* * *
Людей вокруг было много: рядовые сотрудники института, профессора, интерны, лаборанты. По такому поводу явились многие, ведь проект обещал прогреметь не только в научных кругах. Кто-то со знанием дела изучал кости, другие восхищались, спорили или соглашались друг с другом. Где-то там, наверняка, была и доктор Бреннан с командой. Вэнделл нерешительно замер на пороге: лаборатория напоминала потревоженный улей. Сегодня ему предстояло работать не с командой Бреннан. Поднятый со дна корабль работорговцев был полон останков, для их изучения и каталогизации требовалось много людей. Участие студентов и интернов в этой работе вполне сносно оплачивалось, а деньги всегда были для Вэнделла серьезным аргументом – в его ситуации от денег не отказываются. Он поприветствовал нескольких знакомых, кивнул своим профессорам и подмигнул Энджеле, правда, не был уверен, что она его заметила в толпе. На самом деле здесь у каждого было свое место, свой участок работы и свои цели. Вэнделл оказался в группе из пяти человек, которой поручили три вполне сохранившихся скелета. Скучноватая работа. Кажется, он слишком привык к адреналину, изучая останки для ФБР, когда у команды Бреннан каждая минута была на счету, а убийцы разгуливали на свободе. – Если бы я мог выбирать, тоже хотел бы оказаться за тем столом, – сказал кто-то рядом. И Вэнделл поспешно отвел взгляд от Дэйзи Вик – она как раз ассистировала Бреннан. Кажется, он поддался зависти. – Говорят, они нашли кого-то посвежее, чем наши с тобой приятели. – Любишь свежие трупы? – спросил Вэнделл, разглядывая парня напротив. Тот нерешительно улыбнулся, но ответил легко и уверенно: – Я люблю интересные случаи. Нет, корабль рабов сам по себе интересен, столько сравнительного материала. Но, знаешь, банальному трупу годовой, а не вековой давности я бы обрадовался больше. – Разве так поступают настоящие антропологи? – шутливо возмутился Вэнделл. – Настоящие антропологи – это доктор Бреннан или старые профессора с подагрой. Мне до них далеко. – Ну, я тоже недавно сменил работу автомеханика на науку. Они оба рассмеялись, вызвав неодобрительные взгляды тех самых старых, умудренных, наверняка с подагрой… – Меня зовут Винсент Найджел-Мюррей. А ты, должно быть, Вэнделл Брэй. Они пару раз упоминали о тебе, – парень махнул рукой в сторону доктора Бреннан. – А я видел тебя с Энджелой. Вэнделл широко улыбнулся и кивнул. Про Винсента он тоже кое-что слышал. Очередной странный парень из лаборатории – как будто нормальных у доктора Бреннан в интернах и не водилось. А Винсент мог слышать сплетни о них с Энджелой – они встречались несколько раз – но мог и видеть их вместе. В то время Вэнделл мало что замечал вокруг и Винсента бы точно не приметил. Тогда Вэнделл был очарован: готов часами любоваться улыбкой Энджелы, перебирать ее волосы или просто говорить на ухо всякие глупости. Ей нравилось. Способный, спортивный, с чувством юмора, ответственный – Вэнделл знал, что довольно хорош, пусть даже и слишком молод для нее. Но его промашка была в другом – он не был Джеком Ходжинсом, только и всего. Потому из романа с Энджелой он вынес не только приятные воспоминания. В любом случае Вэнделл был твердо уверен – ему не хочется знать, какие о нем ходят слухи. – Давай выясним, что у нас есть на этого костлявого парня, – улыбнулся Винсент и осторожно взял в руки череп. – Судя по зубам и костям таза, ему было около тридцати, крепкого сложения, по черепу – африканец, особых примет я не вижу. В судовом журнале таких учтено четыре десятка. Еще идеи есть? – Ну, у нас есть отличное описание капитана корабля. Давай сравним, вдруг это он? – Вэнделл снова рассмеялся, видя разочарование на лице Винсента. Сам он поддразнить коллегу считал делом нормальным, но решил сдержаться. – Сначала, думаю, нужно закончить осмотр. Через полчаса Вэнделл все еще осматривал кости таза. Анонимность и обычность их «парня» приятно будоражила воображение. Найти то единственное, что, возможно, отличит их скелет от остальных