В борьбе обретёшь ты... (часть 1)

«Итак, первый «лабораторный журнал» я вёл исключительно для себя, время от времени показывая отдельные отрывки Пьюси. Он никак не комментировал мои записи, только вздыхал, хмурился и каждый раз велел не светиться без нужды. Как будто легко скрывать то, о чём понятия не имеешь. После истории с неуничтожаемым зельем я пару дней боялся даже Люмос зажечь – вдруг он у меня тоже тёмный и неправильный? Однако любопытство оказалось сильнее, я вновь принялся экспериментировать с «подделкой» светло-магических заклинаний, и кое-что даже получалось. Например, мне вполне удавалось Акцио, которое в Хогвартсе изучали лишь на четвёртом курсе». Гарри остановил перо и задумался. Он никак не мог понять, почему маглорождённым студентам так поздно давали это заклинание, ведь маги с детства легко и непринуждённо пользовались им в быту. Другое дело, что в Хоге студенты старались не усердствовать, ведь по весу предмета и преодолеваемому им расстоянию была очень заметна разница в магической силе. Спокойный и неглупый молчун Крэбб мог подманить лишь не слишком тяжёлый предмет в пределах прямой видимости, например, сумку с учебниками из другого конца спальни. Тупица же Флинт – какая несправедливость! – однажды на спор призвал в гостиную парту из класса зельеварения. Разумеется, несчастная мебель разбилась в щепки о запертую дверь кабинета, и Снейп, обнаруживший наутро груду досок у входа, публично пообещал виновнику тройное Круцио. Так или иначе, Маркус всё-таки выиграл галлеон у младшего Бёрка, но хвастать победой остерёгся. «Кто их, меченых, знает, – опасливо бурчал он. – Папаню послушать, так эта пакость у них заместо щекотки была. А я, как отведал, не обоссался только потому, что забыл, каким местом ссать-то». У Поттера дико зудело поинтересоваться, что нужно натворить, чтобы разжиться вторым Непростительным от родного отца, но он героически сдерживал своё любопытство. С Маркусом Гарри по-прежнему не разговаривал, а тот только насмешливо скалился и обзывался «малахольным». Поттер ещё немного поразмышлял об эффекте Круцио, которое проняло даже Флинта с его дурной силищей и ненормально высоким болевым порогом, а потом вернулся к записям. «Из классической связки «намерение – вербальная формула – движение палочкой», мне хватает одного намерения. Пьюси говорит о невербальных заклинаниях, но невербальные – это заклятия, которые не произносят вслух, а проговаривают про себя. Так вот, формулы мне, похоже, не нужны совсем – как вербальные, так и невербальные. Никакие. Я зря учу «кухонную» латынь – достаточно пожелать, и всё исполнится. Медленно и коряво, но исполнится. Я могу сказать вслух или про себя «Акцио», а могу – «Быстро сюда!», «Давай, бегом!» или просто «Добрый вечер!». Результат один – предмет неторопливо снимается с места и неровными рывками подлетает (или подползает, если тяжёлый) ко мне. Само собой, выходит далеко не всё. Я не могу убирать пыль, облегчать тяжёлые предметы, запирать и отпирать двери, уменьшать и увеличивать вещи. В боевой магии я тоже бездарен, уж это Нотт с компанией выяснили первым делом. Забыть не могу позорище, какое случилось в фехтовальном зале. Какие щиты? Я даже взглянуть на нападавшего не успевал, а меня уже валили наземь обычным Петрификусом. «Реакции ноль, – постановил Ургхарт, внимательно наблюдающий за моими жалкими трепыханиями. – Боул, ты у нас самый терпеливый, тебе и отдуваться. Чтобы к концу года Поттер успевал спрятаться у тебя за спиной. Ясно?» Люциан кивнул, неуловимым движением цапнул меня за шиворот и шутливо дёрнул за ухо: «Сова и есть». Все заржали, даже Малфой, а я едва не разревелся от стыда и обиды. Поэтому за избиением Хорька я наблюдал с бессовестным удовольствием, и мне до сих пор ни капельки не стыдно. Двойняшкам Деррекам хватило минуты, чтобы обездвижить белобрысого зазнайку. Насмешница Трикси приставила Драко палочку к горлу, а потом звонко чмокнула его в нос и расхохоталась. «Щиты – дерьмо, – Ургхарт отменил заклинание, и белый от бешенства Хорёк молча призвал свою палочку. – Крэбб не всегда будет у тебя за спиной, и нечего на меня