Мои фантазии о дальнейших судьбах героев

      Рождество на 1895 год Воронцовы собирались праздновать у себя дома.       Софья Ивановна выставила полугодовые отметки и отпустила учениц на каникулы. Люба тоже получила табель – с одними пятёрками. Девочка попросила маменьку, чтобы та разрешила пригласить подружек из класса на ёлку.       – А сколько девочек ты хочешь позвать? – серьёзно спросила мама. – Когда много гостей, трудно уделить всем равное внимание, на хозяевах лежит большая ответственность!       Софья понимала, что вырастающие дети должны постепенно входить в общество, учиться вести себя в нём, внушала правила приличия. Надо отдать Воронцовым должное: они прививали детям безукоризненные манеры, однако не подавали примера кичливости и зазнайства. Софья всегда думала о других, о комфорте тех, кто попадает в зону её внимания. Поэтому она и задала Любе такой вопрос.       – Маменька! Я дружу с Лёлей Бараховской, с Нелей Лукьянчиковой, с Сашенькой Верещагиной…       По-видимому, дочь собиралась продолжать и дальше перечислять одноклассниц. Впрочем, Софья тоже дружила со всеми своими товарками, однако в институте было проще: все жили вместе, и работали, и праздновали сообща.       – Люба, подожди! Ты уверена, что сможешь всех гостей охватить своим вниманием? Какую программу ты наметишь?       Люба задумалась.       – Программу? - на девичьем лице появилась смесь удивления и недоумения.       – Чем ты будешь занимать гостей?       – …Ну, мы поиграем, поговорим… Можно на пианино помузицировать. Мои подружки все хорошо играют! - похвасталась девочка.       – Чем угощать будешь и будешь ли? Какие подарки ты хочешь приготовить подружкам?       – Маменька, я не знаю, что подарить! На хорошие подарки у меня не хватит денег, а своими руками я не умею сделать красиво! - в голосе послышалось отчаяние.       – Не волнуйся! - успокоила мама. - Твои гости придут к нам с папой в дом, поэтому об угощении и подарках мы подумаем!       Услышав это, Люба кинулась к маме и расцеловала её.       – Маменька, душенька, спасибо тебе! Конечно, я поняла, почему не стоит приглашать много народу!..       Софья ласково улыбнулась.       – Подумай, пожалуйста, о программе, об угощении, что ты хочешь подарить гостям!       – Хорошо, маменька! Но… - Дочка посмотрела разочарованно. – А как же другие девочки? Они ведь обидятся, что мы их не позвали?       – А как ты думаешь, нужно звать только тех, которые обидятся? Может, тогда не стоит ничего устраивать? Как ты выбираешь подружек?       Мамины серые глаза смотрели внимательно. Но Люба не смутилась.       – Спасибо, маменька, я обдумаю этот вопрос и скажу, что я решила!       * * *       До Рождества оставалась пара дней, когда вечером граф пришёл с новостями.       – Софи, родная моя! Прости, пожалуйста, но меня срочно вызывают в столицу!       Софья почувствовала укол в сердце. Она смотрела на Владимира и пыталась найти утешение в его глазах.       – Вызов ко двору может означать перемены в карьере! – говорил он, чередуя слова с поцелуями.       – Влади-имир!       – Я люблю тебя! – прозвучало как пароль и отзыв. – Не волнуйся, всё будет хорошо! Я вернусь скоро! Я должен ехать: царь вызывает!       Ну действительно, не на войну же едет любимый! Жаль, конечно, что его не будет рядом в семейный праздник Рождества! Как хорошо было в прошлом году в деревне! Софья вспомнила потерю, которая постигла семью в уходящем году, и помрачнела.       – Ну же, ну, Софи! – пытался утешить её муж. – Что было, то было, надо жить дальше! – за много лет он уже изучил её реакции и видел по внешности, что происходит в душе у супруги. – Пойдём!       И он проводил её в спальню.       Утром он ушёл на службу, а вечером уехал в Петербург.       * * *       В столице полковника Воронцова встретил офицер из свиты Его Высочества Великого Князя Константина Константиновича.       – Честь имею, граф! Полковник Висковатов, Павел Григорьевич!       Висковатов был одного роста с Воронцовым, только чуть поджарее, тоже черноволосый, с холёными усами, в таких же золотых погонах. Воронцов тоже представился, пожал руку встречающему. Сели на самоходную коляску – так тогда назывались автомобили. Воронцову, пожалуй, не приходилось ещё ездить на новом достижении технической и инженерной мысли.       – Это изделие немецкого производства, называется «Виктория»! – сказал Висковатов. – Кучера в нём заменяет chauffeur (шофёр).       Коляска была похожа на обычную: чёрная, блестящая металлом, с кожаными пружинными сидениями, но в неё не были запряжены лошади. Разглядывать механизм на площади Николаевского вокзала было некогда, Воронцов решил расспросить позже о технических характеристиках и устройстве мотора. Висковатов повёз московского гостя прямо в Зимний дворец. Коляска двигалась со скоростью шага лошадей. Кобылки шарахались при звуке клаксона, похожем на громкое утиное кряканье. Но быстрее ехать всё равно не получалось.       Наконец прибыли на Дворцовую площадь, прошли через охрану во дворец. Висковатов сказал:       – Владимир Сергеевич, Их Высочество Константин Константинович пожелали Вас видеть.       Командир лейб-гвардии Преображенского полка и президент Академии наук, Великий Князь Константин Константинович считался главой ещё многих учреждений и комитетов. В 37 лет он был высоким, внушительной внешности мужчиной с пышными усами, расчёсанными на стороны. Взгляд романовских глаз оловянного цвета, однако, напомнил Воронцову Константина Николаевича.       – Здравия желаю, Ваше Императорское Высочество, – сказал граф, щёлкая каблуками.       – Рад Вас видеть, Владимир Сергеевич! – ответил Константин Константинович.       Было заметно, что он действительно рад видеть графа. Великий Князь предложил пройти в кабинет и поговорить о цели приезда Воронцова в столицу.       – Император интересовался Вами с подачи Сергея Александровича! – поделился Великий Князь. – Московский генерал-губернатор отозвался о Вас весьма лестно.       Воронцов выдохнул через нос, в животе заныло. Сейчас опять будут толковать о сотрудничестве с полицией. Ну не его это дело, не Воронцова! Сколько можно доказывать!       – Не желаете переехать в столицу? – спросил Константин Константинович.       Воронцов ответил:       – Я военный человек, подчиняюсь приказам!       Он вспомнил похожий разговор с отцом Константина. Переезжать москвичам было абсолютно не с руки. Что сказала бы Софья? Она бросила бы свой институт? С таким предложением подходить к графине следовало бы очень осторожно! И дома в Петербурге у них нет.       Великий Князь внимательно посмотрел на собеседника, но промолчал, увидев выражение лица графа Воронцова.       – Да, ваше сиятельство! - вспомнил Константин. - Завтра Император приглашает нас всех на службу в Исаакий по случаю Рождества. А послезавтра во дворце рождественский приём!       Воронцов отметил странную официальную формулировку.       – Там и поговорим, – закончил Великий Князь.       Во дворце был постный обед для приглашённых на Рождество. Граф встретил некоторых знакомых, обменялся новостями, рассказал, чем живёт Москва.       Затем Воронцова отвезли в гостиницу в конном экипаже с императорскими вензелями. Отель находился на углу Вознесенского проспекта и Малой Морской, выходя окнами на скверик перед Исаакиевским собором, и назывался «Англия-Шмидт» по имени владелицы, Анны Шмидт. Номер был трёхкомнатный, с ампирной тяжёлой мебелью и массивными портьерами и коврами. «Пыли много!» – отметил Воронцов, вызвал горничную и с сердитым лицом велел прибраться, а сам пошёл погулять.       В несколько шагов он вышел к памятнику Петру Первому скульптора Фальконе. При взгляде на властную фигуру царя-реформатора вспомнилось: «Не так ли ты уздой железной Россию поднял на дыбы?!»       Что будет при новом царствовании?! Владимир Сергеевич и предположить этого не мог.       На Петербург быстро опустился вечер, и он вернулся в гостиницу.       Граф приказал служащим привести в порядок его мундир, принести новые сорочки, приготовился к завтрашнему посещению дворца. От ужина он отказался: завтра Рождественская служба, пост ещё не кончился.       Утром вставать пришлось при свете: за окном была кромешная темнота!       Рождественская служба проходила в Исаакиевском соборе: издавна это была придворная церковь.       