Любовь и Лёд

POV Люцифера. Чёрт, как всё-таки дерёт горло. Давно я не курил, лет десять точно. Но сейчас мне нужно, чтобы хоть как-то привести мысли в порядок. Бессонная ночь после вчерашнего инцидента, даёт о себе знать. В голове полнейший хаос, да ещё и окровавленное лицо Габриэля до сих пор стоит перед глазами. За окном уже светает, а я так и не сомкнул глаз. Пару раз звонил в больницу, но ответ всё тот же: «Состояние пациента стабильно тяжёлое». Он так и не пришёл в сознание. Никогда не верил в Бога, но впервые возникло острое желание помолиться, чтобы этот парень выкарабкался. Если честно - я действительно пытался поломать его, причинить боль, но убивать я его не хотел, а судя по силе удара, вероятность того, что он выживет, очень мала. Да, я законченный подонок, но не убийца! А во всём виноват грёбанный Винчестер, хотя кого я обманываю… Во всём виновата губительная страсть и гордыня. Во всём виноват я сам, а Сэм стал лишь катализатором, выпустившим зверя наружу. *** А ведь когда-то, очень давно, моя жизнь была другой, я был другим… Милый, белокурый малыш, с яркими, словно чистое небо, голубыми глазами, был любимым и желанным ребёнком. Отец души во мне не чаял, а мама называла меня Ангелочком. В отличие от других детей богатых родителей, мои не спихнули меня нянькам, они сами занимались моим воспитанием, окружили меня своим вниманием и заботой. Как любой ребёнок, я бесконечно любил своих родителей, едва ли не боготворил их, старался быть послушным и прилежным, чтобы они могли гордиться мной. Тогда, будучи наивным дитём, я думал, что этот союз идеален, что мама и папа любят друг друга, и ничто в мире не сможет разрушить нашу крепкую, любящую семью. Но как же сильно я ошибался, и беда, как водится, пришла нежданно. Сначала были ссоры за закрытыми дверями, хотя они и старались это скрывать от меня, но я всегда слышал их ругань. Сердце вздрагивало от раздражённого голоса отца и всхлипов матери, казалось, что это всё просто какой-то дурной сон, ну не укладывалось в голове, что два любящих человека могут так ненавидеть друг друга. И я верил, верил до последнего, что всё наладится, что рано или поздно им надоест выяснять отношения, и они снова станут прежними – весёлыми и добрыми, но с каждым днём они всё больше отдалялись друг от друга. Как гром среди ясного неба прогремело это страшное слово: «Развод!». Что может быть ужаснее, чем в свои неполные пятнадцать пережить расставание родителей? Пожалуй, только одно – узнать, что у матери есть другой мужчина. Впервые я взглянул на неё другими глазами. Не знаю, что больше шокировало меня… То, что она изменила моему отцу, которого я всегда считал настоящим эталоном – красивым, умным, сильным. Или то, что она не особо боролась за меня при разводе и, получив довольно внушительную сумму от бывшего супруга, тут же отказалась от своих материнских прав, и укатила со своим новым ухажёром в неизвестном направлении. Именно тогда мой привычный мир рухнул, разбив все идеалы, оставляя в душе пустоту и разочарование. Всё, во что я верил, было лишь иллюзией, но больнее всего далось осознание, что любви на самом деле не существует. Жена может с лёгкостью предать мужа ради другого, а родная мать предать сына ради денег. Тогда я и возненавидел женщин, поняв, насколько продажна и непостоянна их сущность. Отец тоже недолго пребывал в одиночестве, уже спустя пару месяцев в нашем доме появилась другая женщина. У неё был ребёнок от первого брака – Адам*. Из уважения к отцу и его новой жене, я изо всех сил старался принять новоиспечённого братика, несмотря на его несносный характер. В свои десять лет он был удивительно глуп и невоспитан, проявлял непослушание и неуважение не только ко мне, но и к моему отцу. Он разрушал всё, к чему прикасался, обесценивал всю важность отцовских даров, играючи уничтожая их ради сиюминутной прихоти. Все мои попытки приструнить его варварский нрав были тщетны, он лишь нахально улыбался, когда отец орал на меня, оскорблял и заставлял любить и обхаживать Адама. Порой хотелось выть от обиды и несправедливости, ведь