One Step at a Time (Один шаг за раз)

Шепард, у нас проблема. Так и подмывало ответить: "когда у нас не было проблем, СУЗИ?", но вместо этого она только глубоко вздохнула и выслушала объяснение СУЗИ и Джокера. Один вход на дредноут гетов. Один потрепанный вход. Она тяжело сглотнула, уже зная, что должна. Конечно, она пройдет через трубу сама. Конечно, она разберется со стыковочной площадкой. - Кто хочет, может отправиться за мной, - закончила она, довольная твердостью своего голоса. Тали спокойно кивнула. Гаррус задержал на ней взгляд чуть дольше, чем необходимо, и даже через его шлем она могла ясно и четко читать его беспокойство. Слишком ясно и четко. Он ничего не сказал. Ему не нужно было ничего говорить. Она знала, как выглядит беспокойство Гарруса. Расправив плечи, она добавила: - Держитесь. Это займет всего минуту. Это были слова коммандера. Такие слова, которых от нее ожидали. Уверенные. Спокойные. Задорные. Лживые. Тали приняла их. Джокер и СУЗИ приняли их. Ей не нужно было видеть Гарруса, с его плотно прижатыми к щекам мандибулами и проницательными глазами, чтобы знать, что он не принял. Как только она вступила в стыковочный канал, слыша стук своих тяжелых магнитных ботинок о металл, ее дыхание перехватило, а сердце начало бешено колотиться. Один шаг за раз, Шепард, сказала она себе твердо. Дыши. Один шаг за раз. Но ее ноги, похоже, затеяли мятеж. Потрепанный было милым способом – джокеровским способом – сказать едва держащийся. И проблема была в том, что она слишком многое могла видеть сквозь разрывы в некогда цельных стенах. Отсветы оранжевого пламени, перескакивающего с корабля на корабль. Раннох под ними. И везде вокруг – звезды. Даже больше, чем пылающее в темноте пламя выстрелов, виновниками ее внезапного окаменения и неспособности двигаться вперед были звезды. Их вид обращал ее ноги в вату, а желудок в свинец. Они были слишком близко. Слишком близко и слишком далеко. Вечность. До своей смерти Шепард любила звезды. Теперь не очень. Ее жизнь не промелькнула перед глазами, когда она падала, извиваясь, напуганная и беспомощная, в объятья своей смерти. На это не было времени. Ее мысли в основном метались между нет, только не так, и какого черта происходит с моим костюмом, и надеюсь остальные сумели выбраться. Она была слишком занята, пытаясь дотянуться назад и помешать воздуху утечь сквозь пробоину. Она думала о боли и о том, как неправильно видеть пустоту там, где должна была быть Нормандия. Всего мгновение, прежде чем сознание затянула темнота, она думала о провале. И покое. И она задумалась, могут ли они, лишь в этот раз, стать одним целым. (Она ошибалась. Пробуждение в лаборатории Миранды показало ей это. Ну, ошибалась насчет покоя, во всяком случае.) Теперь, стоя перед полной звезд пропастью, удерживаемая только изорванным битвой стыковочным каналом и своими магнитными ботинками, она обнаружила, что слепо тянется к спине, боясь нащупать надорванный шланг, вспоминая вещи, которые она считала давно похороненными в памяти. Она вспомнила, как ей было восемь лет, и она сидела, укутавшись в одеяло, с кружкой горячего какао в руках, пока папа указывал ей на созвездия. Разные истории для разных звезд. Отличные от земных звезд и земных историй, сказал он, но все равно важные. Колонисты обнаружили новые звезды и придумали собственные истории. И хотя у нее была хорошая память на такие вещи, она всегда притворялась, что забыла. Ей нравился мерный ритм папиного голоса, теплый и мягкий. Ей нравились одеяло, и холодная ночь, и какао. Звезды были особенно яркими в ночь, когда работорговцы пришли на Мендуар. Она помнила это. Она помнила, потому что понадобились годы, чтобы снова начать считать эти мерцающие огоньки красивыми. В тот раз она не учила созвездия вместе с папой. Нет, она выскользнула из дома под прикрытием темноты – темноты и звездного света – чтобы целоваться с парнем, которого ее родители не одобряли. Ее дом уже был в огне к тому времени, как они осознали, что что-то не так, к тому времени, как она добралась назад. Парень – как странно, что она не может вспомнить его имени, но ведь это было так давно, больше жизни назад - храбро бросился прямо к линии огня, совладав со страхом. Она нет. Она спряталась. Как ребенок. Как трус. И считала звезды, называя созвездия, пока Альянс не нашел ее. Они потом назвали ее