Трудности кулинарного искусства

- Да твою мать! – в пятый раз за последние полчаса по общежитию разнесся истеричный вопль с кухни. А всё потому, что участь готовить ужин на всю китайскую подгруппу выпала Лухану. И ведь выпала самым бессовестным образом из возможных, и отчасти по его собственной глупости. Ну как он мог повестись на этот дурацкий спор и самоуверенно заявить, что Чен не рискнёт поцеловать Минсока взасос перед всей группой. Впрочем, откуда ему было знать, что Чондэ окажется таким беспринципным… Поцеловал. Да так поцеловал, что в итоге их пришлось растаскивать Лэю с Крисом, потому что поцелуй на спор совершенно определённо грозился перейти в бесплатное порно. Злобно швырнув деревянную лопатку на разделочный стол, Лухан скинул на пол и так уже сбившийся набок поварский колпак и в очередной раз покрыл матом всех своих согруппников, не забыв и себя упомянуть. Кому ещё могла прийти в голову мало того что априори провальная идея спорить с главным троллем группы, так ещё и поставить на кон приготовление ужина, учитывая, что Лухан был тем человеком, появление которого на кухне грозило взрывом. Ядерным. И плевать, что их кухня оборудована по высшему разряду безопасности. Хань был чуть ли не единственным из группы, кто мог столовую ложку превратить в оружие массового поражения. Разумеется, случайно. Но степени травматичности это не умаляло. И вот теперь ему, тому, кто уже однажды чуть не спалил общагу, когда его попросили приготовить «что-нибудь перекусить» предстояло испечь блинчики, потому что Чен, на правах победителя в споре имел наглость потребовать именно это блюдо на сегодняшний ужин. Только за одно это Лухан уже раз десять мысленно проклял его в особо извращённой форме. Единственным, что его радовало в сложившейся ситуации, было то, что все его согруппники благополучно смотались под предлогом пройтись по магазинам, и оставили Ханя наедине с его позором. Ну, почти наедине… Помимо самого факта, что ему придётся сыграть роль шеф-повара всея EXO и постараться приготовить нечто хоть сколько-нибудь съедобное, у Лухана был ещё один раздражающий фактор. Который через каждую минуту заглядывал на кухню с одним-единственным, вероятно, заевшим у него вопросом «Ну что, гэгэ, скоро будет готово?», и неутолимым желанием стырить что-нибудь съедобное. Причем желательно именно из тех ингредиентов, которые были необходимы Лухану для приготовления блинчиков с начинкой. Первые пятнадцать минут он старался вообще не реагировать на наличие Тао в общежитии, понимая, что если начнет акцентировать на этом внимание, то чокнется ещё до того, как перейдёт непосредственно к процессу готовки. А спустя полчаса он уже готов был придушить макнэ за то, что он совал нос на кухню по поводу и без. Именно благодаря тому, что Цзытао в очередной раз зашёл, а вернее сказать, закрался на кухню, Лухан насыпал в тесто вдвое больше муки, чем надо было, не без участия младшего он налил молоко мимо чашки. А ещё умудрился уронить в почти готовое тесто зубочистку, которую взялся грызть для успокоения нервов. Однако мысль с помощью ложки достать ненужный предмет из субстанции сменилась наиподлейшим пожеланием, чтобы блинчик с зубочисткой достался Чену. Или Тао. Сейчас всё зависело от того, насколько последний выведет его из себя. А Цзытао, словно бы не чувствуя нарастающего напряжения, исходящего от Ханя, в очередной раз притащился на кухню, потому что ему стало скучно сидеть одному в гостиной и пялиться в телевизор. - Хань-гэ, тебе не кажется, что на приготовление блинчиков уходит куда меньше времени, чем ты здесь торчишь? – поинтересовался он, наблюдая, как старший, высунув