Там, где меня нет

Ни жив, ни мёртв. Живу как бы во сне. Не думал никогда, что так бывает. И чувства вроде бы и силы есть во мне, Но всё равно чего-то не хватает.(с)

Если вы думаете, что ваша и моя жизни поделены судьбой или чем-то там еще на белые и черные полосы, то вы ошибаетесь. Человек либо счастлив с самого начала, либо его душа таскает тонны навоза изо дня в день. А еще я думаю, что вы также ошибаетесь, когда говорите, что любите кого-то до скончания времен, до последнего вздоха (или как там: «Пока смерть не разлучит вас»?), потому что любви не существует, как не существует счастья для душ с навозом. Да и потом, разве может любящий человек быть несчастным? Я думаю, что нет. Хотите знать, почему я так думаю? Ну что ж, вы сами сделали такой выбор. Моя история не будет слишком длинной, слишком запутанной, да и интересной она тоже вряд ли будет. Я бы вообще советовал не интересоваться этим, а уж если вы точно решили дойти до конца, то что же, это ваш выбор, но я предупредил. Думаю, мою историю стоит начать еще до того, как я появился на этот свет. Что тогда произошло? Ну, моя мамаша (или, как её зовет все «интеллигентное» общество, Малышка ЗиЗи), заправская шлюха и просто богиня местных пабов решила, что детей ей рожать не придется (да и зачем?), отдалась местному криминальному папеньке, за нехилый такой гонорарчик. Вы, наверное, думаете, что в этом нет ничего плохого, обычное совокупление и всего-то, ничего трагичного. А вот нет, папенька оказался немного поехавшим, он славился своими извращениями и был очень ненасытным. Он ловко поимел мою мать, как говориться, во все дыры всеми подручными предметами: кий, ваза, фрукты и так далее по списку (четно говоря, я не особо интересовался, но поговаривают, что в мамаше даже шпаги побывали, коих у толстяка было очень много). Так вот, когда мою родительницу нашли на одной из торговых улиц без сознания и всю в крови, тогда-то все и началось. Медицина установила, что ее половые органы были повреждены и что она, о ужас, каким-то чудом залетела. А вот здесь стоит всплакнуть, лучше бы она от меня избавилась, так нет же, денег пожалела «родная». Когда лечение моей мамашки закончилось (бесплатное, конечно, дальше она либо платила, либо уматывала), она отправилась за заработком. И так её славная и наполненная болью жизнь протекала ровно 9 месяцев, а дальше…случился я. Просто не передать словами, сколько «счастья» плескалось в глазах моей матери (конечно же я этого не видел, но мне рассказывали), когда меня таки вытащили из нее. К слову, этот взгляд так и остался на ее лице печатью. Она умерла. Не знаю даже, хорошо это или плохо, но я рад, что не видел ее. А вот дальше (кто-то даже может назвать это удачей, были и такие) началось то, что я вообще хотел бы стереть из своей памяти-мое детство. Каким-то чудесным образом, мой «папаша» (а вы ведь помните, кто им является?) узнал про своего выродка и подписался под ролью опекуна. Ну что сказать, я должен был купаться в роскоши, жить припеваючи и испражняться под себя, потому что подотрут, но опять же нет. Мой чудесный родитель, как только привез в дом, сразу впихнул конверт со мной в руки какой-то девице из прислуги и отдал приказ на мое заточение в кладовой с горничными. В общем слил меня мой папаша, как и ожидалось. И как вы думаете, что было со мной дальше? Да ничего хорошего. Горничные особо обо мне не заботились, иногда кормили, чтобы не орал, держали на скамье без одеял и подушек, в общем положили на меня большой и здоровый член дяденьки дворника (ну а что, они текли по нему абсолютно все). Но это еще что, когда я начал подрастать и научился ходить и говорить (как я это сделал, я сам не понимаю), меня стали