Пошли мне, господь, второго

Слэш
R
Завершён
25
автор
Размер:
15 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
25 Нравится 17 Отзывы 4 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
* * * * В тренажерном зале гулко грохотало железо и остро и жарко пахло потом. Разгоняющие сборной России по бобслею готовились к очередному отбору, по итогам которого должны были быть сформированы экипажи-прототипы для Олимпиады в Сочи. Два с лишним десятка здоровых , молодых и азартных парней – и все они сейчас были друг для друга конкурентами. Не взирая, как говорится, на личные отношения. Поэтому железо тягали с азартом, и воздух в качалке аж гудел от повышенного содержания тестостерона. Пахали как проклятые – и ревниво следили друг за другом, отмечая, кто, сколько и, главное, как поднял за тренировку. За Воеводой, как водится, угнаться не мог почти никто. - Лех, - уже в раздевалке гигант Макс Мокроусов по прозвищу Носорог, последние пару сезонов бегавший задним разгоняющим в четверке Зубкова, вытирая со лба пот, подсунул сочинцу планшет с каким-то текстом, - ты это видал? Алексей стянул через голову старую свою, желтую безрукавную майку, промокнул мокрую шею, покосился на монитор. «Российский бобслеист Александр Зубков заявил, что не собирается возвращать в свой экипаж разгоняющего Алексея Воеводу. – Не планируете воссоединиться с Воеводой? – Нет. Я не хочу поднимать этот вопрос. Во-первых, он показывает на разгоне третий результат среди россиян. За два с половиной года он не продемонстрировал ничего выдающегося. Мой принцип – пилот и разгоняющий должны работать в команде как одно целое. А Алексей приезжает только на главные старты – чемпионаты мира, Европы и Олимпийские игры, ничего не показывая, встает в состав с сильнейшими разгоняющими и можно сказать выезжает за чужой счет». Кровь бросилась в лицо. Но этого никто не заметил, потому что все были раскрасневшимися после тяжелой работы. Алексею удалось не выдать себя. - Ну круто, чо, - внешне безразлично пожал плечами, - халявщиком меня еще никто не называл. И скрылся в душевой. Мокроусов довольно хохотнул – и тут же осекся под осуждающим взглядом Труненкова. - Зря ты, Макс. Сашка же с горяча брякнул. - Да ладно – сгоряча! Правду ж сказал. А то тебе типа не обидно, что вот пришел Воевода на все готовенькое – и сейчас его к Зубкову пристегнут, а тебя, два года вкалывавшего, типа по боку! - А-а, так вот что тебя волнует! Только не за меня же переживаешь, так? Боишься, что Воевода тебя из Сашкиной четверки выкинет, так? А за себя скажу – если Леша окажется лучше, то ему и бегать с Зубковым в двойке. Нет у меня тут шкурного интереса. На блюдечке с каемочкой я ему своего места, конечно, не поднесу, но сталкивать его лишний раз лбами с Саней не стану. В отличие от тебя. Потому что знаешь, какая между нами разница? - Ну и какая же? – с вызовом прищурился Макс. - Я в своих силах уверен. И конкуренции с Воеводой не боюсь. А вот ты, брат, очкуешь. При виде выражения, исказившего лицо Макса, раздевалку потряс взрыв здорового мужского ржания. - А еще, - хлопнул по плечу опешившего от такой реакции Мокроусова Леша Негодайло, - зря ты, Макс, Воеводе эту писульку показал. Думал выбить его из колеи? Ты его только разозлил. И теперь нам всем завтра это аукнется. - И как же оно нам аукнется? - Ты Воеводу в ярости никогда не видел? – меланхолично спросил один из «стариков», Дмитрий Степушкин. – Ну и не желаю я тебе это видеть. - Что – побьет, что ли? – попытался сыронизировать Носорог. - Леша своих не трогает, - был ответ. – Даже если ему хамят. А аукнется это нам всем тем, что он от злости так завтра побежит и так толкнет, что мы сопляками рядом с ним покажемся. И скажем мы все тебе завтра, Макс, дружное спасибо. - А кстати про «своих не трогает», - встрял в разговор Кирилл Антюх. – Говорят, однажды они с Зубковым на пару целую толпу в какой-то кафешке вынесли? - Переходим с личностей к народному эпосу, - усмехнулся Филипп Егоров, еще один из тех, кому посчастливилось бегать в экипаже Зубкова. – Смотрю, про Леху уже легенды складывают. - Если не было такого, если сказка все, так и скажи, - обиделся Антюх. – А не выебывайся тут как самый умный. Егоров поправил на переносице очки, за наличие которых его, собственно, и величали Умный. - Не сказка, - ответил, помедлив. – Только не вдвоем они с Саней в том кабаке махались. Там еще мы с Лешей Селиверстовым были. На сборах были. Городишко махонький, пожрать нормально можно было всего в паре мест. Ну, мы в то кафе ужинать пришли. Голодные после тренировки и злые, соответственно. Ну и какая-то местная шпана – здоровые все лбы (по раздевалке пронесся легкий смех – глядя на ее обитателей, термин «здоровые» в устах 100-килограммового Егорова приобретал совершенно особый оттенок!), качки, похоже, с какого-то перепугу привязались к Зубкову. А при Воеводе Саню задевать никому не рекомендую. Даже сейчас, когда они расплевались. Ну, короче, пока мы с Селиверстовым из отхожего места вернулись, там уже вовсю потеха шла. Пятерых Леша с Саней на пару раскидали, остальных уже мы им помогали выносить. Местная публика потом к нам на базу всей толпой приперлась. Вы, спрашивают, парни, кто такие, что наших братков как снопы упаковали? Борцы? Штангисты? Очень удивились, узнав, что бобслеисты мы. Мы их потом на трибунах во время соревнований срисовали – видать, пришли осваивать незнакомый вид спорта на практике. - Короче, - подвел итог посиделкам Степушкин. – Не злите Леху. Себе дороже окажется. * * * - Леша, не кипятись, - вечером того же дня урезонивал своего подопечного Петрос Гаспарян, директор Центра спортивной подготовки Юг-Спорт. - Что значит – не кипятись? Все знают – я не гордый, я и во втором-третьем экипажах побегаю, но я себя не на помойке нашел! Прикольно, да – типа я тут на халяву катаюсь! - Алексей, успокойся. Ты же знаешь – Сашка иногда может такое сказануть… Характер у него такой! - Плевал я на его характер! И на него самого плевал! Прочитанное взбесило настолько, что успокоиться не получилось даже за ночь. А с утра как раз и предстояли те самые