***
Когда он увидел, что она выросла, он вдруг осознал, что не может больше скрываться в тени и довольствоваться ролью невидимого зрителя. Он нуждался в отношениях с той, что таким потрясающе невинным способом поймала его чувства в ловушку. Она и знать не знала о его существовании, а он – он слишком знал ее, он весь был поглощен ею. И это бесило его больше, чем если б какого-нибудь пьяного гоблина вдруг стошнило прямо на его королевский сапог. Итак, решил он, нужно показаться ей. Но всё должно было быть безупречно. Нельзя – просто невозможно! – чтобы это было как-то иначе. Он предоставит ей возможность быть поистине великолепной. Вот почему он вдруг обнаружил себя сидящим за столом в своем рабочем кабинете, яростно черкающим и делающим пометки на пергаменте, уже сплошь покрытом чернильными пятнами. Он сердито нахмурился и вычеркнул целый абзац, прежде чем начать писать вновь. Жирная чернильная клякса во всю щеку, сломанное перо в волосах и мрачные затуманенные глаза явственно свидетельствовали о том, что ему давно уже необходимо выспаться. Он был одержим этим. Был одержим ею. Она сможет быть героиней, такой, какой всегда хотела быть. И он увидит её разыгрывающей уже их собственную историю. И она будет тянуться к нему, будет желать его, почувствует всё то, что он чувствовал к ней. Он устало потер глаза, но продолжил писать. Он должен закончить это. Он не мог больше ждать. Она должна узнать его. Она должна его полюбить. В глубине души, она была уже его Сара. Королева гоблинов для своего короля.***
Он знал, что в конце сам предрек свое же собственное падение. Он написал образ своей принцессы как победительницы, сообразно ее характеру: она родилась быть ею. Она была великолепна, познавая эту роль, и он знал, что так и будет. Все вызовы, все опасности и преграды его Лабиринта она встретила непоколебимо, лицом к лицу – и выиграла, найдя свой путь в Город гоблинов. Она поддержала его игру, и он знал, что так и будет. Он ожидал, что к этому времени она так же будет во власти его чар, как он был очарован ею. Он ошибался. У него не было намерений играть до конца. Он надеялся, что она примет его предложение. В конце концов, очень многие фейри убили б ради того, чтобы услышать слова “бойся меня, люби меня, делай, как я скажу, и я буду твоим рабом” из уст короля гоблинов. Но не она. Не его Сара. Смертная девчонка отказала ему, отвергла его. Он сыграл свою роль – позволил ей быть героиней – то, о чем она всегда лишь мечтала раньше; он же дал ей эту мечту. Но ей нужна была реальность. Холодная, суровая и жестокая реальность. Когда она исчезла, он, спотыкаясь, вошел в тронный зал, где не было ни единого гоблина, и схватил бутылку крепчайшего виски. Упав на трон, он сделал глоток прямо из бутылки. Большой глоток. Виски опалило ему горло и гортань, обжигая так, что любой нормальный человек уже давно б закашлялся и, отплевываясь, умолял бы дать ему хоть немного воды, дабы потушить этот ужасный пожар. Он же не замечал ничего. Она ушла.***
Его ноги уже переставали служить ему, когда он, спотыкаясь на каждом шагу, брел в потемках по улицам Города гоблинов. Он уже, мягко говоря, с трудом сохранял равновесие, но всё шел и шел, шатаясь и сжимая в правой руке бутылку самодельного гоблинского спирта. Он прибрел прямо к Лабиринту. Ощущая присутствие своего короля, тот открыл дорогу, направившую его к реке, позволяя пьяному властелину добраться до места, где тот мог бы передохнуть. Король гоблинов обессиленно опустился на камень и пил, уставившись остекленевшими глазами на тихую водную гладь. От алкоголя дышать было тяжело, и произнесенное слово было похоже на вздох. Оно было настолько тихим, что человек, окажись он рядом, мог даже и не заметить, как оно сорвалось с языка и повисло в воздухе. Он мог поклясться, что ветер подхватил его и играл с ним – так же, как когда-то это делал он, позволяя звукам танцевать на ветру. Сара.***