кончик языка, сосредоточенно доливает молоко в чашку. – Уже почти час прошёл. Услышав комментарий макнэ, Лухан поджал губы, потому что желание послать Тао матом куда подальше достигло критической отметки. И постарался продолжать его игнорировать. Что в общем-то ничуть не мешало ему уже представлять в красках, как он отыграется на младшем, когда все лягут спать. Но Цзытао этого пока знать было необязательно. Тао, поняв, что ответа на свой вопрос не получит, тихо фыркнул и, подойдя к разделочному столу, решил продолжить дегустацию будущих начинок для блинчиков. - Тао-я, прекрати жрать клубнику из варенья, она не для тебя там лежит, - едва не прорычал Хань, из последних сил удерживая себя от желания треснуть макнэ половником по лбу. Так, для профилактики. Цзытао состроил недовольную мину, но угощаться клубникой перестал. Впрочем уже через минуту он придумал себе занятие поинтереснее. И, видит Бог, если бы Лухан об этом знал, он бы собственноручно отдал всю вазочку с вареньем младшему и с пинка отправил бы его к чёртовой матери из кухни. Но ему было совершенно не до этого, так как в данный момент он наливал тесто на разогретую сковороду, молясь, чтобы блинчик выглядел хотя бы съедобно, тихо бормоча себе под нос что-то на тему того, что стоило бы насыпать вместо муки стрихнин, чтобы больше ни у кого в этом общежитии не возникало крамольных идей заставлять его готовить. Погруженный в процесс создания блинчика, Хань не заметил, как Тао набрал большую пригоршню муки из пакета. Поэтому губительность своего положения осознал только тогда, когда повернулся к младшему лицом, всё ещё держа в руках сковороду. Покрытые белой пылью руки Цзытао и его хитрая морда говорили сами за себя. - Мелкий, - предостерегающе начал Лухан, - не вздумай даже, не делай этого, если ты сделаешь… Договорить свою гневную тираду старший не успел, так как Тао с криком «Сюрприз» изо всех своих недюжинных сил дунул на муку, и спустя пару секунд Хань был покрыт ею практически с ног до головы. От вида своего горячо обожаемого гэгэ Цзытао разразился истерическим смехом, временами переходящим на девчачьи повизгивания. Однако его веселье не было долгим, и он как-то резко заткнулся, наблюдая, как Лухан размеренными движениями выключает плиту, а затем ставит на неё сковороду. Потом вытирает попавшую на губы муку и изрекает: - Ну всё блядь, ты труп. Теперь уже Цзытао взвизгнул далеко не от веселья, а от того, что кое-как увернулся от полетевшего в него половника, и тут же рванул из кухни. Лухан, недолго думая, зачерпнул побольше муки и бросился вдогонку, решив для начала устроить младшему алаверды. На его счастье Тао не очень хорошо ориентировался в критических ситуациях и, чисто по инерции, рванул в гостиную. Там его и настигла страшная участь. Он даже пикнуть не успел, как получил порцию муки в физиономию, а через мгновение уже оказался прижатым к ковру. Тёмно-зелёному ковру, на котором теперь красовались белёсые разводы от муки, но Ханю было на это глубоко наплевать, он жаждал мести. И, недолго думая, начал щекотать макнэ, прекрасно зная, что он до ужаса боится щекотки. Тао вопил так, что у старшего едва ли уши не закладывало, он брыкался, как бык на родео и временами отпускал такие словечки, что у Лухана краснели кончики ушей. А когда он почувствовал, что сопротивление младшего ослабевает, то решил переходить ко второму пункту своей мести. Тао, едва успевший вздохнуть с облегчением от того, что его перестали жестоко пытать щекоткой, поперхнулся воздухом, когда с него самым наглым образом стянули штаны вместе с боксерами. - Эй, Хань-гэ, какого чёрта ты делаешь? – возмущенно