отборочные тесты. Принимал их весь тренерский штаб во главе с Пьером Людерсом и президентом федерации бобслея Григорием Беджамовым, ну и без пилотов не обошлось – все столпились на балконе манежа, ревниво наблюдая за ходом отбора и переживая за своих разгоняющих. - Отбираемся все на общих условиях, - сообщил Людерс. – Никакие прошлые заслуги в расчет не принимаются. Строже всего будем спрашивать с тех, кто по каким-либо причинам отсутствовал на централизованных сборах. Кто окажется лучшим, тот и будет бегать с лучшим, второй – со вторым, и далее по иерархии. Или по решению тренерского совета. Расслабляться никому не советую – подобных тестов по сезону будет несколько. Леху эти слова еще пуще завели - ему не показалось, что Людерс про отсутствовавших лично для него говорил! Во время разминки Воевода углядел на балконе Зубкова – внутри поднялась волна холодной ярости. «Уже Людерса против меня настроил? Ну я тебе сейчас покажу, чего на самом деле вся твоя «команда» стоит! Против халявщика Воеводы!» - Ну, что, мужики, кто тут у вас лучший? Ты, что ли, Труня? Слабо с халявщиком Воеводой один на один? А может еще желающие найдутся? Макс? Фил? Кто? Не дрейфьте! Ну, давайте, мужики, меня на всех хватит! Чего очкуете? Я ж два сезона ничего нового не показываю и вообще только третий в лучшем случае! Ну? Он поднял глаза на Зубкова и лихо подмигнул. Сашка нахмурился – он пожалел о сказанном уже на следующий день, прочитав свое интервью, но слово – не воробей. Завелся он тогда – сам не понял с чего. Может, потому, что, будучи первым номером сборной, автоматически считал первыми номерами и своих разгоняющих. Среди которых не было Воеводы. А тут – вот он, красавец, нарисовался! И не было никакого сомнения, по крайней мере у него, Зубкова, его не было, что сейчас привычный за последний год рейтинг Леха перепишет под себя. И в свете этого хорошо бы было, если бы этого злополучного словесного выброса не случилось… Но он случился! Оставалась, правда, слабая надежда, что эта заметка не попадется на глаза Алексею. Но, как говорится, мир не без добрых людей… Леха подначивал парней вроде бы весело, брал на «слабо» вроде как в шутку, но в зале не слепые собрались – все видели, в каком он настроении. С места поднялся было тренер по разгону Макаров, чтобы урезонить разбушевавшегося Воеводу, но ему на плечо неожиданно легла ладонь Людерса. «Не вмешивайся», - одними глазами приказал главный. Зубков не мог не признать – Воевода в бешенстве зрелище завораживающее. Даже с балкона пилот видел, каким удовольствием горели глаза смотревшего на все это великолепие Людерса. Александр даже ощутил укол ревности – слишком хорошо помнил выражение глаз канадца после пробного спуска по сочинскому желобу на Кубке России, где его разгоняющим был Леха. Воевода вынес всех в легкую. Да, собственно, мало кто из наблюдавших за тестами в их исходе сомневался – о том, как умеет подводить себя сочинец к главным стартам, тут еще не успели забыть. Не ожидали только, что по какой-то причине Алексей так озвереет. - Воевода, Труненков, Белугин, Мокроусов, Негодайло, Хренков, - перечислял итоговые позиции тренер по ОФП Печенкин. - Отлично, - констатировал Людерс. – Перерыв – и на эстакаду, попробуем разные сочетания пилотов и разгоняющих. С Зубковым побегут Негодайло, Труненков и Воевода… Александр мысленно потер руки – как хорошо все складывалось! Все решилось само собой – и им с Алексеем не нужно ничего друг с другом выяснять, а нужно просто подчиниться. Они же оба заявляли: как тренеры решат, так и будет. И уж кому, как не Зубкову, было знать, на каком сочетании в итоге они остановятся. Зубков – Воевода не просто две фамилии, написанные через тире. Это, можно сказать, мировой бренд! Который лишь по глупому стечению обстоятельств дал сбой. Временный. Но тут раздался Лешкин голос: - А вот это уже без меня. Я больше в вашу Санта-Барбару не играю. И исчез. Тренерская биржа замерла. - Что это было? – спросил в пустоту ошарашенный выходкой разгоняющего Людерс. Первым опомнился Зубков. - Я его остановлю! – и кинулся вдогонку. Воеводу он нашел в раздевалке – тот быстро, но методично собирал сумку. - Далеко собрался? - Подальше отсюда. Тебе что за дело? - Да так… Зубков стоял в проеме двери, опершись плечом о косяк и сложив на груди руки, и полностью перегораживал проход. Его вдруг осенило – это были первые слова, которыми они обменялись за два с лишним года взаимного игнора! - Дай пройти. - Не дам. - Уйди с дороги. Не доводи до греха. Воевода непроизвольно сжал кулаки. Зубков, чуть прищурившись, демонстративно смерил их взглядом. Усмехнулся. - Не пугай. Все равно не пущу. - Что, совсем не страшно? – с холодным любопытством поинтересовался Алексей. - Совсем. Воевода прищурился – Зубков поймал его взгляд и удержал. Воздух между ними ощутимо завибрировал – словно крошечная вольтова дуга на мгновение соединила две пары светлых глаз. Одни яростные, другие нарочито спокойные и чуть насмешливые. - Зря, - очень тихо сказал Алексей и сделал шаг к двери. Александр не дрогнул. Напротив – отлепившись от косяка, шагнул навстречу. Они встретились грудь в грудь. Замерли, сцепившись взглядами, словно два готовых к драке матерых кобеля. - Не мне бояться твоих кулаков, - глядя прямо в глаза Воеводы, негромко произнес Зубков. – Хотя если чешутся, можешь врезать. Леха окаменел. На какое-то мгновение Сане показалось, что сейчас и вправду вмажет, и от этой мысли он даже испытал некое облегчение. Но Воевода вдруг холодно усмехнулся, сделал шаг назад. Кулаки разжались сами собой. - Бог подаст. Жестко отодвинул Зубкова плечом и вышел, показав напоследок средний палец в недвусмысленном жесте, понятном всем без перевода. Александр обернулся на Людерса, наблюдавшего за разыгравшейся сценой с привычной невозмутимостью, слегка смущенно пожал плечами. - Так и будем стоять памятниками? – раздался вдруг голос президента федерации бобслея Беджамова. – Его нельзя отпускать ни под каким видом! У нас Олимпиада через год, и нету у нас второго Воеводы! - Мы и не отпустим, - показному спокойствию Людерса можно было