Ветер и зонт

Признаться, я долго думал, прежде, чем взяться за перо и запечатлеть рассказ об этом событии. Я упоминал о нём вскользь, как об одном из немногих дел, что остались непокорившимся даже могучему разуму моего друга, но в том моём заявлении была немалая доля лукавства. За долгое время, проведённое рядом с Шерлоком Холмсом, я выучил один из любимейших постулатов, которыми он руководствовался в своих расследованиях: если отбросить всё невозможное, то, что останется, и будет ответом, каким бы невероятным он ни казался. Вот только в том деле, насколько я могу судить в силу моих способностей, именно невозможное стало разгадкой. Я с немалой гордостью могу сказать, что знаю Шерлока Холмса, и, хотя величие его интеллекта и сложность производимых им умозаключений зачастую остаются мне непонятными, я узнаю по особому выражению его лица и блеску его глаз, когда он близок к разгадке очередной тайны, однако в тот раз он словно захлопнул дверцу перед тем, как раскрыть её перед нами. Но тем не менее, это очередная победа Шерлока Холмса, и что я был бы за биограф, если бы оставил её неупомянутой в моих записках, даже если этому рассказу и не суждено никогда увидеть свет. В тот вечер в нашей гостиной сидела юная леди, весьма привлекательная, на мой взгляд, но покрасневшие глаза, к которым она беспрестанно прикладывала платочек, и нервные движения тонких пальцев в кружевных перчатках, сказали бы о её волнении и менее внимательному наблюдателю, нежели ваш покорный слуга. Холмс, разумеется, сразу же сообщил, что юная леди — гувернантка в среднего достатка семье, служит там не более пары месяцев, любит кошек и не переносит собак, полгода назад болела оспой, а к нам её привело дело, касающееся близкого родственника мужского пола, скорее всего, пропавшего. После этого мой друг склонил голову и выразил нашей гостье соболезнования по поводу смерти её родителя в недавнем прошлом. Девушка сразу же разрыдалась. Я предложил ей чаю и нюхательную соль, от последней она отказалась изящным движением руки, учтиво поблагодарила меня за участие, и начала свой рассказ. — Я понимаю, мистер Холмс, что мой случай не покажется вам интересным или выдающимся, но вы — наша последняя надежда. Меня зовут Эстер, Эстер Эшвуд. Я и моя младшая сестра Кэтрин, как вы и сказали, лишились отца прошлым рождеством. У меня есть жених, Джеймс Филимор, он служит помощником адвоката в конторе у мистера Мэйсона, — Холмс кивнул, упреждая разъяснения, в знак того, что мистер Мэйсон ему прекрасно известен. — И вот два дня назад Джеймс пропал. Мы с ним и Кэтрин собирались на воскресную прогулку, это наш обычай с тех пор, когда ещё был жив наш отец. Мы уже вышли из дома, как Джеймс вдруг вспомнил, что забыл дома зонт. Видите ли, Джеймс очень дорожит им и берёт с собой довольно редко, только на прогулки. Он попросил подождать его буквально одну минутку и вернулся в дом. Больше мы его не видели. Мисс Эшвуд вновь всхлипнула и поднесла платочек к глазам, чуть отвернувшись. Я, воспользовавшись краткой передышкой, оглянулся на Холмса. Тот сидел, по обыкновению сложив свои тонкие пальцы в молитвенном жесте перед собой, и слушал с необычайным вниманием. Я удивился, ибо пока что я полагал в этом деле очередную грустную историю побега молодого человека от обязательств, не связанную с ужасными тайнами или запутанными загадками, но моему другу было виднее. К тому времени мисс Эшвуд удалось справиться с собой, и она взглянула на Холмса. Тот кивнул и ободряюще улыбнулся ей. — Мы спрашивали у соседей, Кэти даже поговорила с мальчишками-газетчиками в округе, но никто не видел Джеймса, словно его унесли фэйри. Мой друг приложил пальцы к губам и помолчал немного. Я знал этот жест: он означал, что Холмс заинтересовался делом и полагает взяться за него. Мысленно я порадовался за мисс Эшвуд, бедная девушка выглядела совсем исстрадавшейся и ей хотелось помочь всеми посильными способами. — Скажите, мисс Эшвуд, не вёл ли ваш жених себя как-то иначе в тот день? — начал Холмс. — Любая деталь была бы ценна — скажем, он