храброй. Хорошая девочка. Храбрая девочка. Они взяли ее на борт корабля, закутали в одеяло и не понимали, почему ее вырвало прямо на замерзшие босые ноги, когда они сунули чашку горячего какао в ее трясущиеся руки. Один шаг за раз. Шепард занесла вперед правую ногу, и магнитные ботинки тяжело притянули ее снова, резко прижимая ногу к полу. Один. Два. Три. Не так плохо. До тех пор, конечно, пока ее ботинки не достигли края отломанной панели, пятка цеплялась за металл, а носок вышел за край, в пустоту. В этот раз она не смогла сдержать резкого вздоха. Тали вышла на связь, спрашивая, все ли нормально, и Шепард ответила репликой о гравитации и магнитных ботинках, когда на самом деле хотела сказать нет, Тали, нет, не нормально. Зависнув на краю разрыва, она отогнала воспоминания о том, как она парила в невесомости - легкие горят, сердце работает на пределе сил, не убежать от этого, Шепард, не убежать в этот раз, вот что значит умирать – и вместо этого вспомнила, как она снова полюбила звезды. Ее назвали героем после Скиллианского Блица. Вручили ей Звезду Терры. Она же тогда не думала о героизме. Она была решительна спасти жизни. Она думала обо всех, кого потеряла на Мендуаре. Битва кипела вокруг нее, пыль и дым висели в воздухе и заволакивали звезды. Помощь придет со стороны звезд в этот раз, она знала, если только они смогут продержаться достаточно долго. Если только она сможет продержаться достаточно долго. Так что она держалась. Потому что помощь была в пути, а она хотела, чтобы Альянс нашел больше выживших, чем одна девчонка на дереве, считающая созвездия, которым ее научил отец. Она хотела снова увидеть звезды. Она хотела, чтобы все они снова увидели звезды. И в стыковочном туннеле Шепард сделала еще дюжину шагов вперед. Один шаг за раз. Она смотрела строго вперед, сконцентрировавшись на двери и стараясь не обращать внимания на воздух, вырывающийся из отверстий в трубах, выбрасывая клубы туманных испарений, красивых и смертоносных. - Эй, - протянул низкий, двух-тональный голос по коммуникатору. – Я когда-нибудь рассказывал тебе историю про то, как я в одиночку вынес три банды наемников? Она осознала, что не двигалась целую минуту, захваченная воспоминаниями о воздухе. О его потере. О его нехватке. Легкие горят… - Думаю, эту я знаю, - ответила она, отгоняя воспоминания. Сердце работает на пределе сил. – Я застала финал. - А что насчет той, где я одолел мятежного спектра и спас галактику? Она фыркнула, мгновенно забывая об уходящем воздухе, звездах и ощущении смерти. Не убежать в этот раз. - Слышала, тебе помогали. - Немного, может. В основном со всякой беготней. Еще один шаг. Туннель казался бесконечным, и она не осмеливалась оглянуться назад, чтобы посмотреть, сколько она уже прошла, боясь, что увидит себя ближе к Нормандии, чем к дредноуту гетов. - Расскажи мне ту, которой я не знаю. Она произнесла это как шутку. Она подразумевала это как мольбу. Низкий смех Гарруса отдался эхом в ее ушах, почти поглотив звук ее собственного напряженного дыхания. Веселье было слабее и отдаленней через коммуникатор, но оно было знакомым, утешающим, и это был он. Присматривал за ней. Прикрывал ей спину. Как в старые времена. Как всегда. - Хочешь услышать о том, как я соблазнил великую коммандер Шепард? - Гаррус! Он снова рассмеялся. - Не волнуйся. Закрытый канал. Я ни за что не позволил бы Джокеру это услышать. - СУЗИ ему потом расскажет. Гаррус обиженно фыркнул. - Закрытый, Шепард. Ты знаешь, как я хорош. Ни Джокер. Ни СУЗИ. Черт, даже Тали занимается своими делами, притворяясь, что не подслушивает, а она стоит прямо рядом со мной. - Хорошо, хорошо. Ты очень умен. Ты хотел, чтобы я это сказала? - Ради этого я не прочь вновь переключиться на открытый канал. Не против повторить на публику? - Да, удачи тебе с этим. – Шепард сделала еще несколько шагов, но вновь остановилась, когда дошла до струи выходящего воздуха. – Собираешься рассказывать мне эту историю, Вакариан? - Определенно, - сказал он, его голос звучал как урчание для ее ушей. Она почувствовала, как ее губы складываются в улыбку, и она вспомнила о черт, да почему бы и нет, и я знаю, ты можешь найти лучший вариант, и я хотел сделать что-то правильно. Хотя бы раз. - Прежде всего, - начал Гаррус, - уверен, ты знаешь, как некоторых женщин заводят шрамы. Шепард рассмеялась. - Тех же