The worst pies in London

Лондон всё тот же, как и шестнадцать лет назад, всё та же серость и копоть на стенах, всё та же грязь на подолах знатных дам и уличных проституток. Всё то же: и булочная на Флит-стрит, и те же окна комнаты наверху - мутные, кривые. Но как время наложило сеть морщин на лицо Уилла, так и Лондон постарел - его Лондон, памятные места и знакомые люди покрылись пылью, иссохли. Так и золочёных букв на вывеске недоставало - там, где раньше было "Mrs.", темнела краска. Но дверь также скрипела, несмазываемая никогда, и колокольчики также звеняели тоскливо - на секунду перед глазами Уилла мелькнул образ прошлого, той комнаты, что он ожидал увидеть - но время снова беспощадно накрыло его воспоминания своей паутиной. Но мистер Лектер как будто не изменился совсем. Возможно, дело было в том, что мужчины, вступая в определённый возраст, не меняются, пока окончательно не потеряют рассудок от старческого маразма, но аристократичные, совсем неподходящие для этого убогого места,черты плесень прошедших лет совсем не тронула. Уиллу вспомнилось, что говаривали о том, что на самом деле мистер Лектер - граф, сбежавший откуда-то из Прибалтики, избегая судебного наказания. За какое преступление, молва что-то умалчивала. Как только дверь захлопнулась, мистер Лектер поднял на него взгляд - и не узнал его. А может, лишь притворился - в любом случае, Грэм не собирался представляться. - Ох, покупатель! - пахло клопами, но этот голос напомнил о времени, когда булочная пахла хлебом и свежей зеленью; призрак этого запаха заставил Уилла на секунду съежиться в своём кресле. - Тяжёлое нынче время, сэр, но для вас у меня найдётся кое-что особенное. Подождите немного. На столе громоздились серые грубые блюда, на которых высились сложенные в кучу пироги - аккуратные, посыпанные сухими травами, но начинка смердела так, что Уилл чувствовал это из другого края комнаты. Ганнибал шарил руками где-то под столом, и, наконец, вытащил румяный, но чуть пообветрившийся пирожок на тонкой тарелочке с восточным узором и обколотым краем. Наполнив кружку тёмной пенистой субстанцией из большой деревянной бочки, мистер Лектер двинулся к нему. Не место ему было в этом убогом заведении - в запылённом и испачканном скраю сюртуке, с тарелкой в руке он всё равно больше походил на лорда, чем на пекаря. Тарелка опустилась перед носом Уилла - тот взглянул на мистера Лектера исподлобья, и мир снова зарябил, как будто бы прошлое отчаянно прорывалось сквозь ткань настоящего. - Вам точно понравится, мистер Грэм. У мяса был знакомый сладковатый привкус; Уилл медленно жевал, не поднимая глаз. Изредка тишину разбивал стук кружки о столешницу, а Ганнибал так и сидел напротив него и смотрел. - Вернулся, - в голосе Ганнибала снова появилась удивительная теплота, похожая на ту, что разливается по телу от глотка джина. Прошлое, прошлое, прошлое - от него никак не избавиться, оно вернулось и затопило пространство комнаты и плещется мелко в воздухе. Кажется, что Уилл снова дома. - Странно слышать радость в твоём голосе, - Уилл боролся с усталостью, пытался хранить бдительность - но он дома, наконец-то, и его здесь ждали, - Это ты меня туда отправил. Не отпирайся, - Уилл не собирался слушать очередную ложь и выставил вперёд руку в протестующем жесте, - ты обманул судью Кроуфорда, обвёл всех вокруг пальца, но не меня. Это ты убил Эби, я знаю. Ты убил нашу д... девочку. Воздух вдруг промерз от пола до потолка, и все иллюзии упали вниз перьями линяющих воронов. Ганнибал посмотрел на него, словно бы ему нанесли смертельное оскорбление - о, это просто каламбур выходит, в случае Ганнибала. - Тела так и не нашли, ведь так? - о, этот голос способен выпотрошить душу Уилла одним изящным росчерком, - Я не убивал Эбигейл. - И потянулся к подоконнику. В его руках - рамка с фотографией его давно погибшей сестры, но Ганнибал вытянул из-под неё другую карточку, датированную прошлым годом. Эби тут совсем взрослая - за её спиной стоит молодой человек, а на её коленях сидит мальчик. Замужем. Где-то далеко. Жива. - Она пишет