и поможет как-то идентифицировать по скупым данным из судового журнала рабовладельца – это не каждому удастся. Рядом бормотал себе что-то под нос Винсент, вертел в руках позвонки и сосредоточенно тер пальцем переносицу. Он тоже пока ничего не добился. Но это было не соревнование, а командная работа. «Союз интернов доктора Бреннан» – звучит гордо, пусть их всего двое, но они, Вэнделл был искренне в этом уверен, стоили десятка обычных студентов. – Он был очень крепок физически, настоящий силач, наверное, довольно дорогой раб. Но… ты знаешь, что на создание образа Чубакки из «Звездных войн» Джорджа Лукаса вдохновил его пес, сидящий на переднем сидении автомобиля? А само слово «Чубакка» было придумано на основе русского слова «собака». – Чего? – опешил Вэнделл. От такой резкой смены темы он перешел на жаргон родного квартала. Но тут же вспомнил, что было поводом для шуток над Винсентом – привычка вываливать на собеседника множество интересных, но никак не связанных между собой фактов, причем без всякой необходимости. В глазах окружающих это выглядело смешно. Интересно, почему Винсент так делает? Глаза Винсента испуганно расширились, он быстро переводил взгляд с кости в своей руке на Вэнделла и обратно. Потом смущенно улыбнулся: – Имена рабам часто давали не просто так. Это могло быть прозвище, так гораздо легче было запомнить конкретного человека – дело в ассоциациях. Нужно еще раз прочитать журнал, но теперь обратить внимания на имена. Там должен быть ключ к разгадке. Вэнделл покачал головой. Что за ребячество? – Ему могли дать любое библейское имя, когда крестили всех скопом. И мы не нашли никаких особых примет, чтобы связать какое-нибудь характерное прозвище с этим скелетом. Ответ в костях, не в журнале. Вэнделл тогда подумал, что доктор Бреннан тратит свою жизнь на исследование костей, на разработку методики воссоздания внешности буквально по осколкам черепа, что у Ходжинса три докторские степени по разным специальностям… А какой-то мальчишка собирается идентифицировать двухсотлетний скелет, полагаясь на маленькие человеческие слабости рабовладельцев. Чего он в антропологи пошел?* * *
– Винсент тогда оказался абсолютно прав. И представь, как раз в это время Дэйзи и Ходжинс обнаружили какие-то вкрапления золота в костях черепа и стали спорить о причине смерти. К ним сбежались почти все, кто находился в лаборатории. Но мы с Винсентом тогда не обратили на это внимания. Мы стояли, склонившись над расшифровками судового журнала, соприкасаясь висками, и вчитывались в каждое имя. Наш скелет звался Джим-Жеребец. Дурацкое имя. Мы тогда расхохотались и поздравили друг друга с победой. Винсент поглядывал на меня так, будто стеснялся своей идеи, и боялся, что кому-то обо всем проболтаюсь. Хотя это была его заслуга, целиком и полностью, я просто оказался невольным свидетелем. И знаешь, мне даже не было обидно. На Винсента было невозможно обижаться с этим его детским взглядом, застенчивой улыбкой и этими бесполезными фактами. Позже он сказал мне, что у него просто хорошая память, а озвучивае… озвучивал... говорил он всю эту чепуху от испуга или как способ успокоиться и упорядочить мысли, – теперь губы Вэнделла тронула легкая улыбка. Он разглядывал свои ладони, словно на них остались следы каких-то приятных воспоминаний о Винсенте. Люди долго учатся говорить в прошедшем времени о потерянных близких, долго не позволяют себе улыбаться, не одергивая себя, не вспоминая о страшном. Вэнделл еще не научился: быстро убрал руки с колен, тяжело вздохнул и снова уставился в окно. – Вы работали вместе один день? Должно быть, больше. Слишком личное отношение и глубокие переживания, слишком горькие слова и много чувства в голосе. – У нас же было три тела, помнишь? Один день мы полностью угробили на Джима-Жеребца, потом пошли в ближайший бар отмечать. И под конец в баре остались только мы вдвоем. Том и Дженни посидели с нами час и упорхнули – у них свидание. Мы им, кажется, мешали. Они начали целоваться уже