зыркать». На то, чтобы не валять Пьюси по полу, хватило мозгов даже у ковенцев. Ургхарт просто попросил Эдриана бросить несколько защитных заклинаний с максимально возможной скоростью, потом некоторое время думал и сказал наконец: «К Марку. До сих пор вы не погрызлись, авось и дальше пронесёт». Флинт осклабился и провёл ребром ладони себе по горлу, а Пьюси по-снейповски вздёрнул бровь и загадочно улыбнулся. С тех пор мы впятером – я, Драко, Винсент, Грегори и Эдриан – каждый день два часа мучаемся на тренировках Ковена и устаём так, что спим каждую свободную минуту. Этих минут не так уж и много – профессора вспомнили про летние экзамены и завалили нас домашними заданиями. Мы с Малфоем пораскинули мозгами и перестали выпендриваться, ведь от лишних дюймов эссе баллов не прибавляется, а времени на поиск дополнительных материалов уходит порядочно. Поэтому в библиотеке мы теперь почти не бываем, а значит, видимся с гриффиндорской троицей только на уроках и на обедах в Большом зале. Завтрак мы с Драко дружно просыпаем и питаемся печеньем от сердобольного Динки, а ужинаем поздно ночью на кухне среди домовиков. Хорёк был необыкновенно горд тем фактом, что наши посиделки отвадили от кухни всех хаффлпаффцев, и я не стал его разубеждать. Здешний шеф-повар, хмурый пожилой домовик, уверил меня, что все барсучьи визиты заканчиваются с отбоем, и только нас Мордред носит по ночам. Когда приеду домой, неделю буду спать без просыпу, честное слово». Гарри душераздирающе зевнул, скатал очередной «огрызок» в трубочку, надписал на ней дату и спрятал Прытко пишущее перо в специальный футляр. Дневник не получалось вести регулярно, короткие записи чередовались с пространными, текущие события мешались с воспоминаниями и размышлениями, но Поттер решил не бросать его. Наверное, забавно будет перечитать всё это через несколько лет. Гарри хотел было вызвать дедов кошелёк, но вовремя спохватился и скосил глаза на лежащего рядом Малфоя. Драко повадился доучивать оставшиеся на поздний вечер уроки у Гарри в кровати, мол, не так скучно и меньше хочется спать. На вопрос, почему с той же целью нельзя оккупировать кровать Крэбба, Гойла, Забини или Нотта, Хорёк закатил глаза и раздражённо выдал, что из всех первокурсников только он, Поттер, добросовестно относится к учёбе: «Нотт меня убьёт за декламацию учебника по зельеварению на ночь глядя, а потом преспокойно выспится рядом с моим хладным телом, необразованная скотина. Неужели тебе меня не жаль?» Гарри со страдальческим стоном махнул рукой, и теперь образованная скотина Хорёк частенько дрых у него всю ночь. Поттер осторожно потянул из-под руки Драко раскрытый учебник и хихикнул. Сегодня приятеля сморила трансфигурация. Значит, завтра на первом уроке будут бои без правил – заспанный Хорёк против сонной Бобрихи, ад и преисподняя, минус пять баллов Слизерину, плюс пять баллов Гриффиндору, и ещё минус пять обоим за дерзость. А у Гарри точно будет двадцать минут, чтобы спокойно подремать. Отлично. Он улёгся, блаженно прикрыл глаза и… проснулся. За пологом Нотт привычно огрызался на ворчащего Забини, а Крэбб негромко интересовался у Гойла, стоит ли будить «мелких и тощих умников». – Попробуй, – усмехнулся Гойл. – Их только домовик в состоянии разбудить, небось, опять за полночь угомонились. – Наконец-то у Драко появился друг, – вздохнул Крэбб, – хоть и очень странный. – Зато такой же полуночник. Вечером не уложишь, утром не добудишься, – проворчал Грегори и внезапно гаркнул во весь голос: – Малфой! Утро! Гарри вздрогнул от неожиданности, а рядом сонно заворочался Хорёк. – Не ори, Мерлина ради, – Забини сладко зевнул. – Мало нам Нотта, ещё и ты разоряешься. Что за люди, как можно в такую рань вообще шевелиться? – Ты же шевелишься. – Не по своей воле, Грег. Ещё бы часок-другой поспа-а-а-ть… Гарри тоже не удержался и зевнул. Потом подумал и растормошил Драко – надо бы сходить на завтрак, а то от печенья уже тошнило. – Изыди, погубитель! – Хорёк был на диво любезен, спросонок он мог и заклятием шарахнуть. Гарри, правда, пока ни разу не досталось, а вот парни уже привыкли подходить к малфоевской