Диктатор

На следующий день мне стало хуже, и, судя по всему, дело было не только лишь в закусках и шампанском. Когда я проснулся, Хью дома уже не было, и, как мне показалось, это было даже к лучшему, не то он непременно поймал бы меня где-нибудь в коридоре на пути к туалету, чтобы начать мучить расспросами. Мне же в тот момент очень не хотелось ни с кем разговаривать. Всё утро до обеда я занимался тем, что лежал на неубранной постели, пытаясь уснуть, а каждые пятнадцать-двадцать минут, чувствуя позывы посетить комнату отдыха, плёлся туда, прекрасно осознавая, что я просто постою там пару минут и вернусь обратно, поскольку к этому времени в моём желудке уже точно ничего не было. После полудня, взяв себя в руки, я спустился вниз, в кухню, выпил лекарство от головной боли и жаропонижающее, очень надеясь на то, что не расстанусь с ними в ближайшие четверть часа. Запив таблетки парой глотков воды, я очень осторожно дошёл до дивана в гостиной и улёгся на него, стараясь не производить никаких движений и не провоцировать рвотный рефлекс. То, что мне удалось уснуть, я понял только когда проснулся. По квартире кто-то ходил: я явно слышал шаги из коридора в кухню. Я насторожился, поскольку папочка в этот момент должен был быть на работе, а, насколько я знал, кроме него, ключей от нашего дома ни у кого не было. Эльза оставила себе комплект? В дом забрались воры? Дверь гостиной приоткрылась, и в комнату заглянул Хью. — Господи, ты меня напугал… — пробормотал я, выдохнув с облегчением. — Извини, крошка, — ответил Хью, входя в комнату, — Ты уснул здесь? — Спускался на кухню выпить пару таблеток, и сам не заметил, как вырубился… — я принялся садиться на диване, — А ты разве не на работе должен быть?.. — Ты не брал трубку, я решил на всякий случай заехать домой. — Чёрт подери… — с досадой произнёс я, — Прости. — Нет-нет, хорошо, что заехал, — он сел на диван рядом со мной, — Рассказывай: как ты? — Всё в порядке, — устало улыбнулся я, — Отравился чем-то, может быть. — Температуру мерил? — по-деловому поинтересовался он. — Хью… — Понятно. Сейчас принесу градусник, — он снова вскочил с дивана и направился в кухню, — Если всё нормально, уложу тебя спать и поеду на работу. — Хью! — крикнул я ему вдогонку, — Я выпил жаропонижающее. — Молодец, — отозвался он. Я вздохнул, понимая, что с этим парнем как обычно лучше не спорить. — Держи, — протягивая мне градусник, сказал он, — Пока сидишь заодно повспоминай, что ты такого умудрился съесть. Я тоже ел вчера ваши эти закуски, и со мной всё в порядке. Тебя с утра тошнило? — М-м… — неопределённо протянул я. — Да или нет? — повторил свой вопрос Хью. Я кивнул. — Понял. Сейчас вернусь, — и он снова ушёл. Сидя в гостиной с градусником, я вдруг почему-то вспомнил, как во время прогулки в Париже под дождём, Хью сказал, что если простудимся, то болеть нам вместе. Это воспоминание заставило меня улыбнуться. Было непривычно и немного неловко от проявления его беспокойной заботы, но я был в таком ленивом и полусонном состоянии, что рассуждать на эту тему не собирался. — Выпьешь это, — сообщил мне Хью, садясь рядом со стаканом в руках, — Тебе или полегчает или снова вывернет. В любом случае, и то и другое будет на пользу. Давай градусник. — Тебе не стоило приезжать посреди дня, — возвращая градусник в его руки, проговорил я и взял стакан с питьём из его рук. — Я сам решу, когда мне приезжать, — сказал Хью. — Но, на самом деле, если я не беру трубку, скорее всего это означает, что я сплю. Взглянув на градусник, Хью подорвался с дивана, доставая из кармана мобильный. — Что случилось? — испуганно спросил я. Набрав номер, Хью протянул руку и прижал ладонь к моему лбу, ощупывая. — Да