«Закончится когда-нибудь этот год или нет? – Дамблдор пристально посмотрел на чашку с чаем, вздохнул и добавил туда ещё пару кусков сахара. – Старею, видно. Покоя хочется».
– Не волнуйся, Рубеус, и расскажи ещё раз, пожалуйста. Только внятно, будь добр.
– Дык, я и говорю – дементор. Только не летает, а бегает. И кровь пьёт, – Хагрид многозначительно воздел указательный палец. – Единорожью.
– Дементоры не пьют кровь, друг мой. Наверное, ты увидел какое-то другое существо.
Хагрид тщательно высморкался, сложил платок и обиженно посмотрел на Дамблдора:
– Как же не дементор, когда я с перепугу чуть не навалил под той ёлкой? Ясно, дементор. Только маленький, видать. Не дорос пока до Азкабана. А вот напьётся крови, подрастёт и – фьють! – полетит на работу!
– Фьють… – задумчиво повторил директор, побарабанил пальцами по столу, покряхтывая, выбрался из кресла и подошёл к окну.
Из окна Запретный лес казался обычным лесом: деревья в ярко-зелёной весенней листве, тёмные пятна огромных елей и мшистые камни у кромки. Именно к этим камням полугоблин Флитвик привязал сложнейшую сеть чар, часть из которых не имела никакого отношения к людской магии.
Дамблдор опять вздохнул и призвал чашку с чаем на подоконник. Он пил горячий сладкий чай, любовался весенним лесом в лёгкой утренней дымке и неторопливо размышлял. За спиной преданно сопел Хагрид.
Если верить рассказу друга Рубеуса, нынешней ночью тот, вооружившись охотничьим луком, отправился ловить убийцу единорогов. В попутчики Хагрид взял лишь своего бестолкового пса. Отважный борец со злом долго шёл по кровавым следам раненого единорога, пока не наткнулся на парочку кентавров.
Ронан и Бэйн своими малопонятными речами заморочили бедного Хагрида настолько, что он толком ничего не понял из их предостережений. Рубеус пытался пересказать странный разговор, морщил лоб, шевелил губами, растерянно взмахивал руками, но смог припомнить только фразу о необычайно ярком Марсе.
Затем Хагрид распрощался с кентаврами и отправился дальше. Вскоре он услыхал «звук, какой ещё никогда не слышал», и отчего-то решил, что напал на след убийцы. Дамблдор не стал выяснять причин его убеждённости, поскольку ничего не смыслил в охоте и выслеживании дичи.
Из осторожности Хагрид пошёл в стороне от тропы, прячась под нижними лапами гигантских елей. Его предусмотрительность имела результат, и Рубеус почти вплотную подобрался к некоей загадочной фигуре в чёрном балахоне. Неизвестный приник к ране мёртвого единорога и сосал кровь. Затем он поднял голову, и Хагрида обуял ужас – у чёрной фигуры не было лица. Вероятно, именно тогда лесник едва не… гм… не осквернил место засады.
Рубеус, по его словам, завопил от страха, а убийца вскинулся и скрылся в ближайших кустах. Хагрид не рискнул его преследовать. На полпути к замку он вспомнил, что потерял пса, и принялся искать пропажу. Правда, бояться не перестал и передвигался с луком наизготовку. «Я там Флоренца чуть не пристрелил, – смущённо признался Хагрид. – Думал, дементор по мою душу вернулся».
С этого момента директор обратился в слух: ошарашенный неласковой встречей кентавр Флоренц с места в карьер принялся вещать о человеке, который пойдёт на все ради бессмертия. Хагрид же, простая душа, вместо того, чтобы расспросить кентавра подробнее, принялся выяснять у того, куда могла запропаститься его дракклова псина.
Дамблдор был не на шутку раздосадован. Флоренц считался хорошим провидцем даже среди сородичей, из которых ни один не был обделён даром предвидения. Среди людей таких не осталось, и Дамблдор полагал великой удачей своё личное знакомство с этим интереснейшим существом. Но, увы, даже если предсказание было произнесено, Хагрид его не услышал. Легилименция полувеликана не брала, так что шанс воспользоваться подсказкой кентавра безвозвратно утрачен.
Директор допил чай и вернулся за стол. Что бы ни говорил друг Рубеус, но дементор-кровосос совершенно точно был человеком. Звери не носят чёрных балахонов с капюшоном, а дементоры не умеют пить кровь и убегать в кусты. Осталось только понять, что это за человек.
Теоретически существовала возможность, что это был какой-нибудь житель Хогсмида, неизлечимо больной и отчаявшийся настолько, что не осознавал опасности такого исцеления. В этом случае следовало известить аврорат и предоставить несчастного его судьбе, тяжкой и незавидной.