кровати с палочкой наизготовку. – Пойдём, позавтракаем нормально, – Гарри не отставал, – не вредничай. – Скажи честно, – встрёпанный Драко отчаянно тёр кулаками глаза, – мол, соскучился по своей лохматой подружке. Тоскуешь по бобровым нотациям, а, Поттер? – Нет. И по хорёчьим колкостям тоже не тоскую. Я есть хочу, Малфой, а ходить одному по коридорам мне Ургхарт не велел. Но если ты боишься… – Меня так дёшево не купить, герой, не старайся. Ай! Встаю-встаю, хватит пинаться. – А то ещё немного печенья, – Гарри влез в халат и повесил на плечо полотенце, – и я точно превращусь в почтовую сову. Драко! Да что же это такое? Малфой, подъём, обманщик! *** – Вы только посмотрите, какое чудо, – пробурчал Рон. – Их геройское высочество и его ручной хорёк изволили почтить недостойных своим присутствием. Мне теперь кусок в горло не полезет, такие страсти спозаранку! – Рональд, как тебе не стыдно, – укорила его Гермиона. – Учёными давным-давно доказано, что люди по своему типу делятся на «сов» и «жаворонков». Их биоритмы… – Давай ты после завтрака мозги мне высушишь, – скривился Рон. – Поверить не могу, и это недоразумение я уважал пуще Дамблдора. Невилл промолчал и уткнул глаза в тарелку. После Рождества Гарри отдалился от их компании и вне занятий почти всё своё время проводил в подземельях. Регулярные визиты в библиотеку и Больничное крыло были не в счёт – Поттера постоянно конвоировали ублюдки Ковена или Снейп самолично. Лонгботтом пожалел бы пленного героя, но тот вовсе не казался несчастным. Невилл попытался пошептаться с Гарри во время урока зельеварения и мигом схлопотал язвительное замечание от Снейпа. Все последующие попытки, сколько их ни было, заканчивались назначением двухдневной отработки и потерей Гриффиндором пяти баллов. Через пару недель Персиваль Уизли, злой как мантикора, официально запретил Невиллу открывать рот на зельеварении иначе, чем для ответа на вопросы. В конце концов Лонгботтом понял, что Поттер сознательно избегает их с Роном общества. На истории магии, на ЗОТИ, на переменах и за обедом в Большом зале Поттер ограничивался суховатым приветствием и парой фраз ни о чём. У Хагрида он не был с того самого скандала зимним вечером, а ведь добродушный лесничий неоднократно звал его в гости и обещал рассказать о молодых Джеймсе и Лили. – Гарри, это же твои мама и папа, – убеждал его Невилл как-то на перемене, стараясь не обращать внимания на глумливую ухмылку Хорька. – Хагрид знал их, неужели тебе не интересно? – Хагрид их не знал, – спокойно сказал Поттер, нехотя отрываясь от пергамента с домашним заданием. – Он не был другом семьи и никогда не бывал в их доме. А то, что я «похож на папку», мне уже известно. Опешивший Невилл долго стоял столбом и никак не мог прийти в себя. Равнодушие в голосе Поттера расстроило его, он спрятался в спальне за опущенным пологом кровати и весь вечер горевал о собственных родителях. На просьбу леди Августы, переданную через директора Дамблдора, Фламель не дал никакого ответа, а бабушка в письме велела не расстраиваться: «Никто и не ожидал, внук. Но мы обязательно что-нибудь придумаем, не смей даже сомневаться в этом!» Невилл и не сомневался ни капельки, но как тяжело было на душе! И ему было очень обидно за погибших Поттеров – они отдали жизнь, защищая сына, а тот даже не думал о них. Так или иначе, но Лонгботтом никак не мог остаться с Гарри наедине и поговорить о пророчестве. Невилл мучился несколько недель, пока наконец не нашёл, как ему казалось, выход. Он рассказал историю о пророчестве Рону и Гермионе. – Ничего не понимаю, – Гермиона помотала головой. – Магическая медицина, конечно, странная донельзя, но не поверю, что здешние врачи не могут достоверно установить время и причину чьей-либо смерти. – Лонгботтом, – голос Рона дрожал от волнения, – ты хоть понимаешь, что это значит? Это же всё меняет! – Ничего это не значит, – фыркнула Гермиона. – Тот, Кого Нельзя Называть умер, а Гарри Поттер выжил. Не веришь, прочитай «Взлёт и падение Тёмных Искусств». Сбылось ваше пророчество. – Грейнджер, – сказал Рональд сердито, – сама прочитай. Нигде не написано, что