Bizarre Mistake: You're My Obsession

Обложка: http://cs540106.vk.me/c619620/v619620447/5a88/7Ie9iNgtrs8.jpg Его крик заполняет собой каждую трещинку на пожелтевших стенах и потолке, каждый сантиметр этой комнаты, всё вокруг. Его трясёт в истерике так уже три дня. Ничто не может успокоить обречённого парня: ни снотворное, ни специальные наркотические средства, ни угрозы медперсонала, ни разряды электрошоковой терапии. Он бился в своей комнате, словно тигр в клетке, который чувствует, что скоро покинет этот мир. Он тоже словно чувствовал, что ему осталось не долго. Вскоре Тварям просто наскучат его вопли, и они спокойно смогут увеличить дозу наркотика, вызывая передозировку, или же увеличить время электротерапии, проводя электричество под таким напряжением, что у парня просто остановится сердце от перенапряжения. Тварям было бы только в радость избавиться от ещё одного сумасшедшего урода, как он, который попал сюда из-за собственной странной и немыслимой ошибки, которую сам он считал их общей. Только их двоих. *** Всё началось в начале сентября. Шёл мелкий дождь, окутывая Саммит серыми тучами и холодным порывистым ветром. Этот день не представлял собою ничего особенного для жителей города, спешащих к себе домой под чёрными зонтиками, скрывающими их, казалось бы, от всего внешнего мира. Для всех, кроме семьи Уэй. В этот самый день, 10-го сентября, Донна подарила своему любимому мужу, Дональду, и не менее любимому старшему сыну, Джерарду, маленького зеленоглазого мальчишку с русыми волосиками на крохотной головке, которого назвали Майкл Джеймс Уэй. Ребёнок был очень красив. Его глаза с самого рождения светились какой-то правильностью и серьёзностью. Он покорил своего старшего брата, как только появился на свет. Мальчик не мог оторвать глаз от своего новорождённого брата, до которого, как казалось Джерарду, сузилась вся его Вселенная. Он полюбил брата так сильно, как только позволяют братские узы. Но были ли то братские узы или же что-то большее изначально? Мальчик и не подозревал о самом существовании подобных вопросов. Он был просто счастлив, глядя в такие родные и такие яркие глаза, цвета весенней листвы. С пелёнок Майки, а так его ласково называл Джерард, больше всего времени проводил со старшим Уэем: засыпал у него на руках и просыпался, кушал только когда брат кормил его, играл только с ним, плакал, когда Джерард уходил, оставляя его матери или отцу. Родители поражались такой тесной и неразрывной связи между детьми. Мальчики росли вместе и всё делили поровну. Джерард взрослел изо дня в день всё больше, так как хотел, чтобы ему полностью доверяли заботу о младшеньком. И вот Джерарду уже 10. Майки идёт в школу. Уэй старший не успевает оглянуться, как его братишка уже возвращается домой с первой пятёркой и сразу бежит в комнату Джи, чтобы рассказать о том, как прошёл его день, усаживаясь к брату на коленки и крепко-крепко обнимая за шею, из-за чего прямоугольные очки, которые ему пришлось надеть из-за близорукости, съезжали с него. Джерард долгое время боялся за зрение младшего брата, пока родители всё же не убедили его, что всё это поправимо. А как он перепугался, когда Майки прошептал тихое: «Я не вижу буковку, Джи. Совсем-совсем.» Джерард очень любил проводить всё свободное время со своим братом. Он не рисовал, не гулял, не играл в футбол, как все ребята во дворе. Он всегда закрывался в комнате с Майки и играл с ним, болтал, или же просто молчал, обнимая хрупкое тельце и прижимая к себе, трепетно гладя по русым волосам, наслаждаясь каждым мгновением рядом с ним. Мальчики растут. Для старшего сына наступает «тинэйджерский» период. Ему уже 14, а младшенькому только 11. Их братские узы по-прежнему нерушимы