Однако, гораздо более вероятным казалось, что «дементор» после сеанса кровопускания действительно – фьють! – и пошёл на работу.
В Хогвартс.
Увы, для подозрений у Дамблдора имелась всего одна кандидатура, но для очистки совести он всё же поинтересовался у Хагрида:
– А не знаешь ли ты, друг мой, кто из наших коллег регулярно наведывается в Запретный лес?
– Отчего же не знаю? Знаю, – Хагрид для наглядности показал директору растопыренную пятерню и принялся неторопливо загибать пальцы. – Раз – профессор Флитвик. Он чарует границу леса, но вглубь не заходит никогда, по тропке идёт. Я эту тропку чищу, чтобы профессор на ходу не запнулся о корень какой или о ветку. Два – Снейп. Профессор Снейп, то есть. Он иногда далеко забирается, но больше по опушкам и прогалинам – там нужные травы растут. Мох иногда со стволов соскребает. А бывает, растения с корнями выкапывает. Это для профессора Спраут. Они потом в теплице виски пьют, мне домовики рассказывали.
Дамблдор хмыкнул. Вряд ли виски пили пересаженные растения, а мадам Спраут стоило намекнуть, что нечего спаивать мальчика: Северус и без того имеет проблемы с алкоголем.
– Три, – продолжил Рубеус. – Профессор Кеттлберн. Как ему ногу-то оттяпали, стал пореже в лес ходить. Этот норовит в самую чащу залезть, но я кентаврам наказал за ним присматривать. Пока возвращается. Четыре – профессор Квиррелл. Заходит недалеко, заклятиями по стволам лупит. Говорит, что дышит воздухом и тренирует невербальную магию. Лукотрусы на него жалуются, – Хагрид внимательно посмотрел на оттопыренный большой палец. – И всё. А зачем это?
– Хочу расспросить, не видел ли кто из них твоего дементора, – сказал Дамблдор и взглянул на старинную клепсидру: близилось время завтрака. – Ступай, Рубеус. Отдохни сам, успокой своего несчастного пса. После обеда прибудут рабочие, встреть их, пожалуйста. Будем домик тебе строить, – директор улыбнулся и подмигнул. – Каменный.
Хагрид вскочил и, бормоча благодарности, помчался из кабинета прочь.
Альбус налил себе ещё чаю и решил не идти на завтрак. Ему нужно было хорошо подумать, а делать это в суете и спешке директор не любил.
Итак, Квиринус Квиррелл, очередная ошибка Великого светлого волшебника.
Скромный молодой человек, выпускник Рейвенкло, понравился Дамблдору с первого взгляда. Правда, будучи учеником, он почти не запомнился директору. Студент как студент: в меру добросовестный и неглупый, и проблем с ним не было никаких.
Итоги собеседования на должность профессора магловедения порадовали Дамблдора. Полукровка Квиррелл легко ориентировался в современной магловской жизни, был в курсе основных научных достижений маглов и являлся автором парочки монографий по своему предмету, правда, довольно скучных.
К тому же, молодой человек был опрятно одет, вёл себя сдержанно и с достоинством, изъяснялся лаконично и грамотно – в общем, идеал рядового преподавателя без особых амбиций и закидонов.
Снейп невзлюбил Квиринуса сразу и навсегда. «Антиподы никогда не уживаются, Северус, – посмеивался Дамблдор. – Оставь мальчика в покое, не всем быть гениями и ниспровергателями. А ещё мизантропами, уж прости за прямоту».
Дамблдор настаивал на обязательном изучении магловедения всеми чистокровными и возлагал на этот предмет большие надежды. Ему хотелось, чтобы маги узнали наконец, как обедняют свою повседневную жизнь, оставаясь в изоляции.
Наука и техника, литература и искусство, градостроительство и индустрия развлечений – по сравнению с внушающей благоговейный трепет мощью магловской цивилизации неторопливое житьё-бытьё магов казалось скучным и бестолковым.
Директор побеседовал с Квирреллом, объяснив ему свою позицию. «Дети магов должны знать правду, – говорил Альбус, и хороший мальчик Квиринус послушно кивал. – Я прошу вас, как истинного последователя великой Ровены, не относиться к своему предмету формально, а сделать его интересным и поучительным».
Что ж, по правде говоря, Квиррелл так и поступил.
Неладное директор заметил не сразу, уж очень скромно и ненавязчиво вёл себя новый профессор. Альбус, старый дурак, даже радовался поначалу, когда узнал, что прежде нелюбимый предмет стал пользоваться популярностью. Студенты исправно посещали занятия, добросовестно вели конспекты и таскались за Квиррелом на переменах, выспрашивая значение непонятных слов.