Когда она наконец вернулась из Лабиринта, когда вечеринка в честь её победы подошла к концу и все её гости вернулись назад в Андеграунд, она без сна лежала на постели, глядя в потолок. “Было ли всё произошедшее реальным?” – думала она, разглядывая потрескавшуюся побелку на потолке. Или просто этим вечером у неё случилась галлюцинация, вызванная нервным перенапряжением? Она перекатилась на бок, глядя на теперь уже совершенно пустой столик у зеркала. Ну хорошо, почти пустой. На полированной кедровой поверхности, cо строгим взглядом, столь красящим фигурку, всё ещё стоял Король Гоблинов, освещаемый неверным лунным светом. Он всё так же смотрел на неё через комнату, сохраняя неизменным ощущение присутствия этой волнующей личности в её мирке. Она даже оглянулась. Медленно девушка села и откинула одеяло, всё время внимательно глядя на статуэтку – та словно притягивала её взгляд. Затем она робко встала, медленно подошла к трюмо и присела к зеркалу. Ни на мгновение не отрывая взгляда от статуэтки. Снаружи ветер стучал в окна, ветви дерева выбивали медленный и ровный ритм на оконных рамах и стекле. Холодный ветер проникал сквозь все трещины, скользя по её обнаженной коже, словно насмехаясь и дразня, и заставляя её сжиматься от холода. Она протянула руку и осторожно коснулась скульптуры, словно опасаясь, что та вдруг может случайно пошевелиться или причинить ей какой-либо вред. Ничего не произошло. Она выпрямилась. Однажды она сидела здесь, уставившись на свое отражение, расчесывая свои длинные темные волосы и воображая, что она принцесса из волшебной сказки о фейри. Это было, конечно же, до того, как её отправили через Лабиринт и вынудили столкнуться лицом к лицу с самой собой – и своим детством. До того, как она стала взрослой. Теперь же та принцесса пропала; блаженную наивность, всю легкость, всю беззаботность её существования похитил король. Одинокий король. Она не поняла, в какой момент расплакалась, но скоро ощутила, что по её бледным щекам текут настоящие ручьи – холодные ручьи влаги. Она коснулась мокрых щек двумя пальцами и поднесла их к глазам, потрясенная силой своих рыданий. Этой ночью она выросла. “Бойся меня, люби меня, делай, как я скажу, и я буду твоим рабом”. Подразумевал ли он это? Честно предлагал ей самого себя?.. Или это была всего лишь очередная уловка, способ не дать ей добраться до цели? Она включила лампу и только после того, как замерцал свет, выдвинула верхний ящик. На неё смотрела небольшая красная книга с обтрепавшимися от постоянного чтения краями и поломанным корешком. Книга, выглядевшая гораздо старше своих лет. Она осторожно взяла её и медленно сдвинула потрепанную красную обложку так, чтобы можно было прочесть слова: “...Но никто не знал, что король гоблинов любил девушку”. Новая слеза скатилась по её щеке.***
Так оно и было, король гоблинов действительно любил девушку. Даже сейчас, когда она разбила его сердце, он обнаружил, что не в силах перестать любить её. Он намеревался сделать свою Сару своей королевой. Но теперь где-то далеко его королева проливала слезы. И в Замке-За-Городом-Гоблинов король оставался одиноким.***
Сидя в своей машине, она хмуро глядела на длинную полосу автомобилей, что тянулась перед ней. Пышные соболино-черные волосы были стянуты на затылке в строгий пучок, но несколько непослушных прядей всё же выбились и обрамляли её тонко очерченное лицо, вились по бледной шее, падали на изумрудные глаза. Длинные пальцы отбросили с глаз мешающие локоны, и она нахмурилась ещё больше. Сегодня она точно опоздает на работу. Она работала учительницей и преподавала у начальных классов. Её ученики – подготовительная группа детского сада – частенько смахивали на толпу гоблинов, шумных и буйных. Она нежно любила всех их, а они любили её. Прошло тринадцать лет с момента посещения Лабиринта короля гоблинов, и она считала: хватит, довольно уже властителю Андеграунда занимать её мысли. Однако всё те же вопросы, что и в первую ночь после возвращения, роились в её голове. Действительно ли он имел в виду то, что предлагал?.. Прими она тогда его предложение, была б она сейчас королевой гоблинов?.. Может, так было бы лучше, чем быть учительницей, которой постоянно не хватает зарплаты? Она закрыла глаза, откинувшись глубже в кресло. Лучше ей уже остановиться и прекратить думать об этом. Рассеянно Сара водила рукой по кожаной обшивке автомобильного сидения. Удивительно, но после того рокового дня все тринадцать последующих лет она испытывала нежность, даже просто ощущая запах кожи. Но все равно ощущение это никогда не было в точности похожим и по-настоящему правильным. Никогда кожа не была достаточно мягкой, никогда – такой, что дарила ей нежные прикосновения в той её бальной грезе. И ничто и никогда не рождало той музыки кругом и дрожи в теле, что рождали его прикосновения в той фантазии. Он