на выходе из бара, а нам было почему-то неудобно на них смотреть. Так что мы смотрели друг на друга, пили, смеялись… Теперь я думаю, что тогда чувствовал себя слишком счастливым. Такое не проходит зря, когда вот так, без повода, слишком счастлив – так надо ждать беды. Потому что где-то обязательно совершишь ошибку, недосмотришь, собьешься. Как-то расплатишься… – Слишком счастлив? Разве ты тогда так думал? – Тогда я просто болтал с Винсентом и не замечал, как летит время. И уж точно ни о чем таком не думал. И даже на следующий день, когда явился в лабораторию с похмелья, ни о чем не беспокоился.* * *
Голова у Вэнделла болела довольно сильно, но не смертельно. Обычно он так не ошибался с дозой, как прошлым вечером. Он вообще пил очень мало. Так, изредка за компанию пару бокалов вина, иногда пиво, реже что-то более крепкое. С тех пор, как он начал зарабатывать сам, с загулами было покончено, а до этого ему нужны были старшие приятели, чтобы купить спиртное. А вот дополнительная подзарядка, чтобы язык развязался или чтобы подцепить девчонку, Вэнделлу точно не требовалась. За своими словами он предпочитал следить, а с девчонками ему неплохо удавалось и на трезвую голову, много лучше удавалось. Но вчера под настроение, под болтовню Винсента Вэнделл даже не замечал, что пил. – Ты пропустил много интересного, – вместо приветствия сказал ему Винсент. – Тут родилась идея большого проекта. На самом деле замечательно придумано: Энджела хочет нарисовать каждого из них. И Винсент махнул рукой в сторону скелетов. Вэнделл уже заметил, что приятель – а после вчерашней работы и посиделок в баре Винсент уже не казался незнакомцем – часто так делал, заменял слова жестами. В дополнение к прочим своим талантам, выглядел он с утра свежо и замечательно, будто и не пил накануне. Даже обидно. – Тогда, кроме имени, мы получим портрет. Или только портрет, конечно, – увлеченно продолжал Винсент. – Хорошо, что доктор Бреннан – подруга Энджелы. Потому что, мне кажется, она не совсем поняла суть замысла. Но вот мистер… Винсент рассеянно оглянулся, словно что-то потерял. Вэнделл прыснул. Нет, у Винсента отличная память, но живет он наполовину в стране Оз, из-за его спины того и гляди покажется Дороти со щенком. Запоминать всякую ерунду и забыть имя начальника… – Я, конечно, сегодня в роли Страшилы и хочу прикупить немного мозгов, – с самым серьезным видом проговорил Вэнделл, – но большого бородатого афроамериканского начальника зовут Гудман. «Сейчас, вот сейчас», – подумал Вэнделл. Глаза Винсента открылись шире, на скулах проступил румянец, странно застенчивое выражение на лице… – А ты знаешь, что у русских есть свой аналог волшебника Оз и его зовут Гудвин? – выдал Винсент скороговоркой. Вэнделл не смог сдержаться и расхохотался. Несмотря на расставание с Энджелой, Вэнделл по-прежнему тепло к ней относился, да и суть проекта он сразу уловил, но вот восторга не испытывал. Для науки портреты этих людей ничего не значили, внешность африканских рабов и без того прекрасно была известна. В конце концов, эти люди никуда не доплыли, и вряд ли через пару сотен лет можно будет разыскать их потомков и вручить им останки для захоронения… Мистера Гудмана Вэнделл тоже понимал: пожертвования и пиар никогда не помешают. Разом представился Гудман – символ успешности, рассказывающий прессе, как в институте вернули лица и имена неграм-рабам… А слово Гудмана много значит при решении вопроса о стипендии, очень важного для Вэнделла вопроса. – Кто у нас сегодня? – поинтересовался Вэнделл. Не то было настроение и не то состояние, чтобы восторгаться идеями Энджелы. – Молодая женщина около двадцати пяти лет. Я тут кое-что уже нашел… – Эй, ты без меня тут уже всю работу сделал? Ты здесь ночуешь что ли, в лаборатории? – Просто я рано встаю. Вэнделл не спросил накануне, в голову как-то не пришло, но сейчас подумалось, что у Винсента, должно быть, нет женщины. Ранние визиты в лабораторию были для него нормой, и к спиртному он тоже явно привык. Редкая