впрягать в общую упряжку, так еще и гнали как неродного впереди всех. Вот что я им сделал, когда за недельную голодовку и выдраенный гараж я решил взять кусок хлеба со стола прислуги (законно, между прочим, я тоже в их рядах числился), а они меня поймали, хоть я и не убегал, и высекли. До сих пор с содроганием вспоминаю то время. Это был первый раз, когда меня наказали, дальше наказания были жестче. Меня били всем, что попадется под руку, доходила до того, что с ножами бросались, но в такие случаях, кто-то здравомыслящий меня спасал. А сейчас я думаю, что лучше бы и не спасали. Лучше бы меня вот так «случайно» закололи, и я бы не мучился дальше, ведь дальше только хуже. Как сейчас помню, мне тогда было 7 лет, я был тощий и очень бледный, в общем ужас ходячий. И черт меня тогда дернул сигануть от старой прачки в спальню к моему папаше (тогда я, кстати, не знал, что являюсь его выродком), да еще так не вовремя, когда мой батя ублажал себя своей правой подругой. Я тогда и ойкнуть не успел, как меня приковали к кровати, разодрали одежду и грубо так отымели. И хочу сказать, что имел меня мой папик очень долго, потому что я успел потерять сознание от боли и литрами потерянной крови и прийти в себя. Но знаете, я тогда не кричал, не плакал и даже не сопротивлялся и честно, я даже не могу сейчас сказать почему. Возможно я уже тогда, своим детским умом понимал, что моя жизнь уже не станет лучше, поэтому и глотку драть нет смысла…не знаю. Но после этого марафона на н-ое количество часов, мне правда стало легче дышаться, а все потому, что я стал личной шлюхой моего папаши. Его, как оказалось, очень заводят тощие, бледнокожие и беззащитные выродки, как я. Он пользовался мной тогда, когда хотел, мог даже одолжить своим друзьям, а иногда брал меня прилюдно, позволяя другим прикасаться ко мне (что было странно, ведь мой папаша был жутким собственником).Папик переселил меня из гаража, в комнату рядом с его спальней, мне полагалось трехразовое питание и ежедневные водные процедуры, а еще меня одевали в короткие шорты, гольфы и туфли на небольшом каблучке. Верхнюю одежду я надевал только в том случае, когда в доме были гости, на улицу без «хозяина» выходить не разрешалось. Я, наверное, должен был радоваться, ведь все так замечательно: живу себе в удовольствие, делаю, что хочу и иногда трахаюсь с отцом, разве не здорово? И тут мне жизнь не угодила. Через месяц такой жизни, мой опекун решил, что я зажрался и за это взял меня, как и в первый раз, без подготовки. Он терзал мое тело около семи часов, не ограничиваясь только своим инструментом, в ход пошли и бутылки из-под шампанского, и плети, и что-то еще, чего я уже не помню. Мне было жутко больно, и я позволил себе вскрикнуть, на что получил увесистый удар в висок и забылся в глубоком сне. Когда я очнулся, то был все в той же позе, на той же кровати, только за окном было светло и пели птицы, а из моей задницы кто-то что-то очень остервенело высасывал. Я даже пошевелиться не мог, потому что меня крепко пригвоздили к кровати сильными руками, да и сил не было. Единственное, на что меня хватило, так это поднять голову и бросить взгляд на макушку меж моих ног. Я не знал тогда, кто это был, но он так активно высасывал из моей задницы всю ту грязь, что во мне накопилась с бурной ночи, что я позволил себе возбудиться и кончить от этих ощущений. И я очень пожалел тогда, что сделал это, потому что «хозяин», наблюдавший за этим непотребством, приказал этому странному человеку меж моих ног отдать мне все то, что он сейчас «пробует». И он отдал. Это оказался юноша с очень мягкими губами и красивыми, бездонными глазами. Он слишком быстро преодолел расстояние от моего ануса до губ и