Кольцо Единства

      Всюду витали дым и сажа. Ветер гонял забытые гаснущие искорки, пахло каменной пылью, кровью и Сарумановым огнём. В этом запахе было что-то очень родное и знакомое, но жгучее и немного неприятное.       Хогдин глубоко вдохнул и закашлялся. Голова кружилась, всё тело ломило, а с виска на щёку и ниже текла кровь. Размазав её по и без того грязному лицу, полуорк поднялся. В глазах стояла густая мутная плёнка, которую никак не удавалось сморгнуть, разбитое полуросликом плечо на каждое движение отзывалось сильной болью. Но он должен был идти и пошёл.       — Учитель, — слабо позвал Хогдин, беспомощно оглядываясь.       Вокруг было пусто. Ни врагов, ни союзников. Только мусор и пыль. Не было и Сарумана, даже его тела. Что с ним стало? Выиграл он бой или проиграл, жив или мёртв? Неизвестно.       Не зная, что ещё может сделать, Хогдин просто побрёл вперёд. В очередной раз споткнувшись обо что-то в пыли, он заметил проблеск огонька. Машинально нагнувшись, он поднял продолговатый гладкий предмет и рукавом обтёр его от пыли. Это было навершие посоха его учителя. Чуть потемневшее внутри и с широкой трещиной на боку, вырванное из древка и ни на что уже не годное. Это могло означать только одно.       Два следопыта неспешно обходили нижнюю улицу, обыскивая её на предмет живых и мёртвых, кого не успели найти, а также тушили огонь, если он смел ещё где-то разгореться. Когда на них вдруг из-за угла с шумом выпрыгнул кто-то, они схватились за оружие и едва не убили его. Но спустя несколько секунд они поняли, что это — всего лишь безоружный мальчишка. По его чумазому лицу катились слёзы, а ещё он размахивал каким-то мятым свитком и рыдал о чём-то своём.       — Тихо, тихо, успокойся, — один из дунаданов поймал парня. — Ты откуда взялся?       — Да это орколюд! — второй снова выхватил меч. — Ты гляди, глаза какие! Точно полуорк. К остальным его!       — Нет! Отведите меня к Саурону! Я буду говорить только с ним! — заорал, вырываясь, Хогдин. Пусть это будет последним, что он сделает в своей жизни, но заглянет этому убийце в глаза.       — На кой ему с тобой болтать? — вздохнул человек, терпеливо продолжая с ним бороться.       — У меня есть письмо, письмо от Галадриэли! — Хогдин всё-таки освободился и протянул им свиток, одновременно пытаясь вытереть всё катившиеся из глаз слёзы. Это было невыносимо. — Но там не всё! Ему придётся встретиться со мной.       — Ну ладно, раз так плачешь, — с усталым видом второй следопыт взял бумагу и развернул. К его ногам спустился, словно кораблик, выпавший из свитка золотой лист меллорна. Он изумлённо проводил его взглядом, и только потом заглянул в письмо. — Написано на всеобщем. И такое, однако!       — Галадриэль не могла писать, и за неё писал я. Гляди на подпись! — Хогдин ожесточённо потыкал пальцем в самый низ письма. Он знал, что там есть несколько кривоватых, слабых строк на эльфийском и подпись самой Артанис. — Видишь? Видишь, я не лгу! Мне нужно увидеть Саурона.       Следопыты молча переглянулись. Потом один из них верёвкой стянул руки Хогдину и повёл его куда-то, а второй всё читал и перечитывал письмо, не забыл даже поднять и обдуть от пыли лист меллорна. Так они дошли до лошадей и оседлали их. Один следопыт вёз орколюда и крепко держал его, а второй всё кидал на пленника полные недоверия и даже страха взгляды.       Ярус пролетал за ярусом, пока они не оказались в верхнем городе. В другой день красоты величественных палат и дворцов, молчаливые, но великолепные фонтаны, причудливые скверы и белизна камня захватили бы воображение Хогдина. Но сегодня он ничего не видел, кроме ощерившейся морды волка-Саурона, вечно готового сомкнуть челюсти и сожрать того, кого он так любил.       Первым из Единства их встретил Арагорн. Он выслушал доклад и сам взял в руки уже совсем измятое письмо.       — Это и вправду почерк Галадриэли! Я его определённо узнаю, — в великом удивлении произнёс он. — Скажи, мальчик, это правда? Она жива? Где её муж?       — Я буду говорить только с Сауроном, — отрезал Хогдин.       — О нём тут нет ни слова. Зачем он тебе нужен? Отвечай! — Арагорн подступил к нему, сжимая в одной руке рукоять висевшего в петле меча, а другой от волнения комкая несчастный листок.       — Я буду говорить только с Сауроном, только с ним, — Хогдин и не думал отступить. Пусть хоть пытают калёным железом — ни слова, пока не выйдет волк-убийца.       