женщина потерпит, чтобы от нее сбегали из постели чуть свет к скелетам, а по вечерам напивались допоздна с приятелями, если все это проделывает не муж ради денег. Нет, в районе, где Вэнделл вырос, многие терпели и не такое, но там не водились антропологи, и Винсент был из других мест, во всех смыслах. – Мне кажется, можно сделать вывод, что она рожала лет за пять или семь до смерти. Посмотри, у нас есть не все позвонки, но у нее точно была деформация позвоночника. Вот эти два ребра искривлены в сравнении с ребрами с другой стороны, но нет следов переломов или травм. Наверное, от постоянной работы в одной и той же позе, еще с детства. Когда она стояла, было не заметно, но одна половина грудной клетки располагалась выше другой. И вот тут деформированные позвонки, при беременности появились микротрещины в межпозвоночных дисках и суставах, поясничный отдел не выдержал нагрузки… ты согласен? – Ты, скорее всего, прав, – сказал Вэнделл, разглядывая сохранившиеся позвонки. – Отличная работа. – Ее ребенок может быть где-то здесь, среди остальных тел. В журнале записаны трое детей подходящего возраста, думаю, надо провести тест на ДНК и проверить… – Зачем тебе это? – прервал его Вэнделл. Получилось слишком резко, он не хотел… – Что? – непонимающе переспросил Винсент. Его глаза светились, горели новой идеей, и Вэнделл невольно подумал, что это очень ему идет. – Поиски мифического ребенка. У нас совершенно иное задание: по мере возможности собрать останки каждого в отдельную емкость, описать их, выявить существенные особенности, которые позволят кого-то идентифицировать по записям в журнале – и получить за работу деньги. Мы составляем каталог. Нас не нанимали воссоединять семьи мертвецов и искать пропавших детей. Мы ученые, а не… частные детективы. – Мы антропологи, – спокойно пояснил Винсент. – Я знаю, что многие понимают суть этой профессии однобоко. Но антропология – не только сборка скелетов и исследование костей. Люди не просто животные, одной биологией не отделаешься. Разве не наша задача – изучение человеческих обществ, образа жизни? Доктор Бреннан это понимает. И подумай, а вдруг у этих людей все же есть родственники, которые хотели бы знать, что произошло? Которые передавали семейную историю из поколения в поколение, историю о рабстве, разлуке, трагедии? – Ты сейчас поэт, не ученый. Эти люди… – Вэнделл замолчал и оглянулся. Эти люди были рабами. Живой товар. Скорей всего, у них было мало радостей, простых, человеческих радостей вроде спокойной семейной жизни, и в любой момент чья-то прихоть запросто могла лишить их и этого. Тут был материал для исторических романов, а не для науки. Наука могла установить, как они питались, в каких условиях работали, чем болели и отчего умерли. – Но почему это так важно для тебя? – растерянно спросил Вэнделл. – А бывают неважные люди? – подхватил Винсент. – Пусть даже они не умеют писать собственное имя или глупы, как пробка, или их однообразную и тяжелую жизнь можно изложить в десяти словах, изучив состав костей… Вэнделл промолчал. Во взгляде Винсента была убежденность, никакой застенчивости или нервозности, никакой милой улыбки, твердая уверенность в своей правоте. И едва заметная морщинка на лбу. Он явно верил в свои слова. Но мгновение – и взгляд его снова потеплел. – Давай сделаем так, – предложил Вэнделл, – сначала попробуем узнать, как ее зовут, не думаю, что проверка займет много времени. А потом займемся поиском ее ребенка. Идет? Вэнделл знал, что сами никакой ДНК-тест они провести не смогут, а если им разрешит руководитель, почему бы и нет? Но Винсент благодарно улыбнулся в ответ и осторожно сжал руку Вэнделла. Прикосновение было теплым и не очень уверенным. Весь остаток дня Вэнделл и Винсент бегали от скелета к скелету, раздражая почтенных профессоров и изрядно веселя молодежь. На волне куража, когда они действительно обнаружили маленькую девочку, кому-то из них пришла в голову безумная идея поискать еще и предполагаемого мужа и отца, но