Неназываемый умер. – Развоплотился или умер, какая разница? – Утратил тело – не значит умер. – Умер! – Нет! – Чушь! – А вот и нет! – Неуч! – Дурында! Спорщики на миг запнулись, и Невилл наконец сумел вставить слово: – Рон прав. Я думаю, что… – Нет, не прав! Эти ваши привидения, они живы, что ли? – Гермиона вскочила с единственного кресла в «штабе» и принялась нервно расхаживать по кабинету. – Это просто энергетические отпечатки, нечто вроде рисунков или записей. Полноценных личностей из них не получится никогда, потому что человек чересчур зависим от своего тела. Нет химических реакций в организме – нет мышления. Всё! – То есть если кому-то нунду руки-ноги откусит, то бедолага и человеком перестанет быть? – не сдавался Рон. – Ты путаешь понятия. От физических увечий мышление не изменяется. Безногий и безрукий, ты по-прежнему останешься личностью. – Тьфу, Грейнджер, не сглазь! – Смерть же, с медицинской точки зрения, означает полное прекращение мозговой деятельности, то есть исчезновение личности. – Да что ты! – издевательски скривился Рон. – А то! – Гермиона упёрла руки в бока и топнула ногой. – Даже твой несчастный мозг кое-как поддерживает твоё убогое мышление. Только поэтому ты пока ещё человек, хоть и гадкий! А когда умрёшь, то перестанешь быть человеком! И превратишься во что-нибудь мерзкое, вроде Пивза! Невилл в ужасе прикрыл глаза, а потом дрожащей рукой принялся выдирать палочку из крепления на поясе – явно назревала драка. Но Рональд, против ожидания, возмущаться не стал, а протянул тихо и задумчиво: – Малфоевская школа, чуешь, Невилл? Зачем ты ей это рассказал? Ведь растреплет Хорьку сегодня же. Обет надо брать. Лонгботтом вздохнул: – Я хотел, Гермиона, чтобы ты рассказала это Гарри и попросила хранить услышанное в секрете. Это действительно страшная тайна, и о ней никто не должен знать, кроме нас и Поттера – она его напрямую касается. – Невилл! Вся эта сказочка… – Дослушай меня, пожалуйста. Смерть у магов – это гибель и тела, и души. Пока душа жива… – О, нет! Средневековье какое-то! Невилл, эти дремучие суеверия вовсе не… – Прошу тебя, выслушай, – Лонгботтом вскинул руку. – Душа существует, и покуда она жива, жив и человек. Маги знают об этом, как раньше знали и маглы. – Но… – Я не желаю спорить, думай как хочешь. Только расскажи, пожалуйста, Гарри. Ты единственная из нас, от кого он не прячется. Но Малфой ничего не должен знать. – Невилл, я не понимаю… – Хорошо, я объясню, – Невилл немного помолчал, собираясь с духом. – Отец Малфоя был правой рукой Неназываемого. Как только он узнает, что его господина можно возродить… Поверь, Гермиона, Люциус Малфой – страшный человек. – Почему же его не судили? – Судили, – невесело усмехнулся Рон, – да не засудили. Свидетелей нет, а адвокаты есть. Отец говорил, он взятки раздавал направо-налево. Да там и старый Абраксас Малфой был замешан, ещё похлеще сыночка. Пупсик прав во всём, а ты чересчур мало тут живёшь, чтобы умничать. – Ну, хорошо, допустим. Тот, Кого Нельзя Называть в некотором смысле жив. Ты или Гарри рождены для того, чтобы одержать над ним окончательную победу. Малфой ничего не должен знать. Я ничего не забыла? – Ладно, Гермиона, не нужно никому ничего говорить, – обречённо махнул рукой Невилл. – Глупая была идея, прости. Я сам потолкую с Гарри. В конце концов, это только наше с ним дело. – Мы уже как-то говорили с тобой о Малфое, – Гермиона резко сбавила тон и опять уселась в кресло. – Ты ещё тогда утверждал, что Драко вырастет негодяем, как и его отец. Но, сколько мы ни общались, я не смогла разглядеть в нём ничего порочного. Да, он резковат в общении, но умён, умеет работать с литературой и никогда… – Так, – Рональд громко хлопнул рукой по столу, – клянись, Грейнджер, что обещаешь сохранить в тайне всё, что тебе растрепал Лонгботтом. Вот прямо не сходя с этого места клянись! Гермиона недовольно поморщилась: – И не подумаю. – Тогда я всем расскажу, что ты сохнешь по Малфою. – Что?! – Съела? – Хватит! – сказал Лонгботтом негромко и решительно, чувствуя, как подкатывает уже знакомая злость. – Я жалею, что доверился вам. То, что для вас