4.47am

Гул самолета за окном заставляет сердце биться с ним в такт, оно заходится приступами, ждет чего-то. Мышцы едва подергиваются под тонкой кожей правого глаза, а воздух проходится по легким тупым лезвием ножа, которым ты обычно выдавливаешь из помидоров весь сок. Неуклюже, пачкая пальцы. Ты ненавидишь помидоры. Занавески неподвижны, а ты заглядываешь в безжизненное лицо луны. Она смотрит пристально, спрашивает тебя о том, чего ты ждешь. Пустота в комнате пропитана чужим запахом. Ты осторожно вдыхаешь, втягиваешь ее. Ты пытаешься стать единым целым с, раствориться, чтобы получилась лучшая в мире смесь. Проводишь пальцами по шее, касаешься ее, как крылья птицы задевают чью-то макушку в солнечный день. Беззастенчиво, но будто случайно. Словно воруешь это тепло, которое принадлежит не тебе. А луна смеется над тобой, касается его тела ласково, по-хозяйски, обводит светом закрытые глаза, приоткрытые губы и линию скул. Идеальную линию скул. Ты замираешь, кислорода не хватает. Ты проталкиваешь его в себя, заедаешь очередным жадным взглядом на запястья и раскрытую ладонь. Впиваешься пальцами в плечо, и его ресницы вздрагивают. Он сглатывает, недовольно ворчит что-то неразборчивое и отворачивается, оставляя в твоих руках холодное ничто. Но ты видишь свою метку, отпечатавшуюся на его коже. Улыбаешься, видя, как луна клонит голову, соглашается, признает твою правоту, твое право. Но ненадолго. Сейчас она снова смеется над тобой. Сейчас ей позволено всё. И даже больше. Она говорит тебе, посмотри. И ты смотришь, как в 4.47 она делает его богом. Как она трогает его торчащие из-под простыни острые коленки. И даже на то, как она целует его перед тем, как скрыться в предрассветном тумане. Ты кривишь губы недовольно, ревнуешь сейчас так по-детски ко сну, к нахальной луне, к подушке, которую он обнимает. Ты отвечаешь на ее вопрос, утыкаясь носом куда-то между его лопаток. Скользишь руками по животу, успокаиваясь и расслабляясь. Всё, что тебе нужно знать, что тебе есть чего ждать. Ждать, когда он откроет глаза и посмотрит на тебя, жмурясь и зевая. Ждать, когда он откроет рот, чтобы сказать, что если и есть что-то, что он ненавидит в этой гребаной жизни больше всего на свете, так это - просыпаться по утрам. Ждать, когда он будет почти ломать тебе ребра, обнимая. Ждать, когда вместо луны богом его сделает солнце. _ И ты засыпаешь, чувствуя себя, если не счастливым, то уже точно где-то на грани. И во сне тебе кажется, что ты разговариваешь с богом. Он смотрит на тебя своими глазами, в которых глубокие кратеры. Слепит тебя, затягивая толстую веревку на шее, оставляет красные полосы, расползающиеся вереницей едва заметных синяков. Улыбается тебе, освещая всё, что вокруг, освещая тебя. И за твоей спиной рушатся мосты, они проваливаются под лед, у них ломаются ноги, истлевшие, изъеденные временем. Тебе некуда идти больше, видишь? Бог забирает тебя себе, вспарывает твою грудную клетку и разводит ребра в разные стороны, он открывает свой подарок. А у тебя вдоль позвоночника, спускаясь всё ниже и ниже бегут толпы маленьких проституток, которые сдают тебя с потрохами. Ты вздрагиваешь, отрываешь взгляд, накрепко спаиваешь собственные веки, ставишь на них чугунную печать. Ты зажимаешь себе рот рукой. Ты бы соврал, если сказал, что тебе это не нравится. Что тебе не нравится бог, которого ты видишь перед собой, даже с закрытыми глазами. Что ты не веришь в бога. _ Ты просыпаешься, давясь его вкусом, который скребет твою глотку, откидываешься назад. Ты стал слишком зависим, слишком привык верить в того, кто тихо сопит прямо перед тобой каждую ночь. Ты возводишь его на пьедестал, даешь новые ранги, возносишь куда-то на уровень неба. Тебе не приходит в голову, что эта ноша слишком тяжела для него, что он может не выдержать и сломаться. Ты уверен, что этого не случится, пока он ничего не знает об этом. Солнце сменяет луну, оно также смешливо, как и ночная гостья. Оно заставляет тебя прикрывать ладонью глаза, надевает на его голову нимб из чистого золота, и ты тихо стонешь, проклинаешь все религии, всех земных тварей, что ходят по этой земле. - Блядь, почему я? - Ты отворачиваешься, нащупываешь часы. Время 8.14. Бог почему-то по-прежнему спит в твоей постели. _ Иногда тебе кажется, что каждую ночь Тао становится богом. Тебе кажется, что крыша решила оставить твой дом. Оставить тебя ни с чем, видимо, считая, что рядом с богом дожди не страшны. Тебе надоедает ждать, когда видение расползется, когда оно исчезнет, ты притягиваешь его к себе, требовательно и сильно. Наклоняешься, легко прихватывая его за губу, кусаешь. Зализываешь поспешно, бог должен быть идеальным. И почти не слышно материшься, что это невыносимо. Невозможно. Невероятно. Да и пошло это всё к черту. Твои руки трогают бога. В то время, как ты желаешь ему провалиться прямиком в ад. Только бог не может просыпаться, путаясь длинными ногами в простынях. Не может потягиваться лениво и отталкивать от себя твои горячие ладони, по-кошачьи жмурясь и выдыхая хриплое: - Сехун, блядь, чертов извращенец, сегодня воскресенье, дай поспать. Или может? Или боги просто тоже не любят просыпаться по утрам?