тканей для теста ДНК катастрофически не хватало у большинства погибших. – Может быть, когда Энджела их нарисует, мы заметим фамильное сходство, – устало заметил Вэнделл, не слишком веря в свои слова. Винсент, прислонившийся к стене рядом, пожал плечами. – Не думал, что ты воспримешь эту идею настолько всерьез, – с улыбкой сказал он. – Шансы на успех были слишком малы. А ты очень практичный. Вэнделл усмехнулся. Он совершенно не думал о шансах. Глаза Винсента весь день светились азартом. И Вэнделл решил помочь – вперед к мечте – как помогал друзьям переделать выброшенный кем-то, искореженный байк или отремонтировать мебель со свалки. В их местах хорошее можно было сделать только из плохого, большим трудом. В какой-то книге об этом писалось, он смутно припоминал, но литература в школе прошла мимо Вэнделла. Просто хотелось, чтобы в конце дня они вот так стояли с Винсентом, друг против друга, и вспоминали с удовольствием проделанную работу… болтали о рабах… обо всем на свете… Вэнделл смотрел на Винсента и с изумлением понимал, что лукавые и печальные глаза, приоткрытые губы выглядят соблазнительно. Неправильно соблазнительно…* * *
– Не знал, что ты… – А я и нет, Свитс, – ответил Вэнделл без всякого энтузиазма. – Не был, пока не познакомился с Винсентом. Да и после тоже ни разу не тянуло. Это было как наваждение, понимаешь, как помутнение рассудка. Я смотрел на него, видел обычного парня, ну, может, и симпатичного, не отталкивающего точно, немного застенчивого, очень умного, со своими странностями и убеждениями. Нормальные отношения. Нет ничего странного в том, что приятно услышать голос друга, когда хочется, чтобы друг радовался, улыбался, смеялся, чтобы ему все удавалось… И в какой-то момент оказалось, что смотреть на него мне слишком нравится, что теперь мне вообще мало просто смотреть, я хочу лишний раз дотронуться. Сумасшествие какое-то. Мне не были интересны другие мужчины, девушки по-прежнему куда привлекательнее, но Винсент был… отдельно, он был такой… один. И все это происходило слишком быстро! – У тебя есть младшие братья или сестренка, Вэнделл? Когда был в младшей школе, ты присматривал за соседскими детишками? Какая-нибудь умненькая и печальная девчушка-выдумщица, чья мать сутками загибается на работе… Все, стоп! Не отвечай. И ты поцеловал тогда Винсента? – В переполненной лаборатории, шутишь? Тогда бы о нас знал не только ты, но и все опарыши в банках Ходжинса. Я не совсем сдержался, конечно, но просто оперся рукой о стену около его лица, подошел чуть ближе, чем позволено. Тогда я не особенно обращал внимание на его реакции, был слишком поглощен своими собственными странностями. Ну не разговорами же о человечности он меня зацепил? Или своим энтузиазмом? Что-то в нем проглядывало беззащитное. Но я до сих пор не могу этого понять. Вэнделл отвернулся наконец от окна, теперь он смотрел прямо мне в глаза. Искал помощи, разъяснения, поддержки. – Если я отвечу «с людьми такое случается», что будет? Если скажу, что природа и механизм симпатии науке известны, но результат рассчитать нельзя, только объяснить задним числом? – Задним числом, как по следам на костях? Слишком много горечи. И я глотаю фразу «обычно это происходит с живыми». – Нам нравятся определенные люди, мы чураемся других, и редко кто сам внятно скажет причину. Обычно она глубоко внутри, в тайных желаниях, в детских мечтах и воспоминаниях. – Твоя профессия – копаться в мозгах и душах, – Вэнделл провел рукой вокруг головы поясняющим жестом и тут же отдернул руку. Наверное, так делал Винсент. – Симпатии такого рода рождаются гораздо глубже, чем может добраться любой психолог. – Тогда какая от вас польза? – А твои чувства настолько… – Да, – перебил он. – Настолько.* * *
