Должок

— Запомни, Зоро, каждый белли важен. И каждый — бесценен. Чертова ведьма прохаживается по комнате, стук каблуков по деревянному полу эхом отдается в сердце Зоро. С каждым шагом ведьмы он все больше жалеет, что согласился отдавать долг таким образом, но отступать уже поздно: он у стены, связан по рукам и ногам. Не то чтобы его это останавливало, но сейчас он еще и голый. И с отпечатком ладони ведьмы на левой ягодице. В общем, все сложно. Ведьма останавливается у него за спиной и притворно-тяжело вздыхает. — Ты, Зоро, совсем не умеешь обращаться с деньгами. И она снова с силой шлепает его по заднице. Зоро даже не вздрагивает — и не такое видали. Тогда чертова ведьма достает ремень и бьет еще и еще. Ягодицы горят, Зоро уверен — там уже нет отпечатков, только наливающиеся алым полосы. Он сжимает зубы — надо терпеть, он же мужик, а она — мерзкая ведьма, и он ни за что не доставит ей удовольствия слышать, как он стонет от боли. Ведьма тем временем прекращает шлепать его и дует на ягодицы. Ее дыхание прохладное — наверное, оттого что у нее ледяное сердце, — оно остужает пламя и притупляет боль. Зоро расслабляется, смаргивая пот с ресниц. — Ты замечал, что красивее всего золото выглядит на закате? — продолжает она будничным тоном, как будто они пьют шампанское на светском приеме, а все болезненные шлепки только в голове Зоро. — Конечно, нет, — отвечает ведьма сама себе. — А знаешь, почему? Потому что у тебя их нет. Ни. Единой. Монетки. Каждое слово — свист рассекаемого ремнем воздуха и шлепок. Каждая пауза — нежное прикосновение маленьких пальчиков к раздраженной коже. Зоро зажмуривается, из последних сил сдерживая стоны: он вдруг понимает, что возбужден. Ведьма усмехается себе под нос. Зоро клянется, что когда-нибудь обязательно убьет ее. Точно убьет. Всенепременно. На покрасневшей головке выступает капля смазки. Ведьма снова шлепает его, удар приходится чуть ниже, чем раньше — еще чуть-чуть, и ремень заденет поджавшиеся яички. Смазка тягуче стекает по члену. В глазах пляшут черные точки. — Ты не умеешь копить, не умеешь тратить и не умеешь отдавать долги. И снова шлепок, и еще одна капля смазки. Возбуждение тугим узлом сворачивается внизу живота. Ведьма снова наклоняется и дует, дует на кожу. А потом хватает его за задницу и сжимает. Боль взрывается в голове диковинным фейерверком, и одновременно с этим Зоро накрывает, кажется, самым сильным оргазмом в его жизни. Он стонет и проклинает все на свете: себя, ведьму, того, кто придумал чертовы белли. Ведьма развязывает его, вкладывает в ладонь баночку с подозрительной желтой мазью, и Зоро снова ее проклинает: обо всем позаботилась. Он натягивает брюки, сцепив зубы — не будет он перед ней мазаться, ни за что! Она стоит, тактично отвернувшись к окну, и не оборачивается, пока он не прикрывает за собой дверь. Приходится прислониться к ней с обратной стороны и переждать боль, адским огнем обжигающую задницу при каждом шаге. Зоро отлепляется от двери, но снова останавливается — из комнаты доносится едва слышный стон. Позднее, смазывая задницу, он думает о том, что, возможно, ведьма не такая уж и ледяная. По крайней мере, не везде. В следующий раз он обязательно проверит. В том, что следующий раз будет, Зоро не сомневается — долгов у него на три жизни вперед.