Антверпенский коктейль

       Утро. Самое ненавистное время суток большинства жителей планеты. А может быть, если бы его больше любили, оно не было бы таким плохим? Ведь всем известно, что каждому существу нужна любовь. Хотя бы капелька, хотя бы частица. Ну, а чем утро хуже? Сегодня оно снова хмурое. Сквозь закрытые веки чувствую, что в комнате несвойственно темно для… А сколько времени? Наверное, еще слишком рано и можно поспать. Да, отличная идея. Натянув одеяло повыше, медленно стремлюсь в царство Морфея… Звезды, красивые сияющие звезды…люблю звез… «We will, we will rock you!» — пронзает тяжелую тишину четкий ритм ударников. Царство иллюзий и разноцветных кроликов быстро удаляется. Тяну к ним руку, но они ускользают, прыгая под «мантру» Queen. И кому взбрело в голову звонить в такую рань… — Да… — отвечаю хриплым голосом, на ощупь найдя мобильный. — Доброе утро, Микеле, — доносится из трубки бодрый и приятный мужской голос. Ненадолго зависаю, сперва задумываясь, а потом снова засыпая. — Микеле… — А, да, слушаю, — прерывисто продолжаю, до сих пор не понимая, что происходит. — Это Мерван. Не помнишь? — голос в трубке становится менее бодрый и веселый, я даже чувствую, как человек на том конце провода перестал улыбаться. Но его улыбка странным образом оказалась на моих губах. Забыв о радужных зайцах, я сам не заметил, как уже сел в кровати. — Конечно помню! Просто… как-то неожиданно… — Я разбудил тебя? Извини, — начал оправдываться он, но я быстро прервал его, сказав, что все в порядке. Ведь в действительности так оно и было. Я был очень рад его слышать. — Не хочешь позавтракать в кафе? — Приглашаешь? — облизав пересохшие губы, я посмотрел на часы. 7:30. Еще полтора часа до работы. — Если ты не против… Недалеко от студии есть кафе, там варят чудесный кофе. — Я знаю его. Живу рядом. Тогда жди минут через 20-30. Я нажал кнопку отбоя и плюхнулся на подушку, раскинув руки в стороны. Прошла неделя, как в студии записал диск шикарный мужчина с зелеными глазами. Но каждый день, приходя туда, я смотрел на микрофон, который держал он… Его глаза периодически вспыхивали в памяти, особенно тогда, когда солнце играло на кронах деревьев. Странное ощущение. Не хочу спешить с выводами, но это действительно странно. Давно я не чувствовал такого, а может и вообще никогда… В выходные я нарисовал две картины, это большая редкость за последнее время. А потом опять наступил кризис. Уже четыре дня даже кисть в руки не беру. Но почему-то уверен, что сегодня муза точно придет к ужину… Сделав глубокий вдох, я сладко потянулся и отправился приводить себя в порядок. Кстати, одной из причин того, что я ни с кем не живу, является мой внешний вид по утрам. Да никто же просто не выдержит лохматое, белобрысое, с потекшей подводкой существо. Такой стресс на целый день. Да человек заикой остаться может! А все потому, что я всего-навсего не смываю на ночь макияж и жутко часто ворочаюсь во сне. Зайдя в ванную, первым делом включил холодную воду. Можно было бы принять душ, но времени уже мало. И чего я так засуетился?.. Набрав в ладони ледяные капли, хорошенько потер лицо, смывая остатки сна и косметики. Она, кстати, является второй причиной моего одиночества. Далеко не всем приятен тип, размалеванный похлеще ночной бабочки. Но я особо и не переживаю по этому поводу. Я давно наплевал на чужое мнение. Закрыл кран и посмотрел в зеркало. Бледный, худой и по-прежнему лохматый я смотрел на себя из гладкой отражающей поверхности. Ужас, а не человек. Но это поправимо. Поэтому, сморщив нос и показав странному блондинистому чуду язык, отправился в комнату, по пути включая на полную Deep Purple. Я встал, и вам, соседи, утро доброе! Осталось 15 минут до выхода. Прекрасно, несмотря на то, что обычно на приведение себя в порядок требуется более