воскликнул Цзытао, глядя на довольно ухмыляющегося старшего. – Это нечестно! - С чего бы это? Издеваться над несчастными не умеющими готовить оленями, значит, честно, а получать за это наказания нечестно? - Может, я просто хотел, чтобы ты наконец обратил на меня внимание, - насупился Цзытао, - мы так долго не оставались наедине. А ты со своими блинами... - Во-первых, не со своими, а с нашими, потому что это должен был быть ужин на всех, - хмыкнул Хань, проводя по внутренней стороне бедра младшего и не без удовольствия наблюдая, как он неосознанно прикрывает глаза, - а во-вторых, ты своего добился – я обратил на тебя внимание. И, думаю, моего сегодняшнего внимания вполне хватит, чтобы всю следующую неделю ты подкладывал подушечку под свою очаровательную задницу. - Эй, я не хочу быть снизу! Это… - Лухан не собирался слушать возражения младшего, поэтому заткнул его самым действенным способом – поцеловал, сразу же проскальзывая языком в приоткрытый рот. На Цзытао это всегда действовало безотказно, вот и сейчас не прошло и нескольких мгновений, как он начал со всей страстью отвечать на поцелуй, а его попытки оттолкнуть от себя гэгэ переросли в попытки прижать его как можно сильнее к себе. Оторвавшись от губ Тао, Хань начал опускаться поцелуями на его шею, но уже через пару мгновений бросил эту затею, ощутив под губами вместо нежной кожи слой муки, и кое-как уговорил себя промолчать и не высказать младшему всё, что он думает по поводу его умственного развития. Всё-таки грешно было терять момент, когда Цзытао, чаще всего доминирующий и предпочитающий быть сверху, раскрывается перед ним, призывно раздвигая ноги. Перепачканная мукой одежда была в данный момент чертовски лишней, и Лухан с остервенением стащил с Тао черную майку, оставляя его полностью обнажённым, и начал снимать с себя футболку, но макнэ с недовольной миной оттолкнул его руки, показывая тем самым, что хочет раздеть его сам. Только если обычно ему нравилось делать это медленно, дразня и растягивая удовольствие, то сейчас он буквально за пару десятков секунд избавил Ханя от всей одежды, откидывая её к выходу из комнаты. Цзытао сам притянул старшего к себе, целуя резко и отрывисто, но поддаваясь, когда Лухан начинал перехватывать инициативу. Он решил, что иногда можно позволять себе быть ведомым, тем более когда тебя с таким энтузиазмом трогают и ласкают везде, где только можно. И покорно открыл рот, когда Хань надавил пальцами на его губы, ясно давая понять, чего он хочет. Старший едва ли не стонал от ощущения того, как горячий влажный язык обводит его пальцы, как мягкие губы обхватывают их так плотно, словно младший представлял, что это далеко не пальцы. Хотя, вполне возможно, что так оно и было. Посчитав, что вполне можно переходить к следующему этапу, Лухан убрал руку от лица Тао, опуская её вниз, проводя кончиками пальцев влажную дорожку по его торсу, спускаясь ниже, дразняще касаясь возбужденного члена, поджавшихся яичек. Цзытао прикусил мочку уха Ханя, когда он надавил на колечко мышц и, что старшего донельзя возмутило, без особого труда ввёл внутрь сразу два пальца. Видя, как краснеет его диди, Лухан фыркнул. - Опять занимаешься в душе непотребствами? – ехидно поинтересовался он, резко загоняя пальцы в горячее тело и сразу сгибая их под нужным углом. Полный удовольствия стон макнэ разлетелся, казалось, по всему общежитию. Хань с садистским кайфом продолжал давить на простату, смотря, как Тао выгибается в спине, приоткрывая рот, и тихо выдыхает пошлые просьбы оттрахать его так, чтобы у него ноги не сходились. И через три мучительных минуты Лухан сдался. В конце концов, у него нервы