10. Зачем нужна вечность
9 августа 2014 г. в 15:26
картинка к главе http://s006.radikal.ru/i213/1406/d3/f1a3d831a42a.jpg
Лежащий на брате Дагон вздрогнул и проснулся. Элай под ним зашевелился и тоже открыл неестественно яркие глаза.
Страшный грохот и скрежет на втором этаже разбудили обоих блондинов. Они еще некоторое время прислушивались к жуткому погрому и никак не могли взять в толк, какого же черта проклятому Данте не сиделось тихо еще хотя бы часик.
— Элай… Заколдуй мне уши? Преврати их во что-нибудь менее чувствительное, — Дагон сонно обнял брата, чтобы уйти в мир Морфея еще ненадолго.
— Я не умею, — светловолосый парень уткнулся ему в шею и продолжил размеренно дышать. — Что если я тебя потом не расколдую? Зачем тебе две лягушки вместо слуховых проходов?
Наверху что-то грохнулось. И тут же раздался страшный собачий рык, звон и шум.
— Я убью его. Не держите мне руки… — Дагон открыл левый глаз.
Никто и не думал ограничивать его свободу. Даже Мэл молчаливо курил на окне, изучая пустую серую улицу. В принципе, все было бы хорошо и идеально, если бы Дантаниэл вот уже который день не выкипал из кастрюли. Горячий, как Везувий, он продолжал и продолжал громить свою маленькую комнатку в дальнем углу коттеджа, не объясняя причин своей ярости.
К сожалению, это было не единственное место, где его торнадо выходил из-под контроля. Под руку попадало все: кухонный стол, табуретки, стулья, посуда, техника, ванная комната, комната братьев, софа, о которую Мэл точил когти…
Поначалу Элай и Дагон пытались что-то чинить при помощи магии, но очень быстро осознали, что это бесполезно. Через пять минут все восстановленное снова обращалось в развалины.
Вот и сейчас братья лежали под перевернутым диваном. К слову, он совсем не был перевернутым, когда они укладывались.
Дагон немного пошевелил мозгами.
— Мэл? Ты с нами? — поинтересовался он, уныло зевая.
Марлоу поднес сигарету к губам и сделал глубокую затяжку. Это означало, что он жив, но разговаривать не входило в его планы. В отличие от Данте, он в последние дни отрешился от бренного мира и парил где-то далеко от физической оболочки.
Элай и Дагон переглянулись. Им, в общем-то, было все равно, вот только упорно создавалось впечатление, что Данте и Марлоу вступили в какой-то лютый и одним им понятный конфликт.
— Мэл, серьезно, — Элай поднялся на локтях. — Это уже ни в какие рамки не лезет. Он нам тут все поломает… Мы с Дагоном только всю технику наладили.
— Я тут при чем, — пасмурно рыкнул Марлоу.
— Ты тут при том, что тебя Дантаниэл слушает, в отличие от нас. Так почему бы тебе его не угомонить?
Марлоу выбросил сигарету прямо на пол и затушил ее носком мощного ботинка.
— Потому… что это была его идея, остаться тут. Я был изначально против. Если он не может справиться со своей жизнью — это тоже не моя беда.
Элай обреченно откинулся на лопатки. Он уже начал скучать по короткой вспышке волчье-кошачьей любви. Из всех этапов грызни Данте и Мэла этот был самый терпимый. Ледяное молчание тоже можно было вынести, но только не когда молчал один Мэл, а Данте ревел взъерепенившейся зверюгой.
— Мэл? Ну что у вас опять случилось?
— Ничего не случилось. Почему что-то должно было случиться?
— Потому что ты даже из комнаты выходишь, когда он входит, — Дагон и Элай снова переглянулись.
— Ну… Зачем утруждать человека и пытаться его заставить прожить вечность рядом с теми, кто ему осточертел до самых печёнок? — поинтересовался он ровным, совершенно сухим тоном.
— Постой. Это Данте так сказал? Ерунда. Мы же ему как братья… Он никогда такого не скажет.
— Не скажет. Конечно нет, — окончание фразы Мэл пробубнил тише и снова отвернулся в окно. Кто бы знал, сколько всего интересного можно услышать, если наложить на разорванное ухо заклятие усиления восприятия…
Наверху раздался новый взрыв. Марлоу поморщился от гиперчувствительности. Минусы у этого способа лечения тоже были.
— Ладно. Значит, будем справляться своими силами, — констатировал Дагон.
Они с Элаем выбрались, сели на перевернутый диван и вытянули вперед руки, сжатые в кулак.
— Кто проиграет, тот и идет, — прищурился Элай.
— Да уж не кто выиграет, понятное дело. Камень, ножницы, бумага, — оба брата показали раскрытую ладонь. — Эх, черт, давай еще раз. Камень, ножницы, бумага! — они покачали кулаками. На этот раз Дагон показал ножницы, а Элай остался неизменным в своем выборе…
— Чееерт. Всегда я проигрываю! Ты жулик! — Элай сбросил брата с вершины дивана, откуда тот победно улыбался младшему.
— Иди. Укроти собачку, — радостно ржал длинноволосый Дагон уже с пола.
— Пошли вы оба, — Элай гневно обернулся и плеснул в брата горсть воды. Он не сомневался, что разборка, если состоится, то будет очень жаркой.
Однако уже через минуту младший из братьев вернулся из своего недолгого путешествия, причем способ его возвращения был весьма внезапный. Обратившись в коршуна и теряя перья, он летел прямо на Дагона. Очень злой и ощетинившийся волк выбежал ему вслед и застыл на верхушке лестницы, топорща холку. Весь его вид говорил о том, что трогать себя он не даст. Дагон втянул руку и позволил брату приземлиться на предплечье. Птичьи глаза были стеклянными и полными тревоги и непонимания.
Погладив его по шелковистым перьям, Дагон понял, что Элай прекращает сжимать лапами его руку. Коршун спрыгнул на диван и снова превратился в парня.
— Ну… Я попытался, — донес он и нервно продолжал смотреть на Данте. — Еще на словах: «давай поговорим» он перестал меня слушать.
— Ладно. В конце концов, нам не впервой наблюдать подобное, — неуверенно сказал Дагон.
Элай мрачно пожевал губу. Когда они с Данте и Марлоу только познакомились, те тоже были в весьма натянутых отношениях. Для Данте это был период сомнений во всем, что его окружало, даже в самом себе. Этот этап продлился чуть ли не с десятилетие, и теперь хотелось бы верить, что это было не начало похожей депрессии.
Элай и Дагон знали об этой истории только по рассказам Марлоу. В момент, когда они повстречались с двумя друзьями, им как раз удалось помочь Данте и Мэлу немного помириться.
Жаль, что такая тактика работала не всегда. Повторить тот фокус они вряд ли смогли бы…