получаса. Но сегодня экстренный случай и нужно двигаться в ускоренном темпе. Напевая под нос заученную песню, сел за стол в углу гостиной. Все как положено: зеркало, разные бутыльки, тюбики, баллончики, расчески. Иногда, правда, вперемешку с этим еще лежат карандаши, краски и тому подобное, но такое случается редко, когда находит озарение. Машинально взяв нужный продолговатый предмет и открыв его, толстым слоем нанес черную краску на верхнем веке. Затем на нижнем. Потом тоже самое проделал со вторым глазом. Не люблю спешить, так как в спешке ничего не делается хорошо. Отложив подводку, отчаянно попытался расчесать волосы. Получилось далеко не сразу. Уложив их в относительном порядке, снова зафиксировал лаком. Химическая зараза пробралась в нос, вызвав щекотку, а затем чих. Глянув на часы и убедившись, что до встречи осталось всего плюс-минус минут семь, как ошпаренный, сорвался с места и убежал к себе в комнату. Открыл шкаф, несколько секунд изучал взглядом его содержимое, а потом просто покидал все на кровать. Выбрал более-менее приличные джинсы и рубашку. На шею, естественно, звездочки. Люблю звезды. Все убрать на место решил вечером. Схватив сумку, понесся снова в гостиную, где вчера оставил папку с документами, необходимыми для работы. Пока их складывал, чуть не вписался в косяк. Синяка или, чего лучше, шишки мне сейчас не хватало. Тихо матерясь, выключил музыку и, сунув в карман джинсов ключи от квартиры, ушел навстречу приключениям. Вернее, убежал, перескакивая через ступеньки. Две пожилые женщины, стоя у подъезда, недобро покосились, когда я, как ураган, вылетел из дома. Ну и пусть смотрят. Жалко что ли? А вечером еще и послушают. Что-нибудь потяжелее. Наверняка хотели что-то сказать, отчитать, как мальчишку, но сейчас явно не до них. Уже опаздываю. Прибавив шагу, прошел мимо зеленых вьюнов, свешивающихся с балкона «учителя в отставке». Снова слушает музыку. Если не ошибаюсь, теперь на пол-улицы звучит Моцарт. Ничего не меняется. Раньше меня часто раздражала эта повседневность, рутина, эти вечно повторяющиеся мелочи. А сегодня попросту не обращаю на них внимания. Дорога. Светофор. Почему так долго нет зеленого? И машины словно со всего города решили проехаться именно по этой улице… Нервно кусаю губы, ловя себя на мысли, что давно так не волновался. Наконец-то заветный «разрешающий» свет зажегся и можно продолжить путь. Кафе уже виднеется, и слабо чувствуется запах свежей выпечки. Мерван, сунув руки в карманы джинс, уже не спеша расхаживал возле входа. Опустив голову, наверняка считал кирпичи, ровно выложенные и когда-то превратившиеся в тротуар. — Привет. Прости, что опоздал, — слегка запыхавшись, пробормотал я. Извинения, конечно, ситуацию не спасут и не дадут больше времени, но все же. Он быстро обернулся, словно уже и не ждал меня увидеть, и улыбнулся. — Привет. Ничего страшного, — эти зеленые глаза, смотрящие прямо вглубь, в душу, снова смеялись. Может быть они смеялись надо мной, над всем тем, что было у меня в жизни. Впрочем, нет, этот искренне добрый взгляд вряд ли может лгать или причинять боль. Прищурившись от лучей выглянувшего солнца, Мерван жестом указал на плетеный столик под крышей уличного кафе. — А как ты узнал мой номер? — поинтересовался я, когда мы уже сделали заказ. — Спросил у Давида. Хотел сделать это раньше, но дел навалилось очень много… — он почему-то скромно потупился. Принесли кофе и несколько свежеиспеченных булочек. — Как успехи с альбомом? — я хотел спросить немного другое, но, посчитав это неуместным и ненужным, решил поговорить на отвлеченную тему. — Пишется. После записи той песни, написал еще три, — было видно, что Мер очень любит свое дело, а это в нашей жизни большая редкость. — Правда? Так приходи записываться! Думаю, Давид сможет сделать небольшую