Два процента свободы

РИККИ Эти его слова – как удар под дых. Я поднимаю голову. Вот, значит, почему в его глазах всегда столько грусти. Неужели я разгадал тебя, блонди? - Скажи мне это еще раз, - отчаянно прижимаясь щекой к его белому прохладному сьюту, шепчу я. И он говорит. Его бархатный ласкающий голос звучит совсем близко, сдирая с меня кожу, как нож живодера. - Я – блонди, Рикки. А ты – монгрел. Что бы не чувствовал я по отношению к тебе, что бы не испытывал ко мне ты, никогда, слышишь, никогда блонди не сможет любить монгрела. Даже то, что я сделал тебя моим пэтом, уже выходит за рамки допустимого. Но с этим еще можно смириться: у блонди тоже бывают свои капризы. Однако это все, что я могу тебе дать, Рикки. Ты – мой пэт, не больше, не меньше. Слезы высыхают у меня на глазах. К горлу подкатывает комок ярости. У меня даже волосы встают дыбом от злости. - Иными словами ты собираешься пользовать меня на всю катушку, как вы, блонди, пользуете пэтов? Я правильно понял?.. Шоу, выставки , групповуха и тому подобная похабщина?.. Только вот ничего у тебя не получится, Консул. Я лучше сдохну, чем стану лизать тебе сапоги. Понял? Лучше сдохну. Или тебя убью. У тебя не выйдет меня принудить. Он медленно поднимается на ноги, глядя на меня сверху вниз ничего не выражающими синими глазами. - Разве я к чему-то тебя принуждал, Рикки? Ты сам, добровольно сел ко мне в машину. Забыл? Я в сердцах бью кулаком об пол. Звеня цепи. - Но ведь я не знал, когда ехал с тобой, что стану твоим пэтом! Я думал… - Что ты думал? – быстро подхватывает он. – Думал, что станешь моим любовником, монгрел? – и тут же с грустью качает головой. - Согласись, это смешно. Мои щеки вспыхивают жаром. Да, это смешно. Ты смешон, Рикки Дарк. Поделом тебе. Ты вполне заслуживаешь того дерьма, в которое вляпался. Я медленно поднимаюсь на ноги, лицом к нему. Несколько мгновений мы стоим друг против друга, как два направленных друг на друга дула. Я – полыхая от бессильной ярости. Он - олицетворенная невозмутимость. Огонь и лед. - Отпусти меня, Ясон, - говорю я: колени мои подрагивают, я весь как натянутая тетива. – Отпусти. Так лучше будет для нас обоих. Я никогда не стану твоим рабом. Одна из его изогнутых золотистых бровей чуть приподнимается. Его взгляд скользит по мне. Под его холодным голубым сиянием вся моя ярость безнадежно затухает. Огонь не может гореть в ледниках. Огню нужен воздух. - Ты так ничего и не понял, Рикки, - ласково журчит у меня в ушах его одурманивающий полушепот. – Я не могу тебя отпустить. Я никогда тебя не отпущу. Ты принадлежишь мне, Рикки. Ты – мой. КАТЦЕ Монгрел уже в третий раз пытался бежать. Его, разумеется, опять поймали. Скрутили, приволокли обратно. Он орал так, что в доме едва стекла не полопались. Упрямый маленький монгрел с обостренным чувством гордости. Стоит Ясону прикоснуться к нему, как он млеет и тает. Но стоит только тому же Ясону отвернуться, как парень сразу же вспоминает о том, что рожден свободным. И брыкается, как волчонок в капкане голубых глаз своего красавца- господина. Но это все ерунда. Кому интересны чувства какого-то монгрела?.. Самое ужасное в том, что Ясону это, кажется, нравится. Скорее всего. Если бы мальчишка перестал сопротивляться, он бы уже давно утратил к нему всякий интерес. Знает ли об этом Рикки? Иногда я думаю: а так ли уж наивен этот смуглый парнишка с глазами дикого животного?.. РАУЛЬ Послы Федерации. Гости с Терры. Очередной договор. официальный