Skylight

В ночь, когда случился конец света, Энди Найтли сидит на возвышающимся над полем холме и смотрит, как горит дом его детства. Они сидят так ещё несколько часов в полной тишине, наблюдая за бушующим пламенем, стремительно поглощающим всё, что осталось от Ньютон Хейвена. Энди сильнее прижимает к себе Гэри и притворяется, что не замечает его безмолвного плача. Позади Сэм и Стив точно так же прижимаются друг к другу и, с застывшим на лицах неверием и потемневшими взглядами, смотрят на то, что творится там, внизу. Языки пламени медленно догорают, будто пожирая сами себя, и сквозь закрывающую всё небо завесу дыма и пепла пробиваются серые лучи восходящего солнца. В холодном дневном свете они неспешно выпускают друг друга из объятий, и каждый из них задается одним и тем же вопросом. И что теперь? Будто в полусне они поднимаются с места и, так и не произнеся ни слова, спускаются вниз, обратно в оставшиеся на месте города руины. Дороги усыпаны безжизненными оболочками Пустышек, брошенными на произвол судьбы, словно куклы с обрезанными ниточками. Они обходят тела стороной, хотя опасности больше нет. Да и не в этом дело. Они находят наименее разрушенное взрывами место и останавливаются там. Энди, Сэм и Стив помогают друг другу перевязать раны бинтами, пластырем, и вообще всем, что находят подходящего. Гэри неохотно соглашается на повязку для пореза на лбу, к тому моменту распухшего, окрасившегося фиолетово-чёрным и покрытого засохшей кровью, но отказывается подпускать кого-либо ближе, не смотря на красные пятна на футболке и капли крови, тянущиеся следом. Энди не пытается его уговаривать. Теперь он знает, почему. Когда они заканчивают, Стив складывает остатки бинтов в сумку, и они направляются в большой супермаркет на окраине города. Сэм предполагает, что здание находилось достаточно далеко от эпицентра взрыва, чтобы не быть разнесенным на кусочки, и если они собираются в Лондон (никто не понял, когда именно возвращение в Лондон стало их целью, но иных вариантов они не обсуждают), им нужно подготовиться к пути. Оттуда – снова на юг, всё дальше и дальше от того, что когда-то было Ньютон Хейвеном, вдоль дороги, окруженной тлеющими полями. Они часами идут по знакомой когда-то дороге, ставшей такой чужой с годами, в окружении выжженной и опустошённой земли, медленно покрывающейся опускающимсяс неба пеплом. Они идут, пока, наконец, не выходят к заброшенному дому, одиноко стоящему посреди разорённого огнём поля. И хотя стекло в оконных рамах было выбито, а крыша в некоторых местах обвалилась, Стив окидывает дом придирчивым взглядом и решает, что выбирать им особенно не из чего. Внутри пусто, и пол усыпал пеплом и осколками стекла. Энди забирается по пронзительно скрипящей при каждом шаге лестнице на второй этаж, чтобы проверить, не осталось ли здесь кого-нибудь живого. К тому времени, как он возвращается, Сэм успевает кое-как развести слабый огонь в камине. Обстановка в доме довольно эксцентричная, словно его хозяин так и не смог решить, в каком веке хотел бы жить. В стене был установлен плазменный телевизор – сейчас он сломан и слегка дымится. При этом, над камином висит меч – Гэри дотрагивается до лезвия в приступе любопытства и тут же отдергивает руку. – Острый, – бормочет он, засовывая кровоточащий палец в рот. Неожиданно даже для него самого, в голову Энди приходит идея. – Идём, – говорит он, глядя на Гэри, и берёт в руки сумку с лекарствами. – Наверх. Проверим, не разваливаешься ли ты. Сэм и Стив обмениваются удивлёнными взглядами, но мудро решают не задавать вопросов. Гэри колеблется с пару мгновений, прежде чем пойти следом за Энди в одну из крохотных спален на втором этаже. Энди кладёт сумку на край кровати. Гэри без всяких возражений снимает плащ и стягивает с себя футболку. Из всех возможных эмоций на его лице отражается разве что смирение. Энди обрабатывает его раны, вытаскивает из-под кожи осколки стекла и затягивает бинты – всё это время Гэри молча сидит на краю кровати и не делает никаких попыток мешать. Синяки на его боках уже успели потемнеть. Энди слегка дотрагивается до одного особенно большого, и Гэри вздрагивает от боли, резко втягивая воздух сквозь стиснутые зубы. Энди, конечно, не врач, но у него достаточно большой опыт пьяных драк и их последствий (в большинстве из которых виноват Гэри), чтобы узнать сломанные рёбра. Он замирает на секунду, пытаясь заглянуть в глаза Гэри, но тот мгновенно отводит взгляд в сторону – пустой, осунувшийся взгляд человека, который потерял всё. Теперь, увидев однажды, Энди не может понять, почему не заметил этого раньше – эти