Кажущаяся благодать в один прекрасный день обернулась катастрофой. Минерва принесла конспект по магловедению, позаимствованный ею у одного из учеников: «Ознакомьтесь, Альбус. Настолько занимательного чтения мне давненько не доводилось видеть».
В этот вечер Альбус едва не заработал нервное расстройство. «Угроза термоядерной войны», «Международный терроризм», «Организованная преступность», «Загрязнение атмосферы, озоновые дыры», «Загрязнение рек, морей и океанов», «Хищническая добыча природных ресурсов», «Религиозная и расовая дискриминация», «Нищета, безработица, алкоголизм, наркомания» – темы лекций не оставляли никаких сомнений в том, каким способом профессор Квиррелл завоевал расположение чистокровных студентов Хогвартса.
Само собой, Дамблдор немедленно устроил Квирреллу выволочку, причём сил хранить самообладание у директора не осталось.
– Вы понимаете, что вы наделали? – гневно вопрошал Альбус, потрясая злополучным конспектом. – Вы же очернили магловский мир в глазах тех, кто и прежде его чурался!
– Я сказал правду, – упрямо возразил горе-преподаватель. – У всякого благополучия есть цена, и я её озвучил. Все сведения почерпнуты из открытых источников, можете проверить.
– Да, но это временные трудности, маглы борются с ними.
– Когда победят, тогда и будем с ними разговаривать, – дерзко огрызнулся Квиррелл. – Иначе они захотят преодолеть свои трудности нашими руками. Руки-то умелые. А если нас на цепь посадить, то ещё и дешёвые.
Дамблдор только руками всплеснул:
– Да я вас…
– Программы лекций утверждены Отделом магического образования Министерства магии, – непочтительно перебил его Квиррелл. – И, кстати, мои труды рекомендованы Отделом тайн для курсов подготовки их сотрудников.
Разумеется, директор в крайне невежливой форме выставил нахала из своего кабинета, а сам немедленно явился в министерство: пугать и увещевать Корнелиуса Фаджа. Увы, министр был уже не тот, что сразу после выборов.
– Помилуйте, профессор Дамблдор, – раздражённо ответил Фадж, – а не поздновато ли вы хватились? К тому же фактический материал добросовестнейшим образом был проверен моими сотрудниками. И не сочтите за сведение счётов, но из всего преподавательского состава вверенной вам школы лишь профессор Квиррелл озаботился согласованием текстов своих лекций с министерством.
Тут раздосадованный Дамблдор совершил непростительную оплошность. Он принялся перечислять свои заслуги перед магическим сообществом, полагая, что министр устыдится и пойдёт на попятную.
– То есть вы полагаете, – неприятным тоном осведомился Фадж, – что мы всё ещё в долгах? Орден Мерлина. Три высоких должности. Всеобщее уважение, я бы даже сказал – культ. Вам мало? Может быть, корону желаете примерить? Хотя, я смотрю, вы уже…
Дамблдор мысленно застонал и проклял своё прекрасное утреннее настроение, заставившее надеть густо расшитую золотом шляпу: вокруг неё презабавно прыгали солнечные зайчики. Потёртый зелёный котелок министра составлял разительный контраст с этим великолепием.
– А ведь я тоже кавалер ордена Мерлина, мистер Дамблдор, – неожиданно жёстко сказал Фадж. – И эту награду я получил не за картинную дуэль с бывшим амантом.
Дамблдор даже рот приоткрыл от изумления и едва удержался, чтобы не проверить Фаджа на применение оборотного. На мгновение ему показалось, будто с ним разговаривает Скримджер. Или Крауч. Или ещё кто-нибудь: попущением бывшего друга Руфуса в драккловом аврорате наглецов было, что в Корнуолле пикси.
– Да что вы, господин министр, – заговорил Альбус слабым голосом и сгорбился, изображая искреннее горе деда, не угодившего подарком капризному внуку. – Я всем доволен, но должность председателя МКМ обременительна для человека моих лет. Да и главенство в Визенгамоте…
Пока ещё друг Корнелиус идиотом не был. Он живо прикинул результаты вероятных выборов, понял, что следующим Верховным чародеем почти наверняка станет старый прохиндей Монтегю, и немедленно сбавил тон:
– Мы оба неправы, профессор, но я виноват больше. Простите. Давайте обяжем вашего нерадивого подчинённого давать объективную информацию о маглах. Пусть говорит и о достижениях, и о недостатках.
Дамблдор вздохнул. Недостатки, если верить прочитанному накануне, напрочь обесценивали достижения, но выбирать не приходилось. Где маглы, а где Визенгамот.
Так Квиррелл остался на должности, а Дамблдор сбавил пыл по пропаганде магловских ценностей и вынужден был сосредоточиться на популяризации младенца-героя. С паршивого нюхлера, как говорится, хоть золотого песка щепотку.
