Играть. Пока не надоест

Шаги за дверью стали тише и исчезли окончательно. Только разбитое стекло и по-прежнему зудящая порезом ладонь напоминали Катерине о том, что еще несколько минут назад жизнь едва не прервалась. Глаза уже не болели — остатки вина стекли по щекам вместе со слезами и каплями пота. Какое-то время Ее Величество лежала, не шевелясь. Она старательно вслушивалась, но кроме тишины за дверью в камеру не было ничего. Постепенно мысль о том, что именно герцог де Гиз мог стоять за всем произошедшим, укреплялась, приобретая навязчивый характер. Слишком легко он совладал с разъяренными лордами. Слишком вовремя подоспел. Слишком большое влияние имел на короля и — теперь — свою племянницу Марию. Слишком... Слишком тихо было за дверью. Катерина сделала глубокий вдох и опустила ноги на пол, прикрывая глаза от неожиданно нахлынувшего головокружения. Оттолкнувшись от кровати и как можно аккуратнее ступая между осколков разбитого графина, она застыла перед столом, внимательно рассматривая свои склянки. Несколько свертков бумаги. Перо и чернила. До боли знакомый флакон со снадобьем, слишком хорошо теперь врезавшийся в память Катерины... Нострадамус. Образ вспыхнул в голове болезненно ярко, и Катерина невольно наклонилась вперед, упираясь руками в столешницу, чтобы не потерять равновесие. Тошнота подкатила к горлу, а обида сдавила его еще не пролитыми слезами. Мелкая дрожь разлилась по телу, заставляя Катерину прикрыть глаза. Попытаться успокоить рвущееся наружу сердце. Она поморщилась, провела ладонью по лбу, будто бы смахивая пыль, и, так и не стерев с лица остатки крови, направилась к горе сложенных в углу платьев. Через минуту дверь камеры тихо скрипнула и закрылась — женский силуэт в темном плаще c капюшоном неуверенно застыл на пороге, озираясь по сторонам, и убедившись, что единственный оставшийся охранник все еще возится со своим сломанным носом, решительными шагами двинулся вперед. Настолько, насколько позволяла хромота. Темный гулкий коридор, где было настолько промозгло, что от горячего человеческого дыхания исходил пар, вскоре остался позади. Перед Катериной маячила крутая винтовая лестница, вызывая невольную дрожь в по-прежнему ноющей ноге. Несколько шагов Ее Величество сделала, опираясь рукой о шершавую стену и закусывая губу. Когда количество преодоленных ступеней близилось к двум дюжинам, а движения окончательно потеряли неуверенность, Катерина вдруг замерла, изо всех сил зажимая рот рукой. У подножия лестницы лицом в пол лежала ее невестка. Жена ее сына. Жена короля. Королева Шотландии. — Мария? — шепотом позвала Катерина, надеясь остаться незамеченной и не слишком рассчитывая на ответ. Она медленно приблизилась к девушке, всматриваясь в ее спину и силясь понять, дышит ли девушка. — Мария? — кожа под пальцами холодила, а сердце, казалось, уже не билось. Аккуратно перевернув Марию на спину, королева-мать с тихим кряхтением попыталась поднять ту с пола, и тут же рухнула сверху. Что бы здесь ни случилось, произошло это недавно, и Марии вот-вот могли хватиться. Единственный шанс Катерины повидаться с Нострадамусом таял: если сюда придут и найдут их обеих, сбежать из башни во второй раз ей уже не удастся. Сделав глубокий вдох и еще раз пощупав девичью шею, Катерина медленно поднялась и двинулась к выходу, оставляя невестку позади. Чувство жалости сдалось под напором прагматизма. Уже миновав хитросплетение коридоров замка и оказавшись у дверей в покои придворного провидца, Катерина вдруг резко остановилась. Позади отчетливо слышались шаги, и ее сердце готово было выскочить из груди, а воздух с огромным трудом пробивался в легкие. Катерина опустила голову, все еще не оборачиваясь — до двери оставалось всего несколько шагов, и она могла бы успеть, если бы не проведенные практически без движения недели в башне. Ноги устали от непривычно долгой ходьбы, а теперь и вовсе отказывались повиноваться. Катерина слушала, как кто-то приближается, не в силах сдвинуться с места. — Кто вы? — монотонно проговорила она, впиваясь взглядом в пол и заставляя себя медленно двигаться вперед, — чего хотите от меня? Ответом была тишина. Королева-мать продолжала аккуратно делать один маленький шаг за другим. Руки сильнее впились в подол платья, готовясь выхватить оттуда кинжал... Но ничего не происходило. Никто не закричал: «Смерть королеве!» Никто не напал на нее. Уже добравшись до двери и вцепившись пальцами в деревянную резьбу, чтобы не соскользнуть на пол, Катерина, наконец, обернулась. В коридоре никого не было. Катерина закусила губу — ей вдруг показалось, что недуг, скоропостижно отобравший у нее мужа, безумие, победившее в нем короля, одолеет теперь и ее. Она толкнула дверь, практически вваливаясь в покои своего старинного друга. Окликнув и не получив ответа, Катерина двинулась внутрь, отчетливо слыша тихие голоса, более похожие на сдавленные стоны, но не видя говоривших. Звук доносился со стороны постели, и Ее Величество невольно усмехнулась, почти задорно, прикрывая рот рукой, когда заметила, чем именно был занят Нострадамус. Тот дернулся, услышав посторонний шум совсем близко; попытался накрыться одеялом, едва не соскользнул с кровати на пол, затем неуклюже потянул лежавшую в стороне простыню на грудь растрепанной девушки, оказавшейся теперь прямо под ним. Катерина наблюдала все это, чувствуя, как горечь снова берет над ней верх. Спектакль затянулся и более ее не развлекал. Наконец, Нострадамус вылез из-под одеяла, швырнул его на свою молодую любовницу поверх уже прикрывших ее подушек и уставился на Катерину так, будто увидел призрака. — Полагаю, благодарить за послание стоит тебя? — она коротко хмыкнула и, не обращая внимания на молчание провидца, направилась к его шкафам со снадобьями. Нострадамус бросил взгляд на закутавшуюся в одеяло Оливию, едва заметно кивнул ей и покинул постель. Катерина с уже нескрываемым остервенением перебирала все флаконы на полках, передвигая и отставляя некоторые из них. — Ваше Величество, — Нострадамус приблизился к ней со спины, но сохранил дистанцию. — Что вы ищете и о каком послании говорите? Катерина не отозвалась. Кровать скрипнула — Оливия выскользнула из-под одеяла и, набросив халат, поспешила скрыться в глубине покоев. — Вот оно! — почти вскрикнула Катерина и наконец обернулась к старинному другу, сжимая в пальцах флакон. Провидец выгнул бровь, всем своим видом выказывая непонимание, граничащее с раздражением. Катерина же вытащила из-за пазухи еще один флакон, в точности такой же, поджала губы и выжидательно уставилась на собеседника. — Только не говори, будто не знаешь, что произошло сегодня в башне. Повисла тишина. Ее Величество продолжала стоять, не шевелясь, держа два одинаковых флакона с жидкостью на ладони. Ее взгляд сверлил Нострадамуса, ожидая пояснений, которые тот явственно не хотел давать. Он сделал шаг назад, едва не задев бедром стол, крепче затянул простыню на поясе и прокрутился вокруг своей оси на босых пятках. — Вы же знаете, Ваше Величество, я не люблю загадок, — проговорил он, дойдя до кровати и всем своим видом давая понять, что просит отвернуться. — Вы не возражаете, если ваш покорный слуга оденется? — Катерина хмыкнула, поморщила нос и уставилась на флаконы. На ее лице заиграла заговорщицкая улыбка. — Я узнала бы это снадобье даже через десяток лет... этот цвет и аромат ни с чем не спутать, — заговорила она так