На всём лежала печать официальности. Молодой царь молился, впрочем, искренне. В соборе стало душно от свечей и толпы народу. Внутри блистала позолота резного дерева, икон, воротников и погон, одеяний священнослужителей. Владимир вспоминал Софью, её молитвы и прошлогоднее Рождество в деревне, думал: «Как-то сейчас мои проводят время, встречают Рождество! Скорее бы их увидеть!»       К Святкам траур уже кончился, сороковины прошли давно, поэтому при дворе было решено устроить костюмированный бал. Константин Константинович прислал Воронцову приглашение в Аничков дворец, где в то время жила августейшая чета. Великий Князь оговорил, что парадный мундир возможен: офицеру не к лицу появляться в карнавальном костюме во дворце. «Пусть барышни наряжаются!» – посмеивался дядя нового царя.       Белое удлинённое здание Аничкова дворца напомнило Владимиру манеж для выездки лошадей. Да и конные группы из чугуна на соседнем Аничковом мосту были здесь в тему.       Зато внутри всё было утончённо. Интерьеры были оформлены ещё зодчим Карло Росси в стиле рококо. В бальном зале белые стены и белые туалеты дам отражали свет тысяч светильников.       В карнавальных костюмах были немногие.       Воронцов обратил внимание на трёх высоких барышень в русских национальных нарядах, по моде того времени.       Голову одной венчала высокая корона с позолотой и драгоценными камнями, барышня надела златопарчовый сарафан, тонкую блузочку с вышитыми рукавами. В руках она держала батистовый белоснежный платок, а на шее сияли полдюжины ниток драгоценных камней. У второй на медно-рыжих волосах были филигранный металлический кокошник и прозрачное газовое покрывало. Плотное платье, отливающее металлическим блеском, шито золотом и драгоценными камнями. Третья, самая младшая по сравнению с ними выглядела невзрачно: чёрное платье до пят с коротким рукавом, но оно расшито было чёрными бриллиантами. Сверху накинуто что-то вроде салопа, но из тончайшего чёрного кружева. На зеленоватой коронке жемчуга окружали крупный бриллиант чистой воды. Талию барышни охватывал пояс из серебристой парчи.       Когда распорядитель вечера объявил представление костюмов, Воронцов услышал, что это были три сестры, княжны Шаховские. Они олицетворяли собой картину Виктора Михайловича Васнецова «Три царевны подземного царства». Старшая – золото, средняя – железную руду, а младшая – нефть и газ, которые вскоре понадобятся в огромном количестве из-за развития механизмов с двигателем внутреннего сгорания.       «Боже, как учёно всё!» – иронически подумал мужчина.       Вскоре Воронцова подозвал Сергей Александрович и объяснил, что они сейчас должны подойти к царю.        Сергей Александрович повёл Владимира куда-то по лестницам и переходам, о наличии которых трудно было догадаться, гуляя по Невскому вдоль фасада здания. Наконец, пришли в зимний сад.       Воронцов заметил, что здесь интерьер был выдержан в стиле классицизма, с пасторальными мотивами. Пол был устлан тёмно-гранатового цвета бархатным ковром. На окнах – малиновые шторы с золочёной бахромой и кистями.       В зимнем саду помещалась скульптура «Амур» работы Фальконе, две китайские вазы на пьедесталах, четыре торшера на высоких колоннах с бронзовыми позолоченными украшениями, скульптурная группа «Мать с ребёнком» и коллекция каменных изделий из уральских самоцветов на специальной этажерке с живописными медальонами.       Даже если у графа Михаила Семёновича Воронцова в Алупке было всё пропитано роскошью, то у царей-то уж тем более! Однако Владимир не понимал такой расточительности. «Если император хочет мне пыль в глаза пустить, – это он напрасно! Меня этим не возьмёшь!»       Зелёные растения помещались куртинами в прямоугольных и полукруглых деревянных поддонах, чёрных с цинковыми вставками, бронзовыми решётками и золочёными деталями.       Поймав удивлённый взгляд Воронцова на розы в кадках, Константин промолвил: «Цветы доставлены из императорских оранжерей, с Елагина острова!»       Воронцов учтиво поклонился в знак признательности за объяснение.       Пришёл государь. По сравнению со своими родственниками, Николай Александрович выглядел мягче и симпатичнее. Он был молод - царю не было ещё и тридцати. Его Величество был на 22 года моложе Воронцова и на 10 лет моложе Константина Константиновича. Он ослеплял белым мундиром полковника Преображенского полка, голубая муаровая андреевская лента спускалась с плеча, задрапированная аксельбантами из золочёных нитей.       