шуточки, для нас с Гарри – жизни родных. Так что я пошёл, а вы хоть насмерть перегрызитесь. – А клятва? – Не нужны мне ваши клятвы, – махнул рукой Невилл, – можете под Сонорусом в Большом зале рассказать, раз уж неймётся. Если пророчество истинное, ему ничто не помешает. Он схватил школьную сумку и выскочил из «штаба». Глаза щипало от подступивших слёз, но Невилл держался. «Поттер уже наверняка бы разнюнился», – пытался подбодрить себя он, однако выходило плохо. Плакса не плакса, но Поттер выжил в Слизерине, и именно гадина Малфой хвостом таскался за ним, а не наоборот. Разумеется, слизеринцы имели к Поттеру далеко не бескорыстный интерес, но хотя бы вели себя пристойно и не называли на людях «пупсиком». Невилл засопел и упрямо мотнул головой. «Дожился, – одёрнул он сам себя. – Нечего завидовать, Поттера впору пожалеть. Из-за упрямства и незнания реалий магического мира он купился на грубую лесть отпрысков убийц своих родителей. Да, прилюдно его не обзывают, но представляю, что эти твари о нём думают». Лонгботтом резко остановился, ещё немного подумал, развернулся и потопал назад, в «штаб». Рон придурок, конечно, но свой. И Гермиона, по сути, славная и умная девочка. Самое главное, у них не водится камней за пазухой – что думают, то и говорят. И вообще, он, Невилл, сам виноват. Друзья есть друзья, нужно принимать их со всеми достоинствами и недостатками. Гермиона неспособна физически на общение с живыми людьми, а из Рона мыслитель, как из оборотня клобкопух. Что с того? Невилл сам не идеален, а сообща они справятся со всем на свете. *** Не мечтай Гарри поскорее добраться до кровати, он даже восхитился бы гриффиндорской троицей. Они разработали целую операцию по его похищению из библиотеки: дождались, пока Малфой отправится на поиски нужной книги и скроется за стеллажами, шикнули на изумлённого Забини, выдернули Гарри из-за стола и резво потащили в свой «штаб». Поттер вякнул было о завтрашней трансфигурации и недописанном эссе, но грифферы немедленно заткнули его обещанием поведать страшную тайну. Гарри истово понадеялся, что тайна не будет касаться осточертевшего Запретного коридора, и обречённо поволокся за ними. – К Хагриду не пойду! – решительно заявил он, едва переступив порог «штаба». – Сами выясняйте, что именно хранилось в том проклятом сейфе. – И выясним, – набычился рыжий Рон, – без всяких слизней. – Рональд, не сейчас, – оборвал его Лонгботтом и, помявшись, продолжил: – Гарри, я понимаю, что всё услышанное покажется тебе неправдоподобным. Ты же у маглов воспитывался, и оттого многие вещи покажутся тебе странными. Но всё это правда, честное слово. Вступление насторожило, и Гарри медленно кивнул, в душе приготовившись к весьма дурным новостям. – Только Малфою не говори, пожалуйста, – Невилл, против обыкновения, не мямлил, и оттого его просьба звучала неожиданно серьёзно. – Вы с Гермионой купились на его уловки, но на самом деле… – Лонгботтом, – раздражённо перебил его Гарри, – я в курсе твоей нелюбви к Малфоям, можешь не повторяться. Напомню, что ни я, ни Гермиона в вашем гадючнике не воспитывались и наследственной ненависти ни к кому из магов мы не испытываем. Невилл помрачнел и сжал кулаки: – Вот именно. Поэтому следует ценить чужие предостережения. – Только твои? – разозлился Гарри. – С каких пор ты заделался пророком, Лонгботтом? – Мальчики, не ссорьтесь, – вмешалась Гермиона, а Рон фыркнул и пробубнил себе под нос что-то вроде: «Слизень есть слизень». – Мы не ссоримся, – виновато улыбнулся Невилл. – Гарри, Малфою не следует об этом знать, поверь мне. – Хорошо, – Поттер едва удержался от колкости, которая так и просилась на язык, и сбавил тон: – Я слушаю. Лонгботтом опять завздыхал, отчего-то залился румянцем, подёргал себя за рукав мантии и приступил к рассказу. Говорил он медленно, то и дело заикался и не поднимал глаз от пола, будто стыдился сказанного. Грейнджер и Уизли напряжённо внимали своему приятелю, и отчётливо было видно, что кое-какие подробности они слышат в первый раз. Речь шла о пророчестве. О том самом проклятом пророчестве, что убило семью Поттеров. Гарри, взволновавшийся