Четырнадцать. Красные

Говорят, что все случайности – не случайны. Цепочка событий, приводящая к необходимому результату. Ставки в казино Судьбы. Крутите барабан, господа. Ставки на жизни принимаются вне очереди. Четырнадцать. Красные. Цувабуки никогда не верил в судьбоносные случайности. Точнее, не то чтобы не верил, просто никогда не сталкивался, а для прожженного практика – это практически приговор без права на обжалование. Поэтому, когда на улице он сталкивается со спешащим куда-то случайным прохожим, он совершенно не придает этому значения. Ну, с кем не бывает? Цувабуки отмахивается от торопливых извинений и собирает рассыпавшиеся по тротуару пакеты с подарками. На циферблате уличного календаря – четырнадцатое февраля. И большое красное сердце вокруг даты. Цувабуки улыбается тепло и поднимается на ноги. День Всех Влюбленных тоже праздник, а какой праздник без подарков? Ему вообще нравится радовать свою семью, пусть даже он и не часто это делает. Секиенмару распаковывает свой подарок глубоко затемно, когда все засыпают и дом замирает, окутанный сонной дымкой. Секиенмару счастлив, он бережно касается пакета, в котором лежит первый в его жизни подарок, теребит красный бантик. Подарок. От любимого мастера. Секиенмару счастливо жмурится и прижимает шелестящий пакет к груди, не зная, чего ему больше хочется: тут же распаковать его или подождать как можно дольше, сохраняя интригу и особое волшебство. Волшебство осознания того, что о тебе заботятся. Но надолго его все же не хватает. Внутри упаковки книга – много страниц и плотный переплет, он достает ее настолько бережно, словно это святыня, настольная Библия для особо верующих. Осторожно ведет пальцами по корешку, цепляет ногтем страницы. Секиенмару перебирается ближе к окну, чтобы рассмотреть название, но тут же удушливо краснеет, едва взглянув на обложку. Оттуда на него смотрит развратного вида девица в откровенном наряде, не скрывающем практически ничего. «Сладкие горничные» - прыгают крупные красноватые буквы. «Четырнадцатый номер» скромно значится в углу. Он не понимает. Секиенмару действительно не понимает. Но это подарил ему мастер, значит, так нужно. Да, кивает сам себе он и открывает первую страницу. Если того хочет мастер – значит, так и будет. Цувабуки жарко. Цувабуки комкает простыню в пальцах и дышит хрипло, рвано, словно воздух отказывается попадать к нему в легкие. Хочется поднять руку и откинуть одеяло, но тело словно налито свинцом. Двигаться откровенно лень. А жар искрится под кожей, перекатывается сладко, скапливаясь внизу живота. Цувабуки изо всех сил пытается взять себя в руки, медленно выплывая из сна. Что-то не так, понимает он. Что-то определенно не так. Во-первых, не может февраль быть таким жарким. А во-вторых… Убрать одеяло в сторону получается далеко не с первой попытки, а когда выходит, Цувабуки замирает, разглядывая открывшуюся перед ним картину и совершенно не зная, как на нее реагировать. Макушка Секиенмару размеренно двигается между его ног. Он скользит языком по члену Цувабуки, ласкает так, что в глазах темнеет. – Какого хрена? – единственное, на что хватает выдержки. Секиенмару поднимает голову, с пошлым, лишающим рассудка звуком выпуская член изо рта, смотрит непонимающе и почти обиженно. На нем короткое, неприлично короткое платье, как у девочек из порно-фильмов про горничных, и белые чулки. – Мастер, я думал… Книга… Он заливается краской, и Цувабуки понимает, что ему плевать на все. Во всяком случае сейчас. Он поднимается рывком, притягивая к себе отпрянувшего было Секиенмару, и целует припухшие губы. Ведет ладонями по бедрам, задирая и без того короткую юбку, и Секиенмару всхлипывает ему в рот, прижимаясь теснее. Горячо. Непередаваемо хорошо. Цувабуки глотает чужие стоны, вибрацией отдающиеся внутри. Гладит теплую кожу, чувствуя, как он сжимает его плечи. Обнимает дрожащего Секиенмару и чувствует, как что-то меняется. В нем. В них. В самом мире вокруг. Четырнадцать. Красные. Победа. Делайте ставки, господа. Что принесет вам следующий день?