визит. Ледяное очарование Первого Консула, как обычно не оставляет ни малейшего шанса обратить договор не в нашу пользу. Я смотрю, как он беседует с федералами, изредка вставляю свое слово. Однако меня мало интересует тема их разговора. Я думаю о другом. Сегодня особенный день. сегодня ровно 10-ть лет, как мы вместе. Целых 10-ть лет. Всего 10-ть лет. Смотрю сквозь прозрачную стену на башню-пирамиду, символ Танагуры. Вспоминаю тот день, когда увидел его в первый раз. …Мне было 16-ть лет. Я был студентом предпоследнего курса Академии. Посреди лекции по механике к нам в аудиторию неожиданно вошел Ректор. - Хочу представить вам нового студента, - сказал он. – Ясон Минк. С этого дня он будет заниматься в вашей группе. В аудиторию вошел новичок. Я поднял голову и обомлел. Впрочем, не только я один. Кто-то рядом вздохнул с восхищением, кто-то одобрительно присвистнул. Да, это был чистокровный, породистый блонди. Аристократ. Но в то же время он очень отличался от всех нас. Даже внешне. Я никогда не видел такого оттенка волос – не золотистые, как у всех нас, а еще светлее, цвета платины. Прямые, и только на концах чуть вьющиеся, они спускались ниже крестца. А глаза – сплошная загадка. Не то синие, не то голубые. Их цвет менялся, перетекая один в другой, как у драгоценных камней, которые поворачивают к солнцу то одним, то другим боком. Веко похоже на острое лезвие. Лицо – арктическая заря. Капризный рот. Изящная линия скул и подбородка напоминает статуи со Старой Терры. Скользящей, слегка кошачьей походкой он подошел к кафедре и, чуть исподлобья, пробежал глазами по притихшей аудитории. Взгляд бархатный и в то же время властный. А еще грустный. Странная грусть для 16-летнего юноши. И фигура: не смотря на юношеское изящество, у него тело взрослого мужчины, сильное, влекущее и чувственное. И одежда этого нисколько не скрывает. В аудитории повисла долгая напряженная пауза. Вызывающая и в то же время утонченная красота новичка заставила нас на время забыть о холодном рассудке и невозмутимости блонди. - Садись, Минк, - сквозь зубы выдавил из себя преподаватель. - Его досье в электронном журнале, - сказал ректор, - хорошенько ознакомьтесь. Одно могу сказать с уверенностью: его IQ полностью соответствует его внешности. Новичок садится неподалеку от меня, тут же уткнувшись в планшет. Его пальцы скользят по экрану, и каждое их движение заставляет меня вздрагивать. Есть руки, созданные для поцелуев. У Ясона Минка были именно такие руки. С того самого дня моя жизнь резко изменилась. Точнее, пошла кувырком. ЯСОН Он без стука распахивает дверь моего кабинета. Стихийное бедствие по имени Рикки. - Кажется, я тебя не звал, - говорю я, не отрывая глаз от экрана. Он подходит ко мне, шлепая босыми ногам по паркету. Останавливается за моей спиной. Тяжело дышит, словно бежал дистанцию. - Зачем ты приказал высечь Брика? Я вижу его отражение на экране компьютера – злющие глаза и закушенные губы. - Он – мой пэт, Рикки. Так же, как и ты. Теперь всякий раз, когда ты будешь убегать, Брика будут наказывать. Такой ответ тебя устраивает? Он шипит от злости. - Бездушный ублюдок! Почему ты не накажешь меня? - Мне так хочется, - говорю я и медленно оборачиваюсь. – Впрочем, ты можешь сделать так, чтобы я передумал и отменил наказание для твоего приятеля. Его глаза горят, скулы дергаются. Рядом со мной – бомба, а в руках у меня – запал. Я чувствую, как по венам у меня быстрее побежала кровь. - Что ты