женщин, которых возбуждают турианцы с отвратительным музыкальным вкусом, беспрерывно бормочущие об исследованиях? - Что я могу сказать? Ум – это сексуально. - А заикание? Это тоже сексуально? Раздраженное пыхтение Гарруса раздалось ясно и четко. - Хочешь, чтобы я переключил тебя обратно на Джокера? Со своей обычной тактичностью, он интересуется, почему ты так долго возишься. Он жалуется. Красочно. Ты пропускаешь настоящий спектакль. Шепард продвинулась еще на шаг или два. Что-то прорвало здесь панель, словно металл был не прочнее листа бумаги. Ей показалось, что она почувствовала, как панель накренилась под ее весом. Магнитные ботинки держались. - Хорошо. Ты победил. Расскажи мне о своем завоевании. - Из твоих уст это звучит так непримечательно. Не уверен, что ты понимаешь, что за пташка эта Коммандер Шепард. - Хмм. Ну. Я слышала, она очень… гибкая. Он еще раз рассмеялся, и когда он заговорил снова, его голос приобрел интимную интонацию, которая заставила ее забыть о звездах, разломанных панелях и даже выходящем воздухе. - Если тебя в первую очередь интересуют такие вещи, возможно. Должен сказать, меня скорее привлекли ее смелость, решимость и доброта. Она из тех, кто пытается совершать правильные поступки, даже если это непросто для нее. Первая на линии огня, последняя на очереди в челнок, когда миссия закончена. Это сексуально. Один шаг за раз. Она представила, как Гаррус стоит у своей консоли в главной батарее, сложив руки и облокотившись о перила. Он всегда при этом выглядел так, словно он изобрел облокачивание, и что все, кто когда-либо облокачивался – просто жалкие имитации несравненного оригинала. Но неважно, насколько расслабленным он выглядел, она знала, что он ничего не упускает. Что делало его хорошим копом, отличным снайпером. Даже несмотря на то, что их разделяла дверь шлюза и стыковочный канал, она была абсолютно уверена, что он и сейчас ничего не упускает. Что делало его хорошим другом. Лучшим. - Еще она веселая, и форма на ней сидит, как ни на ком другом. А что она вытворяет с… Она не закричала, когда труба отвалилась, но она широко раскинула руки – нет, не снова – и что-то в ее резком вздохе - легкие горят, сердце работает на пределе сил, не убежать от этого, Шепард, не убежать в этот раз, вот что значит умирать – заставило Гарруса выпалить: - Шепард? Что происходит? Все нормально? - Да, - выдохнула она, наклоняясь вперед, чтобы упереться руками в дверь шлюза. Каждый мускул дрожал от напряжения. Но она была в безопасности. Позади нее зияло море звезд, холодное и неумолимое. Кипела битва между кораблями гетов и кварианцев, вспышки огня, как смертоносные золотые цветы. Но она не парила. Она не умирала. - Похоже, тебе с Тали не придется использовать стыковочный туннель. Самодовольство и поддразнивание исчезли в мгновение ока, смененные беспокойством. И намек на панику, которую только она могла бы распознать, потому что она знала его. - Что? Шепард… - Гаррус, со мной все хорошо. – Она улыбнулась и затем хрипло рассмеялась, в основном от искреннего облегчения. – Переключи меня снова на Джокера? Придумаем что-нибудь. И, эм… Гаррус? Спасибо. Честно. Надеюсь, эта твоя коммандер понимает, как ей с тобой повезло. Он немного помолчал, прежде чем ответить: - Черт, Шепард. Это мне повезло. – Затем он коротко рассмеялся, хотя легкий оттенок тревоги остался. – Не думаю, что ты захочешь произнести это по открытому каналу? - Почему нет, - ответила она. – А затем я расскажу им, что ты вытворяешь с… В другой раз, нервный сдавленный звук, который он издал, заставил бы ее рассмеяться. - Стоп. Переключаю тебя на Джокера. Немедленно. Джокер спросил, почему она смеется, учитывая что, знаете, их план только что полетел к чертям из-за отвалившегося стыковочного канала. Она не ответила ему. Но она и не прекратила смеяться. # Шепард обычно избегала своей кровати, если только не для весьма специфических целей. Ей никогда не нужно было много спать – и сон никогда не давался ей легко – даже до того, как Цербер прибрал ее к рукам. Сейчас сна ей требовалось еще меньше. И давался он ей еще тяжелее. Не раз и не два она проспалась на своем диване, неудобно свернувшись в клубок, с болезненно затекшей шеей и выпавшим из разогнувшихся во сне пальцев датападе. И боль, по ее мнению, была невысокой ценой. Даже сейчас, спустя больше года после ее пробуждения