Часть 1
24 апреля 2014 г. в 19:20
- Ребят, давайте ещё раз прогоним.
- Да, давай, не помешает.
Обычная репетиция рок-группы, на этот раз не отличающаяся от остальных.
- Милько, ты там что, уснул?
Тишина.
- Жеень?
Мильковский сидел за небольшим столиком, положив голову на стол и закрывшись руками.
- С тобой все... - начал было Маус, взял друга за плечо и тут же осекся, - Он... Правда уснул.
- Эй, вставай, засоня! - крикнул Тошик, но Маус резко его оборвал.
- Не надо. Он все равно сегодня совсем никакой. Наверное, не спит ночами, - последнюю фразу он сказал подчеркнуто громче, и Ниженко лишь хмыкнул.
- Ладно, хватит и того, что мы записали, - поддержал его Влад, - Завтра продолжим.
POV Дима
- Маус, ты что, не уходишь?
Я с трудом вырвался из собственного космоса, в который успел отправиться, чтоб придумать логичный ответ на вопрос.
- Студию закрыть нужно. Я подожду Женю и заберу ключ.
Кажется, ребят вполне устроил такой ответ, и они скрылись за дверью, обсуждая планы на остаток дня. А я остался наедине со спящим Женей.
Спит крепко. Устал.
"- Жень, на тебя уже смотреть больно. Поспи хотя бы немного."
Не послушал меня, не спал.
Воспользовавшись моментом, я осторожно провел рукой по светлым волосам. Какие мягкие... Как и он сам.
- Дим? - на меня смотрела пара сонных серых глаз Жени. - А где ребята?
- Ушли, - честно ответил я, - Мы решили не трогать тебя и продолжить завтра.
- Я что, уснул? Черт, - Мильковский с душой стукнулся головой об стол и замер с тихим стоном.
- Жень... Ты так переживаешь из-за разрыва с Тошиком?
Далеко не все из нас были традиционной ориентации. У Жени были довольно долгие отношения с Тошиком, но все закончилось очередной ссорой и разрывом. Теперь Ниженко нашел девушку чуть ли не в тот же день, но Мильковский заметно страдал. А я... Не люблю говорить о себе, стоит лишь сказать, что Влад - единственный из нас, кто оставался верен традициям общественной морали.
Ответа от Жени не последовало, и он ещё раз стукнулся головой об твердую поверхность стола, а я тут же пожалел, что затронул больную тему.
- Жень, прости. Зря я это все, да? Я пойду.
Ты любишь его... Ты любишь его...
Ты плачешь, ведь он с другой.
Я бы всё для тебя, но ты весь для него
Не значишь, но любишь его...
Вздохнув, я перевесил через плечо сумку, бросил ключ на стол, натянул на глаза капюшон и направился к двери.
Я никогда не смогу стать для него чем-то важным и хоть немного заменить Тошика. Зачем жить, если вечно будешь для любимого человека просто другом? Но нет, нужно жить, чтоб оберегать его. Смирись, Маус, и отправляйся в свой космос в одиночестве.
Быстрые шаги сзади. Горячая рука на моём ледяном запястье. Сбивчивое дыхание.
- Женя? - обернувшись, я посмотрел на него, даже не пытаясь освободить свою руку.
- Останься со мной.
Столько боли, столько отчаяния звучало в одной этой просьбе, что в моей душе что-то сжалось. Он пристально смотрел мне в глаза, пока я не кивнул, соглашаясь.
- Хорошо. Я буду с тобой, пока не надоем и ты сам меня не прогонишь.
Я был спокоен лишь внешне: сердце бешено колотилось от того, что он рядом, и я изо всех сил старался подавить в себе дрожь.
Женя кивнул, медленно опуская мою руку, а затем снова сел за стол, подперев голову руками и заставляя чувствовать меня неловко. Зачем я ему понадобился?...
Отсутствующий взгляд куда-то сквозь стену, растрепанные волосы, пересохшие губы - сейчас он был похож на меня в собственном космосе. Но что это с ним? Где же тот веселый Милько, вечно улыбающийся предмет мечтаний фанаток?
Да, он жутко изменился после расставания с Ниженко.
В воздухе повисло неловкое молчание. Я чувствовал, что именно сейчас нужно что-то сказать, но то ли боялся, то ли не находил слов. И Женя заговорил сам, заставляя мурашкам пробежаться по моему телу от его хриплого голоса.
- Дим, я устал.
Я прекрасно понял, что он имел в виду не физическую усталость, но язык говорил что-то отдельное от моих мыслей.
- Конечно, запись альбома - всегда трудно, да и мы как-то переработали сегодня, поехали домой, тебе стоит отдо...