хочешь, чтобы я сделал? – спрашивает он. Я разворачиваюсь к нему вместе с креслом и смотрю на него тем своим особенным взглядом, которого не в силах выдержать даже Рауль. - Сядь ко мне на колени. РИККИ Бред. Наваждение. Хрень собачья. Я сижу у него на коленях, ощущая сквозь тонкую ткань горячую упругость его тела. Он дышит мне в затылок. Его щека совсем близко от моего виска. Затянутые в белые перчатки руки медленно скользят по коже. Трогают, гладят, сжимают. Перед глазами у меня вспыхивают искры наслаждения. «Ненавижу тебя, ненавижу», - мысленно твержу себе, как молитву. Но молитва не помогает. Я бессилен. Он растоптал меня. А, может быть – вознес до небес?.. Продолжая одной рукой меня ласкать, он другой рукой трогает мое лицо. Тонкий палец скользит по щеке и касается моих губ. Нежно так касается, как будто бы обрывая лепестки на цветке. Я резко стискиваю зубы. Он вздрагивает – на белой перчатке отчетливо проступает кровь. ЯСОН Боли нет совершенно. С удивлением смотрю на свой палец. Моя кровь. Я вижу ее чуть ли не первый раз в жизни. На вид – самая обычная, человеческая. Оказывается, мы, блонди, тоже можем легко проливать кровь. Он оборачивается ко мне лицом и тоже сморит на мой палец. И в глазах у него не только удивление, еще что-то. Что-то, от чего в грудь ко мне снова вливается, врывается волна свежего воздуха. Словно шлюзы открываются. Я дышу торопливо и жадно, я не могу надышаться. А он вдруг хватает мою руку и сдергивает с нее перчатку. РИККИ …Как-то Люк играл на гитаре песню «Есть руки, созданные для поцелуев»… Вот они сейчас, передо мной. Узкие запястья, длинные пальцы с изящно вылепленными костяшками и ногти, как лепестки цветов. На указательном пальце – кровь. Крепко обхватив своей рукой его тонкое запястье, я наклоняюсь и слизываю ее. Аккуратно, трепетно, как живую воду. Его пальцы едва заметно вздрагивают. Я смотрю в его глаза – их заливает отчаянная синева, такая густая и глубокая, что можно захлебнуться. Я вновь и вновь касаюсь губами его пальцев, по очереди, одного за другим. Потом – ладонь, потом – запястье. Если это сумасшествие, я хочу навсегда остаться безумным. Если это сон, я не хочу просыпаться. ЯСОН Я не хочу просыпаться. И я ненавижу этот сон за то, что я все-таки должен проснуться. А должен ли?.. Стоп! Я стряхиваю с себя морок. Одно быстрое движение руки – и я сжимаю его горло. Я отрываю его от себя и опрокидываю на пол. Он хрипит и бьется под моими пальцами. Вот сейчас я сожму их чуть крепче, и хрупкие позвонки не выдержат. Однако в глазах у него нет страха. Только удивление. И еще – обида. Я отшвыриваю его, как сломанную куклу. Несколько секунд он лежит неподвижно, тяжело дыша, затем кашляет и хватается за горло. На смуглой коже алеют отпечатки моих пальцев. - Ты, блонди, чокнутый ублюдок! – кашляя, хрипит он. – Ты меня едва не прикончил! Я делаю шаг и наклоняюсь над ним. - Я тебя предупреждал, Рикки: никогда не смей ко мне прикасаться. Сегодня я предупреждаю тебя во второй раз. Если ты снова сделаешь это, я… Я убью тебя, монгрел. - Чтоб ты сдох! – шипит он. Я пожимаю плечами и выхожу из комнаты. РАУЛЬ …С того дня, как я увидел его впервые, он стал моим наваждением. Он держался особняком, он ни с кем не общался, но позволял на себя смотреть. Позволял себя хотеть. Ходили упорные слухи о том, что в числе его поклонников – наш Ректор. Разумеется, после этого никто из студентов не решался преследовать его своим вниманием. - Даже не