скидку, — с улыбкой подмигнув ему, я сделал глоток горячего напитка. — Ему это невыгодно… — ответил Рим, и я понял, что попал в точку. С деньгами для записи альбома у него были большие проблемы. — Ничего, переживет, — я махнул рукой и машинально прикусил губу. — Позвони мне сегодня вечером, я скажу, когда тебе лучше подходить. Он снова скромно отвел взгляд и мило улыбнулся, а после купил еще несколько булочек мне на обед и проводил до студии. Окрыленный, я мигом проскочил по большому холлу, подмигнув девушке на ресепшене, помог собрать с пола бумаги, так неосторожно выпавшие из папки одного из директоров, и влетел в лифт, с улыбкой поприветствовав молчаливого юриста, на что тот сперва подозрительно покосился, но затем неторопливо и растерянно кивнул головой в ответ. С ноги открыв дверь, я театрально поклонился звукорежиссеру и, отбросив сумку на диванчик, прошел к середине комнаты. Оливер окинул меня подозрительным и изучающим взглядом, а потом произнес: — Ты что, лотерею выиграл? — увидев мое непонимание, он продолжил. — Светишься, как самовар начищенный, и улыбаешься во все тридцать два итальянских зуба. — Я не настолько везуч, — я махнул рукой и облокотился на спинку стула, на котором сидел Оли. — А где у нас Давид? Мне с ним поговорить нужно. — О-о-о, к нему лучше сегодня не лезть! — замахал он руками, — Звонил минут двадцать назад. Злой, как черт. Сорвалась какая-то мега сделка с каким-то крупным исполнителем. Поэтому наш продюсер рвет и мечет. Была бы моя воля, вообще отсюда свалил бы, пока не поздно, — Оливер как-то сник, пробурчав себе под нос. Я похлопал его по плечу и только хотел предложить выпить по чашке кофе, как дверь студии отворилась, и на пороге показался Давид, хмурый, сердитый и, кажется, совсем неприступный. Он бросил на нас тяжелый, не терпящий пререканий и каких-либо возражений взгляд, отложил дипломат и сел за стол, изображая активную трудовую деятельность. Минуты текли в некой напряженности, осторожно переходя в часы и приближая рабочий день к концу. Даже стрелки настенных часов будто двигались с предельной осторожностью, плавно, пропуская щелчок через каждое деление. В студии редко нарушали тишину, и по большей части это делал продюсер, разговаривая с бумагами, матеря музыканта, что сорвал сделку, и рыча на нас, заставляя делать совершенно ненужную работу. Еле дождавшись заветного часа, мы с Оливером тихо выдохнули и поспешили скорее разбежаться по домам. Мы нечасто ходим вместе: у него свои дела, и по большей части он всегда задерживается на работе. Но, когда наши дороги все же сходятся, мы немного успеваем поболтать о трудностях жизни, о каких-нибудь мелочах и прочем. Однако сегодня мы почти молча шли до перекрестка, где потом Оли свернул в сторону своего дома. Обсуждать сегодняшний день не было смысла, да и мы слишком устали от длительного напряжения. Медленно поднимаясь по подъездной лестнице, я опустил голову и отчаянно пытался найти в сумке ключи от квартиры. Оказались они на самом дне. Увлекшись поиском, я даже не сразу заметил соседку, стоявшую на лестничной площадке, тоже копающуюся в своих котомках и искоса наблюдавшую за мной. Я слабо кивнул ей в знак приветствия и, открыв дверь, быстро скрылся с ее глаз. Скинув обувь, отправился прямиком на кухню, ведь пообедать сегодня удалось только булочками, купленными Мерваном. Лениво пройдя по коридору, я дернул за ручку холодильника и без особого интереса осмотрел полки. На одной лежало полкочана капусты, на второй банка варенья, а на дверце банка энергетика. Идея бутерброда из капусты и вишни, меня не прельщала, поэтому я захлопнул дверцу и побрел в комнату, решив поберечь и фигуру, и желудок. Стоило мне только взяться за кисть, как в кармане завибрировал телефон. — Привет еще раз! — сказали мне после того, как я ответил. — Не