Однако, были у этого инцидента и положительные последствия. С тех самых пор профессор Дамблдор и министр Фадж были необыкновенно любезны друг с другом, и никогда не скупились на мелкие уступки, вроде списка запрещённых зелий или благосклонности экзаменационной комиссии к некоторым студентам.
Прибыв из министерства, Дамблдор прилюдно попросил прощения у «дорогого Квиринуса» и больше не пытался как-то повлиять на учебный процесс, но исподволь дал понять, что продление годичного контракта Квирреллу не светит.
По сведениям Альбуса, профессор магловедения немедленно поднял все свои связи в министерстве в надежде получить назначение через голову директора Хогвартса. Эта мышиная возня даже позабавила Дамблдора – самонадеянный мальчик явно нуждался в хорошем уроке на будущее.
Поэтому, когда уволился очередной профессор ЗОТИ, комбинация сложилась сама собой. Дамблдор традиционно отказал Снейпу в прошении о переводе: «Северус, менять гениального зельевара на посредственного бойца я не собираюсь». Потом терпеливо дождался, пока тот, отплевавшись огнём и ядом, демонстративно запрётся в подземельях, и тут же вызвал к себе Квиррелла.
– Квиринус, у меня к вам несколько неожиданное предложение, – произнёс он самым доброжелательным тоном, на какой был способен.
Напускное добросердечие не помогло, и без того встревоженный Квиррелл занервничал ещё больше.
– Видите ли, – продолжил Альбус, делая вид, что не замечает настороженности собеседника, – я убедился, что человек вы честный, непредвзятый и очень добросовестный. У нас опять открылась вакансия профессора ЗОТИ, и я хочу предложить это место вам. Вы справитесь, Квиринус, в этом у меня нет никаких сомнений.
На самом деле, Альбус не сомневался, что Квиррелл сядет в лужу. Защита от тёмных искусств была весьма специфическим предметом, и требовала обширных знаний не только в боевой магии, но и в прочих дисциплинах, особенно в зельеварении и в чарах. Северус бы справился, но Квиррелл и вполовину не был так умён и талантлив, как Снейп.
Дамблдор полагал, что у Квиринуса просто не хватит времени подготовить достойную программу и не достанет способностей вести практические занятия на должном уровне. Три семестра непрерывных фиаско, и дешёвый авторитет, добытый компиляцией статей магловских отщепенцев, развеется без следа. По окончании учебного года Альбус попросту уволит горе-профессора, как некомпетентного неудачника.
Комбинация была простенькая, в чиновничьем духе, но для мальчишки Квиррелла её хватило с головой. Разумеется, Квиринус проглотил наживку вместе с крючком, леской и удилищем, и Дамблдор, слегка посмеиваясь, назначил его новым профессором ЗОТИ.
Дальнейшие события не смог бы предсказать и сам Мерлин.
Чересчур добросовестный Квиррелл не ограничился круглосуточными бдениями в библиотеке. Его понесло в путешествие, он жаждал ознакомиться с изучаемым предметом на практике. Нормальный человек ограничился бы цивилизованными местами вроде Германии или Скандинавии, где местная экзотика присутствует в разумных количествах, а помощь целителей не является роскошью.
Но нет, наглеца понесло в Албанию, страну дикую и страшную в обоих мирах. Именно там Квиринус якобы встретил напугавших его вампиров. По версии же Снейпа, к которой склонялся и сам Альбус, идиот напоролся на неизвестное тёмное проклятие.
Стыдно сказать, но увидев заикающегося Квиррелла в нелепом тюрбане, Дамблдор едва удержался от смеха. Всё-таки, Мерлин жив и время от времени собственноручно обламывает рога бодливым коровам. Теперь насчёт педагогического провала можно было не волноваться. Боец-заика – это смешно, Квиррелл и месяца в должности не продержится.
Чтобы успокоить совесть, Дамблдор предложил свою помощь в поиске компетентного специалиста-колдомедика. Квиррелл ожидаемо отказался, недоверие к директору просто читалось на его лице. Альбус пожал плечами и пустил дело на самотёк: возиться со строптивцем стало откровенно некогда, следовало подготовиться к приёму в Хогвартсе надежды магической Британии Гарри Поттера.
Дни шли за днями, а Квиррелл всё упорствовал в своём нежелании признать поражение в самостоятельной борьбе с проклятием.
Дамблдор вовсе не был садистом и тираном. Попроси Квиррелл о помощи, он бы тут же её получил. Но новый профессор ЗОТИ упорно молчал, расстраивая прочих преподавателей своим измученным видом и невыносимым запахом.
