***
Белль помнит, как они встретились. Три года назад в Праге на центральной площади. Она как раз возвращалась с работы. Она как раз пыталась жить дальше. Если бы Джон не окликнул её, Белль бы никогда не заметила его. И тогда, возможно, всё было бы иначе. И теперь он не приходил бы к ней по пятницам, не искал её любимые духи по всему городу, не смотрел на неё так. Но судьба – штука беспощадная. Джон поздоровался с ней, узнал, что она работает в центральной библиотеке и обещал зайти. Белль думала, что всё это простая вежливость, а он действительно зашёл. И ещё раз. И ещё. Белль и сама не знает, почему позволила ему приходить.***
Или знает, но не хочет признаваться. Даже самой себе. Даже мысленно. Она смотрит на тонкие ветки деревьев. Они упираются в стекло так настойчиво, будто хотят сломать его. Сломать или рассыпаться? Горькой пылью около маленького дома на окраине города. Её дома. Белль не думала, что когда-нибудь покинет Сторибрук. Оставит книги, заботливо расставленные на бесконечных полках, лавку, в которую она заходила по вечерам, чтобы узнать, как идут дела… Его дела. Раньше Румпельштильцхен снился ей постоянно, а теперь – изредка. В такие ночи, проснувшись от собственного крика, Белль пьёт обжигающий, как правда, чай и радуется, что за последние годы разучилась плакать. Слёзы – вода, незачем её тратить. По крайней мере, так она говорит, переворачиваясь на другой бок и отчаянно пытаясь заснуть. В который раз. Её жизнь – попытки примириться с прошлым, желание вырваться из заколдованного круга, работа в библиотеке… и Джон. Хотя это, конечно, чертовски неправильно.***
Весть о смерти Зелены – худшая из полученных ей. Или одна из худших. Белль листала каталоги, когда в библиотеку ворвались Эмма и Реджина. Спасительница и бывшая Злая королева пришли, чтобы разрушить её жизнь. Белль оценила бы иронию, если бы могла смеяться. Если бы сердце не замёрзло. Он не оправдывался. Даже не пытался. Говорил о сыне, о мести и будто сам осознавал, что всё это ничего не меняет. Он только верил, что она поймёт. И простит. Она ведь всегда прощала. И когда Белль сказала «нет», Румпельштильцхен ещё долго смотрел на неё так, точно надеялся, что всё это розыгрыш. Обман. Шутка. Но розыгрыши ведь всегда были его специализацией. Белль напомнила ему об этом, когда он пообещал, что больше никогда не обманет её надежд. Она вышла из его лавки и заодно из его жизни, хотя сама ещё не до конца понимала, что будет дальше. Что ей теперь делать? Румпельштильцхен был её миром. Единственной любовью. Видно, не зря на той чашке была трещина. Видно, не зря она разбила её тогда. И, возможно, правда, что разбитое по-настоящему даже магия не способна склеить. Тинкербелл сварила зелье, которое помогло Белль сохранить воспоминания. Зелёная фея боялась, что оно не сработает, но её страхи не оправдались. И хорошо. Руби думала, что подруга захочет забыть, но Руби не понимала. Любовь к Румпельштильцхену – основа её жизни. Белль уже забывала о ней. Может быть, из-за этого всё так и вышло. Он пришёл проводить её к городской черте, и Белль вспомнила о том далёком вечере, когда Румпель уезжал искать сына. Когда она сказала, что никогда не перестанет бороться за их любовь. Как выяснилось, бороться в одиночку слишком сложно. А она всегда была такой наивной… Возможно, слишком наивной для него. Румпельштильцхен не просил её остаться. Пожал руку, вымученно улыбнулся. А Белль казалось, что в спине провернули нож. Что тот самый, исправившийся пират, расстреливает её и смеётся. Или это Румпель смеялся? Как он говорил на той записи, которую принесли Эмма и Реджина из участка? «Отец научил меня фокусу»? Белль не помнила точно. Мужества досмотреть до конца ей хватило, а запомнить детали – нет. - Ты могла бы не уходить, - сказал он, - я бы не стал тебя преследовать. А она не знала, что ответить. Сжимала руки в кулаки, чтобы не кинуться ему на шею. Не обнять. Не простить. Потому что знала, если простит сейчас – перестанет быть собой. Окончательно растает. Превратится в тень. Потому что знала, уже не сможет доверять ему, жить с ним. Жить для него. Вероятно, сила истинной любви сильно преувеличена. Или сама Белль слишком слаба. - Я не могу иначе. Береги себя, - сказала, выпила зелье и переступила черту. Он смотрел на неё с надеждой, тревожно. Белль кивнула и пошла по дороге в неизвестность. Надо было взять машину, но она так и не научилась водить. А Эмма говорила, что станция недалеко. Люди вообще ужасно любят говорить.***
Вместо фильма Джон приносит книгу и предлагает почитать вслух. Белль соглашается. Книги – её слабость. Единственная оставшаяся. Пока Джон варит глинтвейн, Белль сервирует маленький столик. И думает. Думает. Думает. Она прожила в Америке пять лет и безумно захотела перемен. Перемены пришли в виде Праги и Джона. Джон. У неё много хороших знакомых: коллеги по работе любят её, постоянные посетители библиотеки часто рассказывают о чём-то своём, личном, пока выбирают очередную книгу. Джон – её единственный друг. Единственный, кто знает её историю. Почти полностью. Белль никогда не говорила ему, что именно сделал Румпельштильцхен. Почему она ушла. На самом деле Белль не уверена, что ушла сама. Она не хотела уходить, но не могла иначе. Румпель выгнал её, и это было куда более жестоко, чем то, что случилось много лет назад в его замке. Белль никогда не сравнивает Румпеля и Джона. Нет смысла. Нет потребности. И когда после ужина и нескольких глав «Мадам Бовари» Джон откладывает книгу и смотрит на неё как-то особенно, выжидающе, Белль сначала не понимает. - Уже три года… Три года. Да, наверное, это долго. Только не для неё. Только не для него. У них с Джоном общее чувство времени. И привычки: засыпать с книгой в руках, пить чай без сахара, гулять по ночам, когда сон отказывается приходить. - …я люблю тебя, Белль, - произносит Джон, и Белль кажется, что в неё снова выстрелили. Ведь это уже было. Было. В первый раз в жизни ей так страшно. Страшно, что Джон уйдёт. Страшно, что он останется. Страшно, что она, кажется, всё-таки может жить дальше. И что Румпельштильцхен сейчас стоит перед ней, протягивая кинжал. Фальшивку. Фальшивку ли? И бесконечным рефреном в голове его слова. И слова Джона. «О чём ты говоришь, Джон? Разве любовь не вечна? Разве моё сердце не осталось в Сторибруке, ледяной глыбой в шкатулке сильнейшего мага? Разве он не разбил его на тысячи холодных осколков, когда понял, что я уже не вернусь? Или ещё раньше». Белль протягивает Джону руку и говорит: - Мне кажется, одна пятница в неделю – это слишком мало. Затем берёт книгу и продолжает читать. «Мадам Бовари» сегодня не к месту, но это не так уж важно. Белль не знает, что теперь важно, а что – нет. Белль просто боится рефренов.