трещины на привычной маске, сквозь которые пробивалось отчаяние. Ещё пару дней назад он посмотрел бы на Гэри Кинга и увидел бы самовлюблённого козла, отказывающегося взрослеть и ведущегося на собственные громкие слова. Сейчас – он уже не уверен. Быть может, всё то же. Быть может, человека без цели в жизни, беспомощно хватающегося за последние воспоминания о тех временах, когда он был счастлив. А быть может – всё сразу. И несмотря на все те годы, что Энди провёл старательно ненавидя Гэри, видеть его настолько потерянными и настолько пустым больно. В его сознании Гэри всё ещё восемнадцатилетний нахал с непробиваемым чувством собственного величия. И, хотя он всё ещё походит на этот образ, чего-то отчаянно не хватает. Величия больше нет. За все эти годы каждый из них хотя бы раз вспомнил Гэри и пожелал ему упасть с воображаемого трона – но глядя на то, как это происходит, Энди не может не чувствовать себя немного виноватым. – И о чём ты только думал? – спрашивает он, тряхнув головой. – Чего? – растеряно моргает Гэри. – Когда ты собрал нас всех вместе, когда привёз нас сюда. О чём ты… – у Энди есть догадка, но он хочет услышать это от Гэри. – Просто… почему? Гэри отворачивается, явно не желая встречаться взглядами, и принимается рассматривать пол, будто сквозь пепел стараясь разглядеть ответы. Синяки, которыми усыпана его спина, кажутся ещё темнее на бледной коже. – Я не знаю, – тихо говорит он, – допустим, я думал… я просто… – он машет рукой куда-то в сторону, а потом встаёт с места и подходит к окну. – Это не важно. – Это, блять, важно! – кричит Энди, и в несколько шагов преодолевает разделяющее их расстояние. – Мы пошли за тобой. Спустя двадцать ёбаных лет, после всего, что ты сделал, мы пошли за тобой. И я хочу знать, почему. Я хочу знать, о чём ты, блять, в этот момент думал? Я хочу знать… – он не может закончить. В горле засел противный мерзкий ком и перекрыл доступ словам. Он хочет знать, существовал ли Гэри Кинг вообще, тот Гэри Кинг, которого Энди считал своим другом, или вместо него за маской всегда прятался человек, медленно распадающийся на части. – А мне, чёрт возьми, откуда знать? – озлобленно отвечает Гэри, и хотя Энди в этот момент невероятно сильно хочется ударить его по морде, в глубине души он рад видеть хоть какие-то эмоции помимо апатии и отчаяния. – Если бы я знал… если бы я хоть когда-нибудь, хоть один раз знал, какого хрена я делаю, меня бы тут не было, верно? Я думал, что если я сделаю всё правильно, то у меня будет шанс начать всё заново, но всё вышло ещё хуже, чем в прошлый раз. – Мы вчера мир спасли, – говорит Энди. Гэри невесело смеётся, фиксируя взгляд на снопе пепла, танцующего в пробивающемся сквозь разбитое окно луче света. – О да, – шепчет он в ответ, и его смех уже где-то на грани истерики. – Выглядит очень спасённым. Гэри отворачивается, вскидывает руки в попытке отмахнуться от пепла, и Энди перехватывает их до того, как успевает осознать это. Его пальцы смыкаются на запястьях, затянутых в бинты с высохшими следами крови, и всё почти как тогда в Конце Света – Гэри замирает на месте. В его взгляде читается страх. Энди ослабляет хватку, теперь уже не сдерживая, не ограничивая, и едва уловимое напряжение, читаемое на лице Гэри, испаряется. Он не пытается вырваться. Гэри всегда был худым, но сейчас он худой настолько, что кости выпирают из-под кожи и, кажется, могут сломаться под любым неосторожным прикосновением. Энди медленно и осторожно развязывает бинты, чувствуя, как Гэри трясёт. Последний слой покрыт ссохшейся кровью и поддается не сразу, под ним – наполовину зажившие алые шрамы и чистая, не покрытая грязью, копотью и чернилами кожа. И это не что-то, над чем долго задумывались, к чему тщательно готовились. Это - один единственный, выверенный порыв человека, который не хотел больше жить. Энди бы сказал, что это был крик о помощи, но сейчас, оглядываясь назад, он не может не думать, а не была ли вся жизнь Гэри одним сплошным криком. В некоторых местах рана начинает слегка кровоточить – там, где вместе с бинтом была содрана присохшая к нему кровь. Энди усаживает Гэри на кровать и перевязывает его запястье чистыми бинтами – так аккуратно, как может. – Мы ведь правильно поступили? – спрашивает вдруг Гэри. – В смысле, мы же не… Они могли просто убить нас всех. – Да, – соглашается Энди, и не знает, пытается он убедить Гэри или себя, и верит ли он в это вообще. И когда он заканчивает с ранами, и на его пальцах всё ещё остаётся чужая кровь, до Энди вдруг доходит, что Гэри предлагали всё, о чём тот мечтал, а он отказался. У него был шанс вернуться, снова