Надо отдать должное профессорам, они все обращали внимание Дамблдора на состояние здоровья молодого коллеги. Даже Снейп, ненавидевший и презиравший Квиринуса, некоторое время донимал директора требованиями направить страдальца на принудительное лечение. А уж мадам Помфри и вовсе умоляла оглушить беднягу и насильно отправить в Мунго – проделать это самостоятельно ей не давала клятва Гиппократа.
Ещё Дамблдор ожидал потока жалоб от студентов на скверное преподавание, но к его досаде и изумлению, таковых не было. Младшие просто не понимали, чем профессор ЗОТИ хуже профессора по истории магии, а вот старшие, похоже, покрывали Квиррелла вполне сознательно, в память о его прошлогоднем бунте.
К весне Квиррелл ожил, и Дамблдор вздохнул с облегчением. Он даже сам себе не хотел признаваться, что переборщил с воспитательным процессом и взял на душу изрядный грех.
Теперь же открылось, что улучшение здоровья было куплено Квиринусом страшной ценой, и отчасти в этом был повинен сам Альбус.
– Что ж вы, сопляки, все такие гордые, а? – простонал директор и силой потёр лицо. – И как теперь быть?
Он долгое время пребывал в глубокой задумчивости, неторопливо перебирая варианты, пока не пришёл к выводу, что на некоторое время придётся всё оставить, как есть. Поднимать сейчас шум означало окончательно взбесить Скримджера, а вместе с ним и Фаджа.
Только что закончившаяся эпопея с драконом была воспринята Главным аврором весьма негативно. Бывший друг Руфус явился в Хогвартс при полном параде, в сопровождении трёх авроров и репортёра с колдографом. Скримджер первым делом лично убедился в отменном здоровье и хорошем настроении Гарри Поттера, а затем настоял на приватной беседе с Дамблдором.
Во время беседы директор в очередной раз убедился, что нынешний глава аврората невыносимый хам. Если достойно воспитанный маг желает получить ответы на свои вопросы, он никогда не станет использовать в своей речи формулировки вроде «какого мордредова хуя», «что за сука позволила» и «когда, блядь, закончится эта поебень».
Хотя если отбросить матерщину, то Скримджер высказал вполне интересную версию, которая Дамблдору почему-то даже в голову не пришла. По мнению недруга Руфуса, кто-то упорно покушается на остатки здоровья Золотого мальчика, и цели у злоумышленника далеки от банального сведения застарелых счетов с младенцем-героем.
Альбус был в таком шоке от собственной недальновидности, что спокойно пропустил мимо ушей «мудака в колокольчиках» и «развёл здесь бордель». Действительно, выходило на диво логично: на школу сыплются неприятности в виде разнообразных чудовищ, запросто шатающихся по коридорам, а Гарри Поттер чувствует себя в опасности и с искренней благодарностью принимает помощь своих однокурсников, чьи отцы никак не могут смириться с поражением в последней войне.
«Не ты ли, вошь бородатая, талдычишь вот уже десяток лет, что Неназываемый вернётся? – надсаживаясь, орал Скримджер. – Да хуй на Фаджа, сам-то ты в это веришь или нет?! Если веришь, то ты трижды кретин. Бросил пацана одного, и ему тут же заморочили голову! Тот Самый вернётся, и встречать его будет Гарри Поттер со свитой! Может, и не вернётся, но свита у Поттера никуда не денется!»
Альбус пытался успокоить Скримджера, да где там. Жмыров аврор накрепко увязал тролля и дракона в один зловещий план по запугиванию Поттера и отказывался признавать инциденты досадными случайностями.
Директор прошёлся по кабинету, налил себе ещё чаю, подумал, поморщился и призвал бутылку шерри. Похоже, бывший друг Руфус был прав, и Альбус действительно прошляпил пожирательский заговор в стенах собственной школы: уж очень вовремя возник Нотт с предложением «второго шанса» для своих ублюдков.
Дамблдор сделал несколько глотков прямо из бутылки, подумал ещё немного, а потом согнутым указательным пальцем постучал сам себе по лбу, подошёл к камину и назвал адрес, который знали очень немногие.
Настала пора посоветоваться со старым другом, который лучше прочих разбирался в заговорах, Пожирателях и чудовищах. Да и сквернословил, сказать по правде, намного тоньше и изобретательнее, чем много возомнивший о себе Скримджер.
– Добрый день, Аластор! Не уделишь мне минутку внимания?
***
– Башковитый вы колдун, мистер Дамблдор, – отставной аврор Аластор Моуди по прозвищу Шизоглаз резко дёрнул сжатой в кулаке палочкой и невербальным Секо напластал окорок на тонкие ровные ломтики, – но цивил конченый. Закусывайте. Сам коптил, на ольховых стружках.