я его РОДНОЙ СЫН, его плоть и кровь, его наследник, его гордость… И я должен служить этому тупому ублюдку Адаму, который никогда не любил и не уважал отчима, и считал его кем-то вроде слуги, как и меня, обязанных едва ли не на руках его носить. Почти три года я терпел выходки этого урода, покорно сносил крики отца, заступающегося за него, но однажды случилось неизбежное. Буквально за несколько дней до того, как мне исполнилось восемнадцать, в очередном скандале Адам назвал папу «старым мудаком», и моё терпение лопнуло. Я мог стойко выносить оскорбления в свой адрес, стараясь пропустить это мимо ушей, дабы не огорчать родителя, но терпеть это по отношению к своему родному и дорогому человеку я не собирался. Я бил его жестоко, вложив в каждый свой удар всё, что накопилось во мне: всю боль, всю злобу, всю ненависть. Унаследовав силу, рост и мощь от своего отца, я легко подавил слабое сопротивление так называемого брата, потому оттаскивать меня пришлось двум здоровым охранникам. Но каково было моё негодование, когда вместо благодарности, я услышал гневное: «Убирайся из этого дома! И не смей никогда возвращаться, ты мне больше не сын!». Эти слова, как остриё ножа, полосонули по самому живому - по сердцу, причиняя немыслимые страдания. Кровь застыла в жилах, вызывая оцепенение, а сердце гулко билось в груди, больно отдавая в рёбра. Окружающие звуки исчезли, глаза застилала пелена предательских слёз, размывая привычные очертания предметов. Где-то в сознании мелькнула робкая надежда, что всё это неправда, что отец сказал это сгоряча, но взглянув в родные глаза, я увидел лишь брезгливость и отчуждение. Вот так легко он отрёкся от меня. Даже отречение матери было для меня меньшим испытанием, я принял его скорее с раздражением, но в эту минуту я словно умер. Отец так просто вышвырнул меня из дома и из своей жизни, не объяснив, как мне дальше жить с этим. Нет, я не остался без средств существования, отец практически сразу после моего рождения, открыл несколько счетов на моё имя, с довольно приличными суммами. Так же мне принадлежала часть прибыли от семейного бизнеса, которой бы вполне хватило на содержание какой-нибудь маленькой страны. Но я бы с радостью отказался от всего этого, ради возможности вернуть любовь и уважение отца, только он был твёрд в своём решении, и я стал изгнанником. Долгое время я пытался утопить свою боль на дне бутылки, но это помогало лишь ненадолго, а потом были лёгкие наркотики. Я совсем забросил хоккей и почти целый сезон провёл в пьяном или наркотическом угаре. Я заставлял себя ненавидеть отца, винил его в том, что он променял меня на чужого ребёнка, но всё это было бесполезно. Я так и не смог вырвать его из своего сердца, скучал по нему, и жизнь вдали от него была невыносима. Пытаясь заполнить пустоту в душе, я ударился в беспорядочную половую жизнь, меняя парней как перчатки, надеясь, что секс сможет отвлечь меня от снедающего одиночества. И это оказалось более действенным способом, чем алкоголь, сигареты и наркотики – наконец я смог избавиться от этого дурацкого чувства вины и безмерной тоски по дому. Погружаясь в пучину похоти и разврата, я всё ниже падал в пропасть греха. С каждым новым днём во мне умирал прежний парень, который умел любить, был добрым и справедливым, и возрождался новый человек – злой, циничный, не знающий жалости. Последняя частичка моей души умерла в тот день, когда на очередной пьяной вечеринке я увидел молодого паренька, так похожего на моего «братика» Адама, и мне словно сорвало крышу. Затащив его в одну из комнат, я бросил его на кровать и мстительно улыбнулся, и эта улыбка не предвещала ничего хорошего. Поняв, что ему грозит опасность, парень попытался вырваться и убежать, но я успел запереть дверь на ключ, лишая его возможности к отступлению. Клетка захлопнулась, оставляя жертву наедине с монстром. Представляя Адама, я насиловал его всю ночь, с особой жестокостью, в кровь разрывая девственный зад. Поначалу он кричал, кричал так, что у любого человека сердце бы дрогнуло, но для меня его крики были как ода моей