не налил молока в чай или недостаточно аккуратно повязал шейный платок? — Нет, мистер Холмс, всё было совершенно как обычно, я не заметила ничего подобного. Это было как гром среди ясного неба. — Не замечали ли вы чего-нибудь странного в вашем доме, не появлялось ли в нём новых предметов, не проводили ли какие-то работы, скажем, не прочищали ли камин? — Нет, мистер Холмс, после смерти отца нас почти никто не посещает, мы живём достаточно уединённо. Вести хозяйство нам помогает наша старая няня, миссис Дэрбенброк, но по воскресеньям она обычно уходит навещать семью брата, и поэтому вся эта ужасная история произошла в её отсутствие. — Есть ли у вашего жениха родственники? — Нет, мистер Холмс, Джеймс сирота, он вырос за границей, кажется, в Индии, под опекой старинного друга семьи, как он рассказывал. — Знакомы ли вы с этим другом? — Я была бы рада выразить ему мою благодарность за всё, что он сделал для Джеймса, но увы, он отправился в дальнее путешествие и связь с ним была потеряна. Джеймс горевал по этому поводу. — Я возьмусь за ваше дело, мисс Эшвуд. Но не буду вселять в вас напрасной надежды на то, что я непременно найду вашего жениха, однако обещаю, что сделаю всё, что в моих силах, чтобы разрешить тайну его исчезновения. — Благодарю вас, мистер Холмс. Я рада буду узнать, наконец, правду, какой бы ужасной она ни была. Нет ничего хуже томительного безвестия. — Я понимаю вас, мисс Эшвуд. Не могли бы мы навестить ваш дом, чтобы я смог осмотреть место событий? Пока мы ехали в кэбе, я изучал моего друга. Мисс Эшвуд отвернулась к окну, и я охотно извинил её за эту невежливость, ведь бедной девушке пришлось нелегко. Но в глазах Холмса я уже усмотрел азарт гончей, ещё не взявшей следа, но готовой к охоте. Кэб остановился у небогатого дома, которому явно требовалась рука мастера. По фасаду шли трещины, стены были увиты плющом чуть больше, чем полагалось дому, за которым хорошо следят. Когда мы вошли, я увидел, что обстановка несла на себе ту же печать бедности, которая прилагает все усилия, чтобы выглядеть благопристойно. Я вновь посочувствовал мисс Эшвуд, которая в столь короткий срок потеряла двух самых дорогих ей людей и осталась главой семьи, что и без того чрезвычайно сложно для женщины, не говоря уж о столь юной девушке. — Где ваш жених обычно держал свой зонт, у двери? — обратился к нашей клиентке Холмс. — Да, мистер Холмс, вот здесь, — мисс Эшвуд указала на дубовую подставку. — В тот день он как всегда оставил его у входа, и, верно, замешкался, когда помогал Кэти надеть шаль. В тот день был ужасный ветер, Джеймс боялся, что Кэти простудится, у неё слабое горло. Да, ужасный ветер, мы уже вышли, но слышали, как он завывал в трубах. Мой друг слушал мисс Эшвуд с выражением рассеянности на лице, но вдруг встрепенулся и поднял глаза на мисс Эшвуд. - В трубах на кухне? - Нет, наверху, в моей комнате, или, быть может, в комнате Кэтрин, они находятся по правую руку от лестницы. - Вы позволите? - Разумеется, мистер Холмс. Вы вольны делать всё, что вам требуется, только расскажите, что случилось с Джеймсом! Холмс пропустил мисс Эшвуд вперёд, дождался, пока та поднимется по лестнице, и легко вбежал вверх по ступенькам. Я последовал за ними. К тому времени, как я добрался до комнаты мисс Эшвуд (или её младшей сестры), Холмс уже принял привычную мне по нашим прежним расследованиям позе - встал на четвереньки и пристально изучал через лупу дощатый пол и ковёр, покрывающий его. Я подошёл ближе и увидел продольные белёсые царапины, как если бы кто-то неосторожно протащил по полу чугунную кочергу или попытался передвинуть волоком стул. Вдруг Холмс резко вскочил, едва не ударив меня макушкой в подбородок, и обернулся к хозяйке дома. — Вы сказали, ветер страшно завывал? — Да, очень неприятный звук, Кэти ещё сказала, что ей от него стало совсем не по себе, - несколько удивлённо ответила мисс Эшвуд. Я тоже пребывал в некотором недоумении, ветер, воющий в пустых трубах - отнюдь не сверхъестественное явление, и мне было непонятно, с чего именно эта