позавидовать. – Только ты, Элекзандер, будь так добр – не выступай больше, о’кей? - Пьер, - проигнорировал Зубков раздраженную реплику главного тренера, - ты бы поторопился, а то ведь он реактивный. Сбежит. - Как у вас говорят? Без сопливых разберемся! Зубков, конечно, был прав – когда Людерс добрался до гостиницы на базе Юг-Спорт, Воевода уже был в лобби с сумкой через плечо. Еще бы пара минут – и след, как говорится, простыл. - Меня ждешь? – поднял бровь канадец. - Такси, - разгоняющий был невозмутим, как скала. - Нет, я думаю, что ты ждешь все-таки меня, а не такси, - Людерс, несмотря на свой временами тяжелый темперамент, тоже умел изображать спокойствие и невозмутимость. И даже юмор. - Ты, конечно, главный тренер и все такое, и я тебя уважаю, но на меня твои полномочия больше не распространяются. Так что придержи самомнение. - Я не Зубков и со мной нет смысла разговаривать на повышенных тонах. Так что давай-ка отложим твой триумфальный уход из сборной и поговорим. - О чем? – Леха против воли удивился. – О том, что так, как нынче, меня еще ни разу в жизни не унижали? - Ну… Признаю - погорячились. Все. Элекзандер в первую очередь. А ты в ответ нащелкал всем по носу. Красиво нащелкал, надо сказать. Поэтому сейчас ты – победитель. И, конечно, имеешь все права распорядиться своей победой, как сочтешь нужным. Но все-таки давай ты слегка притормозишь и мы поговорим. В конце концов такси можно вызвать и на другое время. О’кей? Воевода позволил канадцу увести себя в тренерский номер. Сумку демонстративно оставил у порога – как примету того, что пока еще решения своего не изменил. Людерс сделал вид, что не заметил. Неторопливо заварил крепкий черный чай. Поставил перед присевшим на край дивана Алексеем большую фаянсовую кружку. Посмотрел, как тот, словно нехотя, размешивает сахар, почесал переносицу и произнес: - Видишь ли, Алекс. Ты ведь в курсе, что у нас на носу – Олимпиада в Сочи. В твоем родном городе. И я за всю свою жизнь не встречал ни одного нормального трезво мыслящего мужика, которому бы не хотелось выиграть Олимпиаду дома. Воевода хотел было что-то возразить, но Пьер не дал. - Я достаточно хорошо тебя изучил, чтобы понять – ты нормальный трезво мыслящий мужик. Я – тоже. И разница между нами сейчас только в одном. Ты отвечаешь только за себя. Я отвечаю за команду, за конечный продукт в виде олимпийских медалей, и меня не поймут – да я и сам себя не пойму, - если я стану разбазаривать имеющиеся у меня золотоносные ресурсы. А ресурса у меня на данный момент два – это ты и Элекзандер. - Уже интересно. То нахлебником величают, теперь вот еще и ресурсом. Людерс продолжил так, словно не услышал шпильки Воеводы. - Как я могу эти ресурсы разбазаривать? Очень просто. Например, махнуть рукой на твои амбиции и позволить тебе сейчас уйти. Разгоняющих – хороших разгоняющих – а нас в достатке. Хотя второго Воеводы, как выразился господин Беджамов, на самом деле нет. Но могу и надавить на твою гражданскую сознательность и убедить остаться в команде. Остаться – но не сажать вас с Зубковым в один экипаж. Такой подход я бы назвал негосударственным и вообще бесхозяйственным. Надеюсь, ты не считаешь меня бесхозяйственным? - Не считаю. Только вот ведь какая штука… Ты меня спросил – хочу ли я снова сесть с ним в боб? Спросил? - Спрашиваю. Алексей, хочешь ли ты снова сесть в одну машину с Элекзандером? - Не хочу. - Вопрос второй. Хочешь ли ты завоевать золото на Олимпиаде? Отвечай! - Глупый вопрос. Хочу. - Следующий вопрос ты задашь сам себе. И звучать он будет так – кто тот единственный пилот, в союзе с которым это желание может стать реальностью? Ну? Алексей промолчал и отвернулся. - Видишь ли, Алекс, сейчас все зависит от тебя. Пилоты вообще – штучный товар, а такие, как Элекзандер, вообще на вес золота. Но и брейкмэнов в мире можно пересчитать по пальцам одной руки. Да и этого не понадобится – Куске, Браун и ты. И ты сейчас среди них лучший. То есть выходит, что ты еще более уникальный и штучный товар, чем Элекзандер. И конечно вы оба можете побороться за медали и в разных экипажах. Но скажи мне – будет ли умно и дальновидно не свести вас в один экипаж? - Ты все правильно говоришь. И красиво. И лестно, да. Одна заковыка – я не хочу бегать с Зубковым! Мне не интересно бороться за того, кто не считает меня другом и вообще за халявщика держит. - А ты выключи эмоции. Отнесись к этому, как к работе, которую нужно сделать и сделать хорошо. В конце концов Олимпиада стоит того, чтобы придавить слегка свое эго. Трудно? Трудно, по себе знаю. Я в курсе, что вы оба с норовом и характеры у вас с заусеницами. Но именно это мне в вас всегда и нравилось, - то, что суть ваших отношений в постоянном легком антагонизме. В этом их сила и их красота. Вы не прогибаетесь друг под друга, но разве ради высокой цели два умных сильных мужика не пойдут на компромисс? Воевода молчал. Людерс не торопил его с ответом. Ждал. - Нет, старик. Говоришь ты убедительно, но я пока ни к какому компромиссу не готов. К компромиссу с Сашкой – не готов. А вот если все же сочтешь целесообразным поставить меня в любой другой экипаж – так и быть, побегаю. С кем скажешь – с тем и побегаю. Я не гордый. Может, какой толк и выйдет. Зубков, узнавший о результатах переговоров, готов был откусить себе язык за те свои откровения. Но он, как никто другой, знал, каким упрямым может быть Воевода. Поэтому понял – переубедить не удастся. Не побежит с ним Лешка – хоть тресни. И все, что ему оставалось, это все начало сезона, с октября почти по декабрь, наблюдать за тем, как Воевода разгоняет бобы других пилотов, и молча беситься от беспомощности. А с кем только Людерс Воеводу не ставил! Даже с новичками из молодежки – словно испытывал его терпение. Зубков видел, что Леха тоже бесится – от вопиющего несоответствия его возможностей и возможностей напарников, а в итоге – от невнятных результатов. Людерс это тоже видел – но ничего не предпринимал, снова и снова ставя лучшего разгоняющего в экспериментальные экипажи. А еще Людерс с любопытством, исподволь наблюдал за тем, как достигает точки кипения