Альбус вздохнул. Видно, для успешного усвоения аврорских премудростей нужно иметь особенное устройство мозга, каковое ему, увы, не досталось.
– Прости, Аластор, но я ничего не понял.
– Факты, – Моуди грузно опустился на массивный табурет и вытянул вперёд здоровую ногу. – У вас нет фактов. В какое проклятие вляпался этот профессор? Не знаете. За каким хреном Нотту вдруг сдался Поттер? Тоже не знаете. Что сам Поттер о тролле, драконе и своих слизеринских приятелях думает, вы спросили?
– Я полагаю…
– Полагать не надо, надо знать. Вы с пацаном-то говорили?
Дамблдор покачал головой:
– Я говорил с другими мальчиками. С младшим Уизли и внуком Августы.
Моуди запрокинул голову и громко захохотал.
– Я опять сделал что-то не так, друг мой? – улыбнулся Дамблдор, смеялся Аластор чрезвычайно заразительно.
– Допросы вы вести тоже не умеете, – кивнул сам себе Моуди. – Оно и понятно, в Визенгамот дела попадают готовенькими. Нужно правильно расспросить самого Поттера и в мозги ему заглянуть для верности.
– У Гарри блок, – с лёгким сожалением ответил Альбус. – Собственно из-за него мальчик и попал в Слизерин.
– Иди ты! – Аластор даже подскочил на своём табурете, а Дамблдор невольно вздрогнул. – Поттер чистокровный?! Мать моя Моргана! Нам, помнится, в разное время попадалось пяток таких типов, и я вам скажу, в допросной пришлось потрудиться.
– Знать ничего не хочу! – отмахнулся Дамблдор. Кошмарные байки подвыпившего приятеля уже не раз надолго портили ему аппетит.
– Я же говорю, цивил, – хохотнул Моуди.
– Гарри не может быть чистокровным. Его дед, Карлус Поттер, отказался от принятия Гарри в род именно потому, что мальчик родился полукровкой. Джеймсу не удалось смягчить отца, и он очень переживал об этом.
– Тогда хрень какая-то выходит, – озадаченно сказал Аластор. – Поттер не Поттер?
– Я думаю, происхождение блока искусственное, – помолчав, признался Дамблдор. – Не хотел тебе говорить. Опять скажешь, что фактов нет. А ещё мальчик говорит на парселтанге, и это вообще не поддаётся никакому разумному объяснению.
Моуди изумлённо воззрился на директора:
– Мальца зачинали на могилке Слизерина? Хотя, если учесть, из какой семьи наш дружочек Блэк...
Дамблдор в задумчивости пару раз дёрнул себя за бороду. Сегодня просто день открытий – о Сириусе, как о тёмном маге из жуткой семейки Блэк, он почему-то не подумал, считал, что Гарри Поттера изуродовал уходящий за Грань Волдеморт.
Моуди меж тем принялся молча махать палочкой: задвинул толстенные ставни на окнах, подбросил дров в камин и вскипятил жестяной, видавший виды чайник. Домишко у отставного аврора был крохотным и неказистым, но располагался в живописном месте – под скальным утёсом неподалёку от какого-то леса. По силе же защитных чар жилище Шизоглаза вполне могло потягаться с самим министерством и напоминало Альбусу гринготтский сейф, сбежавший из банка на волю.
– Ты сможешь мне помочь? – Дамблдор отпил глоточек крепкого чая и слегка поморщился, напиток явно отдавал какой-то лечебной травой.
– Смотря по тому, что вы считаете помощью, – Моуди грел руки о свою кружку, а его волшебный глаз сосредоточенно пялился куда-то Альбусу за спину. – Возможности у меня сейчас не те, учтите.
Дамблдор тихонько вздохнул и сокрушённо покачал головой.
– Трогать вашего Квиррелла не стоит, – поразмыслив, продолжил Аластор. – Сам вскорости издохнет, раз дело дошло до крови единорога. Детям он вряд ли навредит, просто присматривайте за ним потихоньку, да и всё.
– А что с его проклятием? – спросил Дамблдор. – Ты говорил, что нужно узнать.
– Если вы не собираетесь его спасать, то не нужно, – махнул рукой Моуди. – Я так понял, вреда от него никакого, а пользы уже не дождёшься – парень в предагональном состоянии. Лишь бы на уроке не крякнул, детишки напугаются.
– Может, всё-таки сдать его в Мунго? – смутился Дамблдор. Аластор повторил его собственные мысли, но из уст другого человека эти размышления показались вдруг чересчур циничными и гадкими.
– Чтобы потом Скримджер на пару с сучонком Малфоем размазали вас по атриуму министерства? – невесело усмехнулся Шизоглаз. – Валяйте. А так… Помер и помер. Бывает. Коронером в Хогсмиде вроде кто-то из Кутов?