поначалу, во время рассказа немного успокоился – ничего нового Невилл не поведал. Мало того, по сравнению со снейповой, эта версия была усечённой и не содержала тошнотворных подробностей деяний «светлой» и «тёмной» сторон, от которых в своё время Гарри чуть не вывернуло наизнанку. В изложении Лонгботтома история с пророчеством больше напоминала сказку – нормальную магловскую сказку, а не ту жуть, которой Малфой пугал девчонок по пятницам. Гарри подумал, что услышь он её до Хэллоуина, то пытал бы Шляпу до тех пор, пока старая ветошь не перевела бы его на Гриффиндор. «А теперь поздно, – думал Гарольд Дурсль. – Похоже, я уже выбрал свою сторону. Не то чтобы «тёмная» сторона была лучше, но они знали, за что воюют». Он не перебивал Лонгботтома и слушал очень внимательно, сравнивая его рассказ с историей Снейпа, а потом тяжело вздохнул и произнёс: – Спасибо, конечно, но я знаю о пророчестве. Фигня это, на мой взгляд. Гермиона согласно закивала, а Невилл издал какой-то странный звук, видимо, не в силах выразить своё изумление. – Тебе профессор Дамблдор рассказал? – спросил Рональд, и Гарри едва не прыснул, до того обиженная физиономия сделалась у рыжего. – Точно, – в голосе Лонгботтома послышалось тихое отчаяние. – Как же я сразу не подумал? Выходит, профессор сразу тебе всё рассказал. А я-то, дурак… – Но Гарри, а почему ты тогда не рассказал о пророчестве нам? – возмутилась Гермиона. Поттер молчал. До него внезапно дошло, что по-хорошему о настоящем пророчестве действительно должен был рассказать Дамблдор. «Даже не мне, а Дурслям, как моим ближайшим родственникам и опекунам. Но нет, добрый волшебник оставляет дурацкое письмо, из которого явно следует лишь то, что мои родители погибли плохой смертью». – Гарри! – Гермиона даже ногой притопнула. – А? Нет, не Дамблдор, – мотнул головой Поттер, очнувшийся от невесёлых дум. – Профессор Дамблдор, Гарри, – укоризненно поправила его подруга. – Прости, я задумался, – Поттер улыбнулся как можно невинней. – Профессор Дамблдор мне ничего подобного не рассказывал. Значит, он тоже считает это пророчество ерундой. – Тьфу ты! – разочарование Уизли можно было перегонять в жидкость, разливать по фиалам и продавать для подавления несбыточных мечтаний. – Выходит, всё брехня? – Не брехня, Рональд, а дезинформация, – невесело усмехнулся Гарри. – Вполне возможно, что Лорда выманивали именно на эту сказочку, да не успели засаду оставить. – Но ведь бабушка… – потерянно пробормотал Лонгботтом. – Бабушка же уверена, что пророчество истинное! – Тогда сбудется, – махнул рукой Гарри. – Пойдём спать, а? Я дико устал, а завтра из-за недописанного эссе ваш декан прочтёт мне суровую нотацию и хорошо, если не влепит тролля. – Погоди ты спать! – разволновался рыжий Рон. – Какое спать, когда такое дело? Кто же победит Того, Кого... – он подозрительно прищурился и ткнул в Гарри пальцем: – Ты его Лордом назвал! – Ну, извини, – развёл руками Гарри. – На моём факультете Неназываемого зовут Тёмным лордом. Какая разница? Хоть Гриффиндор, хоть Слизерин, а по имени называть трусят. – Какой он тебе повелитель? – возмутился Рональд. – Нашёл лорда! По имени мы его не называем, потому что противно произносить его поганое имя! Ясно тебе? – Ясно, – Гарри сам порадовался своей покладистости. Надо же, что делают с людьми регулярные физические упражнения: ни злости, ни слёз, ничего, кроме всепоглощающего желания обнять подушку. – Был неправ. Пойдём спать? – Но кто, если не профессор Дамблдор, рассказал тебе о пророчестве? – Невилл слегка пришёл в себя и испытующе уставился на Гарри. Поттер насторожился. Выдавать Снейпа почему-то показалось опасным. Мадам Помфри была уверена, что тот влез в «целительский заговор» без ведома и одобрения Дамблдлора. Да и Драко уверял, что крёстный – едва ли не самый порядочный маг среди его знакомых, включая родного отца. В порядочность декана Гарри так и не поверил, но знакомиться с Правой Рукой расхотел окончательно. – Зачем тебе? – спросил он, лихорадочно соображая, кто из его новых приятелей легко сумеет постоять за себя и чья фамилия устроит грифферов. Пьюси? Он и так