Когда я наконец оторвал взгляд от интереснейшего белого угла потолка студии, то тут же замолчал под укоризненным взглядом Жени.
- Ты не понимаешь! - Неожиданно громко выкрикнул он, и я сжался от его крика. - Ничего не понимаешь, и не поймешь, потому что ненавидишь, когда я что-то рассказываю о себе!
- Я никогда такого не говорил... - Я оправдывался, сам не понимая, за что.
- Может потому, что я никогда и ничего не рассказываю?! - Он смотрел мне в глаза в упор, не давая возможности вновь вернуться к изучению потолка. Сейчас это считалось бы предательством, изменой, почти убийством, и я смотрел на него с плохо скрываемым испугом - таким я его ещё не видел.
И без того большие глаза были сейчас широко раскрыты, побелевшие губы дрожали, а кулаки он сжал с такой силой, что, наверное, расцарапал себе же кожу - знаю по себе.
- Не поймешь! - он со всей силы ударил кулаком по столу, оставив кровавые отпечатки, и отвернулся, а я все ещё продолжал видеть его лицо, не в силах прийти после этого в себя.
- Жень...
Он не ответил. Он так и сидел, не шевелясь, лишь плечи часто вздрагивали, выдавая его с головой.
Он плачет? Я довел его до слез? Не прощу себе этого. Он хотел поговорить с мной, поделиться самым сокровенным, всем, что мучает его в душе, а я цинично стал нести что-то про усталость и запись альбома. И чем же я лучше Тошика? Я всегда готов был убить любого, кто причинил боль Жене, а теперь мне ничего не оставалось, как сдохнуть в муках самому...
- Женя... - я сел рядом с ним и аккуратно приобнял за плечи, боясь сделать ещё хуже, чем я уже сделал, и он замер в моих объятиях. Несколько минут мы сидели молча. Я не видел его лица, но чувствовал, что изредка по нему стекают прозрачные слезинки.
- Прости, я, кажется, психанул... - Тихо сказал он наконец, - Просто...
Женя резко развернулся ко мне так, что наши лица оказались совсем близко, и я почувствовал его сбивчивое, горячее дыхание. И вновь тот взгляд покрасневших от слез глаз, требовательный, не допускающий разрыва этого контакта.
И в эту секунду я успел подумать, что он красивый даже сейчас. Волосы растрепались сильнее обычного, губы как-то по-детски припухли, вот только эту грусть и отчаяние в каштановых глазах хотелось прогнать, заставив его улыбнуться.
Я успел отвлечься. Буквально на доли секунд, и Мильковский уже воспользовался этим, накрыв мои губы своими, так нежно и тепло, как, я уверен, может только он. Не дав мне даже сориентироваться, не то что ответить, Женя тут же отстранился и снова отвернулся, заплакав теперь почти навзрыд.
- Женечка... - я взял его за плечи, не скрывая теперь всей нежности, поглаживая по плечам и светлым волосам, тщетно пытаясь успокоить. - Ну чего ты...
Я все же повернул его к себе, почти силой, но в то же время осторожно, заглядывая в глаза.
- Ты теперь возненавидишь меня и будешь прав... - голос звучал ещё более хрипло, чем обычно - от слез, - Если тебе сильно неприятно, скажи. Я уйду навсегда из твоей жизни, из этого мира, и ты забудешь все это, как...
Я не хотел слушать его дрожащий, испуганный голос, полный боли и отчаяния, и поэтому просто молча взял его лицо в свои ладони, глядя в покрасневшие глаза и поцеловал его вместо ответа. Поцеловал нежно, с наслаждением, так, как мечтал уже давно, и в то же время не позволяя себе страсти, прижимаясь к его лицу губами лишь на несколько секунд. Поцеловал вначале щеку, затем лоб, брови, прикрытые глаза - каждый по очереди, поцеловал нос, скулы, уголок губ, и, наконец, нездорово бледные припухшие губы.
- Маус? - Тихо спросил он, поднимая на меня глаза.
- Тише, - я поцеловал его шею, затем - выступающие из-под свитера ключицы, прежде чем обнять, - Я так давно мечтал об этом.
Женя уткнулся носом мне в шею, шумно выдыхая.
- Мы теперь вместе? - с надеждой спросил он, и я кивнул, чувствуя его теплое дыхание на своей коже.
- Я люблю тебя.
- А я тебя обожаю.
Уткнувшись теперь мне в грудь, Женя вскоре спокойно уснул, лишь изредка вздрагивая. И я готов сидеть в холодной студии, обнимая его, лишь бы он не проснулся, лишь бы выспался.
Так будет всегда. Мой Женечка. Моё хрупкое, дорогое счастье, которое я буду беречь даже ценой собственной жизни.