мечтай, Ам, - сказал мне как-то один из приятелей, перехватив мой шальной взгляд в сторону Минка. – Тебе там все равно ничего не обломится. Однако не мечтать я не мог. За неделю моя успеваемость скатилась настолько, что преподаватели хватались за голову. - Ты случайно не болен, Ам? – наперебой спрашивали они. «Да, болен! – хотелось закричать мне во всю силу моих легких. – И у болезни моей сапфировые глаза. Вылечите меня, пожалуйста!» Но это была не та болезнь, которая так просто лечится. Я ходил за ним попятам целый месяц. Приглядывался и принюхивался к нему, как охотник к редкому зверю. Я не сказал ему ни слова, он ни разу не взглянул в мою сторону. Однажды в столовой мы случайно оказались с ним за одним сто-лом. - Передай, пожалуйста, мне соус, - вдруг попросил он. Странный голос. Бархатный и ледяной одновременно. Я так растерялся, что даже не понял, о чем он меня просит. Он несколько секунд ждал моей реакции, затем потянулся и сам взял то, что ему было нужно. На мгновение наши взгляды встретились: в его глазах была все та же высокомерная отчужденность, ирония и грусть. Я в сердцах отшвырнул ногой свой стул и выскочил прочь. - Рауль рехнулся! – обронил кто-то из сокурсников. Это была правда. Той ночью мне не спалось, и я сидел на балконе. Легкое движение воздуха сзади заставило меня обернуться. Ясон Минк, не оглядываясь, медленно направлялся куда-то по коридору. Я едва не умер от ревности: он идет к кому-то!.. И пошел следом. Но я ошибся. Его путь лежал в административный корпус. Я старался держаться на почтительном расстоянии, чтобы он меня не заметил. Взглядом он отключил роботов-охранников перед дверью (я только слыхал о такой способности, а теперь увидел воочию!) и пошел по безлюдному периметру коридоров. Его цель – бронированная дверь, за которой находился Центральный Компьютер. Он приложил руку к замку, и та послушно открылась. Он вошел. Несколько секунд я стоял за колонной, не отрывая глаз от двери, за которой он исчез. Зачем ему понадобился Центральный Компьютер? То, что он сейчас сделал, это ведь не просто шалость, за которую исключат из Академии. Это преступление, за которое можно лишиться головы. Выждав несколько минут, я шагнул к двери. Электронный замок, сверкнув зеленым огоньком, среагировал на мое прикосновение и открылся. Ага, оказывается, я тоже кое-что умею. Бесшумно вхожу. Он сидит ко мне спиной перед включенным экраном: перед ним мелькают знаки и цифры. Секретный код Танагуры, доступ к которому имеют только члены Совета Двенадцати. Платиновые волосы мерцают в полумраке, струясь до самого пола. У меня перехватывает дыхание. Решение приходит само – внезапное и дерзкое. Такое же преступное, как и то преступление, которое совершает сейчас на моих глазах он. Я резко щелкаю выключателем. Яркий свет вспыхивает под потолком. - Привет, Минк! – я подхожу и становлюсь у него за спиной. – Не спиться? Он, не торопясь, отрывается от экрана. Смотрит на меня. Удлиненные глаза отражают холодный блеск монитора. - Кнопка для вызова охраны слева от тебя, - говорит он. Голос обволакивает, как туман. Все происходящее напоминает мне сон. Странно, некстати вдруг думаю я, у него ведь и имя такое «Я – сон». Он и вправду похож на сон, глядя который, между смертью и пробуждением выбираешь смерть. - По-твоему, я должен позвать охрану? – спрашиваю я, жадно пожирая глазами белую полоску его шеи, выглядывающую из-под наглухо застегнутого сьюта. Одна из его золотистых бровей