оштрафовали за опоздание? — Нет, начальник пришел не вовремя, — улыбнувшись, проговорил я. — Это хорошо. Не хочешь прогуляться? — Сейчас? — я немного удивился, потому что уже давно не гулял просто так, и уж тем более с кем-то, но долго ждать ответа Мервану не пришлось. — Да, давай. Где встретимся? Оговоренное место было через квартал от меня. Рим снова встретил меня радостной улыбкой и предложил пройтись по парку. Уже через десять минут мы тихо шли по темнеющей аллее, разговаривая ни о чем и спокойно шутя. — Да, кстати! Через несколько дней ждем тебя в студии, — вдруг сказал я, вспомнив о своем обещании, правда Мер не сразу понял о чем пошла речь, поэтому пришлось объяснить. — Я же говорил утром, что поговорю с Давидом по поводу твоей записи, помнишь? Все улажено, правда лучше подождать пару дней и… — Как тебе удалось? Я думал, ты несерьезно, и вообще… — перебил он, очевидно, чувствуя неловкость. — Да все в порядке, — я осторожно хлопнул его по плечу и улыбнулся, — не грузись. Вот выйдет твоя песня на радио, скажешь Давиду спасибо на весь Париж. И это, кажется, сработало. Мужчина расслабился и, склонив голову на бок, благодарно посмотрел на меня. — Расскажи о себе, — внезапно попросил я, когда мы после продолжительной прогулки присели на скамейку. Мерван задумался, откинувшись на спинку и зацепившись большими пальцами за карманы джинс. — О себе?.. — переспросил он, вперившись куда-то в одну точку, затем перевел на меня взгляд, и при этом хмыкнув, протянул ладонь. — Мерван Рим. Я рассмеялся и пожал руку, не забыв при этом ответить «очень приятно». — Певец, композитор, — продолжил он, — француз. Правда, родители мои из Алжира. С шестнадцати лет занимаюсь музыкой. Играл когда-то в хоккей. Давно очень. Много где работал, а потом полностью посвятил себя творчеству, — он выдержал паузу, а после добавил. — Не курю, пью изредка, женат не был, не судим, не привлекался. От такого досье я даже присвистнул. — Прям идеальный мужчина! — вырвалось у меня, и я тут же прикусил язык. — Так значит, ты алжирец… — я попытался перевести скорее тему. — Отчасти да. Мерван в свою очередь задал несколько вопросов обо мне, и лишь потом мы не спеша отправились на выход. Нас провожал вечерний Париж, со своими огнями и лирическим настроением. Прохладный ветер немного портил общую картину, но после того, как Рим угостил меня чашкой кофе с пиццей, жизнь снова стала прекрасной. Он проводил меня до дома, мы немного постояли у подъезда, пока Мерван совсем замерз. Я чувствовал, что сегодня мне точно будет не до сна и в маленькой квартире меня уже ждала моя муза. На следующий день мы снова встретились. Просидели несколько часов в кафе. Попивая горячий шоколад, он предложил сходить в кино. Я довольно быстро согласился, а когда вспомнил, что по средам в ближайшем кинотеатре проводят акции, даже поторопил его. В прокате была какая-то типичная комедия. Набрав попкорна, мы сели в средний ряд. Свою порцию кукурузы Рим съел быстрее и вскоре с моего согласия переключился на мою. В последние минут двадцать до окончания фильма, Мерван, беря попкорн, пару раз задевал мою руку своей. Поэтому, чем закончилась комедия, я особо не понял… Увиделись мы и в четверг. Утром Рим, как и договаривались, пришел в студию, наполнив ее невидимым, но осязаемым светом и теплом. Ни одна лампа и ни один кондиционер не способны создать такую атмосферу. Давид радостно поприветствовал алжирца и, между прочим, даже похвалил меня за то, что я проявил инициативу и решил помочь молодому дарованию. Затем все сели по местам. И снова музыка, микрофон, завораживающий голос… Как в первый раз. По окончании записи Давид предложил Мервану отправить эту песню на радио. Рим сказал, что подумает и, распрощавшись, ушел. На следующее утро они с продюсером, видимо, все-таки