первый кандидат на несчастный случай после выпуска из Хогвартса. Нотт? Неоткуда ему знать, его папаша, судя по слухам, класть хотел на все пророчества мира. Оставался Малфой с его непорядочным папенькой, как по заказу, обязанным знать обо всех проблемах своего Лорда. – И всё-таки, – Лонгботтом прищурился так, что Гарри сразу понял, отчего тот очутился в Гриффиндоре. «Вот тебе и Пупсик! Молодец, Тревор, выдрессировал-таки своего мямлю. Прости, Драко, я виноват и буду должен», – подумал Поттер и вслух сказал: – Малфой, кто же ещё? – Я знала! – Гермиона хлопнула рукой по подлокотнику кресла, а трое мальчишек, не сговариваясь, закатили глаза. – Невилл, Неназываемого похоронили даже его слуги. И это ваше пророчество – самая настоящая чушь! – Правильно! – поддержал подругу Гарри. – Вперёд, по спальням! – Погоди, – Невилл потёр висок. – Но ведь профессор Дамблдор… И бабушка… Гарри, они совершенно точно думают, что Тот Самый не умер! *** От предложения Уизли проводить до гостиной Гарри решительно отказался: «Отбой уже был, а сегодня Снейп дежурит. Лучше он меня одного поймает, чем вместе с вами, не обижайтесь». При упоминании Ужаса подземелий у любого из грифферов всегда моментально включался здравый смысл – сработало и в этот раз. Троица не стала настаивать на прогулках после отбоя и, напомнив Поттеру, что тот обещал не сдавать змеям «дислокацию штаба», резво помчалась в сторону гриффиндорской башни. Поттер облегчённо вздохнул и побрёл домой, в тихие и спокойные подземелья. Сил у него оставалось лишь на крепкий сон, а ведь ещё предстояло осчастливить Малфоя новостью о том, что тот стал экспертом в прорицаниях. – Декан грозился запереть тебя в кладовке с ингредиентами, – Гарри подпрыгнул от неожиданности и принялся озираться. Нотт, позёвывая, стоял в тени от резной полуколонны, там, где нормальному человеку и спрятаться-то было негде. – Хорёк тоже верещал что-то про подвалы и казематы. Я бы выбрал кладовку, но решать тебе. – Напугал, – выдохнул Гарри. – Давно ты тут? – Плохо напугал, – Теодор опять зевнул. – Правильно напуганный маг уже прикидывал бы, как отскребать меня от стенки. Скажи лучше, о чём можно трепаться битых три часа? – Не спрашивай даже, – скривился Гарри. – Этот ваш бард Бидль сдох бы от зависти. Нотт негромко заржал: – Уизел чего наплёл? Так тебе вроде не привыкать. Поттер только рукой махнул. До спальни они добрались без приключений, не встретив по дороге ни единой души, из чего Гарри заключил, что Снейп вполне сознательно прикрывает их с Ноттом во время вынужденной прогулки. Из разговоров старшекурсников он знал, что шляться по Хогу после отбоя – дело бесперспективное, особенно во время дежурств Снейпа и Флитвика, и оттого, мол, свои делишки надо успевать обтяпывать днём, пока профессора заняты. Лишь близнецы Уизелы каким-то неведомым чудом исхитрялись безнаказанно бродить по ночам и не попадаться в дневные засады, которые время от времени устраивал Флинт. В спальне их, естественно, ждал недовольный Малфой. Он сидел на своей кровати по-турецки и раздражённо листал какой-то учебник. – Поттер! Ты послать их не мог, что ли? – принялся выговаривать он гневным шёпотом, потому что пологи кроватей Крэбба, Гойла и Забини были уже задёрнуты. – После отбоя целый час прошёл, ты без ужина остался. – И без эссе по трансфигурации, – согласно кивнул Гарри. – Надо было послать, ты прав. Но Малфоя эта нарочитая покорность не смягчила. Наоборот, он нахмурился ещё сильнее и принялся с подозрением разглядывать загулявшего героя. – Что? – занервничал Поттер. – Ну, положим, твоё эссе я дописал, – неприятно растягивая гласные, процедил Малфой. – Завтра на ЗОТИ перепишешь по-быстрому. Только чую, не из-за трансфигурации ты мнёшься. Выкладывай немедленно! – Знай, Драко, именно ты поведал мне о пророчестве, – послушно выложил Гарри, – и был свято убеждён, что пророчество сбылось, а Лорду кранты. – Я, между прочим, тоже остался без ужина и без эссе, – шёпотом же возмутился Нотт. – Только меня почему-то никто не нянчит и не жалеет. Хоть сплетнями поделитесь, бессердечные. Что за пророчество? – То самое, я же тебе