так же резво, как высасывал, впился в них. Я сначала не понял, что за субстанция проникла ко мне в рот изо рта незнакомца, но когда до меня дошло и горечь от мерзкой смеси спермы и своих же органических выделений обожгла горло, я начал ощущать рвотные позывы моего организма. Но выплюнуть мне не позволили, единственное, что я услышал сквозь шум в ушах, было «глотай» и я послушал. А после, когда дело было сделано, и юноша непонятным образом испарился, мой отец швырнул в меня шорты и приказал не появляться в ближайшие сутки. Я вот сейчас думаю о том, почему мой папаша попросил кого-то сделать что-то настолько мерзкое, как фельчинг (я даже поинтересовался, как называется это безобразие), своей любимой игрушке? Ведь как выяснилось позже, этим юношей являлся сын самой обычной разнорабочей, которая была по уши в долгах и заложила своего сыночка моему папуле. Я долго пытался узнать имя этого бедолаги, но каждый раз с его стороны на меня падал бетонный блок игнора и презрения. Мне тогда даже в голову не могло прийти, что меня ненавидят только за одно мое существование. И так я рос и развивался под пристальным наблюдением своего опекуна и злобного, нелюдимого юноши, чье имя для меня все еще было тайной. Когда мне стукнуло шестнадцать, я понял, насколько был жалок. Я был лишь временной игрушкой родного толстосума и узнал об этом, когда меня вышвырнули на одной из улиц неизвестного мне города (вспомним, что я, можно сказать, с рождения не был в городе). У меня тогда не было ни денег, ни того, что можно было продать, кроме собственного тела, конечно. Но я почему-то не отчаялся, а посчитал это лучшим раскладом моей непутевой жизни. Ошибался ли я тогда? Конечно. Ведь как проституция может быть хорошим раскладом, даже если единственное, что я умел, так это раздвигать ноги. Однако, я не учел одного: проститутки-не люди. Именно это мне каждый раз доказывали пьяные, обдолбанные или просто ненормальные люди «чистого» света. Они вколачивали меня в кровать, били, кричали, унижали и заставляли глотать собственное семя, не говоря уже о других субстанциях. Я так сожалел, что не начал с чистого листа, а продолжил свой путь по уже намеченной тропке. Как же я бился в истериках, унижался, выбивая хоть маленький уголок у хозяина обшарпанной коммуналки. Я зачем-то рвался жить в свои убогие шестнадцать без гроша за душой, но с тонной навоза (теперь вам понятны мои мысли?). Меня никто не жалел, а я был добр со всеми, потому что мне было страшно…страшно остаться даже без этого дерьма. Я думал, что на свете есть хоть один человек, который не вытрет о меня ноги. Ошибался ли я? Думаю, ответ очевиден. Мне только стукнуло семнадцать, а у меня уже было куча непонятных болезней. Моя кожа стала еще бледней, глаза постоянно были красными, а под ними зияли синяки, голос сопровождался хрипами, а иногда и стонами (нет, нет, стонами боли, вы не подумайте чего, хотя и о том не забывайте, мы же не закончили). Я был ужасен. Моя жизнь была заключена в старых импотентах или пьяных вусмерть разнорабочих. Ничего прекрасного, даже во снах меня трахали мерзкие дяденьки, настолько я гнилой. Но все изменилось, когда после очередного раза в грязном туалете какой-то третьесортной забегаловке, я потерял сознание и кучу крови. Очнулся я тогда, как сейчас помню, в уютной кровати с очень мягким и слишком белым одеялом. Мне хватило сил лишь на то, чтобы поднять голову и осмотреться, было слишком тихо. Возле кровати были кем-то оставлены какие-то таблетки и стакан с водой, но я тогда их не выпил, потому что не мог доверять кому-то непонятному. Когда моя голова снова коснулась подушки, в комнату вошел тот самый юноша, что так остервенело высасывал из меня всю