что такое, папочка? — снова спросил я, — Я и сам чувствую, что у меня жар… — Ничего страшного. Просто пей, — велел он. — Хью… Надеюсь, ты не врача вызываешь?.. — Врача. Это не обсуждается. Просто молчи и пей, — велел он, глянув в мою сторону. В который раз удостоверившись, что спорить с диктатором гиблое дело, я стал пить из стакана, надеясь, что это заткнёт мой фонтан противоречий. Поскольку встречи с врачом было точно уже не избежать, я постарался смириться с этим обстоятельством и попытаться расслабиться, раз уж я всё равно не могу ничего с этим поделать. Мои надежды на то, что медицинские работники лишь истопчут ботинками пол, посоветуют промыть желудок и, самое большое, вколят что-нибудь от тошноты, не оправдались. Побеседовав преимущественно с Хью, назвавшимся для простоты слога моим братом, господа настоятельно порекомендовали мне продолжить обследование в стенах больницы. Я подумывал отказаться от такого путешествия, однако Хью, будучи другого мнения, ответил, что, разумеется, я отправлюсь в больницу как и полагается. Захватив из дома на всякий случай кое-какие мои вещи, он изъявил желание ехать со мной. — А вы родственник или…? — поинтересовался кто-то из медработников, заметив с каким рвением папочка интересуется моим здоровьем. — Я его брат, — без зазрения совести снова соврал Хью. Вполне вероятно, если бы он и не был моим родственником, никто бы ничего ему и не сказал, но, скорее всего, ему просто не хотелось никому ничего объяснять. — А работа? — уже в пути, опомнившись, спросил я у диктатора. — Разберусь, — ответил он. На минуту я заткнулся, чувствуя, как вновь начинает болеть голова. С одной стороны, вся эта затея с больницей мне не нравилась. Но, с другой стороны, я понимал, что Хью так просто не успокоится. Во всяком случае, пока не получит подробного отчёта врачей о состоянии моего здоровья. Вспомнив, как он бегал по дому с гримасой беспокойства на лице, я слегка усмехнулся, насколько позволяла мне головная боль. — Что? — тихонько спросил Хью, заметив усмешку. — Ты так настойчиво выгонял меня из дома… — сказал я так же тихо, — Не хотел, чтобы я окочурился в его стенах? — Я задушу тебя шнурками, не доезжая до места, — прошептал диктатор, — Если ещё раз такое услышу… Тебя там полечат, и ты вернёшься домой. Понятно? — Да, понятно, — согласился я. — В идеале сегодня же вечером. И ещё: если тебя отправят домой сегодня, не смей добираться сам на чём попало. Позвонишь мне, я тебя заберу. Окей? — Окей… По прибытии в больницу, мне стало ясно, что быстро дело не закончится и я должен буду остаться там как минимум на ночь. — К вечеру позвоню, узнаю как твои дела, — проинформировал меня Хью, — Если что-нибудь понадобится — сообщай мне, скажешь врачу, мне передадут. С тебя — максимально быстрое выздоровление. Вопросы есть? — Нет, — ответил я. — Тогда я поехал на работу, а ты отдыхай и ни о чём не волнуйся. Завтра приеду, как только смогу. — Идёмте, — обратились ко мне. — Я буду скучать! — заметил Хью. На его заявление я лишь смущённо кивнул, поскольку такие слова, сказанные в присутствии других людей, звучали, на мой взгляд, как-то слишком двусмысленно. Таким образом я оказался в палате больницы, одолеваемый головной болью, жаром и позывами к рвоте, но всё ещё был глубоко уверен, что это не более, чем простое отравление. К следующему утру я начал осознавать, что, кажется, всё не так просто, как я считал. Головная боль стала буквально невыносимой, поднявшаяся до неимоверных пределов температура не позволяла связно соображать, встать самостоятельно с кровати я был не в состоянии, и уснуть я мог только будучи напичканным препаратами. Приезжал ли Хью, был ли он у меня — я