рассказывал, – отмахнулся Малфой. – В душ, оба, бегом, а потом поговорим. Надев пижаму, Гарри попытался забраться в собственную постель и наконец-то улечься спать, но Хорёк был начеку. Он взял Поттера за плечи и вежливо, но непреклонно затолкал под полог своей кровати, где уже разлёгся Нотт, опять сел по-турецки и взмахнул палочкой, накладывая на задёрнутый полог «заглушку». – Готово. Давай, герой, повествуй. Гарри подпихнул под бок подушку и, зевая через слово, принялся пересказывать содержание бредового разговора с вконец ополоумевшими грифферами: – Сначала мы толковали о пророчестве. Оказывается, на роль Мальчика, Который Выжил есть ещё один кандидат. Какой ещё Уизел? Пупсик же. И родились мы чуть не в один день, и мамы с папами успели террористу вашему досадить по самое не могу, и прочих знамений насыпалось полную пазуху – Невилл был очень убедителен. Под конец я почти поверил, что Поттеры стали жертвой налётчиков из Лютного, а битва с Тем Самым ещё впереди. И похоже, что биться буду не я, а Тревор и Пупс. По-моему, хорошая новость. Два будущих лорда хмуро переглянулись, и Теодор пожал плечами: – Всё, что я об этом деле знаю, я знаю от тебя, Малфой. Драко молча покусал губы и обновил «заглушку» на пологе кровати. – Вы, ребята, совершаете одну ошибку, – глухо сказал он. – Валите в одну кучу это дракклово пророчество и возрождение Лорда. Мордред знает, что там с пророчеством. Но Лорд искал способ вернуться, если вдруг умрёт, – это факт. Нотта передёрнуло: – Надеюсь, не нашёл. Гости из-за Грани – народ неприятный. – Да расскажите вы уже о нём хоть что-нибудь! – Гарри даже спать перехотел, он сел прямо и сердито нахмурился. – Одни намёки какие-то дурацкие! – А ты думаешь, нам родители всё-всё рассказали? – Малфой невесело ухмыльнулся. – Знаю только, что неимоверно умный и безумно талантливый Томас Риддл отчего-то решил, будто тёмным магом можно стать, а не родиться. Моя бабка Вальбурга Блэк считала его гениальным учёным, больше Лорда о тёмной магии не знал никто. Но эти его эксперименты… Он же на себе их ставил, Гарри. Всё хотел доказать, будто путь в десять-пятнадцать поколений можно преодолеть за пару ритуалов. Мол, у каждого мага имеется особый дар, надо только научиться вытаскивать его наружу. – А это возможно?! – Кто теперь скажет? Мама говорила, что Лорд умел делать вещи, недоступные другим полукровкам. Вот и гадай, досталась ему эта мощь от природы или он всё-таки сделал себя сам. Гарри застыл, поневоле заворожённый грандиозной идеей. – Видит Салазар, это его родной сын, – фыркнул Теодор. – А вы меня обсмеяли. Милорд, очнитесь! Дальше что было? – А дальше они долго спорили друг с другом, и половину спора я проспал, честно сказать. Очнулся, когда рыжего осенило насчёт Запретного коридора. – Там, где цербер? – засмеялся Нотт, вспомнив своё весёлое пробуждение в Больничном крыле. – Где цербер? – изумился Малфой. – В Запретном коридоре, – хором ответили Тео и Гарри. – Врёте! – Спроси у Снейпа, – пожал плечами Гарри. – Он этого цербера регулярно проведывает. Драко наморщил нос и нехорошо прищурился. Поттер тихо хихикнул – похоже, декан влип. – И что рыжий? – спросил Нотт. – Давай, Поттер, не задерживай, поздно уже. – А ты не перебивай тогда! Рональд решил, что цербер охраняет не что-нибудь, а философский камень. – Иди ты! – Сам иди. Хогвартс – самое безопасное место в мире, Дамблдор дружит с Фламелем, а Фламель, опасаясь за сохранность камня, отдаёт тот директору. Не смотрите на меня так, это не я придумал. – А Снейп? – помолчав, спросил Малфой. – О, это самое интересное, – Гарри воздел указательный палец. – Снейп, как главный слизеринский гад, хочет заполучить философский камень, чтобы воскресить Того, Кого Нельзя называть. Получается, только цербер по кличке Пушок спасает Британию от третьей магической войны. Вот так. Нотт заржал, уткнувшись лицом в подушку, а Малфой помотал головой и спросил: – А на самом деле? – А на самом деле, Снейп взял с меня обещание не приближаться к этому коридору. Он полагает, что это крысиный лабиринт. Я не знаю, что получит самая умная крыса. Честно, Драко, не знаю.