мести. Они ласкали слух и возбуждали ещё больше. Его криков, конечно, никто не слышал, громкая музыка заглушала их полностью. Осознав, что его никто не услышит и не спасёт, он стал умолять меня, рыдая горькими слезами, но я лишь хохотал глядя в эти заплаканные глаза, всё сильнее, всё глубже вбиваясь в его растерзанный анус. Поняв, что все попытки его тщетны, смирился и отдался во власть моему вожделению, наивно полагая, что кончив, я отпущу его, но как же сильно он заблуждался, думая, что сможет так быстро от меня избавиться. Я трахал его долго и со вкусом, постоянно меняя позы, заставлял его вылизывать мой член и кончая ему в рот, не отпускал, пока он всё не проглотит. Ненависть к брату полностью лишила меня рассудка, я без сожаления истязал этого ни в чём неповинного парня, по трагической случайности похожего на Адама. Только под утро, вдоволь насладившись, я отпустил его, пригрозив, что если он вздумает идти в полицию, я найду его и вырву ему сердце. Он лишь молча кивнул, глядя на меня какими-то безжизненными глазами. Пробуждение после бурной ночи было несколько безрадостным. Физически я ощущал себя превосходно, а вот осознание того, что я сделал, вызывало досаду. Нет, во мне не было жалости к тому парню, мне не было стыдно за то, что я изнасиловал его, и даже ничуть не смущало понимание, что я, скорее всего, сломал ему жизнь. Меня удручало лишь то, что я мог навсегда потерять свободу, потому что не смог обуздать свою злобу и похоть. К моему счастью, парень, видимо, приняв мои угрозы всерьёз, так и не заявил в полицию, но этот случай заставил меня задуматься и принять твёрдое решение навсегда завязать со спиртным и наркотиками, из-за которых я терял контроль. Однако, несмотря на то, что я снова вернулся к здоровому образу жизни, отказавшись от пагубных пристрастий, самые страшные пороки, которые были внутри меня, я так и не смог изжить, напротив – они всецело завладели мной. С той ночи я навсегда стал другим человеком. Каждый раз вспоминая тот ужас и покорность неизбежному в глазах того парня, я невольно возбуждался, да так сильно, что едва мог совладать с этим. Понимание пришло довольно быстро - власть над другими, абсолютная и безраздельная, вот чего жаждал я всем своим сердцем, а для этого необходимо держать людей в страхе. После нескольких усиленных тренировок, мне быстро удалось вернуть прежнюю форму, но в бывший клуб я уже не вернулся. Благодаря моим былым заслугам на льдине на меня обратил внимание Азазель, хозяин «Дьяволов», жуткий тип, впрочем, рядом с ним мне было комфортно, я чувствовал в нём «себе подобного», как в той поговорке (Рыбак рыбака…). Мы очень быстро нашли общий язык, более того, он проникся ко мне и стал относиться с особым подобострастием, когда понял, какой властью над людьми я обладаю. Почти сразу я навёл порядок в команде, установив жёсткие законы внутри клуба, неподчинение которым сурово каралось. Я научился легко манипулировать любым человеком, достаточно было узнать его страхи или слабое место, и посильнее надавить. Эта суровая мера принесла неплохие результаты, команда заиграла, и в очень короткие сроки она сумела подняться со дна турнирной таблицы на самый верх. Азазель готов был носить меня на руках, понимая, что в основном это моя заслуга, и потому с его благословения я имел безграничную власть в этом клубе, подмяв под себя всех и каждого, кроме Кроули. Единственный человек, к которому я испытывал некое подобие уважения, но исключительно за его спортивный опыт, он был отличным тренером. Относительно спокойно прошло несколько сезонов. Пользуясь своим авторитетом, я поимел почти всю команду (более-менее привлекательную часть команды), каждый раз упиваясь затравленными взглядами, когда я нагибал кого-то из них в душевой. Особенно мне нравилось ломать сыночка Азазеля - Тома, который до последнего надеялся, что папочка спасёт его от моих посягательств, но тот и не думал его защищать, для него я был важнее, и он с лёгкостью закрывал глаза на все мои бесчинства. Много времени на «перевоспитание» не потребовалось, буквально за пару