пересеклись и отнесли диск на одну из радиостанций. Не знаю наверняка: Рим мне не звонил, но слухи об этом есть. В выходные от алжирца также не было ни звонков, ни каких-либо вестей. Возникла мысль, что, возможно, он куда-нибудь уехал, не успев предупредить, и я решил подождать еще немного. Но в понедельник и даже во вторник мой телефон молчал. Так прошла неделя. Неделя тишины и ожидания. Похоже все стало возвращаться в накатанную колею, но какая-то часть внутри меня не хотела сдаваться в этот раз. Я долго собирался с мыслями и силами, чтобы позвонить алжирцу, на автомате бродил с одного угла студии в другой, задумчиво и нервно покусывая губы. В конце концов Оливер не выдержал моего метания и одернул меня, после чего мне пришлось спуститься в бар, дабы выпить чашку кофе. Там-то я и набрал номер Мервана. — Абонент временно недоступен, попробуйте позвонить… — ответил мне женский механический голос, которому я не позволил договорить, с некоторым раздражением нажав кнопку отбоя. Значит не судьба. Положив телефон на барную стойку, я тяжело вздохнул и подпер щеку кулаком, медленно размешивая растаявший в чашке сахар и смотря, как по ней расползаются темные кофейные круги. Бармен, протирая стакан, косился на меня как на ненормального. Очевидно, здесь нечасто собираются люди, слишком погруженные в свои мысли. Очевидно, что работники бара привыкли видеть вечно спешащих роботов с кипами бумаг и трезвонящими телефонами. Это и понятно. Люди уже давно перестали быть людьми, полностью поддавшись механизации и карьерным делам. Многие из них начали забывать, что такое чувства, эмоции, переживания… Мы живем в мире живых роботов. Как это прискорбно… Я усмехнулся, по-прежнему не сводя взгляда с ровно движущейся ложки, в то время, как экран моего телефона зажегся, высвечивая небольшую картинку с зелеными, греющимися на солнце пальмами, и по барной стойке прошла слабая вибрация. Усмешка мгновенно исчезла с теми глубокими мыслями, которые вились в голосе секунд десять назад. Я встрепенулся и поспешил ответить на звонок. — Да, — тихо, как ни в чем не бывало, произнес я. — Привет! Ты звонил? Прости, были дела — не смог ответить… — Нестрашно, — краем глаза заметив, что бармен опять странно смотрит на меня, я перевел взгляд и только тогда заметил, что после усмешки стал улыбаться, глупо улыбаться. — Встретимся сегодня? И мы встретились. Он ждал меня около выхода. Такой светлый, жизнерадостный, совсем не обиженный на жизнь. Оно и понятно. Сколько лет ему, а сколько мне. Судьба еще попросту не перешла ему дорогу. И дай Бог, чтобы так было и дальше. По дороге на набережную Мерван рассказывал про своих сестер, которые оказались весьма забавными. Вообще я был восхищен отношениями в их семье. Взаимовыручка и взаимопонимание встречаются далеко не везде. Оттуда мы двинулись в сторону моего дома. Я поднялся наверх за фотокамерой, а он остался ждать внизу, у подъезда. Когда я доставал из шкафа необходимую технику, мимоходом выглянул в окно. Вид неспешно вышагивающего в ожидании туда-сюда алжирца вызвал такую теплоту, о существовании и возможности которой я давно забыл. Такое сладостное, светлое и глубокое чувство, исходящее из самой глубины сердца, значение которого стерлось, заштриховалось, размылось в моей памяти, нахлынуло с большей силой, заставляя на мгновение оцепенеть, а затем опомниться, схватить то, зачем пришел, и пулей слететь по лестнице с третьего этажа, не замечая ступеней под ногами. Вечерний парк — прекрасное место для фотосессии, которую устроили мы с Мерваном. Делая снимок под большим и раскидистым деревом, я пообещал ему сделать хорошее фото для обложки его будущего альбома. На что он ответил, что с моим творческим взглядом на мир я мог бы быть отличным фотографом. Мы посмеялись, но я решил подумать об этом позже. Идея