досада и недовольство Зубкова! И когда однажды вечером в нему в номер в Винтерберге без стука ввалился первый пилот его сборной, понял – время пришло. - Элекзандер, что-то случилось? - Случилось! Не могу смотреть, как они микроскопом гвозди заколачивают! - Что, прости? Я не уловил смысла твоих слов. - Да это поговорка такая, - отмахнулся Зубков. – Так говорят, когда чем-то качественным пользуются не по назначению. - Так. И кто у нас микроскоп? - Да Леха! Не прикидывайся – тебя тоже не радует, что его используют как грубую силу! Я вот на днях спросил у Касьянова – Саш, ты с Воеводой разговариваешь перед стартом? Он глаза вытаращил – зачем? О чем? Выясняется, что у него нет никакой тонкой настройки, что он даже не знает, с какой выходной скоростью на какой трассе ему комфортнее всего пилотировать! И он просто дар речи потерял, когда я сказал ему, что Лешку можно просить задавать конкретный разбег и конкретную выходную! Они просто тупо вламывали со старта – и все! Ну так этим можно и с Белугиным заниматься! - Элекзандер, ты к чему мне сейчас все это говоришь? Кстати, я доволен тем, что ты помогаешь Касьянову разобраться в тонкостях пилотажа. После твоей лекции у него с Воеводой стало получаться намного лучше. Тебя это не радует? - Пьер, не выебывайся. Меня это радует – в локальном смысле. А в глобальном получается все то же – забивание гвоздей микроскопом. - Ну так и ответь мне на вопрос – к чему твой пламенный спич? - К тому, что со мной его надо ставить! Я первый – он первый. Даже при чисто арифметическом сложении получается лучше, чем первый со вторым. А у нас ведь Сочи впереди! - Ты считаешь, что с Труненковым у тебя перспектив меньше, чем с Алексом? - А ты считаешь не так? Димка хороший разгоняющий, профессиональный. Но он не лучше Лешки. Да и толкать и двойку, и четверку ему тяжеловато – нагрузка большая, вон, спина уже побаливает. Да и не брейкмэн он! Хороший боковик, которого просто поставили на позиции заднего. Если бы нашей целью в Сочи была просто медаль – я бы и рыпаться не стал. Но мы ж золота хотим, так? А на золото я могу только с Лехой прибежать. - Я рад, Элекзандер, что ты первым осознал необходимость объединения с Алексом. Но тут есть нюанс… Он не хочет с тобой бегать! - Как это – не хочет? Да он сам недавно в интервью открыто заявил – я буду бежать в Сочи либо с лучшим, либо ни с кем. А лучший у нас я! И это не бахвальство, а чистой воды констатация факта. - Хорошо. Ладно. Предположим, что ты прав и что Алексей изменил точку зрения. Я давно не общался с ним на эту тему, но могу попробовать. Но имей в виду – если он даст добро, то побежит и в четверке тоже. Твои парни готовы подвинуться? - Я поговорю с ними. И с Труненковым, и с Мокроусовым. Они нормальные ребята, они поймут все правильно. И, между прочим, - не знаю, обращал ты сам на это внимание или нет, - но почти все разгоняющие в сборной, мягко говоря, удивляются, что ты до сих пор не заставил нас с Воеводой сесть в одну машину. - Заставить? И как ты себе это представляешь? Александр секунду обдумывал слова канадца, а потом усмехнулся и качнул головой: - Ох, и хитрый ты жук, Людерс! Ждал, когда мы сами дозреем? * * * В номере Воеводы зазвонил телефон. - Алекс, - раздался голос Людерса. – Мне надо с тобой поговорить. - Пьер, не трать слова. Я согласен попробовать. - Ты уверен, что соглашаешься именно на то, на что… соглашаешься? - Я не слепой щенок. Я все вижу. Ты как следует поджарил нас с Зубковым и теперь готов снимать шкварки. - Шкв… Что снимать? - Не важно! – рассмеялся Воевода. – Потом как-нибудь попроси Татьяну Зубкову сделать тебе жареную картошку с луком и шкварками. Попробуешь – поймешь. - Спасибо за совет. А я свою очередь осмелюсь напомнить тебе кое что. Я как-то советовал тебе отнестись ко всему, как к работе. Слова остаются в силе. - Хорошо. Можно попробовать. Пьер выдохнул. - Ну вот и отлично. Вечером жду в ресторане. Поговорим втроем. И – нет, я не тороплю события. Времени у нас почти не осталось. * * * Когда Воевода спустился в ресторан, Зубков с Людерсом уже дожидались его за самым дальним столиком. Зал по случаю ужина был заполнен почти полностью, и Алексей ловил на себе и на Зубкове заинтересованные взгляды. Сашка поднялся навстречу, едва он успел подойти к столу. - Лех, я… Но Воевода остановил его резким взмахом ладони. - Объяснения, и уж тем более какие-то извинения не актуальны. Говорить тут особо не о чем. Зубков на мгновение растерялся, но тут же взял себя в руки. И почувствовал, как подкатывает злость. Хорошая такая, яркая и прозрачная. - И что предлагаешь? - Новый формат отношений. Будем, как два мужика, честны друг с другом. Грубо честны, но без хамства. И без лицемерия. Я усвоил твою точку зрения, ты, надеюсь, знаешь, что думаю по этому поводу я. Точки соприкосновения искать нет смысла. Просто берем это за основу, а все остальное откладываем в сторону. И работаем. - Что ж, мне это подходит. Зубков протянул руку – Воевода, чуть помедлив, принял и ответил на рукопожатие. - Ну вот и отлично, - подал голос Людерс. – Завтра и попробуем. * * * На следующий день утром, на эстакаде Зубков не удержался. Он не был склонен к экзальтации, однако нынче почему-то ощущал себя триумфатором. И жаждал продемонстрировать свой триумф всем. - Так, народ, слушаем и смотрим сюда, - хлопнув в ладоши, он привлек внимание всех остальных экипажей. – Проводим открытый наглядный урок на тему «Алексей Воевода: инструкция по применению». И не отказал себе в удовольствии полюбоваться на вытянувшиеся лица других пилотов, понявших, с кем сейчас побежит Зубков. Сашка, конечно, заметил, что Алексею мало понравился его юмор, но ничего не мог с собой поделать – его несло. - Пункт первый и самый главный – обеспечение заданной выходной скорости. Все смотрим на табло. Леш, нам надо разогнаться на 4,80 и выйти на 50,6 км/ч. Алексей поморщился, но промолчал – даже головой не кивнул. - Лех, - едва слышно попросил Зубков. – Не порть мне праздник. Подыграй. - Я тебе это потом припомню этот «праздник», инструктор! Они сыграли в свои ритуальные ладушки – и даже не