и прочны, как сталь, а может и прочнее. Как прекрасно, когда ты просто души не чаешь в человеке. Так и было с братьями Уэй. Но Джерарду казалось, будто бы он что-то делает не так. Он больше не чувствовал той самой братской любви к Майки. Он не понимал сам себя. Он чувствовал что-то глобальное и сильное, в тысячи раз превосходящее то чувство, какое обычно и должно быть между родными братьями. Джерард боялся себя, он буквально себя ненавидел, когда позволял себе хотя бы допустить мысль о том, что он любит братишку как-то по-другому. Он плакал. Много и долго. Часами не выходил из своей комнаты, стараясь огородить на время себя от Майки, который не на шутку перепугался такой резкой переменой в старшем брате. Джерард почти ни с кем не говорил, избегая контактов с Майки. Он боялся смотреть ему в глаза. Ему было стыдно за свои мысли и чувства. Так, под давлением ненужных мыслей и полного отчуждения от всего, Джерард впервые попробовал выкурить косяк, чтобы забыться и прекратить загоняться по поводу своих отношений с младшим. Но это не спасло парня, а лишь усугубило ситуацию. Трава давала только временный дурманящий эффект, который исчезал по истечении пяти часов, рассеиваясь в организме старшего Уэя, как пар, вырвавшийся изо рта в морозный зимний день. Это убивало Джерарда. Выедало его изнутри, помогая его депрессии взять верх. Джи пытался покончить с собой, чтобы не мучиться от стыда и всё ещё неизведанного чувства по отношению к его младшему брату. Он считал себя грязным, неправильным, недостойным, уродливым. Он не мог допустить, чтобы Майки пострадал из-за него, но и не мог представить себя без этого светлого мальчугана, который занял всё место в голове и сердце Джи. Ему было очень страшно. Не за себя – за брата. Майки совершенно не понимал, что происходит со старшим. Он сам не мог сдержать рыданий, когда видел очередную молчаливую истерику Джерарда, не мог сдержать злости на родителей, которые ссылались на переходный возраст, не мог сдержать горя, которое, как и всё остальное, делил с братом на двоих. Но когда ночью, тихонько на цыпочках, мальчик подошёл к двери в ванную, чтобы сходить в туалет, он обнаружил, что там кто-то был. И не просто кто-то. Когда Майки боязливо подошёл близко к щёлке, из которой на стену лился оранжевый свет горящей лампы и заглянул в ванную, то просто остолбенел от парализовавшего его страха. Джерард, его заботливый и добрый брат, которого он любил больше всех на свете, его главный пример для подражания, его кумир и герой, его самый близкий и родной человек стоял над наполненной ванной с ножом, приставленным к левому запястью. Было видно несколько свежих кровоточащих красных полосок, которые он уже успел нанести на свою бледную кожу. Но та полоска, которую он собирался сделать сейчас, должна была стать самой глубокой и самой последней. Роковой. Рука парня сильно дрожала, из глаз градом лились горькие слёзы, дыхание сбилось. Им руководила истерика, страх, отчаяние, безысходность и стыд. Он всё понял. Всё стало ясно для Джерарда, когда он тайком пробрался в папин кабинет и включил его рабочий компьютер, чтобы забить в строку поисковой системы короткое предложение: «Любовь между братьями». И тут же интернет выдал ему кучу ссылок, которые должны были открыть парню глаза на всё то, что он так искренне не понимал. Нет, Джерард в свои 14 уже знал и про секс, и про наркотики, про насилие и прочую дрянь, но вот что такое «инцест», он не знал и боялся узнать больше всего на свете. Однако пути назад уже не было, и, открыв ссылку, содержащую нужную информацию, Джерард стал глотать слёзы, которые больше не мог сдерживать, читая открывшийся текст. «Инцест ( от латинского incestus – «преступный, греховный»), кровосмешение – половая связь между близкими кровными родственниками (родителями и детьми, братьями и сёстрами).» Преступление. Джи не обратил внимания на ключевое слово в тексте, а именно на «половую связь». Он не стал читать дальше, не стал разбираться. Для себя он понял одно – его чувства к Майки преступны и незаконны. Джерард осел на пол, скатываясь по стене спиной вниз, закрывая глаза руками и давая волю истерике. В тот самый момент он и решил, что такой как он, такой преступник и грешник, не достоин жить в одном мире с чистейшим и невиннейшим существом на планете. Его сердце обливалось кровью от осознания того, что он покинет Майки, но он уговаривал себя словами «Так нужно» или «Ему так будет лучше». Он боялся дышать, зная, что это причинит ему боль, боялся шевелиться, боялся думать о брате. Но, когда настенные часы показывали ровно полночь, Уэй старший решил, что ему пора. Пора покинуть этот мир, где он всё равно был бы наказан за свои чувства, пора оградить младшего братишку от этого ужаса, пора очистить свою душу от грехов. Джерард тогда впервые поверил в Бога. Он долго стоял на коленях в ванной и молился, чтобы он дал Майклу лучшую жизнь и чтобы он не скорбел по такому преступнику, как его старший брат. Он умолял Иисуса дать ему возможность приглядывать за младшеньким с Небес. Хотя, Джи понимал, что за свои чувства ему уготовано место в Аду, но всё равно молился за место ангела-хранителя братишки. Все мы знаем, куда попадают суицидники. Надежда Джерарда не оправдалась бы никоим образом. Майки отказывался понимать, почему его брат сейчас пытается свести счёты с жизнью. Ему кажется, будто сейчас кто-нибудь выскочит из-за угла с видеокамерой и крикнет «Розыгрыш!», а Джи повернётся и засмеётся вместе с Майки. Но нет. Это была реальность, которую мог изменить только громкий детский голос, разрезающий тишину ночи на тысячи мелких кусочков. - Джи!!! Не надо!!! Стой!!! – кричал младший, врываясь в ванную комнату и пихая руку брата, в которой был нож. Окровавленный металл встречается с кафельным полом и раздаётся громкое лязганье, в то время как Майк укладывает голову Джерарда на свои колени, не переставая твердить, словно в бреду: «Не уходи, не уходи». И старший не ушёл. С тех пор прошло четыре года, а Джерард всё твердил и твердил брату, как ему жаль. Он не рассказал всей правды: ни Майки, ни родителям, никому. Он и сам старался забыть тот ужасный день, когда он впервые узнал про то, что происходит с ним по отношению к Майку. Он старался забыть эти чувства, старался забыть эти строки из интернета, старался забыть это страшное слово на букву «и». Но он не смог. Вместе с совершеннолетием к Джерарду пришло и осознание того, что он любит его. Любит своего брата. Он любит его не братской любовью. Он любит его совсем по-другому. Но как об этом сказать самому Майки? И стоит ли говорить вообще? Страх и отчаяние вернулись снова. Джерард не знал, что ему делать. Его решение пришло к нему спонтанно. Сентябрь. Дождь. Тучи. Всё, как тогда, как в первый день их знакомства. Майки сидел у себя в комнате на кровати и читал, пока его старший брат топтался возле его двери, усердно вытирая выступившие на глаза слёзы и заглядывая в узкую щёлку, оставленную будто специально для него. Нельзя больше ждать. Он должен всё сказать ему, пока они были одни дома. Пока никто кроме младшего брата не увидел позора старшего Уэя. Парень неосознанно стучится в дверь и, не дожидаясь ответа, резко распахивает её и взирает на удивлённого брата, отложившего книгу на тумбочку. - Джи? Что-то случилось? – встревоженно пробормотал парень, двигаясь и освобождая место для Джерарда. - Да, Майки… Случилось… - Колени Уэя старшего