Следом за царём в зимний сад вошёл и Сергей Александрович. Воронцов отдал честь. Константин Константинович представил полковника императору. У Его Величества обращение было по-видимому самое простое. Он показал рукой на овальный столик из карельской берёзы, вокруг которого стояли четыре стула с мягкими сидениями и спинками. Воронцов подумал, что ему следует чувствовать себя польщённым: столь высшее общество собралось ради него! Все четверо были в парадных мундирах, с орденами.       Их Величество Николай Александрович обратился к Воронцову.       – Граф, рад Вас видеть вновь.       Воронцов работал с наследником цесаревичем Николаем Александровичем в благотворительном фонде в помощь голодающим года три назад.       Государь начал расспросы:       – Как семья, дети?       Воронцов коротко ответил, император удивился:       – Как это графиня – и вдруг служит простой учительницей? А Вы, граф, куда же смотрите Вы?! Женщина должна уделять своё внимание семье!       Константин Константинович решился прийти на помощь Владимиру Сергеевичу.       – Ещё мой покойный отец отмечал удивительные педагогические способности графини Воронцовой! – воскликнул он. – Она многое делает для московского педагогического общества. Это вообще необыкновенная семья!       Владимир смутился. Он никогда не терпел разговоров о себе в подобном тоне, ему стало почти физически плохо. И нельзя было подавать виду: перед ним царь и Великие Князья. Он вскочил и щёлкнул каблуками: «Благодарю Вас, Ваше Императорское Высочество, я польщён Вашим вниманием ко мне!»       – Я знаю, – ответил царь двоюродному дяде. – Я наслышан о подвигах полковника Воронцова в войне с турками, об успехах на дипломатическом поприще и в военном строительстве. - Он опять обернулся к Владимиру. - Я восхищаюсь Вашей храбростью, граф, преданностью моему деду, отцу, нашему Отечеству!       – Сядьте, сядьте, граф! Продолжим о деле, – сказал и Константин Константинович.       Но продолжение оказалось такой же пыткой для Владимира. Сергей Александрович начал расписывать необыкновенную роль Воронцова в расследовании таинственного московского преступления. Граф уже не знал, куда деваться от неловкости!       Николай решил больше не мучить полковника, отпустил его. О решении относительно своей карьеры Воронцов узнал позже.       И он вернулся домой, попал в нежные объятия своей жёнки, в кутерьму детских визгов, ласк, игр и разговоров.       – Папенька, папенька! А ты подарки привёз?       – Вееера! Да разве так отца встречают?!       – Он же всегда привозит! И Новый год сейчас!       Мама посмотрела на Веру очень строго, и та ушла в комнату – посчитала, что ей сейчас лучше почитать в одиночестве.       Наговорившись с детьми, после ужина Владимир и Софья делились друг с другом, как провели эти дни в разлуке.       – Мы тоже ходили на Рождественскую службу в нашу церковь, на Якиманку. Любочка пригласила в гости девочек, они отрепетировали программу концерта: пели, играли, показывали сценки! Мы делали для всех подарки. Верочка отличилась.       – Верочка?       – Да, она тебе приготовила подарок, никому не показывает, говорит: это папеньке любимому!       – Ну вот, а ты её наказала! Она, видно, и о подарках поэтому спрашивала: хотела разговор к теме подвести!       – Я? Наказала? Она сама ушла в комнату!       У мамы глаза смеялись, папа подхватил улыбку, достал маленькую тряпочную собачку сине-голубого цвета.       – Вот Любочка мне успела в карман сунуть.       – Нет, Любанька у нас лучше играет, чем шьёт, - взяв игрушку в руки и рассмотрев получше, ответила Софья.       – Я знаю: Люба у нас пианистка, а не модистка! – ответил отец примиряюще. – …А на празднике танцевать было с кем?       – Ну как же! Кавалеров достаточно: Серёжа, Миша, Николка, Евгений Петрович!       – И Бутовы были?! – с воодушевлением спросил граф.       – Да, только без тебя я скучала…       – И я! Как же я по тебе соскучился, милая моя!       Ну, вы догадываетесь, что за этим последовало.