ведь неплохая. В конце концов, когда-нибудь я точно надоем Давиду, и тогда мне придется искать новую работу. Погуляв еще с час, мы вернулись к тому же дереву. Наклонившись спиной на большой ствол, я смотрел в небольшой экран камеры и перелистывал кадры, дабы оценить всю проделанную работу. Вышло очень хорошо. Не стыдно показать. Я так увлекся этим занятием, что не сразу заметил, как Мерван подошел ближе. Очевидно тоже хотел взглянуть. Прощелкав до конца, я собрался отдать фотоаппарат ему, но замер на месте, чувствуя, что алжирец остановился опасно близко… Я никогда не был замкнутым и скованным, но его присутствие каждый раз заставляет внутри все сжиматься и сворачиваться в комок. Казалось, что кровь в венах быстро остывает. Даже руки похолодели. Я хотел сказать что-то веселое, разрядить обстановку. Хотел, но не мог. Он видел мою растерянность и не отступил. Ни на шаг. Сколько прошло времени? Вечность? Нет, всего несколько секунд, которые длились, казалось, бесконечно. Потом он коснулся тыльной стороной ладони моей щеки, наклонился ближе и поцеловал меня. Так легко и просто! Губы, которые всегда изображали улыбку, такую добрую, светлую, неповторимую, сейчас касались моих губ. Дежавю какое-то. Помнится, со мной уже было такое. Во сне. А потом он уходил. Внезапно закружившаяся голова напомнила те грустные моменты, которые я испытывал не раз в царстве Морфея. Но через пару секунд Мерван обнял меня. Так бережно, что все страхи просто растворились. Я сжимал в руке ткань его рубашки, не желая отпускать. Но запас воздуха в легких, увы, не вечен, и вот я уже вижу его зеленые глаза. Манящие, притягивающие. Хотелось смотреть в них круглые сутки. Вечно. Рим снова улыбнулся, как-то облегченно, словно с его плеч упал многотонный камень. Мой груз тоже свалился куда-то в бездну, освобождая, позволяя крыльям за спиной распуститься. Стало холодать. В парке мы пробыли чуть ли не до полуночи. Все с теми же пустыми разговорами, смехом и объятиями. Сегодня во мне что-то поменялось. Словно некий медленно грызущий изнутри зверек наконец-то заснул. Кажется, я попал в другой мир, дверь которого была давно закрыта. А ключ от нее оказался у Мервана. Разве такое бывает? Жизнь столько раз подкидывала мне подлянки и устраивала подставы, что, встречая каждый день с настороженностью, я ждал подвоха. Но сегодня, сейчас, все было иначе. Я по-настоящему жил. Алжирец снова проводил меня до дома, всю дорогу не выпуская мою руку из своей. Мы остановились у подъезда. Он пожелал добрых снов, сказал, что завтра приготовит какой-то сюрприз, снова поцеловал и, дождавшись, когда я скроюсь за массивной дверью, ушел. Но не так, как во сне. Он ушел, обещая вернуться, обещая продлить эту сказку. И я ему верил. Ангелам нельзя не верить, а он казался мне именно им. Я поднялся на свой этаж и, скинув в квартире обувь, сразу же прошагал к компьютеру, чтобы перенести туда фотографии с камеры. Первый снимок, второй, пятый… Я уже не замечал, что снова улыбаюсь. Снимки ему обязательно понравятся. Завтра распечатаю и тоже сделаю Мервану сюрприз. Взглянув на время, я выключил технику и, откинувшись на спинку, покрутился на стуле, закинув руки за голову. Хочется рисовать. Наверное, это чувство сравнимо с тем, как люди хотят курить. Такая же тяга, ноющая, не дающая покоя. Сладко потянувшись, я поднялся и ушел к себе в комнату. Мольберт, краски, кисти, — все на месте. Даже идея в голове есть. Сделав пару штрихов, отвлекся. Посмотрел по сторонам, и тут мой взгляд наткнулся на большую книгу в красном бархатном переплете, на корешке которой золотистыми буквами было выведено «Memory». Отложив кисточку, я подошел к шкафу и взял с полки пыльный, залежавшийся, но оставшийся совсем новым, фотоальбом. Затем я удобно устроился на кровати и погрузился в воспоминания.