слегка изгибается – но это не вопрос, а, скорее, насмешка. - Это твой долг, как добропорядочного блонди, - говорит он. Его голос сводит меня с ума. Его взгляд заставляет меня трепетать. Еще минута – и я, потеряв контроль, брошусь на него прямо здесь. - А, если я не стану звать охрану, а, Минк? – спрашиваю я. Его пальцы в белой перчатке постукивают по подлокотнику кресла – пожалуй, это единственное, что выдает сейчас его волнение. - Чего ты хочешь, Ам? – просто, в лоб спрашивает он. - Тебя, Минк, - так же просто, в лоб отвечаю я. – Я хочу тебя. Мой голос слабо меня слушается, но я все-таки нахожу в себе силы произнести это. Жду его реакции – секунду, другую. Он не меняется в лице. В его глазах все тот же арктический блеск, отзывающийся в моем теле острыми иголочками возбуждения. - Хорошо, - говорит он и поднимается с кресла. – Пойдем. Я двигаюсь за ним, как под гипнозом. Мы выходим из административного корпуса, переходим двор и возвращаемся в общежитие. Реактивный лифт целую вечность поднимает нас на сто второй этаж. И вот его комната. Он открывает дверь, включает свет. - Я сейчас, - исчезает в ванной. Я подхожу к окну, прижимаюсь лбом к стеклу. Нет, холод не приносит облегчения. У меня не все дома, что я делаю?.. А, если об этом кто-нибудь узнает?.. Я не успеваю додумать. Он возвращается. На нем черный шелковый халат. На его фоне влажные волосы, перекинутые через плечо, кажутся лунной дорожкой. Сквозь полу распахнутую ткань я вижу его неимоверно длинную ногу, такую белую, что… - У тебя есть что-нибудь выпить? – расстегивая душащий меня воротник сьюта, спрашиваю я. Он равнодушно кивает. - Там, на столе. Я наливаю себе полный бокал вина, пью залпом, как воду. - А ты?.. Он качает головой. - Не хочу, - и тут же после едва заметной паузы добавляет: - Я думаю, мы обойдемся без прелюдий, Ам? Халат сползает с его плеч и падает на пол. Вслед за халатом на пол падает и мой бокал. За пять лет обучения в Академии у меня не было недостатка в партнерах. Я сам блонди, и я знаю, как прекрасны бывают блонди. Юпитер сотворила нас всех совершенными. Но то, что я сейчас вижу!.. Это просто не укладывается в голове. Живой луч ослепительного света. Чувственность, доведенная до крайности. Юпитер явно что-то изменила в его ДНК. Но сейчас это не важно. Сейчас он будет моим, даже если Юпитер сотрет меня в порошок. - Как мне лечь? – спрашивает он, безразлично провожая глазами разбитый бокал. - Как…как тебе удобно. Он вытягивается на кровати, закинув руки за голову. Такую позу часто принимают пэты, предлагая себя. Эта мысль еще более подстегивает мое и без того мучительное возбуждение. Я срываю с себя одежду и иду к нему. Да, я не ошибся. Его кожа на ощупь мягче шелка и очень чувствительна к прикосновениям. Может быть, в его ДНК и вправду добавлен геном пэта?.. Ресницы его вздрагивают, тело почти моментально откликается на мою ласку. Но я не хочу быть тираном, не хочу быть насильником. Я хочу доставить ему удовольствие. Однако долго сдерживаться я не могу, я и так ждал этого целую вечность. Я впечатываю его в кровать, накрывая своим телом. С языка моего слетают какие-то восторженные, пошлые нежности. Я подхватываю его бедра и… Понимание приходит слишком поздно. - Ты что…в первый раз? – глядя на его слегка исказившееся лицо, ошалело спрашиваю я. В его синих глазах мелькает ирония: даже сейчас, в эту минуту, грубо подмятый под меня, он несравнимо меня сильнее. - Да уж, какая теперь разница, - говорит