Решив, что привести Майрона будет быстрее, чем добиться от упрямца повиновения, Арагорн отправился в лазарет. Там толпилось много народу. Наступил обед, и все ели приготовленную Эовин пшеничную кашу — первое в её жизни блюдо, которое вообще можно было есть. Таковым оно стало благодаря чуткому руководству оказавшегося гурманом Ангмарца. Но тот не ел, а стоял у дверей насупившийся — ведь Эовин слишком уж тепло общалась с болезным Фарамиром. Эрион тоже пришёл, чтобы забрать свой шарф, и теперь вещал о том, что пора всем вставать на лыжи. Дарка и Лурзук кормили кашей орчат Двара — кто бы мог подумать, что орки могут быть настолько умилительными. Сам же Третий назгул за ними внимательно наблюдал и контролировал количество съеденного. Ещё недовоплощённые, и потому полупрозрачные Моро и Сайта пересказывали друг другу свои похождения в призрачном мире, а Девятый назгул, Моргомир, над ними неприкрыто смеялся, причём удавалось ему это даже с набитым ртом. Боромир, стуча кулаком по раскрытой ладони, что-то доказывал Майрону. Тот кивал и делал вид, что заинтересованно слушает, хотя сам размышлял о том, как научиться выдувать из дыма парусники, как это сейчас делал Олорин. Хоббиты же, до сих пор пребывавшие в восторге от нового облика старого друга, восторженно ахали и охали, когда он снова запускал в воздух какую-то немыслимую фигуру. Глашатай шуршал страницами пособия по гондорской моде — ну не мог он меньше заботиться.       — Срочно, все кто может, спускайтесь! — вдруг разбил всю эту дружескую идиллию Арагорн.       — Что, даже я? — поморщился Майрон, уже схвативший было дымопускательную технику Олорина за хвост.       — Особенно ты, — почему-то Элессар был чересчур серьёзен, и это всех насторожило.       По дороге всё стало только хуже: он объяснил про появление таинственного гонца-орколюда и кратко озвучил содержание письма. Балрог вышел из Мории. Лориен пал. Галадриэль тяжело ранена. Эльфы бегут на север. Берегитесь.              Хогдина не пускали дальше калитки большого мощёного двора, где стояло несколько прекрасных белых зданий. Он не сводил взгляда с дверей того, в котором скрылся Арагорн. Боль в напряжённом теле всё нарастала, ломило каждую маленькую мышцу, каждую косточку. Но ещё мучительней болела душа, и потому он стоял и ждал.       И вот двери открылись. Из них вывалилась целая толпа незнакомого галдящего народа. Но вот среди них мелькнули рыжие волосы. Это был он!       — Убийца!       Бешенство сделало Хогдина настолько сильным, что он в секунду вырвался из хватки державших его дунаданов, оттолкнул в сторону Арагорна, Олорина, Эовин и Пиппина — и его связанные ладони сомкнулись на шее Майрона.       — Ты убил его, убил! — закричал он, всё сильнее сжимая пальцы.       — Да что ж ты за человек такой! — Пиппин, тоже ощутивший себя сильным, повис на нём и заставил отпустить шею Саурона. Тот вдохнул и в удивлении закрыл горло ладонью.       — Прости, Учитель, — прошептал Хогдин и перестал что-либо делать. Тук толкнул его в руки подоспевшим следопытам. Те снова схватили пленника, резко и грубо, полные досады.       — Кто ты такой, и что за обвинения? — Майрон подошёл ближе, потирая шею. Для юнца этот полуорк был очень сильным. Или это жажда мести сделала его таким?       — Ты убил Сарумана. Он был моим учителем, — отрешённо ответил орколюд, когда следопыт тряхнул его.       — Я не убивал его. Это правда, — сам не зная, для чего, заверил его майа.       — Нет. Я знаю. Ты бы никогда не оставил его в живых. Ты — чудовище, — всё так же не поднимая головы, возразил Хогдин. — Убейте меня. Я всё равно ничего не скажу.       — Это письмо очень важное. Давай я покажу тебе твоего учителя — живого, а ты расскажешь всё нам? — неожиданная мягкость и спокойный тон Майрона заставили юношу поднять голову. Ему казалось, что после попытки задушить его, Саурон будет несколько... жесток.       — Зачем ему потакать? И так расскажет! — вставил своё слово Боромир и пожал плечами.       — Несколько минут ничего не решают, — принял сторону Майрона Олорин. — Да и Курумо пойдёт на пользу знание о том, что его кто-то любит.       — Насчёт этого я сомневаюсь, — скептично отозвался Саурон. — Пошли, мальчик, только веди себя спокойно.       Так и не поверив словам ни одного из своих врагов, Хогдин позволил отвести себя в какой-то подвал, предполагая, что там его и запрут, а потом отдадут палачу. Но он будет стойко терпеть пытки до тех пор, пока не умрёт. Это лучше, чем стать предателем.       