подгибаются и заметно дрожат, когда он подходит к кровати и садиться на самый угол, стыдливо пряча глаза за чуть длинными чёрными волосами. - Что такое? Поделись. – Младший пододвигается ближе к брату и кладёт свою руку на его плечо. Джи вздрагивает. От обычного прикосновения по телу словно прошёлся заряд в 220 вольт. – Джи? - Я… - Его горло сдавливает, глаза предательски начинают щипать, а руки начинают трястись как у паралитика. Он только открывает и закрывает рот, глядя в глаза, цвета весенней листвы. - Что такое? – Майки прикасается кончиками пальцев к щеке старшего, от чего тот не выдерживает, и одинокая слеза скатывается по его щеке. Майк тут же стирает слезу подушечкой большого пальца и, было, хочет притянуть брата к себе для крепких утешающих объятий, как тот сильно жмуриться, вдыхает полные лёгкие воздуха, и на выдохе выговаривает: - Я люблю тебя. - Я тебя тоже. - Ты не понимаешь! Я люблю тебя ни как брата! Я люблю тебя совсем… - Старший сглатывает ком в горле, и на щеках появляются новые капли слёз. – Совсем-совсем по-другому… Прости меня, Майки. Прости меня, но я не могу изменить это в себе. Я просто… просто… - Ты… ты любишь меня… так? – Опешил младший, отдёргивая руку от щеки Джерарда. Тот лишь болезненно прикрывает глаза, будто его ударили. Он не знает, что ответить. Вернее знает, но слова не выходят из него. Его будто сковало. Его будто и нет вовсе. Его не существует. – Давно? – дрожащим голосом продолжает парень, смотря на Джи глазами, полными боли. - С 14-ти лет… - Почти шепчет старший. - Так тот раз… - Да. - Я… но я… - Не говори ничего. Прости меня, я не должен был… - Начинает Джерард, вставая с места и вытирая влажные дорожки на лице тыльными сторонами ладоней. Но Майки перехватывает его запястье и с силой тянет на себя так, что старший Уэй оказывается сидящим нос к носу с младшим братом. - Я тебя тоже, слышишь? Совсем-совсем по-другому… - Шепчет Майки прямо в губы Джи, опаляя кожу горячим дыханием. В голове крутятся тысячи вопросов, такие как «Почему?», «За что?», «Как давно?», но вместо них из уст старшего вырывается только едва слышный шёпот: - Майки? - Да? - Поцелуй меня. – И ни один не смог устоять. Любил ли Майки Джерарда так же, как и он его? Да. Он понял это ещё тогда, в ванной, когда горячие слёзы брата падали на его кожу, и тонкие холодные пальцы 11-ти летнего мальчика перебирали сальные тёмные волосы старшего Уэя. Ещё тогда, когда бархатная кожа на запястье Джи была покрыта порезами, сделанными наотмашь, которые не переставали кровоточить, и когда тёплые дрожащие губы младшего целовали каждую выступившую капельку крови, все полоски по очереди, повторяя только одно: «Не уходи, не оставляй меня одного». Он любил его, даже слишком, чтобы пытаться отрицать и обманывать самого себя. *** Горячее дыхание, опаляющее покрытую испариной кожу, капельки пота, стекающие вниз по гладкой груди, терпкий запах чего-то запретного и страстного, жаркие и дикие поцелуи, припухшие и искусанные в кровь губы, нежные, но всё ещё такие неуверенные ласки и блуждающие по телу холодные пальцы, громкие стоны и лёгкая боль, сильнейшая эйфория и имена друг друга на устах, пылкие признания и слёзы счастья, слабая дрожь и трепетная идиллия – именно этот водоворот закрутил в себя двух братьев, которые не смогли сдержаться и предались, возможно, самому искреннему и самому неправильному акту любви одновременно. Два обнажённых парня лежали в объятиях друг друга, неотрывно смотря глаза в глаза и переводя дыхание. Они улыбались. Они были счастливы. До момента, пока дверь в комнату не распахнулась и на пороге не оказалась их мать. Попытки что-либо объяснить даже не были предприняты, по крайней мере - Джерардом. Он