месяцев, я сделал из него покорную шлюху. Но самым любимым развлечением для меня были новички. Кто-то из них приходил в команду уже наслышанным обо мне, кто-то получал всю информацию от ребят в команде. Я терпеливо давал время новичку «повариться» в страхе пару недель, регулярно подкармливая этот страх, бросая на них плотоядные взгляды, а уж потом вызывал его «на разговор», с наслаждением наблюдая, как беспрекословно он встаёт на колени и удовлетворяет все мои низменные потребности. А потом в команде появился Винчестер, разрушив привычный уклад жизни. Он абсолютно не боялся меня, и каждый раз, когда ему пытались донести о том, какой я опасный и страшный человек, он лишь смеялся в голос. Все мои взгляды он встречал с вызовом, насмешливо улыбаясь, и как бы ненароком расправляя свои мощные плечи, давая понять, что легко не сдастся. Ярость росла во мне с каждым днём всё больше и больше, а вместе с ней росло и желание, его недоступность и непокорность сводили с ума. Хотелось обладать им, словно он самый ценный приз. Конечно, можно было заставить своих шавок скрутить его и поиметь силой, но я прекрасно понимал - даже если и получится это сделать, он не сломается и при первом удобном случае отомстит, поэтому этот вариант я отмёл сразу. Нужно было действовать тоньше, страх в этом случае не вариант, а вот поиграть на чувствах – это безотказный метод. Затащить его в постель оказалось не самым сложным делом: благоприятная атмосфера, алкоголь с примесью качественного, проверенного афродизиака и пылкая страсть сделали своё дело. Вот только переспав со мной, он тут же собрался и ушёл, с тем же надменным блеском в глазах, оставив меня со стойким ощущением, что это меня поимели. Пришлось вызванивать Тома, чтобы снять неутихающее после секса с Винчестером возбуждение. Трахая сыночка Азазеля, я представлял Сэма, вспоминая горячее, сильное тело и громкие стоны, сначала болезненные, а потом полные наслаждения. Эти фантазии будоражили, а от осознания, что я был первым у своего Малыша, почувствовал даже некое подобие счастья. Вдоволь наигравшись с Томом, я отпустил его восвояси, а сам предавался мыслям о завоевании Винчестера, строя далеко идущие планы на него. Первым делом было необходимо завоевать его доверие, привязать в интимном плане, приручить, после влюбить в себя, ну и потом, когда он станет полностью моим, превратить в послушного раба, который покорно будет исполнять все мои прихоти. Тем самым я смогу не только заполучить желанную игрушку, но и укрепить свой авторитет и доказать всем и каждому, что моя власть непоколебима. Задача была не из лёгких, приходилось играть роль влюблённого идиота, чтобы он открылся. Порой у меня сдавали нервы от молчания Винчестера, и я срывался на всех, кто попадал под руку, но отказаться от своего плана не мог, он стал для меня сладким наркотиком. Обладать этим прекрасным парнем было сродни обладанию чем-то уникальным и диковинным – он был особенным: в нём одновременно уживалась дикая, необузданная страсть, наряду с почти детской наивностью. Каждый раз он отдавался так пылко, что я просто сгорал без остатка, прикасаясь к вожделенному телу, а потом он, словно глупенький щенок, доверчиво прижимался ко мне, трогательно сопя в ухо. Да, поначалу приходилось подмешивать ему афродизиак в очень небольших количествах, дабы не вызвать подозрения, но очень скоро я понял, что необходимость в этом отпала, когда он сам после тренировки оседлал меня в машине, благо, стёкла были тонированные. Это был умопомрачительный секс, после которого мы ещё несколько долгих минут пытались восстановить дыхание и унять сладкую дрожь в теле. После того дня во мне что-то изменилось, но я до последнего не понимал это, и только когда он ушёл навсегда, громко хлопнув дверью, осознал, как сильно попал. Нет, я не влюбился, но ощутил в полной мере, что стал зависимым от него, ломало меня похуже чем наркомана. Я словно озверел и, чтобы хоть как-то утихомирить эту ломку, ударился в распутство. Но никто не мог заменить мне моего Малыша, дать хоть подобие тех эмоций, что я переживал