не знал, да и мне было не до этого. Всё, что я мог — это спать или пытаться уснуть. В остальное время я готов был лезть на стенку от пренеприятной болезненной дрожи под коркой черепа, заставляющей двоиться и мельтешить всё, на что я отваживался взглянуть. Любое свечение — будь то дневной свет или лампы — вызывали особенно сильную боль и жжение в глазах. Я хорошо помню, как мне что-то всаживали в позвоночник. Кажется, это называется «пункция спинного мозга». Помню, было очень больно. Но мне казалось будто бы это происходит вовсе не со мной, а с кем-то другим, за кем я наблюдал со стороны. Странное, не испытываемое мной до сих пор ощущение. Последующее своё времяпрепровождение я могу описать словами «боль», «мутное сознание», «капельница», «опорожнение кишечника» и снова «боль». Не могу точно сказать, как долго это продолжалось, но однажды, проснувшись от химически нагнетённого сна, я обнаружил, что вполне осознаю действительность и понимаю, что происходит и где я нахожусь. На улице был вечер, все окна в моей палате закрыты жалюзи. «Кажется, жив», — пронеслось в моей голове. Слыша фоном монотонные шаги по больничному коридору, приглушённые закрытой дверью, я прикрыл глаза и, стоило мне это сделать, как я снова уснул и проспал до самого утра. Проснувшись рано утром, я сделал попытку осторожно приоткрыть веки. К моему удивлению, свет из щелей в жалюзи практически не доставлял мне неудобств. Это было приятным обстоятельством. Я попытался приподняться на кровати — и даже это мне удалось. Я определённо был в ударе. Осмотревшись, я нашёл рядом с кроватью кнопку вызова медсестры и сейчас же нажал её. Обнаружив меня в сознании, медсестра дружелюбно поинтересовалась моим самочувствием и спросила, нужно ли мне что-нибудь. Я попросил разрешения позвонить, на что мне ответили, что с этим придётся подождать до тех пор, пока не придёт мой врач, и уже он сможет мне ответить на все мои вопросы, в том числе разрешить или не разрешить разговаривать по телефону. Таким образом, мне не оставалось ничего, кроме как ждать прихода врача. Через пару часов, за которые я успел задремать, врач добрался до моей палаты. Расспросив меня поподробнее о том, как я себя чувствую, он полистал какие-то бумажки и собрался уходить, когда я спросил: — Можно мне позвонить? Он слегка задумался, размышляя. — Думаю, с этим можно немного подождать, — ответил он, — Вам лучше сейчас отдохнуть. — Но мне нужно позвонить, — настойчиво твердил я, — Я должен как можно быстрее сообщить моему… — я умолк, растерявшись, не зная, как бы яснее выразиться, кого именно я имею в виду. — А, всё понятно, — кивнул врач, — Вероятно, вы имеете в виду одного из ваших братьев… Хорошо, я сейчас же ему обо всём сообщу. — А когда я смогу его увидеть? — Не хотелось бы вас расстраивать, но ему, к сожалению, запрещено входить на территорию больницы. — Почему?.. — удивлённо спросил я. — Мы сможем поговорить об этом позже… — Скажите, что он натворил. Врач выдохнул, но всё же решил просветить меня на счёт запрета. — Ваш брат устроил драку в ординаторской, — ответили мне, — Назвал главврача дилетантом и обещал сломать ему хребет, если тот не выполнит всех настоятельных требований. Несмотря на понимание неуместности веселья, я не смог удержаться от усмешки, услышав о боевых действиях диктатора в ординаторской. — К сожалению, главврачу это вовсе не показалось смешным, — заметил мой врач, — И, несмотря на то, что вашего брата обязали выплатить штраф и принести извинения медперсоналу, в посещении больницы с тех пор ему было отказано. К сожалению. — Извините, — смутился я, — Если бы я смог поговорить с ним, ручаюсь, ничего подобного больше бы не повторилось. Я бы