Furor

Апрель. Джиен любит апрели. Любил. Еще во времена дебюта именно в апреле он впервые заснул вместе с Сынхеном. Просто так. Невзначай. Завалился в постель, сказал, что Сынри храпит и заснул. Сынхен ничего не сказал и не сделал. Подвинулся, подложил руку под подушку и уставился в черную макушку. Тогда Сынхен практически ничего не знал о любви. Сейчас думается, что это потому что он ещё не очень хорошо знал Джиди. В апреле уже достаточно тепло, и Топ выходит на улицу только в пиджаке, не накинув сверху куртки. Остальные участники группы все же оделись потеплее. Сынхен не плачет. Больше не плачет. Только злится. Особенно когда слышит звуки вертолётных лопастей над кладбищем. Телевизионщики пробираются на похороны уже с неба. Наплевав на уважение к скорбящим и умершим. Сынхен чувствует черный глаз камеры направленный на него. Он закрывает глаза. «Джиен, дай мне сил.» Топ видит черных людей. Лица некоторых – знакомы. Но, кажется, это уже не имеет никакого значения. Реальность размывается и расступается перед пустотой в постели, доме и сердце Сынхена. В воздухе витает невыносимый запах цветов, которые морем раскинулись вокруг могилы Квона Джиена. «Сын, брат, лидер и кумир». Вереница желающих попрощаться не заканчивается целую неделю. Мир замер и ошалел. Но быстро пришел в себя. Джиен не первый, кто умирает. И не последний. Через месяц все более менее улеглось. В сети и на телевиденье все начинают активно обсуждать новые новости. Сынхен медленно умирает. Чернеет с каждым днем. скребет себя ногтями, по ночам воет. Вдыхает все ароматы оставленные Джиеном. Ничего в квартире не трогает, только иногда бережно перебирает широкие цветастые майки. Гахо скулит и трется холодным носом об сухие, широкие руки. - Хозяин вышел погулять, Гахо. Он обязательно скоро вернется. Гахо рявкает и уносится в другую комнату. Топ думает, что Джиен в конец избаловал пса. Сынхен не отделяет время ни по каким критериям и все сливается в одну вязкую, тянущуюся массу пробуждений и провалов в сон. Сынхен, в тайне, всегда хотел быть похожим на Джиена, вот и теперь так ему завидует. И тоже очень хочет сгореть от рака за полгода. Джиен всегда умел все делать быстро, ярко и просто ахренительно. Даже умереть смог так. Сынхен слышит странный стук и вспоминает, как с таким же звуком вечно падали кольца и костлявых, почти синих рук Джиена, когда того рвало после химии и он пытался зажать рот рукой. Кольца слетали, прочерчивая дугу в натянутом воздухе. Ни одно из них так и не было поднято. Сынхен не помнит, когда он в последний раз ел нормально. Зато прекрасно, ярко помнит все оттенки фиолетового. Цвета синяков Джи. Потому что целовал он их без устали на протяжении всего полугода. Всего-то полу года. Сынхен все ещё помнит первые дни, когда Джи узнал диагноз, хотя память все чаще подводит. Два дня Джиен просто не выходил из квартиры, не отвечал на звонки и даже с ним (С Сынхеном, со своим Сынхеном!) не разговаривал. Топ вместе с Гахо и менеджером поочередно нес службу возле закрытой двери комнаты. Когда из неё донеслась громкая музыка, Сынхен понял – дело пиздец. Джиен плачет и так, что приходится сотрясать музыкой весь дом. Американские рэпперы рвут колонки битами, а Сынхен, сползая по стене у двери представляет Джиена скрючившимся и кричащим, неуклюже вытирающим свои слезы. А потом он просто вышел. Потрепанный, с красными глазами, бусинками пота на висках. Пнул заснувшего под дверью Сынхена и, вальяжно облокотившись на косяк, сказал: - Хен, я скоро умру. Так что только попробуй ещё хоть раз отказать мне в сексе. Он улыбнулся и взял Гахо на руки. - Live fast, die young! Сынхен плакал долго и бесшумно, уткнувшись лбом в холодный паркет. Потом они с Джиеном поехали на съемки и делали вид, что никому не надо умирать. Никогда. Джиен умер 18 апреля, сообщили прессе об этом 19 апреля, фанаты не верили до 21 апреля – даты похорон. Сынхен в этом апреле останется навсегда. 30 апреля его впервые отправляют в психиатрическую клинику и не выпускают оттуда до середины мая. С начала с ним боятся говорить о продолжении карьеры и прощальных концертах, об интервью и встречах с безутешными фанатами. Потом с ним боятся говорить вообще. 