он и всем телом подается мне навстречу. – Не останавливайся. Но, даже если бы он сказал мне «остановись!», я бы все равно не смог сейчас этого сделать. Я двигаюсь осатанело, исступленно, как будто бы в каждом из этих движений вся моя жизнь. Он вскрикивает и впивается пальцами в мои запястья. Я отчетливо слышу, как хрустят мои суставы, но боли не чувствую совершенно. То, что происходит сейчас между нами, выше всякой боли. Выше страха смерти. В голове моей фонтаном взрывается солнце, и я, содрогнувшись, падаю на него. Фенита. Он тяжело дышит. Своей щекой я чувствую его горячую щеку. Наконец, он отстраняет меня и переворачивается на бок. На простыне и на внутренней стороне его бедер – кровь. Сердце мое болезненно сжимается. - Как ты? – приподнявшись на руке, спрашиваю я. - Нормально. Жить буду. Он рывком встает с кровати и идет в ванну. Я слышу, как журчит вода и нервно кусаю кончики пальцев. Подумать только – девственник!.. С его-то внешностью. С ума сойти! Если бы я знал… Но раскаяния я не чувствую совершенно. У меня такое ощущение, будто все происшедшее сейчас между нами является частью чьего-то старательно разработанного, гениального по своей простате плана. К тому же, он тоже получил удовольствие, этого не скроешь. Наконец, он возвращается, до самых пят укутанный в синее кимоно. Несколько секунд смотрит на меня своими ничего не выражающими кошачьими глазами, затем наливает себе вина. - С тобой точно все в порядке? – снова спрашиваю я. - Конечно, - кивает он и отворачивается к окну. – Теперь, надеюсь, мы в расчете? Этот вопрос – удар под дых. Я невольно вздрагиваю и говорю «да». Больше мне сказать нечего. Я впопыхах натягиваю на себя одежду и выскакиваю из комнаты. Уже, приоткрыв дверь, бросаю на него последний взгляд. Высокая горделивая фигура на фоне окна – словно сказочной красоты башня, устремленная в небо. Я закрываю за собой дверь. Из меня словно выкачали всю кровь. РИККИ Среди ночи я просыпаюсь от собственного крика. - Ясон!.. Я сажусь на кровати, пытаясь нащупать сброшенное на пол одеяло. Да, я видел сон. И этот сон – ты. «Я – сон». Даже имя твое издевается надо мной. Я отравился твоей кровью, когда слизывал ее с твоего пальца. Должно быть, в ней яд. В тебе все яд – твой голос, твои глаза, твоя скользящая горделивая походка. Чертов блонди! Ты не можешь любить, не уничтожая. Только такая любовь тебе по вкусу. Но не думай, что я тебе поддамся. Ты заставляешь мое тело трепетать, но я не позволю тебе вытирать об меня ноги. У меня тоже есть гордость. Гордость монгрела против гордости блонди. Безродная дворняжка против первого красавца Танагуры. Мы еще посмотрим, кто кого. ЯСОН Юпитер вызывает меня к себе обычно по пятницам. А сегодня – среда. Впрочем, какая мне разница? По подземному тоннелю я иду к пирамиде в центре Танагуры. Все подступы к ней охраняют роботы-андроиды. Только два человека имеют сюда доступ – Первый Консул и его Советник. Ясон Минк и Рауль Ам. Подставляю свою сетчатку под бесстрастный луч компьютера. Щелчок. Тяжелая непрозрачная стена отъезжает в сторону. Я посреди зеркального зала, огромного и сверкающего, как озеро. В центре – экран. напротив него – кресло: подлокотники опутаны проводами, как в камере пыток. Я невольно подношу руку к горлу – опять это изматывающее чувство удушья. Невидимый аркан плотно накинут на мою шею. Я – часть системы. Высшая, но только часть. Я – узник. Сажусь в кресло. Провода тут же привычно обвивают мои