быть молодым, оставить себе всё хорошее и забыть плохое, и вместо этого он, не задумываясь, послал Сеть к чёртовой матери. – Да, – повторяет он, на этот раз куда более уверенно, – да, мы всё правильно сделали. Гэри закрывает глаза. Даже сейчас, даже так, в Гэри есть что-то завораживающее. Он всегда обладал этой харизмой, способной заставлять людей идти за ним и делать вместе с ним все самые сумасшедшие вещи. В прошлом Энди одновременно в равной степени восхищался и завидовал ему. Сейчас… ну, после всего, что было, он бы ни за что не хотел быть таким же. – Я знаю, что был мудаком, – говорит Гэри, всё ещё старательно изучая грязные мыски своих ботинок. – И ты был прав, что злился. Но я всегда… Я правда… – Не надо, – резко прерывает его Энди, – даже, блять, не смей. Не сейчас. Не после стольких лет, не когда я убедил себя, что мне на тебя плевать. У тебя нет никакого права… всё возвращать. – Ясно, ясно, прости. Я просто… Я хотел сказать… – Не надо. Просто… не надо, хорошо? – Мне жаль, – говорит Гэри и целует его. После всего того невозможного, что с ними случилось за последние несколько дней, с этим можно мгновенно смириться. Можно прижать его к себе, и ответить на поцелуй, и проверить, издаёт ли он всё те же беспомощные звуки, если его укусить в шею. Всё покатилось к чертям с тех пор, как Гэри Кинг вновь возник в жизни Энди, но это, по крайней мере, просто. Знакомо. Вот только они больше не подростки, шатающиеся без дела и смеющиеся без повода. Энди прекрасно знает, что делает, хоть и знает, что не должен… (– Пожалуйста, – шепчет Гэри – глаза закрыты, капельки пота блестят на покрытой татуировками коже, и на лице замерло выражение отчаянного восторга. Энди сжимает его бёдра так, что потом точно останутся синяки, и подчиняется.) Потом они лежат на скомканных простынях в постели мертвеца. Планета сгорела, и всё же вот они, совсем как в восемнадцать, бесстрашные, с миром, лежащим у ног, и будущим впереди, во всех его пугающих бесконечных вероятностях. Энди всматривается в темноту покинутого дома, и тишина вокруг нарушается лишь их дыханием и скрежетом пружин в матрасе. Гэри прижимается к нему, всё ещё не открывая глаза, словно пытаясь спрятаться вот так, в чужих объятиях. Там, где из-под кожи слишком заметно выпирают рёбра, видны яркие следы синяков. Энди обнимает его и в глубине души думает, как было бы здорово, если бы всё могло бы быть иначе. – Мне жаль, – едва слышно шепчет Гэри, не поднимая головы. Энди вспоминает то поле. Как они лежали там пьяные, как смеялись, как занимался рассвет и из-за горизонта выкатывалось их светлое будущее, ждущее наивных и таких глупых подростков в свои объятия; как Гэри беззвучно плакал ему в плечо, когда бесконечно огромное чрево взрыва пожирало город внизу. – Я знаю, – отвечает он. Больше Энди сказать нечего. Это всё, что он может заставить себя сказать. По правде говоря, он уже очень и очень давно не злится – на всё, кроме собственной глупости в том, что ожидал большего, чем должен был. Если подумать, Гэри всегда был аварией, только и ждущей момента, чтобы случиться. – Спи. Когда он просыпается в холоде утра, Гэри тихо одевается – его выдаёт только поскрипывание пола. Энди молча наблюдает за ним из-под оделяла, наблюдает, как отпечатки его пальцев на чужих бёдрах исчезают под тканью джинс. Он молчит. Сказать ему, на самом деле, нечего. Гэри натягивает плащ и оборачивается к кровати – всё, чего он никогда не говорил, сейчас написано на его лице и в его взгляде. Энди грустно улыбается. Он знает. Быть может, он знал это ещё вчера ночью. Это так похоже на Гэри, сначала ворваться в их жизни, перевернуть там всё в верх дном к чертям собачьим, а потом снова свалить. И вот он, Гэри Кинг, делает то, что лучше всего у него получается – сваливает по своим делам. – Ты полный мудак, ты в курсе? – констатирует Энди. – Я в курсе, – отвечает Гэри. А потом он уходит, и Энди остаётся один, вместе с валяющейся на полу аптечкой и пропитанной кровью футболкой с The Sisters of Mercy, позабытой на спинке кровати. Лежит, глядя в потолок и вслушиваясь в стремительно утихающие шаги. Он одевается, морщась от боли, когда полученные в драках Ньютон Хейвена раны дают о себе знать, в то, что не было безнадёжно покрыто кровью или грязью. Внизу Стив пытается пожарить на костре какое-то подобие завтрака, а Сэм роется в ящиках, в попытках найти что-нибудь полезное. Она бросает на Энди взгляд, но ничего не говорит. Стив даже не отрывается от огня. Энди смотрит на камин, и из его горла вырывается то ли смешок, то ли всхлип, то ли – всё сразу. Меча больше нет на месте.