10 мая во всех газетах и журналах напишут о том, что Чхве Сынхен так и не смог оправится от потери коллеги и сошел с ума. «Коллеги». Сынхен ни с кем не разговаривает с 17 апреля. Тогда Джиен потерял сознание. Он умер не попрощавшись, но его пальцы были крепко сжаты вокруг запястья Сынхена. Доктора разводили руками, мол, чудо это. Сынхен иногда забывал дышать. Иногда криком, иногда шепотом, иногда в мыслях он уговаривал: «Живи». Джи Драгон никогда не делал того, чего от него ожидают. Когда Сынхен во второй раз оказывается в психбольнице, 16 июля, молоденькая медсестра клянется всем подругам, что слышала, как Топ издавал непонятные мычащие звуки, когда его вводили в палату. И в подробностях расписывала, что стало с когда-то одним из самых красивых мужчин Кореи. Говорит, «увидели бы его – не узнали бы! Глаза чернющие, бегающие, безумные. Худой стал как щепка, руки трясутся, а губы всё время шевелятся. На него смотреть страшно, не то, что в палату к нему заходить и таблетки давать!» Утром 16 июля оставшийся состав БигБэнг дал первое интервью после случившихся трагедий. Один раз Сынхен заметил, как Дэсон мельком улыбнулся, видимо из вежливости или просто вспомнив что-то хорошее о своих товарищах. Именно из-за этой улыбки, Топ вдруг разбивает всю посуду и ранит себя почти до предсмертного состояния. Ползая в своей же крови и пытаясь все убрать, он безумно боится увидеть расстроенные глаза Джиена, когда тот увидит любимую кружку в виде осколков. Соседи вызывают скорую, полицию и пожарных. И ещё звонят друзьям рассказать «знаешь, а Топ то с ума сошел, похоже» Однажды президент Ян вздыхая, бросит что-то типа «лучше бы Сынхен тоже умер». Ему тяжело и безумно больно. И поэтому он в который раз, не добившись от Топа ни одного слова, пинает белую дверь больницы и нюхает кокаин прямо в машине. «Я потерял сына.»– скажет он репортерам. Читай: я потерял кучу бабла. Сынхен помнит, как жарко было в их небольшой комнате, когда они с Джиеном впервые занялись сексом. Неуклюже, угловато, с хлюпающими звуками от смазки и спермы, громких шлепков их тел друг о друга и почти все время закрытыми глазами. Это было так неправильно и так нежно, что после этого они не разговаривали почти неделю, до того как снова закрыться в темной жаркой комнате. Все, что было после – сплошное счастье. Зубовырывательное, мозгодробительное, душеразрываеющие. Они просто жили, работали, уставали и любили. Целые ночи напролет, а иногда и дни. Джиен вис на нем иногда в открытую, а Сынхен профессионально косил под дурочка. Они редко говорили друг другу что-то нежнее чем «Я люблю тебя, педрила». Но они редко оставляли друг друга дольше чем на день. И то, все это время заваливая телефоны друг друга ничего не значащими сообщениями. Две тысячи десятый год, их совместный альбом, их совместные выступления, их совместная жизнь. Все кружилось, все было хорошо и иногда уставши. Иногда они ссорились, особенно, когда выпивали. Тогда Джиен натягивал огромную толстовку, скрывался в капюшоне и выходил «подышать». Топ тоже «дышал» только дома. Им было чертовски мало друг друга, однако и вместе иногда тоже было тесно. Топ курил, насколько хватало лёгких, а потом выкуривал ещё парочку. Обычно, Джиен возвращался ночью, тоже насквозь прокуренный и говорил: - Все, больше об этой хуйне не говорим. Тема для ссор – хуйня – всегда была разная, но примирение всегда было вот такое. Они вместе принимали душ и, укутываясь огромными нелепыми махровыми полотенцами, ложились на не расправленную кровать. Сынхен перебирал его мокрые волосы лениво и задумчиво, Джиен всегда засыпал первым. Джиен просто всегда был первым. Даже после начала лечения Джи не перестает выступать, хотя и выглядит с каждым днем все хуже и хуже. Журналисты подозревают его в пристрастии к наркотикам. Топ отказывает от проектов одним за одним, что бы проводить с Джи ещё больше времени. Тот отбивается, но неохотно. Сынхен просит себе в палату бумагу и ручку. Наверху белого листа размашисто пишет «План». Руки его не слушаются, строчки получаются корявыми и