Арифметика чувств

Если встретите ошибки, исправьте их. пожалуйста, в ПБ.

Только не говори, что ты одна из тех, кто превратился в собственную болезнь. Джон Грин «Виноваты звёзды».

– А что, это тот самый? – Такой молодой, а уже… – Ох, жалко–то как… – Да всех тут жалко… Эдвард даже не повернул головы, когда привычно услышал задавленный приличием шёпот за спиной, и лишь смахнул пыль с выцветших ресниц, моргнув. От слабости было тяжело даже переставлять ноги, хотелось привалиться к обжигающе холодной стене и слиться с ней, больше не чувствуя ничего, кроме её манящего холода. И куда только делись все силы? Ах, ну да. Их же забрал этот, как его… Рак. Элрик опёрся рукой о кафель сбоку, с горьким смешком отмечая сходство серости кожи и начищенной стены. Интересно, а какой он был раньше? «Не помню». Тонкое запястье вытянуло остатки сил из тела и оттолкнуло юношу от стены, отправляя в дальнейшее одинокое путешествие по коридору. Эдвард повёл плечами, словно разминая мышцы перед дракой, и в мыслях отдалённым парусником проплыло: «Да, ты когда–то сражался». Алхимик равнодушно повернулся к идущим навстречу маленьким детям в больничных масках, чьи головы были либо покрыты коротким ёжиком волос, либо гладкие полностью. Привычный вид открытых и худых, как говорили здесь, «цыплячьих» шеек, исчерченных словно синими чернилами–венами, уже не вызывал жалости или страха, и алхимик достаточно буднично кивнул детям в знак приветствия. Те радостно заулыбались в ответ (насколько можно было понять по приподнявшимся углам скул из–под зелёных тканей маски) и весело затараторили: – Эдвард, ты идёшь гулять?! А можно, мы с тобой?! Ма–ам, а мам, пойдём с ним?! Ну пойдё–ё–ём! – мамы (а здесь почти все были именно они из родителей) отрицательно покачали головой, с острой терпкостью боли глядя на своих детей, не в силах чем–либо им помочь и лишь надеясь на провидение. Одна из них посмотрела на высохшего Эдварда и заботливо произнесла: – Не стой долго, подхватишь что–нибудь, – Элрик хотел улыбнуться в ответ на доброту женщины, но желание застряло где–то в лимфоузлах, режущей колючкой раздирая горло отчаянием. «Что можно подхватить страшнее этого?». Алхимику казалось смешным сказанное замечание, однако вызывало оно лишь отвращение и ярость. Блондин (хотя сейчас его волосы также выцвели и стали больше отдавать в белый) быстро прошёл мимо, так и не сказав и слова в ответ. Улица пахнула в лицо холодным пламенем ветра, обжигая впавшие щёки и щекоча затемнённые болезнью веки. Эдвард втянул воздух полной грудью, до коротеньких искр–покалываний в лёгких, заполонивших, казалось, всё внутри и вытеснив остальные органы. Элрик не понимал, почему всё сложилось именно так и именно с ним, но реальность была, и она не считалась с непониманием алхимика, жизнь которого и так была полна боли и утрат. А теперь ещё это. Самая главная и окончательная утрата, на этот раз – действительно всего. Утрата жизни. Юноша увядал, подобно цветку, проросшему в первые дни весны и тут же убаюканному смертью от резких морозов. Уже не было обидно – только разочарование и усталость. Нет надежде. Нет желанию. Нет бессмысленности. – Ну и видок у тебя, – присвистнули сбоку, и Эдвард с удивлением обнаружил там бывшего (именно бывшего, потому что на нынешнюю неприязнь не осталось сил) врага, сидящего на перилах с облупившейся краской возле больницы и задумчиво склонившего голову. Элрик отвернулся, не удостоив его ответом. Перед глазами резко всё завертелось, расплываясь, а тело ослабело, став