по-прежнему был недосягаем для неё – образ, который она могла видеть, но никогда – прикоснуться. Великодушный король, который никогда не был её. Ей потребовалось тринадцать лет, чтобы понять, что он не был злодеем – эту роль она сама заставила его играть. Взгляд изумрудных глаз метнулся к зеркалу заднего обзора и на миг задержался на грузовике позади машины, прежде чем вернуться к её собственному отражению. Она подняла палец, стирая потек туши под правым глазом. В этот же момент движение возобновилось, и всё её внимание вновь обратилось на дорогу. Она радостно выдохнула, наконец-то оставив позади беспрестанно мигающий светофор. Получив долгожданную возможность двигаться вперед, она увеличила скорость, но вдруг машина впереди неё резко затормозила – и остановилась. Она вдавила в пол педаль тормоза и лишь чудом не врезалась во вставший перед нею красный “Мерседес”. Грузовик же позади неё остановиться не смог.***
Вокруг ревели сирены, но Сара едва слышала звуки – голоса людей, звавших её, и звук бензопилы, срезавшей смятую и заблокированную дверь её машины. Она слабо пошевелилась, но не ничем не могла им помочь. Дверь наконец уступила и упала на асфальт с ужасным грохотом, заставившим её вздрогнуть. Потом спасатели вытащили её из машины и отнесли на дорогу, и она лежала там, дыша отрывисто и слабо. И после огромного напряжения сил один из этих вдохов прозвучал именем. Джарет.***
Малейшего шепота его имени было достаточно для него, чтобы узнать, что это она. Тринадцать лет – и она наконец-то звала! Даже сам Создатель не смог бы теперь удержать его.***
Малейшего дуновения ветра, коснувшегося её неподвижного тела, было достаточно для Сары, чтобы узнать, что Джарет пришел. Она слышала его частое дыхание, чувствовала, как он опустился на колени рядом с нею, видела его тень – видела, даже не имея возможности видеть его самого. Рассеянно она отметила, что он ещё раз остановил для неё время: всё вокруг словно замерзло, а люди, наклонявшиеся к ней, чтобы помочь, замерли в движении. Всё остановилось. Остался лишь Джарет. – Сара! – его голос был низким и прекрасным – таким же, как тогда, когда она впервые повстречала его много лет назад. – Что случилось, любовь моя? – Машина… – выдохнула она. – Я… Я умираю, Джарет… – Нет! – он взял её маленькую ручку в свою. Его кожаные перчатки были прохладными на её пылающей коже. – Я не позволю тебе умереть, моя Сара. Она совсем слабо улыбнулась, взглянув в измученное лицо короля гоблинов. Tempus rapit. Остановись, мгновенье! Джарет смотрел на неё своими разноцветными глазами, словно спеша вобрать в себя каждую её частичку. Его правая рука завладела её рукой, и он мягко растирал суставы, успокаивая, убирая напряжение. Другая скользила по её лицу, такому усталому и измученному, но все ещё прекрасному, прослеживая каждую его черточку. Её глаза были все того же чудесного изумрудного оттенка, что и в их первую встречу, но сейчас они медленно стекленели и становились безжизненными. Сара прилагала все силы, чтобы сфокусировать на нем взгляд, но он продолжал расплываться перед её взором. – Давай, Сара! Пожелай, чтобы гоблины забрали тебя, и я смогу остановить это! – Нет, – она не желала покоряться до последнего. – Нет, – она закашлялась, – я звала, чтобы сказать… – Скажи нужные слова, Сара! – Прости, Джарет, – прошептала она. Его глаза широко раскрылись, когда её – сомкнулись. Её дыхание теперь становилось всё тише и тише. – Нет, Сара! Пожалуйста! Я не смогу спасти тебя, пока ты не отдашь себя в мою власть! Пожалуйста, Сара, я не могу потерять тебя снова! Она моргнула, и её глаза вновь открылись; лицо короля гоблинов плавало перед её взором. – Джарет… Слезы сверкнули в глазах Джарета. – Моя Сара... Ее дыхание прервалось, глаза закрылись. Голова Сары откинулась, а пальцы, сжимавшие его руку, разжались. – Сара? – Джарет приложился к её левой щеке. – Сара?! Тишина была ему ответом. Соленые слезы обожгли его щеки – они ручьями катились по белоснежному алебастру его кожи. Он встряхнул её. – Сара! – голос его стал громче. – Сара, ответь мне! Сара всё лежала, лежала неподвижно. Пышные иссиня-черные волосы рассыпались волной по асфальту дороги. – Сара! – рыдая, закричал он, сжимая её безжизненное тело в объятиях. – Сара! Вокруг них поднялся ветер, и крик утонул в нём – и полетел всё выше и выше, разрастаясь, улетая все дальше и дальше. Когда же время вновь возобновило свой бег, люди, оказывавшие медицинскую помощь жертве аварии, внезапно обнаружили, что она вдруг словно растворилась в прозрачном воздухе, и никто не знал почему. Но они слышали. Во внезапно поднявшемся ветре они слышали мученический вопль короля гоблинов, оплакивавшего свою павшую королеву. “Сара!”***