тихо, что расслышать было почти невозможно. Тем не менее, ее слова достигли ушей провидца, и он кивнул. Это был тот самый яд, которым Пенелопа должна была опоить короля. Усыпить его на долгие дни, чтобы появилась возможность выяснить, что именно вызывало безумие монарха. — Ты перестал приходить, я понимаю, — она мотнула головой в ту сторону, куда ранее скрылась светловолосая любовница провидца, — чего я не понимаю... так это зачем ты передал сегодня снадобье мне? И с кем? — голос стал громче и постепенно дошел до крика, — кто из ворвавшихся сегодня в башню был послан тобой, Нострадамус? Не лги мне! Тот покачал головой, продолжая молчать. Так и не надев рубаху, он снова приблизился к королеве-матери почти вплотную, нависая над ней своим ростом и заставляя вжаться спиной в шкаф. Нострадамус тяжело вздохнул и медленно потянулся снять с головы Катерины капюшон. Она качнулась в сторону, но с места не сдвинулась. — Я плохой лжец, Ваше Величество, вам ли не знать, — он пожал плечами, продвигаясь к одному из шкафов. — Но если кто-то оставил у вас этот флакон... возможно, — Нострадамус смочил кусок материи светлой жидкостью и вернулся к по-прежнему не двигающейся королеве-матери, — возможно, вы наконец нашли, куда исчезло снадобье, которое я дал вам для короля? — он поднес влажную материю к лицу Катерины — от резкого запаха Ее Величество поморщилась; зашипела и выхватила ткань. — Крови немного, — продолжил провидец, — где бы ни был порез, он не опасен, но разгуливать по замку с перепачканным лицом... Кто знает, какими еще легендами разродится прислуга, — он усмехнулся, видя растерянность Катерины. — Когда это в твоих интересах, ты лжешь превосходно, — прорычала она, сжимая ткань порезанной рукой. — Я вижу это теперь, — голос оборвался до горького шепота. — Ты бросил меня, как только это стало тебе выгодно. Кому нужна приговоренная королева, у которой не осталось ни власти, ни верных ей союзников. — Вы ошибаетесь. Я не оставил вас, когда ваш супруг... — он замолчал, когда Катерина резко подняла глаза, впиваясь в него взглядом. То, что Генрих пытал Нострадамуса, они никогда не обсуждали, предпочитая оставлять в прошлом, делать вид, будто этого не было. Провидец оставался верен своей королеве, что бы ни делал тогда король... Сейчас рука Катерины с флаконами начала дрожать, а Нострадамус, перехватив запястье и забрав смоченный лекарством кусок материи, принялся протирать запачканное кровью лицо. Оглушенная неожиданным упреком Катерина покорно стояла, позволяя тереть кожу все сильнее. Желание и нежелание понять, как так вышло, что она вдруг стала сомневаться в единственно верном ей человеке, монотонно царапало изнутри — куда больнее, чем царапал теперь кусок грубой материи, которым провидец пытался отмыть остатки темно-красных пятен. — Достаточно, — поморщившись, она уклонилась от прикосновения и отложила флаконы на стол. — Ты говорил, что сделал всего две порции этого зелья, и обе они теперь у нас... Что мы... — голос Катерины оборвался грохотом распахнувшейся двери. На пороге возник юный король Франции. С раскрасневшимся лицом, он тяжело дышал и явственно готов был убить любого, кто попадется ему под горячую руку. Повод для ярости был вполне серьезным: мало того, что беременную королеву нашли без сознания на лестнице, ведущей в башню, но и сама башня оказалась пуста. Франциск открыл было рот, будто намереваясь что-то сказать, но с глухим щелчком клацнул зубами, так и не издав ни одного звука. Он все еще не мог подобрать слова, все сильнее свирепея и испепеляя взглядом мать, оставившую беременную невестку с перерезанным горлом истекать кровью. О том, что Мария всего лишь оцарапалась о клинок, он не думал. Наконец