руки. Голову стискивает серебряный обруч. Корона или фрагмент электрического стула?.. Откидываюсь в кресле и закрываю глаза. Я весь открыт. Я ожидаю вторжения. Это очень похоже на сексуальное насилие, разница лишь в том, что насилуют мой мозг. - Здравствуй, мальчик! Вот оно. Голос, как кровь, плещется в моих венах, пульсирует в моих висках. - Здравствуй, Юпитер. Ты хотела меня видеть? Но сегодня только среда. Теплая волна омывает мое тело – я словно лежу в ванной. - Ты же знаешь, Ясон, мне просто доставляет удовольствие видеть тебя, говорить с тобой. И только из соображения твоей безопасности я не делаю этого чаще раза в неделю. А теперь раскройся и впусти меня. Я растворяюсь в тонких электрических лучах, и сам становлюсь лучом. Мой мозг клетка за клеткой нанизывается на ожерелье невидимых пальцев. И вдруг – боль. Резкая, внезапная, почти невыносимая. - Почему ты прячешься от меня, мальчик? - Тебе показалось. Я открыт. - Я чувствую твое сопротивление. У тебя появилась тайна? Та, о которой мне не стоит знать? Мой лоб покрывается потом. - У меня нет от тебя тайн, Юпитер. - Ты лжешь. Я попробую еще раз. И снова раскаленные спицы шарят в моей голове, и снова – удар боли, на этот раз еще сильнее. Я дергаюсь так, что вздрагивает кресло. - Я тебя не узнаю, Ясон, - электрические провода вгрызаются в мое сознание и вибрируют, вибрируют, вибрируют. – Ты никогда не позволял себе уклоняться от моего проникновения. А сейчас ты блокируешь наш контакт. Не сопротивляйся мне. Ты не должен мне сопротивляться. На этот раз не лучи, а волна, мощная, разрывающая вламывается в мои виски. Я кричу. Тело мое выгибается в дугу – кажется, наручники вот-вот не выдержат. До хруста стиснув зубы, я усиливаю поставленный блок. Вот так вот. Это стенка из моих сосудов, Юпитер. Из моих нервов. Она живая. Пробей ее, и ты меня уничтожишь. Потому что я должен и буду тебе сопротивляться. В голове взрывается разряд за разрядом. Из ушей, из носа льет кровь. Что я делаю? За что цепляюсь? И, главное, зачем? Еще несколько секунд борьбы, и я не выдержу. Да стоит ли оно того?.. …Горящие черные глаза. Фонтан нефти. Звериная ненависть, и где-то в глубине – такое же звериное обожание. «Что ты делаешь со мной, чертов блонди?» Да, оно того стоит. Теплая волна вновь касается моей щеки. С трудом раскрываю глаза. Я еще жив?.. - Ясон, Ясон, Ясон, - шелестит в ушах кровь. – Когда ты успел научиться быть таким? Рот у меня полон крови, и я сплевываю ее на пол. - Наверное я всегда был таким. Просто не знал. Почему ты меня не дожала? Еще бы немного, и я бы сдался. Волна касается моих век и ресниц, как дождь. - Ты бы не сдался, Ясон, - стучит в висках пульс. – Ты бы погиб. Я остановилась четко на грани. Дальше твой мозг бы не выдержал. - Но почему ты не убила меня? Я ведь тебе сопротивлялся. - Ты – мой любимый сын, - шепчет кровь в моих венах, - мое луч-шее творение. И сейчас ты это доказал. - Я не понимаю. - Не нужно понимать. Просто прими, как факт. - И я не буду наказан за неповиновение? - Будешь, мальчик, обязательно будешь. Ты сам себя накажешь. Потом. А сейчас – иди. Ты свободен. Металлические браслеты расщелкиваются на моих запястьях. Я встаю, делаю шаг и едва не падаю. Моя одежда и волосы в крови, пол – тоже. Обычный человек на моем месте уже давно бы умер. Но я блонди. Часть системы. Высшая ее часть. Как крест наверху собора. Пошатываясь, иду к двери, распахиваю ее и падаю прямо на стоящего за ней мужчину. - Катце!..