***
Путешествовать с Дунканом было приятно. Он не лез с расспросами, но так умело вёл разговор, что она сама всё рассказала — и почему она так поступила, и за кого болела душой. Казалось, он понимает все её пристрастия и предубеждения, не осуждая. И даже поймав её на горячем, когда она из чистого любопытства потрошила его сумку, Дункан не избил её, а рассказал о собственном прошлом, проведённом в трущобах Вал-Руайо. Это кружило голову — лето ушло на убыль и стояла та славная пора, когда духота не донимает, а вечерняя прохлада приятна и желанна. Казалось, беды остались позади, и как бы то ни было, перед ней лежал весь мир. Свобода пьянила. А Дункан он был… словно из сказок о Серых Стражах. Сильный, добрый, справедливый. Если бы Дункан бы достал серебряный свисток и на его зов с небес спустился грифон — она бы не удивилась. А еще он спросил: "почему она отказывается садиться на скамью?" лишь на третий день, когда для деликатности уже не оставалось места, а её хромота стала слишком очевидна. — Я не могу сидеть, у меня там синяк, — покраснев, как маков цвет, пробормотала она. — Всё нормально, он пройдет. — Разве? Когда мы покидали твой дом, ты двигалась куда быстрее. Мы и так идём слишком медленно. Раздевайся-ка давай, я хочу взглянуть не него. — Нет! — Она рефлекторно схватилась за юбку. — Не надо, пожалуйста! Дункан с вдохом поднялся, встал рядом с ней, взял её лицо за подбородок. — Дитя. Теперь ты рекрут Серых Стражей, а не сама по себе. Ты обязана беспрекословно мне подчиняться, как командору Серых в Ферелдене. Пока ты еще не прошла Посвящение, твой приговор остается в силе. Я могу оставить тебя в ближайшем городе или самолично привести его в исполнение. Ты это хочешь? Она отрицательно замотала головой. — И не будешь заставлять меня жалеть о принятом решении? Разумеется, там был не просто синяк. Сине-черное пятно с утра расползлось еще немного. Припарка, которой она смачивала импровизированную повязку, не помогла. «Представляю, что бы подумала хозяйка этого постоялого двора, если бы сюда заглянула. Голозадая девчонка в закатанной до груди рубахе и здоровенный мужик с засученными рукавами, размазывающей по её заднице зеленую жижу», — грустно подумала она, тяжко вздыхая в тощую подушку, набитую сеном. Дункан мял её пострадавшую задницу больше часа и боль потихоньку отступала. Долийская мазь пахла болотом, и всё время щекотно стекала вниз, к промежности. Дункан пресекал эти попытки бегства ценного лекарства, и казалось, что лицо Стража, касающегося пальцами внутренней поверхности бёдер и половых губ, равнодушно-безучастное. По крайней мере, она сильно на это надеялась. Ей же приходилось прятать лицо в сгиб локтя и прикусывать свою кожу. Сначала — чтобы не орать от боли, потом от стыда — вдруг Дункан заметит, как она жаждет этих прикосновений. Она боялась, что пальцы Стража примут чуть левее, и её возбуждённость станет явной. Наконец, Дункан взялся за грубое полотенце и стал стирать остатки мази. Девушка с облегчением выдохнула. Казалось, пытка лаской закончена. Она ошиблась. Дункан будничным движением коснулся входа во влагалище, походя раздвигая пальцами срамные губы и проникая во внутрь. От удивления ей в голову не пришло не то, что возмутиться — даже шелохнуться. Она не воспротивилась, когда Дункан раздвинул ей ноги и вошёл в неё, как хозяин. Страж имел её молча и сосредоточенно, не пытаясь ни обнять, ни приласкать. Лишь капли пота, падающие на спину и шею, да звонкие шлепки тел друг о друга подтверждали реальность происходящего. Конечно, девственницей она не была, но чтобы так… Потом Дункан просто встал с неё, оправил одежду и ушёл, не сказав ни слова. А она лежала, не решаясь двинуться с места, пока усталость не взяла своё. Что это было? Утром сама она спросить постеснялась, а Страж делал вид, что ничего не произошло.***
На следующую ночь, когда она пробралась к Дункану в палатку под предлогом холода, он перехватил её кисть, начавшую путешествовать по его телу, положил себе на грудь, придавив сверху ладонью. — Не надо, девочка. Это не то, что нужно мне, и не то, чего хочешь ты. — Дункан сказал это так спокойно, словно лежать с полураздетой девушкой под одним одеялом — это само собой разумеющееся для Серых Стражей. — Но... Вчера... Ты... Она растерялась, не сумев подобрать слова. — Вчера ты в этом нуждалась, — мягко остановил её Дункан. — А сейчас засыпай, мы должны будем поторопиться, и так рискуем не добраться до лагеря короля вовремя.***
Оставшиеся ночи близости между ними так и не было. Разве что Дункан позволял разминать ему плечи. А о том, что она тайком ласкает тело Стража, после того, как тот засыпал, казалось, он не догадывается. По крайней мере, из-под общего одеяла Дункан её не прогонял.***
Казалось, Остагар перечеркнул всю её новую жизнь. Хотелось плакать от обиды на судьбу, хотелось задушить Морриган за насмешки над их общим с Алистером горем. И Алистера тоже хотелось задушить. Потому что смерть Дункана он оплакивал так, словно имел на это больше оснований, чем она.