сбились и не промазали. «Надо же, почти три года прошло, а не разучились!» - про себя удивился Воевода. Сашка привычно размял кисти. Замер, придерживая щиток шлема. Леха потоптался, принимая нужную позу, сжал ручки. Коротко рявкнул: «Готов!» Оба синхронно выдохнули – и побежали. Уйдя с эстакады вниз, на тормозной контр-уклон, оба не могли слышать, как дружно выдохнули зрители, рассматривавшие на электронном табло высвеченные «4,80» и «50,6». Вернувшийся на площадку экипаж приветствовали аплодисментами и дружным свистом. И только Мокроусов не выдержал: - Это простое совпадение! - Тебе повторить? – ласково поинтересовался Воевода. - Повторить! - Заказывай. - Ну… Давай 4,76 и 50,5! - Сань, тебя устроит? - Устроит! – чуть улыбнулся Зубков. – Но главное – чтобы устроило заказчика. И подмигнул побагровевшему Максу. Когда табло выдало заказанные 4,76 и 50,5, никто не удивился. - Вот интересно, как у них получается – разбег быстрее, а выходная чуть ниже или такая же? – задал кто-то риторический вопрос. - А ты спроси, не стесняйся, - посоветовал Труненков, одинаково впечатленный, но испытывавший, тем не менее, не зависть, а некоторую даже гордость, потому что они с Лешей Негодайло уже знали – в четверке Воевода побежит с ними, а значит они – команда. – Они покажут и расскажут, не вопрос. Вопрос в том, получится ли повторить! После этого триумфального «открытого урока» Зубкову казалось, что все окончательно наладилось. К тому же на тренировках все получалось значительно эффективнее, чем с Труненковым, а три кубковых старта, два в двойке и один в четверке, принесли три подиума. Некоторые шероховатости еще ощущались, но с ними, не сомневался Сашка, до Игр они сумеют справиться. Он спокойно воспринял тот факт, что после Санкт-Моритца Воеводу отпустили в Сочи продолжать готовиться по индивидуальной программе. Добежали без Воеводы с парнями еще два этапа – и после Иглса тоже отправились домой готовиться, пропуская чемпионат Европы. А в Сочи началась какая-то ерунда. Вроде сбегались с Лешкой нормально, старые связи восстановили быстро и, казалось, без проблем. И машина на тренировках шла явно быстрее и лучше, чем без Воеводы, но Александр чувствовал – все не то. Он в принципе понимал, в чем загвоздка, просто не знал, как поправить дело. Ненавидел чувствовать себя беспомощным, поэтому молча злился. Не на Алексея – на себя. Старался, чтобы этого не было заметно со стороны, но, как выяснилось, зря. - Сань, - словно между делом поинтересовался Лешка, пока они в гараже полировали коньки после очередного тренировочного спуска, - мы вроде договаривались быть честными друг с другом. Ты явно чем-то недоволен, но молчишь. - А ты доволен? – не поднимая головы, буркнул в ответ. - Не хочешь говорить, не говори, - Воевода пожал плечами, делая вид, что не понял, о чем его спрашивали, и продолжил старательно полировать свое лезвие. Зубков покосился на него и собрался с духом. - Леш, ты как будто отгораживаешься от меня. Не хочешь сказать, почему? - Отгораживаюсь? Ну… Можно и так сказать. Но нас вроде как дружить не обязывали, - Воевода отвернулся, делая вид, что ищет наждачку. У Зубкова возникло ощущение, что ему дали под дых. - Но ты ж понимаешь, что от механического сложения наших сил особого толку не будет. Что нужно, чтобы… Договорить не успел – его перебили. - Ну, Сань, это несерьезно. Ты ж сам говорил, что искать друзей в спорте глупо. Я уважаю твое мнение. Прислушиваюсь к нему. Александр сжал зубы так, что показалось – сейчас крошиться начнут. - Давай попробуем поговорить, как взрослые мальчики, без подъебов, о’кей? Хотя бы потому, что у нас как бы общая цель и идти к ней нам предстоит вместе. Может, лучше максимально облегчить себе эту дорогу? - Типа как в керлинге – веничком? Сашка усмехнулся, но ничего не сказал, давая высказаться напарнику. - Да вот понять пытаюсь, - после некоторой паузы проговорил, наконец, Алексей, - зачем я тебе? - За тем же, зачем я – тебе. - Не ответ, Сань. Зачем ты мне, все знают – я не шифровался. И не стесняюсь говорить, что хочу и всегда хотел бегать только с Зубковым. А вот ты зачем снова меня в экипаж взял? После всех твоих заявлений? У тебя и с Труненковым есть возможность золото взять. - Так у Димки спина травмирована, - Зубков сказал – и замер, сообразив, что только что брякнул. Воевода же только головой кивнул. - Честно. То есть с твоей стороны это – чистой воды расчет и прагматика? - Да пошел ты со своей прагматикой! – Зубков вдруг разозлился и швырнул на землю пропитанную ацетоном тряпку, которой полировал коньки. Перепрыгнул лежавший брюхом кверху боб и оказался лицом к лицу с Воеводой, сгреб того за грудки. – Это не он тогда в Уистлере вытаскивал меня из разбитого боба и на руках нес к машине скорой, матюгами распугивая медиков! Не он, понял?! Они стояли почти нос к носу – и Лешка прямо смотрел в бешеные Сашкины глаза. Зубков вдруг успокоился так же внезапно, как вспыхнул. Выпустил Лехину куртку, даже разгладил ладонью скомканную ткань. Отступил на шаг, отвернулся, поднял брошенную тряпку и снова начал методично полировать полоз. - Труня классный парень, - не поднимая головы, произнес Александр. – Хороший профи. Быстрый, сильный, взрывной. Но он – не ты, Лешка… Воевода снова кивнул и принялся полировать другой полоз. - И бежит он хорошо, и толкает вроде грамотно, и не сказать, что сильно хуже тебя, но, веришь – нет, с тобой боб прет так, что мне его не разгонять, а придерживать приходится. А с ним – не прет. Такая вот чертовщина. - Ты только Людерсу весь этот бред не выкладывай, - проворчал Воевода. – Засмеет. - Да Пьер мне сам такую же бредятину как-то нес – понимаешь, говорит, Элекзандер, в нашем деле механическое сложение сил и скоростей двух человек не дает нужного эффекта, - усмехнулся Зубков. – Должно быть что-то еще, как та неведомая добавка, которую во все века искали алхимики, пытавшиеся превратить свинец в золото. - Философ, - хмыкнул Воевода. – И что бы это могло быть? - Не знаю я, Лех, как это называется. Я только знаю, что у каждого должен быть его второй. Как у Высоцкого, помнишь? - «Пошли