в лаборатории Цербера, приводимой в движение церберовскими имплантами и возвращенной церберовской технологией, Шепард задавалась вопросом, не было ли положение ее каюты на SR-2 какой-то дурацкой издевкой. "Разместите ее под звездами, - представила она, как говорит Призрак, изогнув губы в усмешке, выпуская дым своей неизменной сигары, - каждый раз, просыпаясь, будет чувствовать себя как дома". Просыпаться на диване было лучше, чем с криком просыпаться на кровати, увидев во сне смерть и звезды. СУЗИ порой слишком бурно реагировала на крик. В этот раз, тем не менее, она достаточно была измотана, чтобы рухнуть на кровать, и она даже заставила себя перевернуться на спину, уставившись в темноту за огромным окном в потолке. Корабли больше не стреляли, но их было видно. И звезды. Всегда звезды. Легкие горят, сердце работает на пределе сил… Она вцепилась в края кровати, впившись пальцами в простынь. Один шаг за раз. Она не поднялась, когда прозвучал дверной звонок. На секунду, она подумала прогнать его. …не убежать от этого, Шепард, не убежать в этот раз… - Входи, Гаррус, - сказала она, вместо этого. - Длинный день? – спросил он, слишком тихо и осторожно, чтобы воспринять это как шутку. - Длинная жизнь, - отозвалась она, не подумав. Затем она помотала головой, приподнявшись на локте. – Ох. Прости. Жестко. Не улыбаясь, он пересек комнату. Она совершенно не могла прочитать его, и это сбивало с толку; она привыкла понимать странный язык его наклонов головы и движений мандибул. Может, это было самонадеянно, но она считала себя экспертом в языке тела Гарруса Вакариана. Он остановился у края кровати, уставившись на нее сверху вниз. Затем он поднял глаза вверх, к звездам. - Не плохая, - добавила она, чтобы успокоить его. Чтобы успокоить себя. – Просто длинная. Он вновь обратил взгляд к ней, пронзительный и твердый. - Ты сегодня положила конец трехсотлетней войне, Шепард. Не обидев ни одну из сторон. Думаю, тебе позволено чувствовать себя опустошенной. Я бы забеспокоился, если бы это было не так. - Нет на это времени. Непроницаемость исчезла, сменившись сердитым взглядом. - Полно времени. Цитадель на другом конце галактики от Ранноха. Выдели себе минутку. - Хорошо, - сказала она и похлопала по кровати рядом с собой. – Но ты был рядом со мной на протяжении всего этого длинного дня. Я отдыхаю - ты отдыхаешь. Ложись. Удивительно, но он так и сделал. Без препирательств. Отсутствие остроумного замечания смутило даже сильнее, чем ее неспособность прочитать выражение его лица. Затем, тем не менее, он положил руку между ними, ладонью вверх. Ты напугала меня сегодня, сказал он, не произнося слов вслух. Я знаю, ответила она также безмолвно, переплетя свои пальцы с его. Откинувшись на спину, ее ладонь зажата в его, она думала о папиных историях и о том, как прекрасно было снова увидеть небо после Элизиума. Она думала о том, что все прошло правильно, и не раз. Часто, даже. Дыхание, жизнь, смех. Она думала о мире. - Если существует турианский шоколад, то бывает ли турианское какао? Он наклонил голову, одарив ее взглядом, который ей был хорошо знаком. Это был нежный взгляд "я порой не понимаю, к чему ты что-то говоришь". - Нечто похожее, да. - Я очень любила какао. - Любила? Она пожала плечами, сжав его руку. - Может, полюблю снова. – Она обратила взгляд к звездам над ними и придвинулась ближе, положив голову ему на плечо. – Происходили вещи и страннее. Она почувствовала его смех. - Конечно, Шепард. Не уверен, заметила ли ты, но ты имеешь склонность гулять в центре бури странных вещей. Все же. Если ты хочешь какао, мы достанем какао. - Хорошо, - ответила она. – Думаю, мне бы этого хотелось. Давай любоваться звездами. - Верно. Потому что мы… еще ими не налюбовались. Она мягко толкнула его локтем. - Тебе понравится. - Конечно, понравится, Шепард. В смысле, обычно мы только стреляем и спасаем свои шкуры, но ты знаешь, как хорошо провести время. Она усмехнулась. - Да? Ну, может, если тебе повезет, я сделаю то, что тебе, похоже, так нравится. Ты знаешь, с… Тогда он повернулся и поцеловал ее, и она улыбнулась. Прижимаясь своим лбом к его, она сказала: - Я думала, это мой трюк. - Что я могу сказать? Я учился у мастера. Она лежала рядом со своим турианцем, слушая мягкий рокот его смеха, и звезды снова были прекрасны. Один шаг за раз. Вот, что значит жить.