Ма-а-а-астер или День рождения Алика

Слэш-9 Беркут/Серышев 1996 год. Р-клуб. День Рождения Алика Грановского - 27 октября. Ма-а-а-астер, одна плоть, одно сознанье. Конец октября. Самое промозглое и гадкое время года: уже слетела золотая листва, смешиваясь с землёй и мусором, погасли последние отблески лета - октябринки, целыми днями льёт противный дождь, переходящий в колкую морось, ветер если не ледяной, то где-то рядом. Унылая пора и далеко не очарование очей, особенно в столице необъятной родины. Никто из прохожих не смотрел на серое небо, прочерченное кое-где светло-фиолетовыми полосами; все шли, уткнувшись носом в землю. Так было проще, привычнее: унылость, исходящая даже с небес, не грела и не дарила призрачную надежду. Изредка какой-то романтик поднимал глаза вверх, но, встретив не лазурь майского утра, не зелень позднелетних сумерек, а мертвенно-пепельную высь, тут же склонял буйную голову, да и продолжал идти своей дорогой. Одного только человека мало смущала мерзкая морось, сыпавшаяся прямо на горячую кожу шеи за шиворот. Ещё не успел сойти загар Калифорнийских пляжей, ещё не вышла из лёгких пыль многих километров вдоль восточного побережья Тихого Океана, а вкупе с природным оптимизмом всё вместе образовывало непроницаемую стену позитива, словно яркий цветок, пробившийся среди камней. Изящные, но сильные руки уже дрожали от напряжения, однако не выпускали здоровенную коробку, обмотанную хрустящей плёнкой в розочках и с пышным аляповатым бантом на крышке. А вот крупная роза с мясистым длинным стеблем мирно покоилась за пазухой. Что победит: аромат нежного тёмно-алого цветка, или смесь пота и французского парфюма? Пока выигрывали шипы, уже расцарапавшие, даже сквозь ткань, тонкую кожу. Стены замысловатого архитектурного шедевра уже нарисовались на горизонте. Тяжёлые двери нараспашку. Туда и обратно сновали люди, перетаскивая кофры и упаковки из помятых жигулей. Гибкую, качающуюся на ветру тень заметили, как только в холл вошла коробка и с чисто русскими выражениями попыталась уклониться от бегущего техника, а за ним – взмыленного блондина в бежевой майке. - Беркут?! - полувопрос-полуутверждение родилось в горле блондина и вышло хриплым сипом. - Серышев! - первым узнал коллегу тот. - Сколько лет, сколько зим! Спецом, что ли, приехал? - легендарный вокалист Мастера разговаривал вполголоса, переходя на шёпот, но радость от встречи сдержать не мог, как и сыпавшиеся из него вопросы. – Ну, как там в Калифорнии? Жарко? Ты один приехал? Привыкший за несколько лет к американскому стилю общения, Артур быстро, в полужестах-полуглавных словах расписал собрату по певческому цеху свою жизнь за океаном. Серышев, хоть и сам недавно вернувшийся с заграничных гастролей, с жадностью губки впитывал информацию. Будет что потом рассказать в тусовке. - А здесь как? - прерываясь на полуслове, поинтересовался Артур. - Потрясающе, - с долей сарказма, густо замешанного на патриотизме, выдал мастерский вокалист. - Ты чего такой охрипший? - Гастроли. Простыл слегка. Ну, петь сегодня мне много не придётся, - Серышев кивнул на дверь в концертный зал, откуда прорывались впечатляющие воображение звуки. Казалось, там кого-то резали или пытали. - Валера, - по голосу определил калифорнийский Птиц источник шума. - Что-то прошло мимо меня? - Он заменяет меня, когда приходится ехать на дальние берега, в чужие страны, пока его сотоварищи своей жизнью живут. Может, и ты споёшь сегодня? Артур недоумённо вытаращился: нет, он, конечно, помнил основные хиты группы Мастер, но чтобы петь