съезжающими то вниз, то вверх. Поначалу он не может писать и десять минут, тело и мозг, отвыкшие от работы и привыкшие к успокоительным, ступорятся, и Сынхен прилагает неимоверные усилия, что бы продолжить. Первым к себе он допускает Тэяна. И то, только потому что Джиен рассказал ему о болезни раньше остальных мемберов. И потому что хотел проверить. Может что-то все-таки его остановит? - Тэян, - Сынхен хрипит ему в спину. – Ты ведь знал Джиена очень давно. Тэян понимает, что это не вопрос и даже не утверждение. Это – обвинение. Это – угроза. - Сынхен… Я знал его слишком долго – Нажим на «слишком» звучит слишком трагично. Сынхен морщится. – Мне плохо… Всем нам плохо не меньше твоего. Тэян проводит рукой по уставшему, похудевшему лицу и Сынхен понимает, да, ему действительно плохо. Но недостаточно плохо. И уж точно не так, как Сынхену. - Но… Надо оставаться сильными. Джиен… Джиен не хотел бы этого. – Енбэ с усилием обводит взглядом белоснежную комнату. Больше всего на свете Тэяну хочется снова услышать крики Джиди, его наезды на группу по поводу их тупости и нерасторопности. И снова хочется увидеть хитрую, довольную улыбку Сынхена, когда тот наклонившись к уху Енбэ прошепчет: «Он такой злой, потому что я вчера ему не дал.» Потом Топ начнет тихонечко посмеиваться своим мыслям и, словно по воздуху, всем передастся хорошее настроение. Но теперь ему осточертел Сынхен. Ему осточертело все. Сейчас он пойдет в зал, и будет тренироваться пока сил останется только на то, что бы доползти до дома. Тэян знает, что часть его умерла вместе с лидером. Но он знает, что какая-то часть ещё жива. Когда он смотрит на Сынхена, то понимает, что в Сынхене умерло всё. В пустом зале Тэян кричит в свою тренировочную толстовку, пока не срывает голос, и разбивает зеркало. Ничего не происходит. - Он умер. – Зачем-то шепчет пустому залу Енбэ. – Они оба умерли. – Добавляет он, вспомнив безразличные, больные глаза Сынхена. Сынхен попросил Тэяна принести ему нормальную одежду и дать немного денег . Тэян передает ее через медсестру избегая любых контактов с Сынхеном. Старается не думать зачем ему нужны вещи. Сынри, Дэсона и остальных Сынхен отказывается видеть вообще. 17 августа Чхве Сынхен сбегает из больницы. На его листе – подробный план. В кармане куртки нож, сворованный в кабинете главврача. 18 августа в YG устраивают концерт памяти Джи Драгона, везде его фото, отовсюду слышатся его песни. Иногда доносятся сдавленные всхлипы, иногда рыдания. Сынри, Дэсон и Тэян в день рождения Джиена получают сообщение «Ребята, пойте как в последний раз.» Отправитель: «Квон Джиен». Юмор всей ситуации – в её молниеносной скорости. Сынхен отправляет сообщения, прячет нож под куртку, и идет по направлению к дому Сынри, напевая колыбельную, которую они с Джиеном придумали друг для друга, когда кто-то из них страдал бессонницей. «Спи, чертов урод, завтра рано вставать Спи, мой любимый дебил, мне тоже хочется спать» Джиен пел всегда смешным фальцетом, отчего Сынхен ни разу не заснул под нее. Сынри возвращается под утро. Пьяный, напуганный и уставший. Сынхен помнит, как Джиен по-матерински любил макнэ, как заботился о нем, как прощал ему обиды, неуважение и пустую спесь. Но Сынри первым оправился от потери. Снова начал петь. Продолжал посещать свой бесполезный университет. Надрывно плакал. Надрывно плакал на камеру. И поэтому он первый пойдет к Джиену за нагоняем. Когда струи крови хлынут Сынхену на руки, он даже не поморщится. - Сынри, - Топ приобнимает его за плечи, когда тот сползает по кирпичной стене, не дойдя до дома пары шагов. – Джиен так любил тебя. Защищал. Верил в тебя. Почему ты забываешь его? Сынхен замахивается и снова вонзает нож и уже обмякшее тело макнэ. -Почему ты такой неблагодарный, Сынри? Как ты посмел продолжать петь, после его ухода? - Хен… - Сынри не хочет умирать. Никогда не хотел. Он думает о том, как он молод и хорош для этого. Ему страшно. - Сынри, такая смерь – твоё прощение. За твою неблагодарность. Сынри булькает кровью, его глаза расширяются, а потом закрываются навсегда. Топ плачет, честно сожалея об уходе макнэ. Зато теперь Джиену там