разве что навеки сплётшегося с кирином дракона, которого пришлось бросить, как и прочие каллиграфии и рисунки. Именно на нём задержался прощальный взгляд Рэя – на них обоих. А на столе лежал свиток, на котором ещё не успела просохнуть тушь. Ни Линь затеял его перед самым уходом, но линии были такими же выверенными, как и обычно. Час предрассветный Затаив дыхание, жду Станет светлее?