их… Наверно, Серышев шутит, но глаза иконописного блондина были вполне серьёзными. Кроме того, Михаил взял его за руку и крепко сжал, видимо, чтобы тот не убежал подальше. Тёплая, даже горячая кожа Мастера обожгла ладонь Артуру. - Я скучал, - словно в горячечном бреду прошептал блондин. В этот момент из-за дверей нарисовался виновник сегодняшнего торжества - Алик Грановский. Сфокусировав близорукие глаза на сидящих на диванчике и мирно болтающих персонах, он двинулся к ним. - Happy Birthday, - во все зубы улыбнулся Беркут, - счастья, успехов, долгих лет, всего, чего сам хочешь себе пожелать. Миш, да отпусти ты меня, - он отставил коробку, поднялся и до хруста обнял Алика. Вспомнив про источник хруста, Артур вытащил слегка помятую розу и крепко сжал руки басиста вокруг шипованного стебля, легонько клюя носом в щеку. - А вот подарочек я тебе прилюдно вручу. - Спасибо, Арт, - Алик аж прослезился, поглядывая на коробку, которую ему придётся переть на себе домой. Интересно, что в ней? - Fuck you, let me in, you're*... – под мелодичные звуки американского говора в клуб в сопровождении двух хмурых охранников (и откуда только взялись!) со скандалом влетел смуглый парень с золотым кольцом в ухе. (* - перевод с английского в скобочках - Идите нахрен, дайте войти, вы...) - Отпустите его, - рыкнул Беркут, - это мой... друг и бас-гитарист Мик Чавез. Охрана оставила парня. Тот улыбнулся во всю челюсть и сфокусировал взгляд на присутствующих. - Arthur! Where were u? I'd been waiting for the whole hour! (Артур! Ты где был? Я тебя целый час ждал!) - I called ya. You were off-zone. (Я тебе звонил. Ты был вне зоны доступа) - Ah, nah... - парень махнул рукой и повернулся к Алику, вешая тому на шею замысловатое ожерелье. - It'll protect u from all kinds of hurts, keep u away from troubles. (Это защитит тебя от бед) - Оберег, - перевел Артур. - Спасибо. Ну, так кого мы ещё ждём? Раздевайтесь, проходите. У нас через два часа концерт. Пока же вот, - Алик указал на снующих техников, - бегают ещё в три ноги. Фэны скоро подтянутся. Тут сидеть станет опасно. - Переживаешь за хайер? - подстебнул Артур, кивая на роскошную кудрявую гриву басиста. - Раздевайтесь, - повторил Алик. - Стриптиз платный. Под дружный хохот компания добралась до гримёрки. Верхняя одежда сбросана на диванчик с девизом "потом найдём где чьё". - Кому не петь, тот будет пить, - провозгласил именинник и открыл шампанское. - Петь придётся Валере, что-то я совсем охрип, - сделав жалобные глазки, простонал Серышев и закашлялся. - Take it, - Мик покопался в нёдрах своей куртки и вытащил помятый пакетик. - Pour water in the cup with this drug. (Прими... Налей воды в кружку с этим препаратом) Серышев неумело поблагодарил на помеси немецкого и русского матерного и поплёлся из гримерки. - Арт, не в службу, а в дружбу, - попросил Алик, кивая на спину своего вокалиста. Беркут стрелой выскочил за Михаилом. Тот искал горячую воду в ещё закрытом баре. - И как это пить? - Высыпаешь порошок в стакан, мешаешь и залпом. - Почему залпом? - Сам узнаешь. Серышев внимательно следил за тем, как растворяются кристаллы золотистого порошка в воде и тихонько бурлят на поверхности. - Ты прости меня. - За что? - всерьёз удивился Артур. - За момент в холле. У меня температура, кажется. Я не понимаю, что говорю. - А... бывает. Мелочи жизни. Пей давай. - Мелочи? - обиделся вокалист и, собравшись с духом, проглотил микстуру. - Что это? Гадость, горько-то как! - Сейчас будет сладко, - Беркут оглянулся - техникам было не до него. Пальцы в густые