Гоблины смотрели, как сотрясались плечи их короля, оплакивавшего смертную женщину. Великая Сара Уильямс, победительница Лабиринта, была мертва. Он принес её в Андеграунд, обратно в Лабиринт, в центре которого и построил для неё хрустальную гробницу. Он одел её в белое платье – платье из той её фантазии о бале, магией скрыл все её раны и уложил внутри, запечатав гробницу навеки. Его прекрасная королева… Его прекрасная королева была мертва. Рыдания Джарета были мучительны, и он упал на её могилу, содрогаясь всем телом и горько плача. По ней. По Саре.***
Со временем наступило оцепенение и душа его онемела. Но лишь со временем. Слишком много времени... Его жизнь была ничем иным, как тенью, пустой формой без содержания. Он и сам превратился в тень себя прежнего – он почти не спал, едва ел, а всё своё время проводил, разглядывая кристалл за кристаллом, в которых вновь и вновь возвращался к тому времени, когда она была в Лабиринте. Гоблины начали предполагать, что, возможно, их король любил эту смертную девчонку. Без его правления Город гоблинов начал приходить в упадок, так же, как и Лабиринт. Он знал, что всё это не продлится слишком долго – скоро главный суд фейри вмешается и отстранит его от власти. Ему было плевать. Прошло много времени, прежде чем он смог посещать её хрустальную темницу. Вид её лица, так идеально сохранившегося даже после сотен, тысяч лет, рождал мучительную тупую боль в его сердце. Он знал, что каждый год, в годовщину её смерти, к ней приходят лис-рыцарь, Друг Камней и его садовник, но и это тоже казалось совершенно неважным. Сегодня же он вдруг обнаружил себя в самом сердце Лабиринта, где нашла свое последнее пристанище женщина, которую он назвал своей. Он наколдовал себе стул и сел, глядя в её прекрасное лицо своими разноцветными глазами. Сегодня он не будет плакать. Он смотрел на неё, и ему казалось, что она просто спит. Она выглядела такой спокойной и была такой прекрасной в своем белом платье. Это было самым сложным для него: казалось, стоит лишь нежно прикоснуться к ней рукой, и она откроет глаза. Конечно, реальность была совсем иной. “Не говори мне правды, что причиняет боль, девочка, потому что боль эта поистине адская...” Он видел столь многих, что приходили и уходили – так много женщин, так много смертных, так много тех, к кому он когда-либо испытывал хоть какую-то привязанность. Но ни к кому он не был так привязан, как к ней. Никого не любил так, как её. Тем не менее он знал, что со временем – с наступлением старости или же по милости высших сил – он мог забыться. Забыть её. Со временем всё это могло стать всего лишь плохим сном. Но нет, думает он, пока ветер легко овевает его, – он не забудет её место в его прошлом. И хотя любовь скоротечна, а возлюбленные приходят и уходят, он знал, что она будет его последней любовью. – Я желаю, – прошептал он, прижимая ладонь к кристальной стене, что отделяла его от Сары, – я хочу быть с тобой, любовь моя, быть с тобой вместе – вечно. Ветер поднялся вокруг него, танцуя и поднимаясь всё выше, усиливаясь, как огонь разгорается от дров, от его слов. Он закрыл глаза, успокоенно вздохнул полной грудью – и позволил темноте охватить себя.***
<i>Легенды о властителе Лабиринта, короле гоблинов Джарете, фейри Авалона, расходятся во мнениях, когда повествование доходит до момента его смерти. Некоторые безапелляционно заявляют, что король просто умер от разбитого сердца, в то время как другие полагают, что он покончил с собой после смерти своей королевы. Однако в самой популярной и наиболее распространенной версии говорится о том, что он пожелал у своего Лабиринта воссоединиться со своей умершей королевой, Королевой гоблинов Сарой Уильямс, человеком из Верхнего Мира, победительницей Лабиринта, и Лабиринт, благоволя ему, повиновался и позволил его душе воссоединиться с ней там, где они смогут танцевать вдвоем целую вечность. Но, как бы то ни было, в одном все истории сходятся – все они единогласно утверждают, что в момент его смерти сами ветра, казалось, выкрикивали одно имя: Сара.