– Да, – кивнул директор. – Но начальник местного аврората выпускник Дурмштранга.
– Эйнар в школьные дела лезть не будет. Чтит субординацию, мордредов сын, – Моуди с хрустом потянулся и долил себе чаю. – А вот с Ноттом, мантикора его закусай, придётся повозиться. Время терпит?
– Терпит, – Альбус подумал и спросил: – А что ты собираешься сделать?
– Для начала пособираю сплетни, – Моуди опять усмехнулся. – Флэтчера задействую, пусть по Лютному с пользой пошатается, а не для удовольствия, как обычно.
Дамблдор поморщился:
– А, этот твой воришка.
– Мой информатор, мистер чистоплюй, – оскорбился Аластор. – До чего же все любят блюсти чужую мораль. Воришка не чета Пожирателю Смерти из ближнего круга, но я-то помалкиваю.
– Я всецело доверяю Северусу, – отмахнулся Дамблдор. Этот бесполезный спор не прекращался вот уже десять лет. – К тому же он является источником весьма ценных сведений.
– Это каких же? Изыски ебли с Малфоем? Так оно нам без надобности, – буркнул Моуди и ехидно добавил: – Или вы в частном порядке интересуетесь?
– Ох, Аластор, – вздохнул директор. – Я долгое время подозревал Люциуса Малфоя в том, что именно он является преемником Волдеморта. Подозрения не подтвердились, но в этом нужно было удостовериться наверняка.
– И тогда говорил, и сейчас скажу, – нахмурился Моуди. – Неженка Люци просто в силу природной дурости ничей не преемник, даже собственному отцу. Огромное счастье, что старый Эйби подох, а то мы замаялись бы сейчас заговоры душить.
– Но Северус…
– Вы вытащили носатого говнюка из Азкабана, вручили должность декана Дома и снабдили состоятельным трахалем, – заржал Аластор. – В благодарность тварёныш не подтвердил ваши подозрения. Ценный, сука, добытчик сведений. Нет уж, я лучше по старинке, с Флэтчером и ему подобными господами поработаю. Месяцок-другой у нас есть? Вот и чудно.
***
– Сам профессор Дамблдор вручил тебе эту мантию! – горячился Рональд, едва не подпрыгивая от возбуждения. – Сам, пойми ты наконец. Он сам считает тебя Избранным!
– Откуда ты знаешь? – недоверчиво посмотрел на него Невилл. Артефактов подобного уровня у него в семье не было, ценность мантии-невидимки представлялась Лонгботтому запредельной, и он не знал, что думать.
– Так почерк же директорский, – завёл глаза Рон. – Профессор родителям пишет иногда.
– Ты читаешь чужие письма?!
– Вот и скажи, что не пригодилось, – хмыкнул Рон. – Много там не прочитаешь, письма зачарованы. Просто буквы перед глазами скачут, и всё. Но почерк я накрепко запомнил. Это директор тебе писал.
– Ты уверен? – Невилл опять развернул мантию-невидимку и залюбовался серебристыми переливами донельзя странной ткани.
Тихо чирикнула простенькая «сигналка» на двери «штаба», Рональд выхватил палочку, а Невилл суматошно принялся запихивать мантию в сумку. Но это оказалась Грейнджер.
– Понятно, – сказала она и поджала губы, совсем как Макгонагалл, – в библиотеку не ходим, самоподготовкой не занимаемся, график занятий нарушаем, но желаем без всяких проблем оказаться на втором курсе.
Уизли тоскливо застонал, направил палочку себе в лоб, сказал: «Бабах!» и задёргался, изображая мучительную агонию. Невилл хихикнул, но стушевался под укоризненным взглядом подруги. Пунцовея, он опять достал мантию и протянул Гермионе:
– Смотри!
– Фата? Очень мило, Невилл, но рановато, не находишь?
– Чуешь, друг, – пробурчал «воскресший» Рональд, – у девчонок с рождения все мысли об этом самом, точно тебе говорю. Моя сестра уже лет пять замуж собирается. Какая фата, Грейнджер? Побойся Мерлина, это могучий древний артефакт. По легендам он принадлежал самой Смерти!
– Фата Смерти?
– Тьфу ты! Мантия это, мантия! Не свадебная, честное гриффиндорское.
Теперь покраснела Гермиона:
– Не собираюсь я замуж, ясно?
– А и соберёшься, Хорёк тебя нипочём не возьмёт. Нужна ты ему больно – ни дара, ни родни, ни приданого.