волосы, губы впиваются в губы, одаривая терпким поцелуем, слизывая остатки нерастворившегося порошка. Глаза медленно лезут на лоб, но Михаил не отстраняется. Словно примагниченный, он не отпускает старинного приятеля. Пальцы нащупывают на столе нарезанное яблоко и просовывают дольку между слившихся губ. Минутная слабость, словно обязательный ритуал при процедуре приёма противопростудного, и вот, расцепились руки, наваждение прошло, будто с белых яблонь дым. Кровь прилила к лицу от ноющих висков, вкус микстуры всё ещё жёг губы. Артур вольной птицей, выполнив свою миссию, полетел обратно в гримёрку, где американский индеец Мик пытался на пальцах объяснить гению басухи, как играют за океаном. Это дело плавно перетекло в лекцию Алика на тему "басуха и с чем её едят". Мик молился своим богам: когда же вернётся его мелированный переводчик? Послушать мудрого русского музыканта ему было приятно, ещё бы только понять, что тот пытается ему объяснить. Серышев, оставшись один, подозвал скучавшую барменшу. - Водки с перцем. - Вам же петь! - Я болен. - Да на здоровье, - блеснул гранёный стакан, и барменша бросила добрую щепоть острой специи. То ли микстура начала действовать, то ли традиционное средство, а то ли всё вместе, но в горле перестали скрести кошки, и Мастер почувствовал, что сможет исполнить хотя бы несколько песен точно. Он двинулся к гримёрке, напевая бессмертное "ещё раз ночь, без любви, без тепла, в тумане призрачных грёё-ё-ё-ё-з". - А говорил - простужен, - улыбается Алик из гримёрки. - Я почти в норме, буду петь, - Серышев стоит в дверях и упорно сверлит взглядом Артура. Это так принято в Штатах лечить от простуды? И зачем он ему сказал "я скучал"? Они даже были едва знакомы. Так, пересекались на общих тусовках и через знакомых передавали более-менее значимые новости. Из-за спины Мастера вынырнул техник. - Там народ уже собирается, через полчаса начало. Алик, тебя ждут, жаждут поздравить до концерта. Алик со вздохом поднимается и с басухой отползает в зал. - Язык уже распух переводить, - жалуется Артур, - а говори что хочешь. Мик по-русски знает всего пару слов и то неприличных. - Я бы хотел, чтоб ты спел сегодня, - неожиданно выдает Михаил. - Ты же в норме, зачем мне? - Тебе сложно? - Какую песню? - Волю и разум! - А ты будешь исполнять "ещё раз ночь"? - Обязательно. Актуальная она... для меня. Он, правда, не понимает? - опасливо косится на американского басиста Серышев. Парень задумчиво наматывает струны на палец, что-то изучая, примеряя и анализируя. - Зачем? - одними губами спрашивает Михаил. Артур не отвечает, спокойно улыбается и вместе с басистом выходит прямо в жаждущую зрелищ толпу фанатов. Вокалист Мастера вынужден ретироваться через другую дверь, иначе его бы порвали в желании выразить свою любовь. Первые аккорды и концерт по случаю дня рождения Грановского начинается. Безудержные крики фанатов, поздравления, летящие на сцену цветы и мелкие сувениры. Сначала Кипелов важно выходит к краю сцены и запевает староарийские боевички времён Грановского, тянет родную для себя "Без тебя", запинается о груду букетов, ругается (к счастью, убрав микрофон от источника звука) и тепло обнимает басиста, одновременно представляя простуженного, но самоотверженного Серышева. Михаил вылетает на сцену - полная противоположность Валерию – живой, подвижный, словно ртуть, со взметающимися волосами и в слишком широкой майке, задирающейся до лопаток и оголяющей спину. Рык их охрипших глоток, гитарные запилы и вот, - нежная баллада. - Ещё раз ночь, без любви, без