На третий день совместной работы, войдя в лабораторию, Вэнделл поискал взглядом Винсента. Пришел раньше обычного, надеясь застать Винсента в одиночестве. Тот утверждал, что приходит одним из первых и точно не собирается менять режим. Он даже выдал какой-то факт из копилки, якобы что-то подтверждавший. Но в лаборатории было пусто. Вэнделл переоделся и решил, без особого желания, заняться последним, третьим, скелетом. Он поймал себя на том, что с сожалением вздыхает, поглядывая на дверь – работа не клеилась. Через четверть часа Вэнделл бросил притворяться, сел на маленький круглый стул без спинки и принялся ждать. Постепенно его охватывала паника: вдруг Винсент вчера заметил его невольное желание? Заметил что-то странное, испугался и… Знакомая фигура показалась в коридоре. – Проспал, – будто похвастался Винсент, входя в лабораторию. Виноватым он не выглядел, только немного взъерошенным, будто и правда пару минут назад вскочил с постели. И от него едва уловимо пахло спиртным. – Бывает, – пожал плечами Вэнделл и, не удержавшись, добавил: – Ты же всегда встаешь рано, сам говорил. – Сон замечательный снился, – улыбнулся Винсент, натягивая резиновые перчатки. С таким мечтательным выражением лица на скелеты обычно не смотрят. На девушек – да. – Бывает, – едва слышно повторил Вэнделл. Он хорошо знал подобную улыбку, сам иногда ловил ее в отражении, на своем лице. Их третий скелет оказался подростком лет четырнадцати. Иногда работорговцы записывали таких к взрослым, иногда – к детям. Винсент предположил, что это зависело от физического развития, и от того, перевозили их с родителями или без. Вэнделл согласился. Им снова повезло. Случайность. Идентифицировать скелет труда не составило. Кости говорят о многом, а еще красноречивее зубы. Вэнделл тогда пошутил, что у любого человека достаточно зубов, чтобы антропологам достался хоть один для исследования. У мальчишки зубы были подпилены. Кто-то даже в рабстве сохранил давний обычай и пытался провести обряд инициации. В записях значился подросток, отмеченный ритуальными татуировками. У него было и христианское имя – Том. Они с Винсентом, не сговариваясь, решили проанализировать журнал и данные по остальным телам снова. Вдруг и у Тома найдутся родственники, здесь, среди скелетов, или же вовсе среди живых. Тех людей, что сейчас, возможно, сидят в кафе напротив института, едят маленькую пухлую булочку и думать не думают о мальчишке-рабе. – Жаль, никто из нас не Бут, – заметил Вэнделл устало. – Он действительно умеет находить людей, его этому учили. – Если бы Тома и остальных убила не стихия, а вполне реальный наш современник, Бут уже успел бы нам надоесть, – усмехнулся Винсент. Вэнделл заметил, что друг внимательно наблюдает за ним. Это немного нервировало. Или возбуждало? – За три дня Бут уже довел бы нас своими шутками, разговорами о Ханне и полнейшим невежеством в антропологии. – Точно! Они замолчали, довольные друг другом, улыбаясь и понимая, что самой большой глупостью с их стороны сейчас будет объявить о завершении исследования и разбежаться в разные стороны. Вместе было весело. Здорово было. – Может, поищем соответствия с нашей базой данных? Покопаемся в архиве? – осторожно предложил Вэнделл. – Давай, – решительно согласился Винсент. Они оба понимали, что это лишь предлог и что другой об этом знает. Предлог, чтобы убежать из лаборатории в подсобные помещения, в архив. Иногда туда водили студентов, но время было не учебное. Так же, не сговариваясь, непонятно кто первый, они остановились вдруг посреди длинного коридора. Винсент смотрел на Вэнделла из-под опущенных ресниц и кусал губу. Какую-то минуту назад он вел себя совершенно по-мужски, но вот это уже ни в какие ворота… никуда не годило… так и рехнуться недолго. Вэнделл подумал тогда: даже если бы твердо сопротивлялся своему помешательству, эта закушенная губа и томный взгляд его бы доконали. Ровным счетом ничего не вышло бы. Гулко билось сердце, в бешеном ритме, будто перестало помещаться в груди. Вэнделл двинулся вперед – Винсент распахнул глаза. – Москиты занимаются сексом в воздухе, и это длится всего две секунды, – сипло прошептал Винсент, глядя Вэнделлу прямо в глаза. Зрачки у него были огромные, на всю радужку. Или в коридоре было так