всё-таки хотел его видеть. Врач утвердительно кивнул. — Я постараюсь сделать, что смогу, но заранее ничего не обещаю. — Хорошо, спасибо огромное, спасибо… А… — Да, да, спрашивайте. — Когда я смогу отправиться домой? — Если всё будет хорошо, думаю, к концу недели. Я удовлетворённо вздохнул — такой расклад меня вполне устраивал. Как ни старался мой лечащий врач уговорить начальство, Хью ко мне так и не пустили, и я примерно представлял, насколько он мог быть взбешён этим обстоятельством. Об этом мне кратко поведал Ларс, пришедший на следующий день меня попроведать. — Псих, форменный псих, — сидя на стуле у моей кровати, скептически произносил Ларс, — Ему бы тоже полечиться, в другой только больнице… — Ну его же можно понять: я почти неделю тут был… — Да понятно всё, — махнул Ларс рукой, — Это я так, из зависти. По мне никто б так не бесился, если бы я в больничку загремел. А твой вон голыми руками любого готов изорвать, только бы тебе тут всё самое лучшее предоставили. Приходить-то ему запретили, но бабла-то он им сюда перевёл мама не горюй. И всё бродил, как привидение. Я его даже напоить пробовал, чтоб хоть поспал. Ни черта не вышло. Выпил полрюмки, и опять за своё, пошёл слоняться по дому, круги наворачивать, как тигр по клетке. — А сейчас он где, работает?.. — Работает он, как же… В машине сидит, ждёт, пока вернусь, расскажу ему, что тут с тобой и когда домой. — Скажи, что со мной всё супер и скоро, в ближайшие дни выпустят, — протараторил я, — С утра завтра узнаю. Позвоню ему. Вечером… через часик ему позвоню, мне можно уже. Пойди, скажи ему! — Да что ты меня гонишь, я только пришёл… — Но так он же ждёт… — Он неделю ждал, пока ты тут при смерти валялся, ещё подождёт пять минут. Сорен к тебе просился, но я сказал, что ты скоро домой вернёшься, а пока к тебе нельзя. Переживает тоже, знаешь ли. Придумал ты, конечно! Взял — слёг в больницу! Напугал всех, ё-маё… Вечно от тебя сюрпризы одни. То — поломался, то — вот… опять… — Знал бы, где упасть… — вздохнул я. — Ну да, да… — согласился Ларс. — А выставка там как? — Да нормально, нормально всё, — успокоил меня Ларс, — Без тебя, вроде, разобрались. У вас тут обед сейчас будет, — глянув на часы, сказал он, — Так и быть, пойду. — Да, иди, иди и скажи всё, как я сказал. — Скажу, куда денусь. Давай выздоравливай, везунчик… — Слушай, ещё… — остановил я Ларса. — Ну? Что? — Н… ничего, — произнёс я, — Спасибо, что пришёл. — Ложись спать. — Обед же. — Ну вот поешь — и спать. Всё, счастливо, — и Ларс ушёл, закрыв за собой дверь. После обеда я, слёзно поумоляв медсестру, вернул мобильный в своё владение и, убедительно пообещав не увлекаться разговорами, а больше спать, смог, наконец, набрать номер Хью. Он взял трубку после пары гудков. — Привет, — проговорил я. — Малыш, — услышал я в ответ, — Привет. — Привет, — улыбнулся я. — Наконец-то. — Наконец-то. — Тебе можно по телефону говорить? — Да. Сперва мне не хотели отдавать телефон, но я всё-таки упросил. Уж очень хотелось тебя услышать. — Малыш… — как маленький барашек проблеял расчувствовавшийся папочка, — Как ты?.. — Всё хорошо, — сказал я. — Как себя чувствуешь? Лучше? Что говорят врачи? — Жить буду, врачи говорят. — Ты меня очень напугал, ребёнок. Поправляйся, будь добр. Ешь хорошо. Тебя накормили? — Да, пообедал только что… — И что было на обед? — Эм… Какой-то суп… И, кажется, картофель. — Хорошо. — Ещё чай, не сладкий. В принципе, я такой и пью обычно. — Малыш. — Да? — Люблю тебя. Я почувствовал, как от слов диктатора мне физически становится легче. Перед звонком ему, в самую последнюю секунду, я успел засомневаться — что, если он уже не ждёт меня? Или его отношение ко мне изменилось. Я верил в