тепла, в тумане призрачных грё-ё-ё-ёз, - пропевает Михаил, выискивая взглядом Артура и вскоре замечая его в центре беснующейся толпы. Белоснежная рубашка слегка выехала из джинсов, остриженные волосы стоят дыбом, глаза просто пылают огнём и жаждой лететь куда-то навстречу неизведанному и непознанному. Взгляды пересекаются. Воздушный поцелуй, да зачем он это делает?! Привычка американская или... - Ещё раз ночь, - рука тянется в зал, указывая на него. Хриплое "спасибо". Шквал аплодисментов и снова Кипелов на сцене. Продирая горло, Серышев устало добирается окольным путём до диванчика. Рядом с ним через мгновенье плюхается Беркут. - Если ты так поёшь с больным горлом, то как же со здоровым? - восхищается он, поглаживая обнажённое плечико мастера. Серышев хочет отодвинуться, но едва не сносит стол, на котором позвякивает графин с тёмно-рубиновым содержимым. - Компот? - кивает он. - Попробуй - узнаешь, - Беркут растекается по диванчику, аккуратно пристраиваясь под мышку Серышева. Мастер затравленно глядит по сторонам: вроде все заняты, кто прыгает, кто уже лежит, затоптанный в колонку, а в зоне, где они сидят - тишь да благодать. Была. Откуда-то припрыгал всклоченный Мик с фотокамерой. - I'll make a shot! (Я вас сфоткаю!) Артур тут же принимает вертикально-сидячее положение, кладёт руку на плечо Серышева, немного свешивая изящно изогнутую кисть с железными цепочками. Вторая крепко сжимает запястье Михаила. Мелированная репка прикладывается к уху вокалиста. В зеркале позади Мика Серышев видит, насколько умильно-пошлое выражение лица у Артура. Он не знал как себя вести: в итоге остался сидеть истуканом, лишь немного расслабив мышцы лица в лёгкую полуулыбку. Прикосновение стройного гибкого тела туманило глаза, зрение расфокусировалось, разум улетел в безбрежные мечты. - Ты б ещё на колени мне сел, - произносит Серышев. - А это идея. Mick, wait a second, (Мик, минутку) - Беркут осторожно приземляется на костлявые колени Мастера и принимает ту же позу. Михаил небрежно обвивает его шею своей рукой, напрягая пальцы - боясь даже прикоснуться к белоснежной рубашке и пульсирующей под ней загорелой коже. Такой кадр и остаётся в истории. Мик, довольный до чёртиков удачным кадром, уходит фотографировать поразившие его коридоры клуба. - Так и будешь сидеть? - Тебе не нравится? - цепкие пальцы хищной птицы щекочут подмышку и верхние рёбра Михаила. Он не противится, смеётся и почти роняет Артура с колен, но тут же подхватывает, властно обвивая тонкую талию и чувствуя упругую кожу под подушечками пальцев. Будущий ариец умышленно ёрзает по ногам своей жертвы, попавшейся в острые коготки. Сопротивление пресекается на корню - золотистые кудри склоняются к шее. Боль и дрожь в кончиках пальцев. Укусил! Влажный язык зализывает повреждённую кожу и поднимается выше, вкушая живительный сок молодой кожи и приоткрытых губ. - Что ты дела-а-а-а... Продолжай, - словно окунутый в ледяную прорубь, а оттуда засунутый в жаркую баню, шепчет Серышев, бледнея, краснея и потея. Умелые руки скользят под майку, ласково пробегая по острым ребрам. Ответным жестом Михаил расстёгивает рубашку на груди Артура и впускает под нее ладонь. Первое препятствие на пути - напряжённые соски - скручены и подёрганы. Беркут слегка шипит, всё-таки это больно, и перекидывает колено через бедро партнёра, устраиваясь на нём. - Всё эти игры не для нас! - орёт со сцены Кипелов, озираясь по сторонам. Сейчас должен был снова выйти Серышев и перелётная птица-Беркут и спеть вместе Волю и Разум, а затем уже сам солист