Санта Кецуно

Каждая история имеет начало. Вот и эта началась одним зимним вечером, когда из-за каждой урны звучала рождественская мелодия, а на улицы обильно сыпался лапатый снег. Именно в тот вечер сбылась мечта одного лохматого ребенка, по воле случая заключенного в тело подпитой девушки. Мечта кралась к нему на цыпочках и пыхтела, волоча огромный красный мешок. Она приглушенно ругалась и увлеченно пересчитывала затылком стены, но всё равно еще оставалась мечтой. Одной из тех, что целует только во сне, а в реальности так же досягаема, как радуга на небе. С точки зрения мечты, ребенок выглядел глупо. Он ворочался, бесстыдно пускал слюни и даже приглушенно похрапывал, не подозревая, насколько сейчас это расшатывает его серебристую репутацию. Или подозревая. Позже он утверждал, что в этот момент во сне мускулистый Садахару в подтяжках вылил на него ведро холодной воды. И что вовсе он резко не вскакивал, и не орал, и уж точно не плакал. Может оно действительно так и было, но сейчас улыбчивая мечта ободряюще его приобнимала и даже нашептывала что-то запредельно позитивное. — Садахару, ублюдок, намордник захотел? Глупая псина! — сквозь слезы шептал он... она. Да, из-за некоторого стечения обстоятельств теперь это была она. И хоть раньше она гордо носила имя Саката Гинтоки, но жизнь, коварная штука, добровольно-принудительно переименовала её в Гинко. Буквально и с бонусами. — Если не хотите лишних растрат, то у меня есть замечательные намордники. Отличный подарок на Рождество, — мечта потянулась рукой в мешок, очевидно, что-то там выискивая. Потом Гинко говорила, что от одного этого голоса пережила все беды Вселенной за пять секунд. А потом еще и кончила. Сейчас же она одним, но до предела выпученным глазом наблюдала за своей мечтой — Кецуно Аной. Ведь если очень стараться, то можно добежать до радуги, крепко ухватиться за её призрачную ткань, намотать на руку и прижать к сердцу. Один раз Гинтоки это даже удалось, теперь же пришел черед Гинко. Стоит упомянуть, что Кецуно в тот момент выглядела отнюдь не радугой — скорее огромным красным пятном с улыбкой до ушей и милым прищуром. — Хо-хо-хо! — картинно захохотала она, протягивая Гинко обещанный намордник. Намордник на человека. — Ты ведь была послушной девочкой, Саката Гинко? Кецуно Санта хочет кое-что тебе подарить. Гинко покраснела. В этот момент даже ребенок прочитал бы её мысли. — Понятно, я всё еще сплю, — подвела она итог каким-то своим размышлениям. — Возможно. По мне, так стены, намордник и боль в затылке вполне реальны, — Кецуно присела рядом на футон, положила мешок себе на колени и с вежливой улыбкой японской домохозяйки уставилась в пространство. — А так же еще тысячи детей по всему Эдо. — Если это сон, то... Шанс!.. — Гинко явно не осознавала, что она сейчас Гинко. Гинко взяла Кецуно Ану за руку — всё равно что зачерпнула ладонью пригоршню магмы — и с натренированным взглядом теленка выдала: — Никогда не думал, что скажу это не твоему изображению в телевизоре, не фигурке из ограниченного тиража, а именно тебе. Но, Кецуно Ана, выходи за меня замуж!.. — и пока Кецуно не успела ничего сказать, продолжила: — Знаю, это может быть для тебя внезапно, но не более, чем для меня. Я обещаю отдавать тебе последние шоколадки... — Я подумаю, — тут же выпалила ошарашенная Кецуно. Может именно по этой степени её ошарашенности Гинко и поняла — это не сон. Позже Гинко описывала свои ощущения мелодичным звоном разбитых ожиданий и явно потрескавшейся переносицы. В глазах ощутимо першило. — Я понимаю, почему ты мне отказала. Не хочется признаваться в собственной наивности, но покажите мне хоть одну Кецуно Ану, что согласится выйти замуж за сонного лохматого мужика... — ...девушку, — поправила Кецуно. — ...который не то что не купил кольцо — не надел подходящий случаю костюм... Девушку? Кецуно кивнула. Гинко наконец-то вспомнила, что она сейчас Гинко. Это вызвало как минимум извержение вулкана в районе грудной клетки, которая, как теперь заметила Гинко, очевидно принадлежала женщине. — Извини, — только и выдала она. — Так и знал... знала, что есть какой подвох. — Ничего, всё нормально. Можешь отпустить мои руки? — Конечно, прости. На улице вовсю гуляла метель, насвистывая рождественскую песенку — видимо, принесла её с первого этажа. Гинко в это время переживала сильнейший внутренний конфликт, приправленный тяжелым дыханием Кецуно Аны под боком. Последующий вздох мог означать только одно — Гинко что-то решила. — И всё-таки, если это сон, то, может... — она осторожно придвинулась к Кецуно поближе. — Может?.. — Это ведь сон. Я уверен... уверена, ведь реальность не может быть настолько... — Настолько?.. — Да и один поцелуй ничего не изменит. — Поцелуй?.. В комнату резко ворвался холодный сквозняк, растрепал и так немного взлохмаченные волосы Кецуно Аны — в её глазах уже отражались лишь белые пушистые прядки. А может, это был снег. — Тама-сан, слезайте оттуда! — крики Шинпачи были одной из особых достопримечательностей Кабуки. Утренние крики Шинпачи, полудневные крики Шинпачи, вечерние крики Шинпачи, а иногда даже ночные крики Шинпачи — всё это стоило включить в список того, что вы непременно услышите, если вздумаете посетить квартал Кабуки. В тот момент, возмущенный поведением Тамы, что вцепилась в оконную раму — очень скользкую оконную раму — Шинпачи кричал громче обычного. Как никак по улицам ходило Рождество, что способствовало определенному настрою. — Теперь у меня есть то, что называют компроматом, — Тама как могла осторожно спрыгнула в сугроб — стоявшего рядом Шинпачи замело по пояс волной снега. — Зачем вам компромат, Тама-сан? — Чтобы шантажировать, конечно. У меня записано, что это основное предназначение компромата. — А что там? — Личная жизнь Гинтоки-сама. — У него есть?!. — Шинпачи собрался по привычке заорать, но тут резко понизил голос. — У него есть личная жизнь? — У каждого человека есть личная жизнь, — невозмутимо ответила Тама. У нее явно было своё, особенное, понятие личной жизни. — Нет, это не так, — уныло ответил Шинпачи — его явно задели за живое. — Нет? — Совершенно. — Я это запишу: у Шинпачи-сана нет личной жизни. — Да нет же! Не только у меня! С каких пор человечество делится на Шинпачи-сана и всех остальных? Теперь ему приходилось перекрикивать метель — её завывания становились всё неистовей. Невдалеке стояли сани Санта Клауса, а в данном случае — сани Санты Кецуно. Она буквально свалилась сюда с неба и заявила, что временно подменяет Санту — клан Кецуно чем-то задолжал ему в прошлом. Чуть дальше Дагура Дун лежал в снегу и сосредоточено трудился над созданием идеального снежного ангела. Рядом с ним слышалось конское ржание. В это же время, преодолев сплошную стену из снега, со второго этажа послышался истеричный голос продрогшего до костей человека: — Какая скотина открыла окно?!