мне, господь, второго, чтоб вытянул петь со мной», - не отрываясь от дела и не поднимая головы, негромко процитировал Алексей. - Вот-вот, - Зубков тоже не смотрел в сторону напарника. – Мне господь моего второго послал. Правда, потребовалось время, чтобы это понять. Ты – мой второй, Леха. * * * После этого спонтанного и неожиданного для обоих разговора их слегка отпустило. Внутренний дискомфорт, мучивший Зубкова, почти прошел. Почти – да не совсем. Окружающим казалось, что все у них наладилось не только с точки зрения командного взаимодействия, но и в личном смысле, да внешне так и было. Они даже на бесконечные однообразные вопросы про ссору и примирение наловчились отвечать на половину в шутку, на половину всерьез и особо при этом не зацикливаться. Хотя, если честно, от бесконечных вынужденных экскурсов в прошлое и необходимости снова и снова переживать неприятные воспоминания хотелось то выть, то грязно материться. Однако же до полной обоюдной гармонии было далеко. Особенно обнаженно это ощущалось Зубковым, когда они шли по трассе. Первую попытку в двойке он буквально выгрыз зубами. Слова, сказанные накануне супруге, - буду грызть лед зубами, но выиграю, - казавшиеся всего лишь пафосной красивостью, обернулись грубой реальностью. Они с Алексеем делали все абсолютно правильно, безошибочно и точно, а боб не летел по трассе, как раньше, а полз. Сашка не жаловался. Он понимал причину. - Понимаешь, - говорил жене в перерыве перед вторым заездом, - я себе ладони в кровь содрал. Такое ощущение, что по льду не едем, а сквозь проламываемся, как ледокол. - Может, с монококом или коньками что-то не так? Скажи Вальнеру, пусть глянет. - Нет, Танюш, техника в порядке. Просто… Лешка по-настоящему меня не простил. Вот и не получается у нас, как раньше. И я не знаю, что сделать, чтобы простил. Не для того, чтобы машина пошла, а для себя. Хреновое ощущение. На коленях, что ли, прощения вымаливать? Татьяна посмотрела странно. А Александр кивнул сам себе: - А что – и встану, если понадобится. Вот проедем второй заезд – и встану. Татьяна только головой покачала. Зубков был настолько погружен в собственные переживания, что не заметил стоявшего совсем близко Воеводу. Который все это, конечно же, услышал. Когда пришла пора возвращаться в стартовый городок и они грузили свой белоснежный боб в кузов грузовичка-шаттла, Лешка оттер его плечом в сторонку: - Руки побереги, они нам еще пригодятся. И сам при помощи двух волонтеров водрузил их машину в кузов. Влез сам, сел верхом на перевернутый боб, чтобы тот по дороге не било, протянул руку, помогая влезть следом Сашке. Наверху в гараже, пока колдовали над полозьями и ждали старта, пару раз бросил на пилота странный испытующий взгляд, а когда Труненков с Негодайло прогнали их от машины, давая возможность чуть отдохнуть и настроиться, Александр, ушедший в себя, вдруг почувствовал, как на плечи ему легли чьи-то руки. Он узнал их мгновенно. Леха. Воевода мимолетно сжал пальцы, встряхнул легонько и тут же отпустил. И напряжение, сковывавшее Зубкова, мешавшее дышать, стекло с него, как вода. - Спасибо, - обернувшись через плечо, поймал Лехин взгляд. И по глазам своего разгоняющего понял, что тот улыбнулся в ответ. И когда они стартанули, когда Леха мощным движением сорвал боб и они нырнули в желоб, Саня вдруг ощутил, что машина летит! Летит так же легко и плавно, как раньше. Секундомер на финише показал какие-то космические цифры. Новый рекорд трассы. Но Зубкову не нужно было смотреть на табло. Он и так знал, что они проехали нереально быстро. - Лех, - вылезая из боба, позвал напарника. – Леха, ты… простил? Вместо ответа тот поймал Сашкину ладонь в захват, легонько дернул на себя и притянул в объятия. - Все хорошо, Санька, не тревожься, - прошептал, - мы сделаем это. Вместе. Не сомневайся. И Зубков, насквозь пропитываясь жаром большого Лехиного тела, вдруг отчетливо понял. Что все действительно хорошо. И что они это сделают! * * * Уже много позже, пытаясь восстановить в памяти, что же они все-таки чувствовали после золотого финиша в двойках, оба сошлись на том, что ни фига не помнят. Кроме счастливых воплей бесновавшейся от восторга толпы. Было такое ощущение, что совершенно посторонние люди были счастливы их победе больше их самих. На самом деле, конечно, все было не совсем так. Просто они оба смертельно устали, были абсолютно высушены эмоционально и старательно пытались сохранить нетронутыми хоть какие-то остатки внутренних ресурсов. Ведь впереди их ждали четыре заезда четверок, в которых выложиться предстояло еще основательнее. Ведь если бы не абсолютно неожиданная (по крайней мере для Воеводы) и полностью бескорыстная помощь, которую им оказали Труненков и Негодайло, они выиграли бы это золото намного большими усилиями. Или не выиграли вообще. В чем – в чем, а в этом они были друг перед другом и перед самими собой совершенно честны. Да, у них за плечами уже были Олимпиады, но весь тот опыт, как оказалось, не шел ни в какое сравнение с опытом выступления дома. Психологический прессинг усилился не в разы даже, в десятки раз. Они чувствовали себя саперами на минном поле – и сами себя лишили права даже на микроскопическую ошибку. Это выматывало. И если бы после первого дня соревнований Дима с Лешей не взяли на себя все хлопоты по обслуживанию боба после техкомиссии, отправив Зубкова с Воеводой отдыхать, а сами провозившись в гараже ночь напролет, кто знает, хватило бы Лехе с Саней того запаса сил и эмоций, который они сумели сберечь. Именно поэтому, взвесив на ладони тяжелый золотой кругляш с хрустальной вставкой, Леха тогда сказал: - Кишки на ручку намотаю, а сделаю так, чтобы парни тоже почувствовали эту тяжесть. Санька только головой кивнул и сжал Воеводино плечо, молча присоединяясь к этой клятве. Они оба сдержали данное друг другу слово. И после финиша четвертого заезда, золотого финиша, обнимаясь посреди людского водоворота и толком никого не видя, шептали друг другу: «Мы это сделали». Но все равно, даже стоя на высшей ступени и слушая гимн, мало что чувствовали. Леха, отделываясь от дотошных