изобразил гимн группы - Мастер, одна плоть... Алик понимает - что-то пошло не так и не туда. Спасительное бас-соло вылетает из-под умелых пальцев, а щурящиеся глаза пытаются отыскать хоть кого-то из двоих. Бесполезно. Серышев уже лежит на спине, вжатый Артуром в диван. Птиц активно трётся о его пах, забывая, где он находится, и что вообще происходит. Слабый стон рождается в груди и находит логичный выход. Окольцованные пальцы расстёгивают ремень и приспускают джинсы, оглаживают выступающий бугорок и сжимают его как можно сильнее. Серышев что-то пыхтит, извивается и умоляюще смотрит в глаза мучителю-обольстителю. Всякое бывало, но чтоб на собственном концерте заниматься подобным - такое в первый раз. Оттого особенно притягательно, опасно и горячо. Понимание, что к их диванчику могут подойти и фанаты, и бармен с техниками, только распаляет. - Тут места мало, - ни к селу, ни к городу шепчет Михаил. - А мне много и не надо, сладенький мой, - плотоядно улыбается Птиц и стягивает с него плавки. Удерживая за бёдра трепещущего Мастера, Артур тихонько облизывает свежий "стоячок" по всей длине и запихивает язык даже в самые потаённые уголки. - Что ты делаешь со мной? - стонет вокалист и двигает тазом. - Потерпи немного, и ты узнаешь, - обещает Беркут и вбирает всю плоть за щеку, методично перекатывая языком всё, что вошло в рот. Клуб оглашает убойная Воля и Разум. Первые же аккорды пробуждают уснувшую совесть - они ж должны её петь, но это лишь на мгновенье. Водоворот наслаждёния уносит мастерского вокалиста, отдающегося умелому рту и разврату в мерцающих хитрых карих глазах. Серышев толкается в податливое горло, до хруста в спине, до хрипа, едва не сваливаясь с дивана под стол. Сладкая нега волнами подкатывает к нему, то останавливаясь, то снова начиная свой путь. Очень хочется кончить, а ещё больше - продлить удовольствие. Ногти впиваются в руку - финиш откладывается. - Пока не поздно, спасайте мир... нельзя нам больше терпеть, - уверяет народ Кип. В дело пускаются ещё и зубы, нежно пробежавшие по прорисовавшимся венам на стволе. Ещё мгновенье – и белая пенка украшает приоткрытые розовые губы Артура. Он довольно вытирает их салфеткой. Опустошённый, расслабившийся Михаил всё ещё стонет, качаясь по волнам качественного оргазма. С абсолютно беззаботным видом Беркут выпрямляется, прихватывая графин со стола. Пара глотков и рубины загораются уже в глазах. Ему хорошо, в мышцах приятная тяжесть, смешивающаяся с необыкновенной лёгкостью движений. Казалось, он сможет добежать до Луны, если дадут прямую. Мысли чисты и прозрачны - растерзанное тело, молодое, укрощённое, улыбается и довольно подтягивает трусы и джинсы. Артуру давно хотелось сделать какое-нибудь безумие по приезду в родной край. И почему бы не отметить своё прибытие на родину именно так, тем более сопротивления не было встречено. Скучал, говорит. Интересно, когда успел соскучиться? - Поднимайся, звёздочка морская, на последний куплет успеем, - Беркут буквально стягивает разомлевшего Мастера с дивана и тащит через зал. Они успевают выскочить на сцену, чуть не сбив Кипелова с ног, прямо посреди песни. - Ма-а-а-астер, - томно шепчет Серышев, цепляясь за Беркута, - одна плоть, одно сознанье... - Ма-а-а-а-астер, одно лицо, одно движенье, - перекрывая его, выдаёт Артур, молясь, только чтобы не упали с него джинсы. Ремень остался за диваном. – Ма-а-а-а-астер, - истошно орёт он, попутно облизывая присохшие капельки на щеках и в уголках губ. Синхронно-офигевшие глаза Алика и Кипа – бесценное зрелище. (c) AngieAsh 2014