гадость (и почему я тогда вспомнил о нем только это?). Он стал еще выше, его глаза были все также прекрасны, а его голос возбудил во мне кучу мурашек так, что волосы на всем теле оживились (серьезно, все именно так и было). Я ведь тогда так и не узнал его имени и поэтому, когда он говорил со мной, я старался обращаться к нему так, чтобы не приходилось использовать имя (Мне до сих пор кажется, что он тогда это понял, просто не стал на этом зацикливаться). Он так заботливо промывал все мои раны, так нежно гладил по волосам и так тщательно мыл все мое тело, будто хотел избавить меня от всей грязи, что лежит на мне не одним слоем. Я был доволен, мне казалось, что этот парень именно тот, кого я так долго ждал, он спаситель. И знаете, я тогда подумал, что влюбился. Я делал все, что он попросит, я пытался угодить ему во всем, ведь он так лучезарно улыбался, что подо мной оказывалась лужа из слюней и соплей. Я боготворил его, он дарил мне новую жизнь, ту, о которой я только мог мечтать, ту, в которой меня, как оказалось, быть не должно. Моя любовь была слишком очевидна, и он брал ее, выпивал ее всю, высасывал, как он умеет. Я потом узнал от него же, что в ту ночь на кровати нашего хозяина он поклялся себе, что я буду только его любимой игрушкой и ничьей больше, а я тогда подумал, что он меня ненавидит. Меня это обрадовало, мое сердце забилось в бешеном ритме, когда он это рассказал, я думал, что был счастлив. Но черт возьми, как же я ошибался. Я и сейчас не хочу признавать, что ошибся в который раз. Он ведь был самым лучшим для меня. Я даже пошел учиться в школу с упрощенной программой, чтобы после пойти работать и помогать своему любимому. Я делал все, абсолютно все и как мне казалось, я все делал правильно, но это было не так. Если бы я смотрел на мир не сквозь розовые очки, я бы заметил странные упаковки в мусорном ведре, я бы не упустил момент, когда яркий взгляд, начнет тускнеть. Я бы даже не упустил то, что его так быстро не стало. Вы спросите меня, что же такое случилось, ведь все было хорошо, верно? А я вам отвечу, что он был болен, он был болен с самого начала. А еще я вам скажу, что он искал меня с того самого дня, как меня вышвырнули. Ради меня он сбежал от моего папаши и ради меня сел на иглу. Да, он был наркоманом и если бы я узнал об этом чуточку раньше, я бы не был настолько гнилым. Верно? А самое печальное, что я узнал его имя, только после смерти. Мне прислали счета с задолженностью, где было указано его имя. Пак Чанёль. Печально, не правда ли? Вы хотите узнать, что случилось со мной дальше? Уверены? Ну что же, дальше моя жизнь стала для меня просто как опухоль для бездомной собаки. Понимаете, нет? Просто я стал жить, потому что не могу умереть. Я столько раз уходил от смерти, что мне стало интересно на сколько меня вообще хватит. Ну конечно, я продолжил обучение в школе и могу похвастаться, что закончил её очень даже успешно. После я поступил в университет, чему был очень удивлен, а после я и работу себе нашел. Хотите узнать какую? Это странно, но я устроился детским психологом в один из детских домов. Кому как не мне, возможно понять брошенного ребенка? И я думаю, что сейчас вы уверены, что со мной все в порядке, и я живу обычной жизнью, как и многие из вас? Я бы хотел, чтобы это было правдой, но увы, теперь ошибаетесь вы. Я всё-таки умер от точного выстрела прямо в сердце на двадцать седьмом году своей жизни после очередного раза в грязной кабинке зачухлого кинотеатра на окраине города. Теперь вы понимаете, что человек либо счастлив от рождения, либо несет в душе тонны навоза. Я не смог стать счастливым, Чанёль тоже, и вы не сможете, если повязли в дерьме… Бён Бэкхён. Ни жив, ни мертв.