Бунт

В ту ночь Житнякову не спалось. Он ворочался с боку на бок, но мысли и воспоминания крутились в голове, не давая уснуть. Вокалисту «Арии» до сих пор было непросто смириться с отношением к нему остальных музыкантов. «Дедовщины у нас нет!» Ага, как же! Подай-унеси, выйди-зайди, к инструментам не притрагивайся – это наше все. Именные, на заказ сделаны! Чья обязанность в студии пылесосить? Житнякова! (Улыбайся в камеру, улыбайся!) Ну да, у него же инструментов, кроме голоса и микрофона, нет. А фото, где все дружно что-то отмечают, и Миша, довольный,тоже бокал поднимает? Ага, сейчас, дали ему выпить! После двух-трех щелчков камеры емкость с горячительным торжественно отнимается со словами: «Молод еще, голос тебе беречь надо!» А интервью, где ему и рта раскрыть не дают. Спохватятся иногда: «А что же у нас Миша молчит? Пусть он скажет.» Ну да, застенчивый он от природы, но не до такой же степени! Или вот еще – соберутся после концерта или репетиции «на посиделки», а Житняков через полчасика должен вежливо всех покинуть. Как будто он не знает, что там у них на самом деле происходит. До сих пор его за маленького считают. Испортить, что ли, боятся? Внешность у него такая. Да какая?! С каждой мыслью Миша распалялся все больше. Хорошо еще, что «дедушки» свои носки его стирать не заставляют. Уже не один год прошел с тех пор, как он в «Арии». А отношение – все то же. Вроде опекать пытаются, советами замучили, но покомандовать и поставить вокалиста на место – святое ж дело! Сколько можно терпеть? Неужели Кипелычу и Беркуту так же доставалось? Тогда вообще все на свои места становится. К утру Миша окончательно рассвирепел, но в силу своего воспитания решил спокойно и интеллигентно поговорить с арийцами. Как раз на сегодня была назначена репетиция, так что откладывать дело в долгий ящик не пришлось. Житняков собирался прийти пораньше, чтоб настроиться на разговор. По дороге в студию завернул в супермаркет, прикупил кое-чего для храбрости. Ну так, на всякий случай. Как и ожидалось, он пришел первым. Посуда для «эликсира храбрости» нашлась в шкафчике. Арийцы, как известно, народ запасливый. И вот уже стаканчик наполнен. Миша выдохнул и, зажмурившись, залпом выпил. Ох, а закуски-то купить не догадался! Вот что значит неопытность. Пошарил в том же шкафчике, нашел почти пустой пакетик с чипсами. Ну, хоть это… Вторая пошла легче. Вокалист почувствовал прилив сил, и притупившееся было желание «поговорить» вспыхнуло вновь. Пока обдумывал свою речь, «ушли» третья и четвертая рюмки. В общем, опомнился Миша только тогда, когда водки осталось лишь на дне бутылки. Вылил ее в рюмку, поискал глазами, куда бы спрятать тару. Не нашел ничего лучшего, как засунуть ее в футляр холстининской гитары. Потом с сомнением посмотрел на содержимое стаканчика, решил, что для организма оно будет лишним и подошел к окну. Хотел вылить остатки прямо на улицу, но, увидев бодро шагающего по направлению к студии Макса, от страха быть застигнутым, выпил все до дна. Это было последнее, что он помнил. … Дубинин шел на репетицию в самом прекрасном расположении духа. В голове крутилась мелодия новой песни, которую он собирался предложить на суд «арийцев». Был уверен, что понравится. Бодро насвистывая, он подошел к дверям студии и тут же был чуть не сбит с ног вылетевшим ему навстречу Максом. Тот дико вращал глазами, держась за голову. - Там… Там… - Что «там»? Потоп? Землетрясение? Убили кого-нибудь? Кипелов приехал?! Да успокойся, объясни же, наконец! – Дуб встряхнул Удалова за плечи. - Хуже, - чуть придя в себя, произнес драммер. – Там наш вокалист умом тронулся. - Кто? Житняков? - А у нас кто-то еще есть? - Так, Макс, спокойно, сейчас разберемся. – Дубинин попытался отодвинуть Удалова в сторону, но тот раскинул руки, прикрывая собой дверь. - Не пущу! Он тебя убьет! - Макс, ты, похоже, сам не в себе немного, а? Что я, с Житняковым не справлюсь? Б…, инструменты! – услышав за дверью грохот, Виталий оттолкнул Удалова и ворвался в студию. Драммер последовал за ним. Слава Богу, гитары и установка были на месте. А с пола поднимался вокалист. Мутными глазами он оглядел Виталика и Макса. - А ч-чего вы у меня дво – ик! –итесь? А ннет, это же Дуб – ик! Еще один пришел, да? П-подмогу привел? А я не б-боюсь, поняли?! - Миша, ты чего? Что с тобой? – спросил ошалело басист. - Да пьяный он в зюзю, не видишь, что ли? – сказал Макс. - Нну да, и что из того? Я вам сейчас все интелле…нтно объяс – ик! –ню! Вы м-меня зажали, вздохнуть не даете. Вот! Миша явно устал от такой длинной речи, поэтому остановился, чтоб немного отдохнуть и покачаться. - Опять старые песни, - вздохнул Дубинин. – Сначала Кипелов, теперь вот этот… Слушай, Миша, мы ж тебе только добра хотим, - с этими словами Виталий направился к вокалисту. - Не подходи! – раненым зверем заорал Житняков и, схватив стул, бросился на басиста с драммером. Только отменная реакция позволила Дубинину уклониться от металлической ножки стула, готовой вонзиться ему в левый глаз. Житняков вместе с предметом мебели врезался в стену. Дубинин с Удаловым попытались схватить вокалиста, но тот