темно? – Рекордсмен по самому быстрому сексу среди млекопитающих – шимпанзе, у одного это заняло всего три секунды. А у норок одно соитие длится в среднем восемь часов. – Знаешь, я бы не отказался иногда побыть норкой, – прошептал Вэнделл и подошел к Винсенту вплотную. – Длина члена у носорога может достигать семидесяти сантиметров, длина пениса взрослой гориллы не превышает пяти сантиметров. Наблюдения за стадами жирафов показали, что самцы этих животных спариваются с другими самцами с чрезвычайно высокой частотой. Во многих группах гомосексуальных контактов совершается даже больше, чем гетеросексуальных, – продолжал Винсент, кажется, его трясло. Вэнделл выругался про себя – до него точно все доходит, как до жирафа. Винсент прав, жираф он и есть жираф, и внезапно гомосексуальный вдобавок. У жирафов это нормально, подумаешь – перепутал… И тогда он подался вперед и накрыл губы Винсента легким поцелуем. Как целовал бы девчонку в первый раз, если бы испытывал к ней какие-то чувства. Постепенно углубляя, исследуя, набираясь смелости при каждом ответном движении губ… Потому что ему ответили. Винсент приоткрыл рот в красноречивом согласии и вцепился пальцами в плечи Вэнделла, притягивая его ближе. – Сегодня утром мне приснился ты, – пробормотал Винсент, на миг прерывая поцелуй, чтобы глотнуть воздуха. – Поэтому я и проспал, лежал и вспоминал сон, думал, в реальности никогда такого не увижу. – Увидел? – выдохнул Вэнделл, провел языком по его губам и надавил. Не хотел знать ответ, а трудно разговаривать с чужим языком во рту. – Не все увидел, – шепнул Винсент через какое-то время. И Вэнделл хищно усмехнулся – губами к его губам, так что улыбка превратилась в новый поцелуй. Он тоже был готов идти до конца.* * *
– И вы прямо там… – Нет, – он рьяно замотал головой. – Я был не против, да и он тоже. Мы бы сделали это прямо возле ящиков с костями, но нас едва не поймала доктор Бреннан. Может, она и видела, но ты же знаешь, доктор Бреннан относится к сексу специфически, она могла посчитать это чем-то несущественным. Наверное, это мне нравится в ней. Особенно после этого… инцидента. – И потом? – Поправили одежду, поздоровались с доктором Бреннан и пошли обратно в лабораторию. Забавно, никто из нас тогда так и не вспомнил, зачем мы оказались в архиве. И дальше весь день ограничивались только взглядами. О, знаешь, это были такие взгляды, от которых можно запросто кончить даже посреди вскрытия. В конце концов, в лаборатории мертвецы и вскрытия каждый день, а я не каждый день целуюсь с мужчинами. Хорошо, что мы тогда случайно не решили заняться сексом где-нибудь в кабинете Ходжинса или Энджелы. Или в кабинете Бреннан, она как раз уехала вместе с Бутом после того, как нас застукала, – Вэнделл мечтательно улыбнулся и, кажется, немного расслабился. Ненадолго, сейчас он вспомнит, что Винсента больше нет. Вернется в настоящее из счастливого путешествия в волшебную страну, где пока еще все хорошо.* * *
Потом они решили поехать к Винсенту, потому что он жил один. Мог себе позволить квартиру и не отказываться от удовольствий. Вэнделл ощутил укол зависти – ничего серьезного, просто очередное напоминание, что Вэнделлу о подобном только мечтать. Они не говорили об этом, но оба не очень хотели, чтобы кто-нибудь еще увидел их вместе и догадался об их… намерениях. Решили, что это все не серьезно, порыв страсти, минутная слабость, помутнение рассудка? Как-то так, да. Стоило двери квартиры захлопнуться за ними, как Вэнделл прижал Винсента к стене, пока тот снова не заговорил о размерах пенисов у млекопитающих или не стал сравнивать сперматозоиды мыши и слона. Всего этого Вэнделл успел наслушаться еще в лаборатории, и теперь хотел насладиться мягкими податливыми губами, запахом Винсента – уткнуться носом в шею, поцеловать, лизнуть, попробовать на вкус мочку уха, шарить руками по чужому телу – беззастенчиво, грубовато, настойчиво. Он много работал языком в постели, как именовала его манеру Энджела. Кожа Винсента была теплой