только с ним. Когда я уже почти отчаялся увидеть его ещё хоть раз, внезапно удача улыбнулась мне – «Дьяволов» перевели в другую конференцию, а это значило, что теперь у меня есть шанс снова увидеть Сэма и попытаться его вернуть. Я потребовал от Азазаеля, чтобы в ближайшее время он устроил товарищеский матч, на который команда прибудет на пару дней раньше, чтобы у меня было время встретиться с Винчестером. Предварительно раздобыв его адрес, всю дорогу я прокручивал варианты нашей встречи, решив, что по приезду, сразу отправлюсь к нему домой. Но каково было моё удивление, когда, подъехав к стадиону, я увидел на крыльце моего Малыша, слегка похудевшего, но по-прежнему невероятно красивого. Для меня это было как знак свыше. Перекинувшись парой фраз с Кроули, он ушёл вглубь стадиона. Поняв, что он пробудет тут до конца разгрузки, я решил его подождать на парковке. Спустя несколько томительных минут, он, наконец, вышел. Я окликнул его, ожидая увидеть на его лице ненависть, злость или ещё что-то в этом духе, и был готов ко всему, заранее приготовив нужные слова, но никак не ожидал увидеть в его глазах страх, совершенно дикий, почти животный. Я был просто ошарашен, никогда раньше я не видел в нём этого, но замешательство длилось буквально несколько секунд. Мой внутренний зверь, почуяв выброс адреналина, ощетинился в готовности накинуться на беспомощную, трепещущую жертву, напрочь забыв о первоначальном плане (умолять о прощении и втором шансе). Глупенький, если бы он только знал, какого монстра он пробудил, это долгожданное ощущение власти над Винчестером полностью затмевало разум, и я хотел только одного - взять его силой прямо на парковке, наслаждаясь его слезами и мольбами. Но надо же было появиться этому идиоту Новаку, в тот самый момент, когда я уже готов был рвать одежды на своём Малыше. Чёртов придурок оказался довольно сильным и неслабо прописал мне в голову, но не это во мне пробудило ненависть и жажду мести, а то, что он посмел касаться моей игрушки! Ничуть не смущаясь, они обнимались и целовались возле машины, именно тогда я решил отомстить. Словно специально они подпитывали мой гнев, видеть их счастливые и влюблённые лица было невыносимо. От души хотелось стереть эти радостные улыбки с их уст, и я не придумал ничего лучше, чем сломать Новака, именно его. Я понимал, что это самый лучший способ отомстить, «убив сразу двух зайцев» - причинить боль физическую Габриэлю и душевную Сэму. И вот, когда я это сделал, то вдруг прозрел, будто пелена упала с глаз, открывая ужасную картину содеянного мной. Как же я дошёл до такого, что готов был отнять жизнь у другого человека из-за банальной похоти?! Молодой парень, которому ещё жить да жить, лежал без сознания, окрашивая лёд своей кровью, а я растеряно смотрел на это и впервые ненавидел себя. Крики Сэма, полные сумасшедшей боли, врезались острыми иглами в сердце, разбивая каменную оболочку. Тяжёлое отчаяние затопило душу, которая оказалась жива вопреки всему и сейчас безмерно страдала. Хотелось провалиться сквозь землю, чтобы только не чувствовать это ужасное бремя вины, не видеть глаза Сэма, преисполненные горем. Увидев меня, он было рванул в мою сторону, но капитан «Ангелов» преградил ему путь, что-то сказав, и он молча ушёл в раздевалку, кинув на меня брезгливый взгляд. После его ухода Михаил подъехал ко мне и на удивление спокойным, сдержанным голосом назначил встречу, один на один, а затем удалился, оставив меня в полнейшем недоумении. Я ожидал всплеска ярости, вспышку гнева, но вместо этого ледяное презрение, словно я был мерзким существом, не достойным чувств, даже таких как ненависть. *** Докурив, наверно, уже десятую по счёту сигарету, я отшвырнул пачку. Ни черта они мне не помогли, только прибавилась ко всему отвратному состоянию, ещё и противная резь в горле. Встреча была назначена на вечер, а значит, у меня ещё есть время поспать, надо хотя бы попытаться. На свежую голову думать будет лучше, я должен был решить, что сказать старшему Новаку. Хотя… Разве могут какие-то слова исправить то, что уже случилось?