непостижимым образом вырвался и с криком «Я свободен!» вновь бросился на одногруппников с тем же стулом наперевес. Макс проворно вытащил Виталика за дверь, захлопнув ее за собой. Вслед им послышался грохот. Видимо, Миша не промахнулся и попал многострадальным стулом куда надо. Хотя арийцы сквозь стены не видели, куда именно. Вслед за ударом понеслась ругань, в которой басист без труда уловил свои любимые словечки. - Что это было? – спросил Дуб, смахнув со лба мгновенно выступившие капельки пота. - Уж явно не твои восьмидесятые, - мрачно заметил Удалов, вспомнив эпизод с варкой пельменей в чайнике. _- Слушай, Макс, а ты чего за голову- то держался? Досталось, что ли? - Ну да. Тарелка на голову упала. Помнишь, нам в одном городе на концерте такую сувенирную вещичку подарили? Так вот ею Миша в меня и запустил. Попал, гад. Тарелке хоть бы хны, а у меня точно шишка будет, - драммер потер макушку. Ну что, соваться обратно одним бесполезно. Подождем Холста с Поповым, - вздохнул Виталий. Они вышли на улицу. Не прошло и пяти минут, как на горизонте показались оживленно о чем-то беседующие гитаристы. - А вы чего тут? Ключей нет, что ли? – удивленно спросил Холстинин, заметив переминающихся с ноги на ногу Макса и Дуба. - Там этот… Миша. - Застрял опять где-то, что ли? – улыбнулся Попов. - Сейчас вам не до смеха будет. Во время рассказа Утконоса и Дубинина брови Холста неуклонно ползли вверх. По окончании повествования они оказались где-то на самом верху его мудрого лба. Прист от изумления открыл рот. После короткого совещания решили, что вчетвером- то с одним вокалистом они должны управиться. Петрович вообще вдруг заволновался – а жив ли там Миша? Еще и упрекнул Виталю с Максом, что оставили его совсем без присмотра, надо было хотя бы под дверью постоять. - Вот и стоял бы сам, - буркнул под нос басист, но услышан не был. … В студии стояла тишина. Холст толкнул дверь, она легко поддалась. Вокалист, утомившись, спал прямо на полу, как ангелочек. Светлые волосы разметались, губы были по-детски надуты. Во сне он прошептал что-то. Чуткое ухо Петровича уловило только: «Не хочу так.» Чего Миша не хочет, было не совсем понятно, но догадаться не так уж сложно. Арийцы осмотрели помещение. Явного погрома не наблюдалось, так, по мелочам. Содержимое шкафа с архивом группы наполовину валялось на полу, щетка от пылесоса скромно лежала в уголке, а сам агрегат стоял на подоконнике. Видно, Житняков хотел скинуть его вниз, но в последний момент почему-то передумал. Миша пошевелился. Дуб тихо спросил: - Вязать будем? Решили на всякий случай стянуть ремнями руки и ноги, чтоб не случилось больше ничего непредвиденного. Оставалось ждать пробуждения Житнякова. Время арийцы коротали за уборкой и совещанием на тему «А не пора ли относиться к вокалисту, как к равному?» Был вынесен вердикт: пора. Потерю еще одного «бойца» группа вряд ли переживет. Холст, взяв в руки футляр от гитары, услышал, как внутри что-то брякнуло. Извлек пустую бутылку, присвистнул: - Ого! 0,7! Неслабо! Теперь понятно, отчего Мишаню так понесло. А пил-то из чего? Из горлышка, что ли? Стаканчик нашелся на шкафу. Вероятно, Мише пришлось немного подпрыгнуть, чтобы его туда поставить. Часа через два Житняков открыл глаза. Попытался встать, но не смог. С ужасом понял, что связан. Сознание медленно, но неотвратимо возвращалось. Он повернул голову и увидел остальных арийцев, смотрящих на него с нескрываемым интересом. Миша зажмурился, чувствуя приближение справедливого наказания. Услышал шаги, снова открыл глаза. Возле него стояли Дуб с Холстом. Вокалист непроизвольно прикрыл голову связанными руками, попросил еле слышно:»Только не бейте, не надо.» Но его просто подняли и бережно усадили на диван. Петрович попытался выяснить, в чем же, собственно, дело. Миша, с трудом подбирая слова, выложил все свои претензии. Холст хлопнул себя по колену: - А ты не мог просто прийти и все сказать? Напился-то зачем? Мы ж не звери, поняли бы. - Для храбрости. Хотел немного, а получилось… - То, что получилось, - закончил Прист. - Вы меня теперь выгоните, как… ? - Да нет, - задумчиво произнес Холстинин. – Мы на тебя сегодня другими глазами посмотрели, можно сказать. - Больше уважать стали. Так что, Мишенька, увольнения не дождешься, - со смехом прибавил Дуб. - А что я тут творил? Ничего не помню. Ну, почти. - Это как? - Макса в окно увидел, остатки допил – и все… Мише вкратце рассказали о его «подвигах», не упустив, впрочем, ничего. Потом спохватились, что он до сих пор связан. Развязывая вокалиста, поинтересовались, не затекли ли руки-ноги. Житняков лишь отрицательно покачал головой. - Ребята, вы простите меня. Не надо было пить. - Да нет, отчасти мы сами виноваты. Так что и ты зла не держи. … Когда расходились по домам, Виталик придержал Холста за локоть. - Слушай, Вов, а если бы мне Миша стулом глаз выбил, ты бы меня… Как бы ты ко мне относился, к одноглазому? _- Ну как… - Холстинин улыбнулся загадочно. – Куда же тебя денешь? Любил бы, как и прежде, вот только мысли такие из головы выбрось. С тобой ничего не случится, - и Петрович легонько прижал басиста к себе.