порядочность Хью и в то, что он ни за что не бросил бы меня в такой ситуации. Но одного обязательства было мало, как бы нагло не выглядели мои притязания. Мне нужно было увериться в его неизменных чувствах, и, судя по его голосу, словам, которые он говорил, он искренне переживал за меня и действительно очень хотел меня видеть. Это было лучшим лекарством, способным обеспечить моё скорейшее выздоровление. — Я тоже тебя люблю, — закапываясь под одеяло, ответил я, — Хотел передать с Ларсом, но лучше сказать самому. Так жаль, что ты не смог сегодня прийти… Но я поржал, когда мне рассказали, что ты тут устроил. — Эх ты… — горько усмехнулся Хью. — Это… было круто. Но больше так не делай. — Буду делать, если понадобится, — заявил Хью, — Тем более, если тебе это нравится. — Мне не нравится, я против, — с улыбкой опроверг я. — Малыш. Их дело — тебя на ноги поставить, и. давай закроем эту тему. Твоё кольцо у меня, ты помнишь? — Нет… А должен? — Я его с тебя в машине забрал. Ты не заметил? — Нет. Зачем ты его забрал? — Чтобы не потерялось. — Скажи честно — уже придумал, кому его передарить. — Да, придумал, разумеется. Кому-нибудь, кто не говорит глупости. Но у тебя ещё есть шанс его вернуть. Дома. Кольцо будет ждать, и я тоже буду тебя ждать. — Хорошо, — проговорил я. — Давно пора домой. — Почему ты не на работе?.. — Взял пару дней отгула. На случай, если нужно будет тебя забрать из больницы. — Меня бы мог Ларс забрать… — Мог бы, но заберу тебя я. — Я буду только рад, но тебе позволят прийти?.. — Куда денутся. Никто не сможет запретить мне забрать домой моего ребёнка. — Ребёнок, знаешь ли, выглядит, как большой кусок дерьма… — Думаешь, я сейчас выгляжу лучше? — Да уж, наверное, — усмехнулся я. — Ну-ну… Ларс сказал, тебя скоро могут выписать. — Утром врач скажет точно. Хорошо бы поскорее. — Да уж, — согласился Хью, — Невозможно уже без тебя… Поднимался к тебе наверх, в мастерскую… — Что ты там делал?.. — Я ничего не делал. Просто сидел. — Там же пусто, картины-то на выставке… — Во всём доме пусто, — сказал Хью, и я не мог не умилиться его такому чрезвычайно романтичному обороту речи, — Наверху пахнет тобой, — пояснил Хью. — Растворителем. — От тебя пахло растворителем. Чёрт возьми, знаешь что?.. — Что такое? Что? Хью шумно вздохнул, будто бы с трудом сдерживаясь, чтобы не заговорить. Я молчал, ожидая его слов. — Потом поговорим, когда будешь дома, — сказал он, наконец, — Мэсс, тут один парень хотел купить твою картину, кстати. — Которую? — С мельницей. — Ничего себе, — заулыбался я, — Здорово. — Ещё бы. Ну ладно. Теперь клади трубку и отдыхай. — Сейчас этим займусь, — пообещал я. — Умница, малыш. Поправляйся, набирайся сил. Звони мне, если что-нибудь узнаешь или что-нибудь будет нужно. В любое время, окей? — Угу. — Тогда лучше выспись сейчас, как следует, малыш. — Хорошо. — Сладких снов, принцесса. — Спасибо, папочка… — До связи. Я немного покривил душой, сказав Хью, что стану отдыхать сразу же после нашего разговора. Мне ещё следовало позвонить Сорену. Сын был куда более шокирован и взволнован моим звонком, не считая нужным скрывать волнение, но, услышав, что со мной всё в порядке, он постепенно успокоился и согласился подождать со встречей до моего возвращения домой. — Пап, точно ничего не надо?.. — Ничего не надо, — отвечал я, — У меня всё есть, у меня был дядя Ларс, всё в порядке, — и добавил для верности, — И я только что звонил Хью. Нормально всё. — А. Тогда ладно, да… — сдался Сорен, услышав от меня про диктатора. Пожелав мне, как и папочка, больше отдыхать, Сорен попрощался, а я, сверх меры утомившись разговорами, выключил телефон и принял решение немедленно выполнить обещания и поспать.