Анархия

      Статуя человека с весами в руках поддается веревкам, что опутали ее, и падает на асфальт, разлетаясь на мелкие камни. Люди в разноцветной одежде бросаются из-за ограды к остаткам статуи и с помощью кувалд продолжают уничтожать ее, превращая в груду мрамора.       В толпе зрителей, собравшихся на бывшей площади Искренности, проносится возмущенный ропот, но он едва ощутим. По всему периметру расхаживают афракционеры с оружием в руках. Площадь и здание из белого мрамора раньше принадлежали Искренности. Оружие в руках афракционеров — Бесстрашию. Теперь нет ни того, ни другого.       Эвелин Джонсон жесткий, неумолимый диктатор. Пяти фракций больше нет. Их территории перераспределены, и больше нет разделения. Одежда, полностью состоящая из цветов какой-либо одной фракции, — запрещена. Сбор компании более десяти человек одной фракции — запрещен и карается недельным заточением в тюрьме. Тюрьмой стал бывший лагерь Бесстрашия, и в ней содержат мятежников — тех, кто осмелился открыто высказать свое несогласие с режимом Эвелин.       Все старые порядки не просто забыты — втоптаны в землю, уничтожены. Все былые традиции и законы исчезли с появлением у власти всего одного человека. Кристина не ощущает никаких эмоций, глядя, как афракционеры превращают в пыль статую, которую она так любила в детстве. У которой играла, будучи маленькой девочкой.       Кристине все равно.       В груде белого мрамора она видит обломки своей жизни.       Там, где Уилла больше нет. Он погиб от руки ее лучшей подруги. Тогда, когда Джанин Мэтьюс, лидер Эрудиции, и Эрик, предатель среди Бесстрашных, превратили людей фракции огня в орудия убийства.       Там, где родителей Кристины тоже нет. Уничтожить ее семью отдала приказ Джанин, когда Кристина скрывалась от Эрудитов вместе с Трис и Четыре.       В той жизни, где Трис больше нет. Юраи, Зика и множества Бесстрашных, которых Кристина знала. Они погибли, пытаясь спасти остатки своего мира от тирании Эвелин и афракционеров.       Все, за что они боролись, так старались выдернуть из цепких лап Джанин, рухнуло в один миг, когда изгои захватили власть.       Вокруг больше нет свободы, мира и покоя. В Чикаго царит полная анархия. В мыслях крутится фраза: «Анархия — мать порядка».       Кристина уходит с площади, оставляя позади грохот разбивающихся камней. Она идет в то место, которое должно называться ее домом.       Небольшое здание на бывшей территории Альтруизма, теперь общей, как и все остальное. Только оно способно вызвать у Кристины какие-то эмоции. Она ненавидит это место. В нем нет жизни. Как и в ней самой. Она, словно призрак, бродит по улицам Чикаго, не обращая внимания на других прохожих.       Грохот от раскола мрамора все еще стоит у Кристины в ушах, когда она заходит домой.       Строение совсем маленькое — двухэтажная коробка, но все же огромное для нее одной. Цвета интерьера в нем тоже собраны вперемешку от всех фракций, в своем сочетании образуя такую дикую и нелепую смесь, что иногда Кристине становится тошно от этой картины.       Как тошнит ее и от собственного внешнего вида. Нарушение предписания об одежде карается телесными наказаниями. Иногда Кристине кажется, что Эвелин — настоящий садист. Словно в ней не осталось ничего человечного.       Кристина ничего не делает по дому. Все свое время она убивает чтением книг. Как и в этот раз. Весь вечер ей кажется, что в доме есть кто-то еще. Кристину это не пугает.       За окном сгущаются сумерки, книга давно уже прочитана, а нетронутый ужин остыл. Прохладные капли бегут по телу, путаются в отросших волосах. Эвелин заставляет экономить ресурсы, но Кристине все равно. Она не помнит, когда последний раз касалась горячей воды. Прохлада даже нравится ей. Она словно смывает с неё всё накопленное и забирает с собой, унося в глубины канализации.       Сквозь слабый поток воды Кристина слышит, как совсем рядом раздаются тяжелые шаги. Но продолжает стоять под душем, как будто ей и правда все равно.       Ладони, что опускаются на ее плечи, широкие и холодные от воды. Спускаются ниже, пальцы обводят контур татуировки на предплечье — символ фракции огня — единственное напоминание о Бесстрашии. Убирают мокрые черные пряди на одну сторону и касаются лопаток. Кристина замирает, не в силах пошевелиться. Тело больше не принадлежит ей. Оно слушается этих рук, что скользят дальше, оставив плечи. Ласкают упругие груди и поглаживают напряженные соски.       Вода больше не кажется прохладной. Спиной Кристина прислоняется к мускулистому торсу, ощущая слабость в ногах и напряжение внизу живота.       