Но, к удивлению Хогдина, нигде его не заперли и не вручили мяснику. Там было много бдительной охраны, в воздухе ощущались заклинания. Они были разные по своей природе: светлые просто не пускали кого попало внутрь и не выпускали изнутри, а тёмные так наказывали за попытку вторжения или побега, что продолжать не хотелось. Их навели вместе Олорин и Майрон.       Однако ощущавшему все эти барьеры Хогдину показалось, что они слишком старались. Тот, кто находился в камере за двойной дверью и решёткой, не походил на готового к побегу узника. Он сидел на деревянной лавке, сильно склонившись, так что длинные чёрные волосы закрыли его от всех.       — Это не он, — Хогдин мотнул головой и отодвинулся от решётки. А Курумо, услышав его голос, поднял лицо. Да, оно было молодым, потеряло чопорную надменность и стало ещё бледнее, и пускай его волосы почернели, а борода исчезла, это всё-таки был он.       — Хогдин! — Саруман с неожиданной прытью подскочил к решётке, и все ощетинились оружием, пускай он и звенел цепями. — Ты вернулся? Что там? Что с тобой случилось?       — Учитель, — только и смог просипеть Хогдин, чувствуя, что всё тело дрожит, а в глазах снова встают слёзы. Саурон не солгал. И как такое может быть?       — Да, расскажи нам, что с тобой случилось. И ему неплохо будет послушать, — Олорин указал кончиком трубки на становившегося всё более испуганным Курумо.       «Это жестоко», — подумал Хогдин и стал пересказывать события.       — Я подвёл тебя, — сказал он. Лицо Курунира стало ещё обеспокоенней. — Я все твои уроки понял неправильно, я слишком много мнил о себе. И выдумал, будто могу сам решить, как будет для тебя лучше. Я посчитал, что тебе нужны войска и союзники и пошёл в Морию.       Хогдин рассказывал всё, как было, но нигде не было и упоминания Сарумана. Что бы ни произошло, во всём был виноват он и только он.       — И я уже ничего не мог сделать. Только попытаться спасти её. Пока он угрожал Галадриэли, я ударил Амонарта мечом и унёс её прочь. Это всё. Мне больше нечего сказать, — обведя глазами всех, Хогдин безучастно отметил, что все смотрят на него едва ли не как на нового Врага мира. Все, кроме трёх майар и Арагорна. Быть может, Саруман тоже слишком обескуражен, чтобы злиться?       — Вы, вы же не думаете, что это и вправду он затеял всё? — вдруг воскликнул Курумо. — Это я отправил его в Морию! Но я ничего не знал про балрога, клянусь! Слышишь, Хогдин? Я бы никогда не отправил тебя на верную смерть. Не думай так, прошу.       — Мы знаем, что он просто защищает тебя, — Майрон кивнул. — И он не думает про тебя плохо — чуть не придушил меня ни за что, только из подозрений. Это даже трогательно.       — Ага, если б не все эти кошмары, что он порассказал, — Пиппин тяжко вздохнул. Ему почему-то стало стыдно за себя и жалко этого парня, который тоже просто защищал друга...       — Послушайте, я мог бы помочь вам с балрогом. Это ужасная сила, а у вас теперь нет ни людей, ни ресурсов, ничего! А у меня — Ортханк, хорошие бойцы, золото и... — с заискивающим видом Курумо прильнул к решётке, но её дополнял магический барьер, и он отпрянул.       — Нет, Курунир, мы обойдёмся без твоей помощи, — холодно отозвался Олорин. — Позже или раньше, но над тобой будет суд, и там мы решим, стоит отправить тебя в Валинор с повинной или дать возможность искупить свои грехи.       — Но он же... — узник махнул рукой на Майрона, но Гэндальф покачал головой.       — Не сравнивай. Пока не время. Попрощайся со своим учеником. Обещаю, он будет пленником наравне с остальными твоими офицерами, и никто не причинит ему зла.       — Благодарю. Хогдин, мне жаль. Это я подвёл тебя, — Курумо глянул на него с нисколько не наигранной печалью.       — Ничего.       Тот хотел протянуть к нему руку, но будто обжёгся об барьер и отдёрнул ладонь. Тогда Олорин снова вздохнул и со свойственным ему великодушием убрал заклинания. В ту же секунду Хогдин бросился к Саруману и обнял его.       — Прости. А теперь возьми камень, — прошептал он еле слышно. — В кармане рядом.       Скорее по наитию, чем осознанно, тот нащупал в кармане рваной куртки Хогдина что-то овальное и гладкое. В мгновение маг узнал навершие своего посоха. Ещё до того, как Олорин спохватился и вернул барьер, Курумо воздел камень с чёрной сердцевиной на вытянутой руке и сказал пару слов на колдовском языке. Навершие ярко вспыхнуло, а когда вспышка иссякла, не было ни Хогдина, ни его учителя. Только на полу лежали две половинки расколовшегося пополам камня.       — Что ж, — Майрон уничижительно посмотрел на приоткрывшего от разочарования рот Олорина. — Похоже, нашему союзу предстоит ещё очень много дел.