совладав с бурлящим гневом, Франциск двинулся вперед, приближаясь к полуголому придворному прорицателю и замершей матери. На ее голову посыпались обвинения и угрозы. В ответ послышалось гневное недовольство королевы-матери, оно быстро перешло в проклятья в адрес уже покойного супруга, а к тому моменту, как Нострадамус все же нашел в себе решимость убраться подальше от разворачивающейся словесной битвы королевских особ и надеть рубаху, Франциск отчаянно тряс мать, крепко ухватив ее за плечи и требуя рассказать, что было в письме, из-за которого пострадала его жена. И вдруг в пылу ссоры Франциск застыл на месте, едва не выпустив на пол обмякшую мать: — Что это? — он легко оттолкнул Катерину в сторону и схватился за один из флаконов со снадобьем, поднимая его над столом совсем немного, затем снова положил обратно и на этот раз забрал обе склянки. — Что еще вы замышляете? Неужели вам недостаточно того, что вы уже натворили? К чему привели Францию? Ты... — выдохнул Франциск в сторону своей матери. — Ты не отдаешь себе отчета в том, что делаешь, но Нострадамус, где ваши ум и проницательность, которые так уважала моя мать? Где! На пороге, неуверенно переминаясь с ноги на ногу и не скрывая своего нежелания участвовать в очередном аресте королевы, показались стражники; Франциск махнул им рукой. Нострадамус попытался заговорить. Катерина вцепилась пальцами в локоть сына, не отпуская отойти дальше, а все еще окровавленной ладонью дотронулась до его щеки, стараясь развернуть лицом к себе. Заглянуть в глаза. — Выслушай... — глаза вспыхнули огнем подступающих слез обиды, подбородок задрожал; несколько мгновений Катерина пыталась сглотнуть подступивший ком, но он будто бы застрял в горле. — Выслушайте меня, Ваше Величество, — тихо заговорила она; почти вкрадчиво. Франциск осекся от такого обращения. Впрочем, замешкался он ненадолго и уже в следующее мгновение приказал страже препроводить королеву-мать обратно в башню. — И уберите из ее покоев всю бумагу и чернила, — добавил он после паузы, выдернув свою руку из материнской хватки. — Вы уже достаточно написали, матушка, — его голос стал тихим и угрожающим; оба они прекрасно понимали, о чем идет речь — о письме, из-за которого пострадала Мария, а теперь мог пострадать и сам Франциск. — Я сделал все, что было в моих силах, дабы защитить вас, матушка. Но вы не можете похвастаться тем же, не так ли? Сколько подобных писем вы успели отправить? — уже собравшись было следовать со стражниками, Катерина вдруг вскинулась — в глазах сверкнуло осознание того, что Мария не рассказала королю всей правды. Она остановилась, смыкая руки на животе и до невозможности высоко подняв подбородок. Смерила взглядом стражников — они все еще не смели подойти к ней слишком близко: маленькая роскошь, которой Катерина оказалась неожиданно рада после смерти супруга, чересчур много позволявшего своим солдатам в адрес нелюбимой жены — они более не смели проявлять к ней грубость. По крайней мере, до этого момента. — Ты можешь не верить мне, когда я утверждаю, что один из этих флаконов подбросили в башню сегодня вечером. Кто-то из желавших моей смерти лордов... — громко заговорила королева-мать, демонстративно медленно снимая плащ, пряча под материю свои трясущиеся руки и снова подходя к сыну. Изо всех сил стараясь сделать свою походку ровной. Франциск выгнул бровь — он явственно не знал, ему не доложили, что на его мать было совершено покушение, и Катерина победно скривила губы. — Но у меня, кажется, есть догадка, где оказалось письмо... — добавила она уже шепотом, — единственное, — она сделала паузу, — написанное мною письмо, Франциск. Король кивнул, ожидая услышать продолжение...