Ей хорошо. Впервые за несколько недель ей хорошо. Она расслаблена и опьянена ощущением сладкой истомы. Мужская ладонь спускается ниже, гладит живот и останавливается у нежных бедер, соскальзывает еще ниже, касаясь самого чувственного и сокровенного.       Ноги не слушаются Кристину, она хватается за другую руку мужчины, придерживающую и не позволяющую упасть.       Он играет с ней. Ласки нарочно медленны, а прикосновения губ к ее шее ещё больше сводят с ума. Кристина выгибает спину, тая в объятиях. С ее губ срываются стоны — именно то, чего он добивался. Эти звуки кажутся ей чужими, но ему нравится — Кристина знает это.       Кристина хочет большего. Ощутить его в себе, увидеть его глаза. Но в этой игре правила устанавливает он. Стоны становятся громче, ощущения еще острее, когда он, наконец, поворачивает ее лицом к себе резким и порывистым жестом. Похоть, жгучее желание. Кристине нравится видеть это выражение в серых глазах.       — Эрик… — выдыхает Кристина, а он подхватывает ее, подталкивая к стене душевой кабины. Ее ноги крепко обвивают его бедра, руки цепляются за его плечи.       — Я всегда выполняю свои обещания, Кристина. — Резким толчком он входит в нее, срывая с девичьих губ стон наслаждения. Эрик придерживает ее за затылок, за спину, а Кристина так сильно впивается ногтями в его мускулистую спину, что точно останутся следы.       Его движения быстрее, резче, а ее стоны все громче. Сквозь них Кристина слышит грубый голос и своё собственное имя.       Ее губы пересохли, прерывистое дыхание вырывается из груди, но то, что творится с ней сейчас, нельзя и сравнить с состоянием Эрика. Его глаза горят, и темное пламя в них обжигает, когда она, потянувшись вперед, касается его губ. Темп нарастает, скорость все больше, а температура выше, чем в аду. Несколько толчков, и Эрик кончает, с глухим рыком произнося ее имя. Кристина — в унисон с ним. Ее тело содрогается от волны эйфории.       Кристина чувствует себя живой. Сердце так бешено колотится, что готово выпрыгнуть из груди. Кровь кипит, бежит по венам. Эрик выполнил свое обещание. Снова.       Засыпает Кристина одна, а проснувшись, застает на своей кухне Четыре. Он появляется редко и всегда неожиданно. Всегда приносит, неизвестно откуда раздобыв, ее любимый кофе. Четыре уже давно не улыбается — полгода, с тех пор как погибла Трис. Его взгляд цепкий, полный пугающей решимости. Но можно увидеть в темных глазах затаенную боль, если знать, куда смотреть.       Кристина знает.       Она садится на жёсткий стул, натягивает рукава длинного серого свитера до ладоней и обхватывает ими дымящуюся чашку. Аромат крепкого кофе, пожалуй, единственная вещь, которая нравится ей. Даже заставляет чувствовать себя немного живой, иногда.       — Какие новости? — спрашивает Кристина после пары маленьких глотков и нескольких минут тишины.       — Мы ищем его. Он получит по заслугам, — голос Четыре жёсткий, врезается в слух и становится тяжело дышать.       Они ищут предателя. Предатель изредка появляется в ее доме и заставляет Кристину чувствовать. Вдыхает в неё жизнь каждый раз снова и снова. Никаких эмоций и обязанностей, только порочные желания проклинаемого тела. Но Кристина не может без этого. И ненавидит себя, глядя в глаза Четыре. Понимает, что она тоже предательница.       Изменившая своим ценностям и идеалам. Предавшая Трис, Уилла и всех, кого больше нет в живых. Снова и снова Кристина обещает положить конец этому безумству, но Эрик всегда возвращается, и она не находит в себе сил. Иногда ей хочется, чтобы его поймали и казнили, завершив когда-то начатое, но чаще испытывает облегчение оттого, что этого не происходит.       Кофе обжигает горло до боли, но Кристина жадно глотает его до последней капли, словно наказывая себя горячей болью.       В Чикаго ходят слухи о тайном обществе пяти фракций. Его цель — свергнуть тиранию Эвелин и вернуть привычный мир, в котором будут Бесстрашие, Дружелюбие, Искренность, Альтруизм и Эрудиция. Эвелин прекрасно знает, что это не пустые слухи. За головы тех, кто посмел вступить в их ряды, назначены награды.       Кристина тоже знает, что общество существует. Потому что лидер этого общества сейчас сидит перед ней.       — Я согласна, — произносит она тихо, но твердо, хотя Четыре не задает никаких вопросов.       Кристина больше не может оставаться в стороне. Она полна решимости, а желание бороться крепнет с каждой минутой, с каждой мыслью. Кажется, жизнь возвращается к ней.