журналистов, пытавшихся измерить степень их счастья, тогда сказал, что уровень настолько зашкаливает, что объяснить словами не получится. Чуть-чуть начали отходить только поздно вечером, уже после церемонии закрытия, когда Людерс внезапно почти приказал: - Нарушаем режим! Видно, чувствовал, что надо расслабиться. В Олимпийской деревне был сухой закон, поэтому шампанское проносили контрабандой. И поляна, накрытая в номере все того же Людерса, была чисто русской – что, как говорится, бог послал. И шампанское разливали в то, что под руку подвернулось. Леха чуть не прослезился, когда Людерс на ломаном русском произнес первый тост, суть которого коротко можно передать двумя словами – «За нас!» Нет, он был, конечно, гораздо пространнее, и упомянуты в нем были все почти поименно, но смысл был именно таким. Они пили это шампанское за общность людей, объединенных коротким словечком «мы», общность, существование которой еще пару лет назад казалось фантастикой. И это самое «мы» включало и их двоих, Зубкова и Воеводу. При этой мысли Леху вдруг накрыло. Он издали украдкой наблюдал за Сашкой, оживленно что-то обсуждавшим с Пьером и Труней, и пытался себе представить, что было бы, если бы они не нашли в себе силы задавать гордыню и снова сесть вместе. И что будет теперь, когда они, поставив себе общую цель и наступив ради нее на горло своим амбициям, до нее, наконец, добежали… Как угадать, как все сложится? Воеводе до комка в глотке хотелось, чтобы Зубков, скотина эдакая, хоть как-то дал понять, что их воссоединение – не перемирие ради победы, а мир, настоящий, не временный. Сашка же, казалось, его даже не замечал. И волей-неволей стали закрадываться сомнения – насколько искренен был Зубков тогда в гараже? Нет, правдивость сказанных слов Леха под сомнение не ставил, просто ведь слова, произнесенные при разных обстоятельствах, имеют и разную цену. Эмоциональный порыв, вытащивший из Зубкова то признание, мог заставить Саню искренне верить, что это именно то, что он чувствует. Но, остыв и успокоившись, он ведь мог и понять, что правды в них меньше, чем хочется Лехе… Вдруг ни с того, ни с сего вспомнилось еще одно, не такое уже и давнее, интервью Зубкова, в котором он почти открытым текстом говорил, что в разведку с Воеводой он бы не пошел. - Черт! Ему вдруг стало душно. И страшно захотелось курить. Вышел на балкон, вдохнул полной грудью ночной, чуточку морозный воздух, сжал хрупкие перильца так, что вот-вот рассыплются в крошку. И тут же услышал за спиной голос Труненкова: - Лех, ты чего тут? - Да так, Дим, все в порядке. Курить охота. - Ты ж не куришь! - В том и беда. - Давай-ка, не дури, пошли обратно, - Труненков взял его за плечо и развернул лицом к комнате. Воевода подчинился. Но ему почему-то снова стало душно и хреново от накатывавших, как ни пытался лон их гнать, дурных мыслей. Когда стало совсем невмоготу, незаметно выскользнул из номера. Труненков проводил его немного тревожным взглядом, но промолчал. И почти сразу же Людерс вознамерился провозгласить еще один тост. - Я хочу поднять этот бокал за двух людей, которые – по крайней мере для меня – стали главными героями этих Игр. Так, стоп, а где Алексей? Зубков при этих словах канадца вскинулся, обвел компанию взглядом, ища своего разгоняющего. И понимая, что в комнате Воеводы нет. - Ушел минут пять назад, - сказал Труненков. – Дуркует чего-то. Курить, говорит, хочу. А сам ведь табак в рот не берет. Пойти поискать? Упрямец снова пытался куда-то сбежать. От него, Зубкова, сбежать – в этом Саня не сомневался. - Нет, Дим, я сам. Конечно, нашел его в их номере. Воевода стоял на балконе и смотрел на ночное небо над Аибгой. И снова и снова, по кругу, гонял в голове одну и ту же фразу: «Если меня спросят, с кем хочу идти в разведку, отвечу однозначно: с Димой, конечно. Он надежный». - А я, значит, ненадежный… Он произнес эти слова вслух – и понял это, только услышав за спиной: - Что ты там бормочешь? И какого хрена опять сбежал? - Да так, ничего. Звезды, говорю, отсюда хорошо видно. Красиво. Даже красивее, чем ночью над морем. - Хорош врать. Звездами он любуется. Сашка хмыкнул – и Воевода тут же почувствовал его близкое, прямо за спиной, почти вплотную, присутствие. - Не хочешь сказать, что на тебя накатило? - Все нормально, Сань. Устал просто. - Угу. И курить тебя, видимо, с устатку тянет. Может, еще и напиться в зюзю охота? Почему-то эти слова Лешку разозлили. - Я б напился, если бы знал, что поможет. И, почувствовав, как Зубков кладет сзади руки ему на плечи, едва удержал порыв резко сбросить этот захват. Но Сашка почувствовал. - А ну колись. И имей ввиду – я не отстану. И мы оба знаем, что ты меня не ударишь. Так что не вырывайся, а лучше говори. Я упрямый, ты знаешь. - Слушай, чего ты в душу лезешь, а? Чего тебе от меня надо? Золото выиграли – выиграли. Ну и вали теперь к тем, с кем в разведку готов. - О-о-о, - Зубков аж опешил. – С какого перепугу ты снова все это ворошишь? Мы ж вроде договорились не поминать старое? - А я и не вспоминаю. Я просто не забывал. Трудно, знаешь, забыть, как твой бывший партнер тебя мордой об стол прикладывает. Вот скажи – ты от меня хоть одно дурное слово в свой адрес слышал? Слышал? Молчишь. Потому что не слышал. Зато я от тебя столько нового узнал! Оказывается, и чемпионат мира ты в одни ноги выиграл, я так, на дармовщину прокатился. - Леш, что ты несешь?! - Это я несу?! Прости, а кто журналистам втирал – финиш был первый, а старт пятый, типа делайте выводы сами? Труненков у тебя лучший разгоняющий, так, да? А Воевода – так себе, хрен собачий? - Лех, не заводись. Ты же знаешь – я вспыльчивый, могу сгоряча наговорить хрен знает чего, потом сам жалею. - Не-ет, ты это не сгоряча говорил. Но давай сравним. Старт со мной, значит, пятый, финиш первый тебя не устраивает? А третий старт – и девятый финиш с Труней тебе сильно нравится, так? Где ты был с его третьим стартом в Санкт-Моритце? Седьмым по сумме, я не ошибся? - Лех, заткнись! - Не заткнусь! И вообще я тебя сюда не звал, иди, празднуй… разведчик. И сбросил руки Зубкова со своих плеч. Оттолкнул его с