Tired bird

POV Hazuki

В городе никогда не видно звезд. Город накрыт куполом искусственного зарева: бесчисленные фонари, фары машин, рекламные таблоиды, неоны вывесок, глаза высоток. Свет отражается. В черноте неба звезды об него разбиваются, мы их не видим. Пока мы не были зациклены на работе, в которой варимся, мы выбирались за город, небо там в свободном доступе для всех и каждого. Компания, живые песни, свежий воздух и мокрая трава шли в комплекте, в котором сейчас только тур-автобусы, концертные залы, отели, отели, отели… И какими бы высокими ни были их балконы, до неба все равно не достать. Своего рода изоляция. Ты можешь дышать чужими жизнями этого города, куря на одном из таких балконов, но все равно никак не надышишься. Этот воздух пропитан не тем. Холод поручня холодил ладони и предплечья, когда я опирался на него, слегка перегибаясь вперед. Ночной ветер трепал волосы, высота кружила голову. Если пепел, разбиваясь, падал в темноту, казалось, у этого здания не было конца. И если бы я был пеплом, я бы не помнил, как долетел до ледяного асфальта. Звезды тоже падают. Я смотрел на то, как едва-едва, на миллиметры, ко мне приближаются машины, микроскопическими огоньками снующие внизу. Волосы лезли в глаза, кровь приливала к лицу, сигарета в пальцах медленно тлела. Я знал, что сделай я одно неловкое движение или перегнись чуть-чуть ниже, и сердце ёкнет на раз. Но тут же спрашивал себя: сколько секунд я бы испытывал ощущение полета и испытывал бы вообще? Были ли такие люди, которые прыгали с крыш только для того, чтобы проверить это? О чем бы я думал, если бы рухнул вниз? Сигарета, зажатая между пальцами, начала жечь кожу и в следующую секунду полетела вниз. Снесенная ветром, она пропала в неизвестности, и я не мог видеть, когда и где она встретилась с асфальтом. — Что ты делаешь? — я ожидаемо вздрогнул, когда за спиной заговорили. Пришлось подняться и обернуться. Юске затерялся за дрожащим тюлем в светлой гостиничной комнате. — Я курил. — Отвернувшись, снова уперся локтями в холодный поручень. — Думаю, нет смысла говорить, что это опасно? — помолчав, он заговорил несколько тише, чем раздавался его голос до этого. Тише, но ближе. Слыша его почти возле самого уха, я ловил себя на мысли, что все это время находился в тишине, наедине с гулом ночного города и своими странными мыслями. Буквально на одну секунду я показался себе сумасшедшим. — Все под контролем, не парься. — От этого никто не застрахован, — вздохнул он. — Ну да. Звезды тоже падают. На какое-то время мы замолчали; я не оборачивался и не видел его — просто чувствовал, что он стоит за моей спиной. — Страшно? — Скорее, любопытно. — Прикидываешь, сколько секунд будешь падать вниз? — Как угадал… — усмехнулся я, но в следующий момент вздрогнул повторно. Я бы никогда не обратил внимание на то, как сильно замерз, если бы не контраст его рук, накрывших мои. Ощущая, как крепко он прижимается к моей спине грудью, и как упирается подбородком в плечо, я чувствовал себя гораздо устойчивей, чем до этого. В теплых ладонях он сжимал мои заледеневшие пальцы и горячо дышал в шею. Ощущение того, что я человек, возвращалось. Падающий пепел — это сгоревший табак. Он никогда не почувствует тепло огня снова. Когда губы Юске начали слепо утыкаться в мою скулу, обжигая дыханием, я ответно сжал его пальцы в своих, потому что я не захотел падать как пепел. — Мы не такие уж и звезды, чтобы просто так падать вниз, — с серьезным видом интерпретировал он мои слова, когда рухнул на спину, утопая в мягкости матраца. Его пальцы сжали мои волосы на загривке, где кожа шеи все еще была холодной. От этого словно било током, я склонялся ниже. — Ты не дашь мне упасть? — уже заботясь совершенно о другом, я был сосредоточен на том, какая гладкая у него кожа под подбородком, и как дергается кадык, когда он сглатывает. — Ни за что, — смеясь и выдыхая. Смеясь и судорожно выдыхая всю ночь напролет.