Любовь и дальние страны

Когда Джорах вернулся в "Зеленый Петух", он не нашел Колченога ни в питейном зале, ни в комнатушке, которую они занимали. Была уже глубокая ночь, и он, мысленно обругав гуляку грязными словами, скинул плащ, сапоги, отстегнул меч и плюхнулся на постель, не раздеваясь. В голове у него шумело от выпитого вина и от странного чувства, что он... согрешил. Когда-то, узнав от толстого ученика мейстера, что отец перед смертью наказал ему надеть черное, он обрадовался, как дитя. Тогда он вернулся в свиту Дейенерис в качестве едва прощенного бывшего советника. Бывшего первого рыцаря и бывшего военачальника. Его мнения выслушивали, но когда дело доходило до принятия решений, он чувствовал, что его слово не весит почти ничего по сравнению со словом Тириона Ланнистера или даже Бурого Бена. В какой-то момент он понял, что Дейенерис не может забыть боли, которую испытала, узнав о его предательстве. Иногда, в редкие моменты, когда она смотрела на него, он словно читал в её взгляде недоумение: ты здесь? зачем ты здесь? что ты делаешь рядом со мной? Поэтому решение, которое принял за него покойный отец — такое простое, такое очевидное — показалось ему счастьем. Он пришел тогда к Дейенерис, рассказал ей о последней воле отца и попросил разрешения надеть черное. Королева склонила голову, задумавшись. — Скажи мне, сир Джорах, что ты делаешь это не потому, что я снова выхожу замуж и ты не хочешь служить моему супругу? Он ответил не сразу: — В один из дней, когда я, изгнанный, тащился по степи один, и только ворон кружился надо мной в небе, ожидая трапезы, я поклялся, ваше величество, что если когда-нибудь боги вернут меня на ваши пути, я никогда больше не солгу вам. Клятвы в наши дни почти ничего не стоят, но эту я не намерен нарушать. — Что ж, — ответила Дени, и по ее лицу было заметно, что она взволнована, — спасибо тебе за это. Вступай в Дозор, если ты этого хочешь, и найди там если не счастье, то хотя бы покой. Дейенерис поднялась со своего места, а Джорах, наоборот, опустился на колено перед своей королевой. Она ласково погладила его по щеке. — Благословляю тебя, мой первый рыцарь. Надеюсь, ты не сгинешь в этой войне и когда-нибудь, спустя годы, мы встретимся вновь как старые друзья. Теперь эти годы прошли. Дейенерис действительно встретила его как старого друга... Он вспомнил, какой красивой она была сегодня: царственная и ласковая одновременно, нежная и сильная. Наверное, кому-то женщина вроде леди Арианны показалась бы куда привлекательнее: ее темные глубокие глаза смотрели с вызовом на всех, включая короля. Сила Дейенерис не так бросалась в глаза, ее огонь словно был скрыт в хрустальном сосуде, но за прошедшие годы она стала еще прекраснее... Джорах долго ворочался в постели, потом поднялся и отрыл небольшое окошко, в которое тут же полился ночной ветер. Утром, едва он спустился вниз, чтобы потребовать у хозяина завтрак, его едва не сбил с ног пропавший Тумус. — Где это ты был всю ночь? — спросил Джорах. Колченог вытаращил глаза: — А ты? Уж мы тебя ждали-ждали... — Ты не проспался? — Джорах начал сердиться. — Я всю ночь провел в нашей комнате! — А вот оно что! — Колченог взял Джораха под локоть и повел за самый лучший столик в питейном зале. — Да ты, брат, проспал все самое интересное! Та-то комната уже и не наша вовсе, там и мешков наших нет, как же ты не заметил? Как ты давеча ушел в Красный Замок, подходит ко мне Лорин Сетто, по прозвищу Черная Жердь, это значит хозяин местный, кланяется чуть ли не до земли и говорит, что мол освободились хорошие комнаты на втором этаже, лучшие комнаты на постоялом дворе, поэтому из уважения к высоким гостям, — тут Колченог даже рыгнул от удовольствия, — он нижайше просит нас переехать и жить сколько пожелаем. Не иначе как приметил, что ты в Красный Замок ходишь как к себе домой! Мормонт поморщился. — Не мели ерунды. Мало ли кто и зачем ходит в Красный Замок. Хотя даже если и так, нам до переживаний и местных сплетен нет ни какого дела. Вот сейчас позавтракаем и... опять в Красный Замок. И ты со мной пойдешь. — Да? — обрадовался Тумус, — к императору? — Да нет, — Мормонт подозвал трактирщика и попросил завтрак, долго выбирал между яичницей и колбасой из требухи, и только когда Колченог весь покрылся потом от любопытства, закончил: — В королевские темницы, новобранцев отбирать. Королевские темницы — огромный подземный лабиринт со множеством переходов и уровней. Только те, кто посвятит их изучению много месяцев или даже лет, как лорд Варис, не к ночи будь помянут, сможет самостоятельно пройти по ним и не заблудиться. Или вот старина Освит — тюремщик. Он прослужил в королевской тюрьме почти всю жизнь, и время от времени забывает покормить заключенных нижних уровней, потому что пропускает нужный проход. Слава семерым, совсем глубоко вниз братья Дозора не стали спускаться — ограничились теми, кто был приговорен к наказанию за преступления попроще. Парочка воришек, приговоренная к торговой казни, с радостью предпочла черные одежды нещадному битью плетьми на площади. Сразу пятеро грабителей, промышлявших в Речных землях и доставленных для королевского суда, едва не бегом готовы были бежать к Стене, все как один - крепкие краснолицые ребята, даже похожие друг на друга, словно братья. Но Мормонт, внимательно посмотрев в их грубые лица, словно вырезанные из твердого дерева, покачал головой отрицательно. — Ты чего это? — возмущался Тумус. — Смотри какие силачи, это тебе не мальцы какие. — Вот в том и дело. Мало насобирать новичков, нужно их еще довести до Стены. А этих мы, пожалуй, даже в цепях не довезем всей шайкой. В конце концов, решили взять двух ребят помоложе, и в самом деле оказавшихся кровными братьями. Браконьеры, убийцы по неосторожности, конокрады, пираты, несколько осужденных за хулу на императора и распускание лживых слухов. Но далеко не все с радостью встречали братьев — многие надеялись на пересмотр дела. — Тут у меня две партии, — обстоятельно рассказывал Освит. — Те, кого осудил суд Императора, надеются, что справедливость восторжествует, если объявить себя выходцами из Эссоса и подать прошение Императрице. И наоборот, даже матерые ублюдки, привезенные с востока на кораблях специально для суда королевы Дейенерис, считают, что возьмись за них Император, их чистота засияет как плащи Белой Гвардии. Мормонт с Колченогом потратили почти весь день на осмотр камер и выбор новых кандидатов в братья. Тем, кого решали взять и кто давал свое согласие, Колченог рисовал крест на запястье черной тушью. Потом, когда они купят телеги и лошадей, а так же получат в королевских кладовых обещанные императором подарки для Дозора, Освит выведет помеченных на белый свет и раскует в присутствии королевского поверенного. — А если он сотрется? — со страхом спросил Колченога светлоглазый тощий паренек, приговоренный к смерти за то, что обесчестил жену иностранного купца. — Уж ты постарайся его сохранить, если хочешь сохранить голову, — ответил ему Колченог, но все-таки проложил на протянутой тонкой руке дополнительный слой туши поверх первого. — Зуб даю, — сказал он Мормонту, когда они вышли из камеры, — что эта купчиха сама его обесчестила, а когда муж их застал, свалила все на бедолагу. В одной из самых темных камер в углу сидели «буйные», прикованные к стене цепями. Мормонт подносил факел к лицу каждого, но большинство из них потеряли не только человеческий облик, но и рассудок. Только один ответил на вопрос об имени. «Меня з-зовут С-станис, Станис,» — пробормотал он, заикаясь. Мормонт не удивился имени: в честь погибшего короля часто называли своих детей рыбаки в Штормовых землях, да и на Севере это имя теперь использовали не реже Эддарда и Рикарда. — Этот совсем двинутый, — сказал Освит, — схватили его за проповедь какой-то ереси, но толком не разобрались, против Пресветлого Рглора его ересь или против Семерых. Поэтому тут сидит уже год. — А ты что скажешь, — спросил Мормонт узника, — за что тебя посадили в цепи? — Я Станнис Сиворт, милорд, — ответил тот уже тверже, и стало заметно, что он молод, едва ли старше семнадцати, — я не еретик, это ошибка. Освит пнул его ногой: — Тут у меня все так говорят, кого ни спроси. — Простите, милорд, но я верю в С-семерых, к-как мой отец, а мой с-старший брат верил в Огненного бога, и их память для меня свята... — Он говорит вполне разумно, вовсе не как помешанный, — встрял Колченог. — Сиворт? Ты сын лукового рыцаря? — Да, милорд. Мормонт скривился: — Называй меня братом Джорахом, если думаешь вступить в Дозор. — Милорд, я с радостью бы вступил в славные ряды Ночного Дозора, но мне никак нельзя этого сделать. — Это почему? Узник с трудом поднял тонкую руку и сделал знак, чтобы Мормонт наклонился ниже. Тот повиновался, вглядываясь в большие темные глаза со слипшимися ресницами. — У меня есть цель! Я должен встретиться с императором и поговорить с ним. Здесь я могу убедить кого-то из дознавателей на допросе... император рядом... если я отправлюсь на север — все погибло! — Говорю же, чокнутый он, — проворчал Освит, который прекрасно все слышал. Мормонт выпрямился, морщась от тюремного смрада. — Знаешь что, — сказал он тюремщику, — вот тебе звезда, раскуй его сейчас, напои. И дай мне поговорить