дороги, чтобы войти в комнату, но Сашка вдруг больно перехватил Воеводу за сзади предплечья. - Остановись. И выслушай. Выслушай, я сказал! Леха замер. Замер и Саня, судорожно пытаясь придумать, чтобы такое сказать, чтобы друг услышал, понял и простил, наконец, по-настоящему. Но слова не шли. Как назло! Тогда он решился. Медленно, не выпуская Лешкиных предплечий, обошел его и встал лицом к лицу. Близко. Почти касаясь грудью груди. Руки скользнули по могучим, скованным каменным ожиданием, бицепсам, легли на плечи, пальцы сжались, потом расслабились – и легко обхватили шею и затылок. Саня помедлил – и нерешительно прижался лбом ко лбу. - Лех, - прошептал, - я понимаю, что ты сейчас не поверишь никаким словам, что бы я ни сказал. Только знай – я не кривил душой и ничего не придумывал тогда, про второго… И я часто последними словами ругаю себя за все то, что наговорил сгоряча. Ты пойми, человече, мне ж тогда, после нашей победы в Кенигзее, казалось, что теперь мы начнем побеждать всех, всегда и везде. А ты взял и разрушил, можно сказать, мою голубую мечту. Конечно, я на дыбы встал. Вместо того, чтобы поговорить по-человечески, полез в бутылку. Ну, и ты тоже был хорош. Молчи, я понимаю, что и тебе тогда мои закидоны были не к месту и не ко времени. Только ты ж меня знаешь – коли закусил удила, несу, пока ноги держат. И знаешь, я достаточно быстро сообразил, что был, мягко говоря, не прав. А ты сначала исчез, а потом, появившись, даже не здоровался. Да блядь, я ж опять вспылил! Димку выбрал не только потому, что лучший был на тот момент, но и потому, что на тебя не похож. Вот и про разведку ляпнул. Воевода не делал попытки вырваться, но молчал. И в глаза не смотрел. - Леха, - Сашка еще плотнее прижался лбом ко лбу, зарылся пальцами в волосы на затылке, большими обхватил лицо. – Прости меня. Ты ж знаешь, какой я бываю, когда злюсь. Воевода молчал. Тогда Зубков сделал то, на что на трезвую голову, будучи в здравом уме, ни за что бы не решился. Он глубоко вздохнул, закрыл глаза и накрыл губами Лехины, упрямо сжатые в плотную полосу губы. «Сейчас он мне челюсть-то поправит», - мелькнула шалая мысль. Но отстраниться она Саню не заставила. Напротив. Он плотнее обхватил Лехино лицо ладонями, чуть повернул голову на бок и стал целовать настырно и жадно. Отпустил на короткое мгновение, перевел дух, шепнул: «Имей ввиду, я не остановлюсь, пока ты либо не дашь мне в морду, либо не ответишь». И снова поцеловал. Спустя пару мгновений Лешка отмер, его руки едва ощутимо обвились вокруг зубковской спины и он неуклюже и нерешительно ответил на поцелуй. У Сани сердце пропустило удар. Свое «спасибо» он выдохнул прямо в приоткрытые Лехины губы, почувствовал, как тот усмехается, обнимает уже по-настоящему, крепко, до реберного хруста, и целует в ответ. Спустя пару минут, коротко выругавшись, Воевода-таки Зубкова оттолкнул. - Все, притормозили. Потом дообнимаемся. А то явимся сейчас на люди с опухшими губами, как школьники. Саня мгновение таращился на него круглыми глазами, потом рассмеялся, сграбастал за руку и потащил обратно в номер Людерса. В комнате главного было шумно, дым, как говорится, стоял коромыслом, но, едва они переступили порог, как вся толпа молча уставилась на них вопросительными взглядами. - Милиционер где-то родился, - нарушил тишину бородатой шуткой Воевода. - Полицейский, - многозначительно подняв палец, поправил его Леша Негодайло, и все почему-то начали ржать, как ненормальные. Вместе с Негодайло к ним протолкался и Труненков. Они вдруг с двух сторон обняли Воеводу, и Дима совершенно серьезно, без тени улыбки в голосе сказал: - Ты больше не убегай. Ты тут не одному только Зубкову нужен. Негодайло кивнул, подтверждая слова друга, а Леха почувствовал, как у него влажнеют глаза. - Так, я, кажется, собирался произнести тост, но меня прервали, - с дивана со стаканом в руке поднялся Людерс. – На чем я остановился? Ах, да! Так вот – для меня на этих Играх было два главных героя. Два человека, которые на своем примере продемонстрировали миру, что такое настоящие мужики. Простите за пафос, но не каждый сможет даже ради большой победы забыть все терки и взаимные обиды, смирить норов и протянуть руку дружбы. Без позы и громких слов. Спасибо вам, мужики, за пережитые по вашей милости мгновения. При этих словах тренера раздался взрыв здорового мужского хохота. - Я что-то не так сказал? – поднял бровь Пьер. В ответ команда начала ржать еще пуще. - Я через вас поседею, - пробормотал Людерс и поднял стакан. – За вас, Элекзандер энд Алекс! Воеводу и Зубкова обступили со всех сторон, хлопали по плечам, тянулись чокнуться, что-то говорили наперебой, пока над всеобщим гомоном не грохнул бас Макарова. - А ну, отлипли все! Парни расступились. И Леша Негодайло с Димой Труненковым, сделав невинные глаза, начали легонько с двух сторон подталкивать Леху с Саней друг к другу. А тренер по ледовой подготовке Бойцов подмигнул и картинно покивал головой: - Ну, давайте, мужики. Уже можно. - Нужно, - поправил, пыхтя, Труненков, пытавшийся сдвинуть с места упершегося Воеводу. - Да что нужно-то? – отбивался от Негодайло Зубков. - Да что вы как институтки какие, все вам разжуй да в рот положи! – развел руками Бойцов. – Обнимайтесь, давайте, не томите народ. Леха с Саней обалдело уставились друг на друга. - Пьер, командуй! – приказал Макаров. Людерс послушно поднял стакан и гаркнул: - Горко! - Сволочи, - выдохнул Зубков. Воевода заржал и облапил своего пилота, помогая тому спрятать у себя на плече багровые от смущения скулы. Они стиснули друг друга что есть силы и долго стояли, тесно прижавшись и слегка баюкая один другого, пока вокруг них бесновалась, свистела, аплодировала и улюлюкала веселая и счастливая от выпитого шампанского сборная России по бобслею в полном составе. - Между прочим, - прошептал Леха, касаясь губами Сашкиного уха, - ты все тогда наврал журналистке. Не было у меня пятого разгона в Кенигзее! Ни разу не было. Враль ты, Сашка. Но я тебя прощаю. Зубков засмеялся и только крепче сжал объятия.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.