и слишком гладкой на ощупь. Вэнделл позабыл, когда и как избавился от рубашки, но брюки отчаянно мешались, и свои, и чужие. Было странно расстегивать их на нем, не на себе. А потом он запустил руку внутрь, под резинку трусов, лаская уже возбужденный член. Это было… нет, не совсем ново, странно, не тот угол, надо приноровиться, и он слышал не свои стоны и всхлипы и чувствовал какую-то щемящую нежность. Винсент смотрел слишком доверчиво, этот доверчивый взгляд сводил с ума. – Я смотрю, ты не оставляешь мне выбора, – прошептал Вэнделл, щекоча дыханием чужую кожу. Вэнделл наконец приспособился и теперь ласкал чужой член не спеша, поглаживая пальцем головку, играл с мошонкой… в ленивом неторопливом темпе. Ему потребовалось самообладание, чтобы не сорваться, не развернуть Винсента лицом к стене и не попытаться взять грубо и быстро… но он грезил о таком в тот момент. Присвоить, слиться в единое целое. Они кое-как добрались до спальни, по пути избавляясь от остатков одежды, путаясь в собственных штанах, поддерживая друг друга за плечи. Винсент рассмеялся, когда его нога застряла в штанине, а Вэнделл с яростью потянул за нее, делая только хуже. Вэнделл чертыхнулся, когда его собственное запястье никак не хотело пролезать в манжет, пока Винсент аккуратно не расстегнул маленькую пуговицу. Никогда еще Вэнделла не переполняло такое отчаянное счастье. Он не думал, что бывает – отчаянное. Они терлись членами друг о друга, стараясь почувствовать еще больше, острее, но не сорваться в бешеный темп раньше времени. Два горячих тела на постели, два отчаянно нуждавшихся друг в друге человека. Винсент кончил первым, широко распахнув глаза и ловя ртом воздух. Вэнделл поймал его припухшие от поцелуев губы своими, впиваясь в них, глуша стон – и свой собственный тоже, потому что этого ему хватило для финала. – Рыбы, как и люди, практикуют оральный секс, – это было первое, что сказал Винсент после того, как немного пришел в себя. – Тебе понравилось, и мы можем попробовать кое-что другое, – перевел Вэнделл. – Насчет рыб я не уверен. – Точно, – флегматично согласился Винсент. – Ты с первых минут знакомства очень хорошо меня понимал. – Случайность, – смутился Вэнделл. – Зато факт, – убежденно ответил Винсент.* * *
– Мы… встречались еще несколько раз. Как-то не получалось у нас бегать друг к другу каждый день, не складывалось. Но иногда хотелось. Я для себя уже решил: раз мое тело и мозг так пошутили, то, что ж… я не против. К тому же это было чертовски приятно, а Винсент действительно очень хороший парень… Был очень хорошим парнем. С ним… было интересно, весело, мне нравилось его слушать. А еще мне хотелось его целовать, нюхать и… – Вэнделл спохватился. – Прости, тебе не нужны подробности. – Не особо. Мне гораздо важнее, что ты и он… что вы чувствовали тогда. – Не знаю. Я… не успел это понять, все слишком быстро ушло в никуда. Винсент… Он замолчал, и губы сжались в жесткую линию. – Тяжело терять дорогих людей, – наконец сказал он. – Еще тяжелее терять их внезапно, когда их жизнь обрывает чужая злая воля, когда они гибнут напрасно, случайные жертвы чужой войны, – согласился я. – Особенно, если ты хотел заботиться и защищать. И еще тяжелее, когда приходится все… – Скрывать, – закончил Вэнделл за меня. – Пришлось бы слишком многое объяснять, а я не уверен, что Винсент согласился бы на такое. – Он хотел бы, чтобы ты жил дальше. – А я и живу, – он развел руками в стороны. – Существую в этом гребаном мире уже две недели и молчу о своих чувствах. – Ты говорил, что будь у тебя выбор, ты выбрал бы смерть Бута. А свою смерть выбрал бы? Хорошо, я поторопился, не отвечай. Но ты ведь пришел сюда, ко мне. И это правильное решение. – Случайное, Свитс, – отчеканил он. И замолчал. Он не скажет больше ни слова. Сегодня. Пока он не понимает. Но придет еще раз. Потому что после откровенного разговора становится легче. Не сразу, но становится. Люди – не просто животные, и одной биологией не отделаешься, как любил говорить Винсент…