тоже не железные. Он вошёл в Цзытао одним мощным толчком, заставляя младшего вскрикнуть и обхватить ногами его бёдра. И хотя Хань видел, что Тао всё же больно, останавливаться в его планы не входило, но он немного замедлил темп движений, позволяя макнэ привыкнуть. Только вот Цзытао совсем этого не ожидал и даже открыл глаза, выдавая очередное феерическое требование: - Прекрати изображать из себя парализованную улитку, Хань-гэ, - даже в том положении, в котором они находились, Лухан не удержался и прыснул, - давай, накажи меня за то, что я трепал тебе нервы. - Ну раз ты так просишь… - склонившись к Тао, выдохнул ему в ухо старший, а потом вовлёк его в развратный поцелуй, ускоряя темп толчков до предела, вынуждая макнэ прокусывать его губы до крови и стонать ему в рот, вцепляясь пальцами в ворс ковра. Уже плюнув на эту чёртову муку, которой они оба были обсыпаны с головы до ног, Цзытао потянул Лухана за волосы на затылке, вынуждая его запрокинуть голову назад, вылизывая длинную шею, прикусывая и оставляя засосы, такие, чтобы не сходили не меньше недели. Чтобы гэгэ смущённо прятал шею под водолазками с высоким воротом и ни в коем случае не мылся в душе с кем-то из одногруппников. Их обоих хватило ненадолго, всё-таки никакое самоудовлетворение в ванной не могло сравниться с полноценной близостью с человеком, которого хочешь настолько, что даже широкие штаны не спасают. Они кончили почти одновременно, затыкая друг друга поцелуем, чтобы соседи не сочли живущих здесь людей ну совсем уж извращенцами. Лухан удобно устроил голову на груди Тао, предварительно стряхнув со смуглой кожи муку, что натряслась с его волос и лица. И всё-таки не удержался от того, чтобы не матернуть его диди за то, что он так и не испёк эти грёбаные блинчики. Их совершенно не заботило то, что, в сущности, они выбрали не самое лучшее место для своих игрищ. Поэтому едва не отдали Богу душу, когда со стороны дверного проёма послышалось совершенно ошалелое: - Охренеть, Олень, ты ужин готовишь… В лучших традициях кино лежавшая на полу парочка медленно посмотрела в сторону двери, обнаруживая там вконец обалдевшего от увиденной картины Лэя. Тао уже открыл, было, рот, чтобы выдать каноничное в таких ситуациях «Это не то, что ты подумал», но тут же отмёл эту мысль, понимая, что даже такой тугодум, как Исин, поймёт, что два голых парня, валяющихся в объятьях друг друга на полу посреди гостиной это явно не игра в шахматы или разгадывание ребуса. На этот раз первым нашёлся Лухан: - Син-син, будь другом, скройся с горизонта, ты нарушаешь интимность момента, - в ответ на это согруппник лишь неопределенно пожал плечами и, бросив через плечо «Скоро вернутся остальные», ушёл из гостиной к себе в комнату. - Ну вот, - сокрушенно вздохнул макнэ, поднимаясь на ноги, - ещё один наш друг внёс нас в список конченных извращенцев. - Не хочется тебя расстраивать, Тао-ди, но мы уже давным-давно в этом списке, и по-моему, у всей нашей группы. Или тебе напомнить, сколько раз… - Лучше заткнись, - буркнул Цзытао, надевая майку, после чего осмотрел плоды их со старшим совместных стараний в виде тёмно-зеленого ковра, украшенного белыми пятнами от муки и… кое-чего ещё. – Что будем делать с ковром? Лидер вряд ли обрадуется тому, как он выглядит… - Понятия не имею, диди. Давай скажем, что это такое дизайнерское решение, - Хань едва удержался от смеха, - в стиле Гуччи. - Гуччи бы такую фигню не сделал, - мгновенно возразил младший. - Что и доказывает, что тебе до Гуччи, как… - фразу закончить Лухан не успел, потому как спасение собственной жизни от расправы оскорбленного Тао показалось ему куда более важным.