иногда, из Парижа, - негромко говорил Ганнибал, - я отослал её к моей мачехе, и отдал все деньги за приданое. Это хорошая партия, Уилл, - он улыбнулся, словно бы видя перед собой лицо названной дочери, - она теперь носит фамилию Хоббс. Руки Уилла затряслись. Это была паника, и рушился весь его чёрный, пропитанный скорбью по их семье и ненавистью к тому, кто семью разрушил, мир - Грэм приехал в Лондон, крепко сжимая опасную бритву в кармане, и Ганнибал должен был уже лежать на полу, пачкая и без того грязный паркет кровью, но нет - теперь Уилл плакал, сжимая фотографию в руке. Жива, замужем, растит мальчика, жива. -Но зачем тогда ты заставил меня бежать, Ганнибал? - мир падал в бездну, будто бы проломились доски дрянного паркета на сцене, - Я провёл шестнадцать лет, пытаясь найти приют. Я уподобился тебе - я думал, что уподобился тебе, но раз ты не убивал её...- небритый, грязный, плачущий - Уилл не таким представлял себя в Судный День для Ганнибала. Занавески колыхнулись, и сквозь них просвечивали тусклые точки уличных фонарей - темнело рано. Жёлтый свет искажал черты, и в глазах Ганнибала появился какой-то странный блеск. Всё залило жёлтым, словно кто-то опрокинул бутыль с маслом на мир. - Мы все убивали, Уилл, - так говорил с ним Ганнибал вечерами, когда они сидели у камина и пили что-то подороже грошового джина, - и я, и Эби, и ты. Ты был зелёным юнцом, и застрял бы здесь навсегда, прогнулся бы под меня и потерялся, не заставь я тебя бежать. Нет-нет-нет, этот змей всё закрутит, как хочется ему, не слушай, не слушай. - Ты отрезал Эби ухо, только чтобы преподать мне жизненный урок? - сил кричать не было - Уилл хрипел. - Ты отправил меня скитаться шестнадцать лет ради этого? Я сломан, Ганнибал, - он шептал, но не было ничего в мире громче этих слов, - ты сломал меня. Ганнибал вздохнул тяжело - и положил руки на стол, опираясь на них так, что головы почти соприкасались. - Эби лишь любезно одолжила мне серёжку. Уилл всхлипнул - и сжался в жалкий комок тряпья, пропахший солью и всей портовой дрянью Лондона. Ганнибал снова закружил ему голову, и верить было проще, чем ломать только что появившиеся тонкие ростки доверия. Прошлое было уютным и тёплым, но, соприкасаясь с настоящим, оно выворачивало наружу всё существо Уилла, стирало шестнадцать лет, и сжимало само время - как будто бы за один день Грэм стал холоден и безжалостен, как будто бы он мгновенно превратился из молодого брадобрея с наивным лицом во взрослого и опасного человека без единой мысли о том, как ему строить отношения с этим миром. Пусть всё так, как он говорит. Ганнибал повёл его в жилую комнату, к камину и двум старым креслам, обитым красным бархатом - сущая безвкусица, но они были мягкими - и как их не выбросил Лектер шестнадцать лет назад, так и сейчас они стояли, укрытые пледами. Прошлое снова начало тянуть к нему щупы, обвивая за ноги и руки, проникая в голову и теперь уже залечивая свежие раны, превращаясь в рубцы. И кресла такие же мягкие. - Почему твои дела так плохи? - голос Уилла всё не приходил в норму, и он продолжал хрипеть. - Не думаю, что у тебя есть проблемы с поставками мяса. - Уилл, я уже давно немолод, - Ганнибал улыбнулся и потянулся через ручку кресла, чтобы взять ладонь Уилла в свою, - Если и могу угнаться за кроликом, то за больным. - Ну, теперь у тебя есть я, - Уилл не отнял руку, только крепче сжал пальцы, и достал флягу с джином. - Снова. Я достану тебе сколько угодно кроликов. - и делает маленький глоток. - Снова открою цирюльню наверху, под новым именем, и всё будет хорошо. Бритвой очень легко порезаться, знаешь. Свет пламени камина бросал неверные тени на лицо Ганнибала, и кто бы сказал, удивлён ли он, или восхищён. - Знаешь, одну вещь я точно усвоил за то время, пока был в бегах, - Уилл погладил руку Ганнибала большим пальцем, вспоминая каковы они на ощупь, - все мы заслуживаем смерти. - и улыбнулся в ответ, словно зеркальное отражение. Странный блеск мелькнул в глазах Лектера - возможно, это был страх, возможно - нежность, но кто бы разобрал в такой темноте.