словно чужим, и Эдвард будто со стороны наблюдал, как падает на остывший асфальт. Сильные руки резко схватили за плечи, когда отяжелевшие ноги едва не коснулись подогнувшимися коленками земли. – И что это было? – скептично протянул Зависть, вздёрнув брови и глядя на отрешённое выражение лица алхимика. Неужели он когда–то дрался (и дрался на равных!) с ним? Эдвард как в прострации зацепил взглядом Энви, а потом несильным рывком (насколько позволяло тело) скинул его руки со своих плеч. Ему не нужна помощь или жалость, если и умирать, то без подобных подачек. – Ничего необычного. Так часто бывает. От кислорода голова закружилась, вот и всё. – Он отвернулся, глядя на жёлтые трупы листьев, устлавших траву, и скелеты деревьев, скрюченными бурыми костями торчащими из земли. «Ироничные ассоциации». – И это всё? – блондин удивлённо повёл бровями, успев уже и забыть о неожиданном визитёре. – Что – всё? – негромко поинтересовался юноша, не отрывая взгляда от пейзажа перед ним. – И на этом великий Стальной коротышка сдаётся? Умирает? – раздражённо выплюнул голос сзади, явно постепенно зверея. Элрик спокойно кивнул, не обернувшись. – И вот именно эта облезшая фасолина когда–то пыталась меня прикончить?! Издеваешься, мелочь?! Это, как минимум, оскорбительно! – алхимик лишь повернул голову и взглядом «что скажешь ещё?» посмотрел на того и фыркнул. – Ничем не могу помочь. – Да ты!.. – Энви зашёлся в потоке ругательств, припомнив если не все оскорбления, то половину – точно, и красочно расписав их в характере Эдварда. – Всё? – холодно поинтересовался тот, когда гомункул замолчал, яростно треща неконтролируемыми разрядами молний перевоплощений. – Нет! – рявкнул Зависть и смачно пнул алхимика, от неожиданности и силы удара свалившегося за перила на газон. – Ну, знаешь, это уже перебор! – зло ощетинился Эдвард, выныривая из кустов, листья которых торчали из одежды, а обломки палок засыпались за шиворот. – Имей хоть каплю совести к больным, придурок! Ты слушаешь там, нет?! – алхимик смолк, негодующе сверкая вновь насытившимися цветом глазами. – Вот теперь я тебя узнаю! – почти ликующе хекнул в смешке Зависть, победоносно расплываясь в довольной ухмылке, а блондин озадаченно моргнул. – Не смей сдаваться, коротышка. У тебя же есть цель, и ты, кажется, утверждал, что сам дьявол не сможет тебя остановить на пути к ней. А тут какая–то болезнь. – Зависть помолчал, глядя на растерянного алхимика, а потом сел на корточки, опустив лицо на один уровень с головой Элрика, и добавил с ехидством: – К тому же, если ты умрёшь, кто будет пытаться вернуть меня на «путь истинный», а? Не будь таким эгоистом, фасолина. Эдвард изумлённо смотрел в блестящие смешинками глаза напротив, а потом на его лице заиграло что–то, отдалённо напоминающее самоуверенность из прошлой здоровой жизни. – Не буду. Энви довольно цокнул: – Вот и отлично, – и щёлкнул по носу Элрика. – Ещё увидимся. И упаси Фламель, если ты будешь таким же, как сегодня. Лично утоплю в том пруду! – он многозначительно указал на заводь, располагавшуюся на территории больницы. – Только попробуй, – с готовностью отозвался алхимик, хмыкая, и получил одобрительный взгляд в ответ. – Чао, коротышка, – с привычной – но на этот раз беззлобной – ядовитостью отсалютовал гомункул, и исчез в одно мгновение. А Эдвард с детскими весельем и оторопелостью от случившегося смотрел на гуляющий ветер, чётко помня и ощущая быстрое прикосновение сухих губ напоследок. Мы лечим не болезни. Мы лечим людей, страдающих от болезней.