с ним толком где-то, где не так воняет. Освит осклабился и начал торговаться, но Мормонт тоже уперся и никак не прибавлял ни гроша. За их переругиванием внимательно следил не только Сиворт, о судьбе которого, собственно, и шел торг, но и Колченог, который даже подпрыгивал на своих кривых ногах от любопытства. Когда он понял, что Мормонт готов уйти, так и не выслушав историю узника, он не выдержал и завопил: — Я, я дам тебе грош сверху, старина Освит! Грош нашелся у него, завязанный в поясе. Мормонт посмотрел на него с подозрением, но ничего не сказал. Спустя полчаса освобожденный от цепей Сиворт рассказывал Мормонту и Колченогу о своей жизни, сидя в маленькой, относительно чистой камере, которую Освит держал для заключенных, готовых заплатить за условия получше. — Я плавал в море вместе с отцом, когда был совсем маленьким, потом уж началась война, в которой погибли мои старшие братья, и бедная моя мать поседела от горя и дрожала как осиновый лист всякий раз, как кто-то упоминал о кораблях, море и плаваниях. Король Станнис даровал нашей семье маленький замок, но мне очень хотелось все-таки стать моряком, как отец. Я оставил мать и замок на младшего брата Стефана, а сам отправился в Старомест, чтобы изучать там астрономию, навигацию и лоцию. При дневном свете, было заметнее, что Станнис Сиворт молод и даже хорош собой, несмотря на время, проведенное в темнице. Он был не слишком высок, но достаточно жилист и силен. Его черные волосы свалялись от грязи, но было заметно, что они вьются. Но всего привлекательнее были его большие теплые ореховые глаза. Правда, на взгляд Мормонта, в этих глазах отражалось слишком много надежды и одержимости. — Разве мейстеры плавают в море? — Нет, но я и не хотел с-становиться мейстером. Оказалось, что у меня твердая рука, и я решил сделаться картографом. Учителя хвалили меня, п-пока я н-не н-нашел ту рукопись. — Что за рукопись? Сиворт сначала замялся: — П-простите, милорд, но я скажу об этом только императору, — но тут же спохватился: — Но, постойте, не думайте, что я лгу! Это очень старая рукопись, рассказывающая о находке, которую один железнорожденный выловил в море у острова Одинокий Свет. Тогда ей не придали значения, но теперь, после открытия блаженного Танкреда... Было видно, что его разрывает между желанием поделиться своим секретом и опасениями сказать слишком много не тому человеку. — П-простите, милорд, — еще раз добавил он, совсем отчаявшись. — Ладно, — Мормонт вздохнул. — Брат Тумус, дай-ка сюда свою тушь, проверим юного лорда Сиворта. Недоумевающий Колченог протянул Мормотну баночку с тушью и кисть, которой он рисовал кресты на руках будущих дозорных. — Если ты картограф, значит сможешь нарисовать карту? — Да, смогу, милорд, только мне бы бумаги... Бумаги были только те, на которых Тумус отмечал палочками количество новобранцев, чтобы потом рассчитать необходимые припасы для дороги. — Тут мало места, — сказал Мормонт, разглаживая лист грубой ладонью, — но ты нарисуй небольшую карту. К примеру, залив Пылающей Воды и мыс Водяного Дракона. — Да, хорошо, милорд. Сиворт принялся за работу, через пару минут увлекшись ею, так что высунул кончик языка от усердия. Колченог следил за ним, затаив дыхание. Мормонт отошел к узкому окну, забранному густой решеткой. Карту этого места Джорах знал лучше остальных, кроме того, он видел её только вчера. Мальчик же не видел никаких карт уже давно, и около года провел в узилище. «Но если справится, — решил Мормонт, — вытащу его отсюда». Задумавшись у окна, он снова вспомнил вчерашний вечер, разговор с императором и Дейенерис в платье пепельного цвета... Её взгляд вчера то и дело останавливался на нём, но теперь от него было тепло, словно прежние времена все-таки вернулись... — Уйух, — восхищенно ахнул брат Тумус, а юный лорд Сиворт сказал голосом, звенящим от счастья: — Готово, милорд. Мормонт подошел и вгляделся в черные линии, нарисованные на грязном клочке бумаги посреди отметок Тумуса, и одобрительно хмыкнул. Кое-где рука мальчика все-таки дрогнула, но береговая линия была очень точной, едва ли не лучше той, что на вчерашней императорской карте. — Вот тут только какие-то кляксы, — сказал Колченог, ткнув в россыпь мелких точек. Сиворт шумно вздохнул и открыл рот, чтобы возразить, но Джорах сказал за него: — Это не кляксы. Это мелкие необитаемые островки к югу от Медвежьего. Он свернул нарисованную карту и крикнул тюремщику: — Освит, этого мы заберем прямо сейчас! — Но я не могу всту... — начал возражать Сиворт, но тут Колченог быстро выхватил у него кисть, вымазанную в туши и провел по его руке крест накрест.