не одиноко. Зато теперь все стало хотя бы немного справедливей. Когда ранним утром этого же дня Дэсон с удивлением обнаруживает Топа на пороге своей квартиры, новости о смерти Сынри ещё не просочились в интернет. По правде, Сынри все ещё не найденный, лежит в луже крови за возле своего дома. Холодный, непривычный для августа рассвет, встречает его совершенно равнодушно. - Дэсон, - Сынхен улыбается бывшему другу и тянется для объятий. Дэсон не может сказать ни слова, рот раскрыт, и он все ещё не может нащупать грань между сном и реальностью. Реальность настигает его сама, холодным, грязным от крови Сынри ножом протыкая его между ребрами. Дэсон кричит, пытается вырваться, хочет понять. - Дэ, где же твоя улыбка? Почему ты сейчас не улыбаешься? И почему не поешь, так громко и заливисто, как делал это… как посмел делать это после его смерти. Лицо Дэсона бледнеет, и почти сливается с его осветленными волосами. - Сынхен… Ты… Топ закрывает ему рот рукой и ещё раз вонзает нож. - Джиен так любил твой смех. Джиен всегда говорил, что ты залог его хорошего настроения на всех гастролях. – Сынхен прокручивает лезвие ножа и Дэсон давится своей кровью, чувствуя её металлический привкус даже в носу. – Дэсон, почему ты не ушел? Почему ты продолжил выступать и улыбаться? Джи столько для тебя сделал. А ты для него можешь только умереть. Слезы из глаз Дэсона смешиваются с его же кровью, он хрипит и, когда Топ опускает его на пол, все ещё пытается встать. Он не хочет умирать. Но Джиен тоже не хотел. Сынхен снова плачет, но только когда выбегает из квартиры. На ходу размазывая слезы и выкидывая измазанную в крови куртку. Он ловит такси и едет в церковь, в которой в воскресенье по утрам бывает Тэян. Когда начинается воскресная месса, девушка, соседка Сынри, на выходе из дома, спотыкается обо что-то мягкое и большое. Она кричит и её рвет рядом с телом. Когда она собирается с силами и вызывает скорую, Сынхен уже входит в церковь, заполненную прихожанами, и подходит к Енбэ, любовно обнимая его со спины. Так всегда делал Джиен. Джиен очень любил Енбэ. Иногда, Топ даже ревновал. Так, для профилактики. - Тэян, молись. – Шепчет он ему на ухо и тот замирает. Почему-то он знал. Точно знал. Он видел, что за отношения – между этими двумя – любовь не на жизнь. На вечность. - Тэян, - Сынхен звучит как раньше – глубоко и чарующе, - твой бог тебя оправдает за то, что ты не проносил траур по другу и двух месяцев? Енбэ мысленно просит бога отпустить Сынхену все грехи. А потом уже и не мысленно. - Что? Что ты шепчешь, друг? – Сынхен наклоняется ближе и держит нож незаметно, но смертельно близко. На них начинают оборачиваться. - Я говорю, – Тэян не хочет умирать. Но он тоже немного сошел с ума и поэтому знает, что Сынхен все делает правильно. – Я говорю, да простит тебя Господь, Чхве Сынхен. - И тебя. – Сынхен целует его в висок и проводит лезвием по горлу. Кровь брызжет на женщин впереди. Повисает тишина, а потом крики заполняют церковь до краев. Иисус, распятый на кресте, смотрит безучастно и мимо. Сынхен бежит, продираясь сквозь все ещё шокированных прихожан, и на ходу кричит в потолок величественного здания, захлёбываясь истеричным смехом: - Прости, святой отец, я согрешил. Джиен приходил в восторг от таких вот историй: психологических, драматичных, кровавых. Он часто находил в интернете заметки про маньяков и нес ноутбук показывать фотки расчлененки Сынхену и Гахо. Джиди всегда шел первым. И единственный минус был в том, что Сынхену часто приходилось, идя за ним, подчищать и исправлять. И вот снова, Джиен ушел, оставив грязную работенку на Сынхена. Как же они все без Лидера.Как же Лидер без них. Топ слышит за собой топот десятков ног, когда перескакивая через лесенки, несется на крышу ближайшей многоэтажки. Они нагоняют его на крыше, и он кричит им, что его Джиен-оппа был самым прекрасным лидером. Самым лучшим другом. Самым нежным любовником. Потом кланяется и официально заявляет, что группа БигБэнг больше не существует. Смотрит на утренний Сеул, и делает шаг навстречу Джи. Перед самым ударом об землю он шутит сам над собой. - Сейчас будет БигБэнг.