понял, что их мимолётному счастью пришёл конец, понял, что их любовь была обречённой, понял, как всё это было не правильно. Их никто не понял бы, и он знал об этом. Он боялся идти на этот риск, но соблазн был слишком велик, только вот он не стоял того. Миссис Уэй не стала слушать младшего сына, так же давясь своими рыданиями. Её дети, её родные мальчики стали любовниками. Это не укладывалось в голове у потихоньку сходящей с ума от горя женщины. Она буквально приказала Джерарду выйти вон из комнаты и отправиться собирать вещи, если он не хочет самых худших последствий. Дрожа всем телом, он молча выходит из комнаты Майки, перед которым яростно захлопывает дверь мама, закрыв её на ключ, когда он пытается кинуться вдогонку. Она ещё долго стояла под дверью комнаты младшего сына и слушала его истошные рыдания и истерические мольбы не забирать у него Джи. Прикрыв ладонью рот, женщина зашла в комнату старшего Уэя, стоявшего рядом с окном и смотрящего в никуда. Она не сказала ничего, кроме: «Завтра ты покидаешь этот дом. Я не позволю тебе творить такое с братом». Затем она выходит и также запирает дверь сына на ключ. Она силится не звонить мужу, который на тот момент был в отъезде, чтобы рассказать ему всё. Но она не знает, что сейчас, в маленьком номере отеля Skyline, Дональд Уэй целует и обнимает совсем другую женщину. Совсем чужую. На следующий день, рано утром в доме Уэев появляются Твари в белых халатах. Они почти бесшумно поднимаются по лестнице на второй этаж, подходя всё ближе к комнате Джерарда. Донна не может на это смотреть, поэтому глотая очередное успокоительное, она сидит на кухне, и смотрим невидящим взглядом на прикреплённую к холодильнику фотографию её сыновей. Её влюблённых сыновей. Дверь открывается с лёгким щелчком, и Твари входят к нему, держа наготове шприц с транквилизатором. Джерард чувствует постороннее присутствие, поэтому вмиг принимает сидячее положение и разворачивается лицом к двери. Его глаза тут же расширяются, а рот приоткрывается в немом крике. - Нет… - Только и может просипеть он. Он пытался брыкаться, извиваться и биться, он кричал, срывая остатки голоса, а соседняя дверь готова была слететь с петель от яростных ударов Майкла, который пытался помочь брату. - Откройте!!! Мама, мама помоги ему, мамочка, пожалуйста!!! Джи, нет!!! - Пустите!!! Не трогайте меня!!! Майки, Майки!!! Пустите меня к брату!!! Мама!!! - Держите ноги. Скорее, подайте шприц. - Умоляю, вколите же ему скорее это снотворное!!! Я не могу слышать его крики!!! Так нужно, сын!!! - Я тебя ненавижу!!! Ты отдаёшь меня им!!! Ты забираешь его у меня!!! - Открой мама!!! - Держите руку, я сейчас введу транквилизатор. - Прости меня… так нужно… *** Он узнал об этом от одного из Тварей. Тот взболтнул ему, чтобы позлить, но он сделал хуже – он его убил. Когда на второй неделе пребывания в психиатрической больнице штата Нью-Джерси Джерард узнал, что его брат, его маленький малыш Майки, покончил с собой, спрыгнув с крыши 19-го этажа, он умер. Он не ел, не спал. Он умер внутри, но так хотел умереть снаружи. Увы: в этом месте были предусмотрены попытки суицида. Камеры повсюду, усиленный контроль медперсонала, ограничение в предметах, находящихся в комнате пациентов. Но Джерард знал, что он всё равно вскоре умрёт и воссоединится со своим любимым. Со своим Майки. С мальчишкой с глазами цвета весенней листвы. Джерард умрёт 10-го сентября от передозировки таблетками, которые, как оказалось, он не принимал, а откладывал в укромное место под подушкой, чтобы, наконец, исполнить своё последние желание, ставшее его навязчивой идеей. Его похоронят рядом с братом и так же, как и на соседнем надгробье, напишут: «Сын, брат, возлюбленный».