Гермиона грозно свела брови, упёрла руки в бока, но сказать ничего не успела, потому что Невилл поспешно вмешался в назревающий скандал:
– Ребята, хватит! Серьёзное дело, а вы опять на ровном месте свару устроили. Гермиона, выслушай, пожалуйста. Ты умная, ты обязательно посоветуешь что-нибудь дельное.
Грейнджер фыркнула, но кивнула. Невилл глубоко вздохнул и принялся излагать историю чудесного обретения мантии-невидимки. Время от времени его перебивал Уизли, торопливо поясняющий неизвестные Невиллу подробности.
Именно Рон рассказал, что мантия раньше принадлежала Джеймсу Поттеру.
– Дар смерти, один из трёх. Тот самый, из легенды о братьях Певереллах, – Рональд понизил голос до шёпота. – Я однажды разговор мамы и папы услышал…
– Ты ещё и подслушиваешь, – не выдержал Невилл. – Ужас.
– Ты тоже, – мстительно припомнила Гермиона. – Оба хороши.
– Да за что мне это? – простонал Рональд. – Это называется разведка и негласный сбор данных, мне мистер Шеклболт говорил. Всё для пользы дела, уймитесь уже.
– Значит, мантию нужно отдать Гарри, – сказала Гермиона и недоверчиво пощупала струящуюся серебристую ткань. – Точно, руки не видно. Какая интересная вещь.
– Пожелай профессор Дамблдор, чтобы мантия была у Поттера, он отдал бы её Поттеру, – набычился Рон. – Или ты у нас умнее самого Верховного чародея и кавалера ордена Мерлина?
– Нет, конечно, – растерялась Гермиона. – Но если мантия принадлежала отцу Гарри, то… – она умолкла под насмешливым взглядом Уизли. – Разве нет?
– Мне тоже так кажется, – пробормотал Невилл, заранее огорчаясь от потери такой замечательной штуки, как мантия-невидимка.
– В том-то вся и штука, – важно сказал Рональд и уселся на старый трёхногий табурет, притащенный им откуда-то в «штаб». – Ты, Гермиона, можешь не знать, что дед Поттера не очень-то рвался в бой за дело света. А Джеймс был настоящим героем и пошёл против семьи: примкнул к Дамблдору, сражался с Пожирателями и даже женился на маглорождённой. Из-за этого его из рода изгнали, представляешь? Но несмотря ни на что, он продолжал бороться с тёмной магией. Мама говорила, что Джеймс Поттер был истинным гриффиндорцем.
Лонгботтом закивал, подтверждая правдивость рассказа.
– Потому я и думаю, что мантию-невидимку Джеймс передал профессору Дамблдору для борьбы с Пожирателями, ведь это очень полезный артефакт. Правда, я всех свойств не знаю, – Рон замялся и, прикрыв глаза, выдохнул: – Придётся в библиотеке поискать, должны же быть какие-то книжки про эту мантию.
Гермиона, потрясённая добровольным желанием Уизли отправиться в библиотеку, охнула и удивлённо заморгала.
– То есть ты полагаешь… – пробормотал Невилл и набросил мантию на плечи.
– Профессор тоже знает о Пророчестве, не забывай. Из Поттера борец со злом, сам видишь, так себе. Он у нас больше по улыбочкам в журнальчиках. Вон, Браун с подружками, все до одной колдографии повырезали из газет и пищат над каждой,– Рон помотал головой, скривился и просюсюкал противным голосом: – «О, мой герой, ты прекрасен!»
Невилл и Гермиона дружно поморщились – на снимках в прессе Поттер получался до тошноты слащавым, и поклонницы у него были одна противней другой.
– Но эта мантия не может быть моей, – подумав, сказал Лонгботтом.
– Ясное дело, – кивнул Рональд. – Тебе дали её на время, само собой.
Невилл облегчённо вздохнул. Тогда всё становилось понятным и правильным – мантия общая и вручена для пользы общего дела.
– Только, это, – Рон озабоченно потёр лоб, – говорить никому нельзя. Особенно Поттеру. Слышишь, Грейнджер? Он с дурна ума похвастается своим приятелям, и всё.
– В смысле? – нахмурилась Гермиона.
– Ты думаешь, пожирательским детишкам такая штука не нужна? Подкараулят, не дай Мерлин, и отберут тотчас же.
Лонгботтом вздрогнул, а Гермиона задумчиво протянула:
– Вполне возможно. Интересно, цербер под ней человека учует?
Рон и Невилл переглянулись, а потом с уважением посмотрели на подругу.
– Но вы поклянётесь, – строгим голосом сказала Гермиона, явно подражая Макгонагалл, – что не будете использовать мантию-невидимку для шалостей. Только по серьёзным поводам!
Невилл торопливо закивал, а Рон цокнул и закатил глаза:
– Ясное дело, Грейнджер. По всему видать – кончились шуточки.