деталь вызвала столь пристальное внимание моего друга. Холмс прищурился. — Ваш жених зашёл в дом до того, как вы услышали завывание ветра или после? Мисс Эшвуд поднесла руку к виску. — До... Нет, погодите. Кэти посетовала, что нам надо что-то сделать с каминной трубой, и Джеймс в тот же момент сказал, что ему понадобится зонт. Наверное, после. А в чём дело? Мой друг спрятал лупу в карман и задумчиво взглянул в лицо мисс Эшвуд. Я давно не видел такого выражения в его глазах — это было торжество, которое появлялось в его взгляде, когда он ухватывал нить, позволяющую ему развязать гордиев узел дела, но в этот раз оно было смешано с сочувствием. — Вы сказали раньше, что опекун мистера Филимора отправился в далёкое путешествие и от него не было никаких вестей? — Вы думаете... О нет, неужели вы думаете, что Джеймс получил наследство и потому оставил меня? Он не был способен на такую низость! — Мисс Эшвуд, — мой друг запнулся, чем удивил меня до крайности, ведь обычно речь его была плавной и выверенной, но продолжение его реплики повергло меня в совершенное изумление. — Мисс Эшвуд, — повторил Холмс, — я нечасто произношу такое, но, боюсь, я не смогу помочь вам с разрешением вашего дела. Одно я могу сказать точно: ваш жених определённо жив и здоров, но я не могу знать, вернётся ли он к вам и в какое время он это сделает. Я уверен, что в его исчезновении не было умысла и он не намеревался покидать вас, так что не держите на него зла. — Но в чём же дело, мистер Холмс? — мисс Эшвуд заломила руки, явив картину воплощённой скорби и отчаяния. — Вы пугаете меня! Холмс заговорил вновь, голос его лился, как звук его скрипки, успокаивая и убаюкивая: — Есть вещи, мисс Эшвуд, и мне неловко это говорить, которые не могут быть объяснены человеческим существом. Пока же я могу вас успокоить: где бы ни был мистер Филимор, он нашёл своего любимого опекуна. И я искренне надеюсь, что в ближайшее время ваш жених вновь будет с вами, ведь он питал к вам серьёзные чувства, я могу судить об этом со всей определённостью. Свяжитесь со мной, как только он появится, мой адрес вам известен. Вы можете обратиться к нам с доктором Уотсоном, если вам понадобится любая помощь, мы будем счастливы услужить вам. Удачи вам, мисс Эшвуд! С этими словами Холмс поцеловал руку мисс Эшвуд и стремительно вышел за дверь, оставив меня с ней наедине. Я наскоро пробормотал слова прощания, так как был смущён не меньше, чем бедная девушка, поведение моего друга напугало и меня, а ведь я привык к его эксцентричным поступкам. Если бы я не знал, с каким скепсисом Холмс относится ко всему сверхъестественному, и как он осмеивает бесчисленные истории о духах, я бы мог поверить в то, что сейчас он говорил именно об этом. Однако я недооценил скрытность Холмса. На все вопросы, которыми я осыпал его в кэбе, он лишь молча качал головой, сохраняя до неуместного мечтательное выражение лица, будто он не оставил несчастную мисс Эшвуд в полнейшей растерянности, а сочинял очередную скрипичную партию. В конце концов я бросил расспросы и замолчал, обиженный его невниманием. Он заговорил со мной лишь когда мы добрались до Бейкер-стрит. — Я понимаю ваше любопытство, мой дорогой Уотсон, но есть тайны, что не принадлежат посвящённому в них человеку, и есть загадки, которым лучше оставаться неразгаданными. Я никогда не обманывал вас, — он поднял руку, когда я уже готов был напомнить ему о нескольких таких случаях, и продолжил, — по крайней мере, без крайней нужды, хотя, признаюсь, мне случалось утаивать от вас некоторые факты, но и это я делал только для того, чтобы защитить вас. Это дело вы можете занести в ваши записки, как неразрешённое, как позор Шерлока Холмса, — последнее он произнёс с улыбкой. — Но ведь вы знаете, что произошло в доме мисс Эшвуд и куда исчез мистер Филимор! — воскликнул я. — О, мой милый доктор! — только и ответил Холмс. И он вновь замолчал, встал с кресла и открыл футляр со скрипкой. В тот вечер он играл странную мелодию, в которой мне чудились завывания ветра и какие-то совсем нездешние звуки.