***
Но... Сердце всегда защищает плёнка, рёбра, плоть и кровь, кожа и одежда, броня собственные руки. Какой же дьявольской силой должен обладать человек, чтобы разрушить всю эту защиту несколькими словами? - Ты, конечно, извини, но... Это гадость, - Далдал морщится, а потом отодвигает от себя тарелку с непонятной желто-белой субстанцией, - Словно сухие сопли заморозили, разморозили, а потом дали пережевать собаке. Пожалуй, самое глупое, что могла сделать Мун Ён - это уговорить себя научиться готовить. Это решение было совершенно спонтанное. Надежда на то, что Чхегу правда понравиться, что он удосужит Мун Ён большим вниманием. Но это все-равно что отстегнуть от себя броню, снять кофту и раскрыть грудную клетку. - У тебя в крови битье груш, а не их запекание, - малышка Далдал пожимает плечами, потом кланяется, словно словесный бой между ними закончен. И уходит вон из школьной кухоньки. В ней было душно и жарко. Отчасти от накалённой ситуации. А Мун Ён тяжело ударила кулаком по столу. Металлический нож упал на пол, а слух резанул разнесшийся по кухне звон.***
Каждая новая попытка предвещала новые и новые разрушения. Кончик ножа надломился, когда она пыталась резать еще не размороженное . Несколько приборов изогнулись в резкой дуге, и бесчисленное количество продуктов было испорченно. - Ну, кхм... Как сказать, кхм... - Королева озабоченно потирала своё горло, которое уже вот как пол минуты жгло. Новое блюдо увенчалось бы успехом в Мексике, - Я думала, оно немножко подгорело... А оно, оказывается, было в перце... Кхм... - Ну и иди отсюда! Откашляйся! - Мун Ён развела руками словно гарпия, которая вот-вот может налететь на изящную блондинку, сидящую за столом. После гордого ухода Королевы, разделочный стол еще пару минут страдал от ударов по нему чужого кулака. Костяшки пальцев покраснели, а сама ладонь набухла. Навязчивая и очень острая мысль не переставала кружить в голове. "Я никогда не стану женственной". Даже друзья, даже Сон Чхегу удержался от того, чтобы попробовать приготовленную ею стряпню. Ужасающий скрип заставляет вжать шею в плечи, Мун Ен роняет голову на руки, лежащие на столе. Хорошо, что она сидит на стуле. В противном случае, пришлось бы сесть на пол, потому что колени упорно не слушались хозяйку. Её плечи неровно поднимаются, а потом рывками опускаются вниз, сопровождаемые глухими всхлипываниями. - Я никогда не научусь готовить, - протягивает она, непохожим на человеческий, голосом, - Я никогда не смогу стать женщиной! - Плечи резко поднимаются. Опускаются-опускаются-опускаются. - Вкусно. Словно выстрел из винтовки. - Что? - Она так резко подняла голову, казалось бы, вывернула её. До хруста в позвонках. Заплаканное лицо с опухшими глазами, а в сочетании с растрёпанными волосами - это выглядело примерно так же, если вы изобьёте лису или просто рыжего кота. А еще лучше пса. - Я говорю, вкусно, - Ли Минам. Во всей своей красе, если не считать пластыря на носу. И у него слезятся глаза от обилия ядрёных специй, но, тем не менее, он двигал нижней челюстью, пережевывал черно-жёлтое нечто, что должно было быть пловом. Так же боксёр отметил, что он липнет к зубам. - Ты правда, правда так думаешь?! - Мокрые и покрасневшие глаза Мун Ён просияли. Кто-то оценил её кулинарное творчество! Вот только... - Что... что ты здесь делаешь, придурок!? Почему ты не в своей школе?! Что ты забыл в Отвязной?! На Минама обрушился, как ему показалось, вал вопросов, а ответить он удосужился только так: - Ким Хёсин притащила. У неё снова тёрки с Королевой, - кратко разъяснил парень. Его откровенно раздражало выяснение личных отношений между девушками именно здесь, в Отвязной, словно Минаму делать больше нечего. Он редко присутствовал в словесных перепалках, в основном бродил по школе и останавливал фурию под кодовым именем "Хёсин". Но Хёсин отличалась не только огненным цветом волос, угловатым лицом и острыми ногтями - нрав у неё тоже был весьма пылкий. И как друг детства, он её понимал. Язык, казалось, вот-вот онемеет или почернеет от некроза. Особенно жгло щёки и горло, ведь этот рис надо было и глотать для приличия. И почему он это делает? Неужели где-то там, под шапкой, волосами, кожей и черепом, пустота и эхо? - Правда вкусно? - Мун Ён уже не интересовали причины появления тут предполагаемого соперника на ринге. Она так же предположила, что это может быть боксёрская солидарность. Минам флегматично улыбнулся, после чего кинул беглый взгляд на дверь, что вела к выходу. А когда перевёл его на девушку, перед лицом блеснула вилка, и у его рта оказалась очередная порция того, что в скором времени захочет выйти из желудка любым путём. - Не хуже, чем ты делаешь подсечку, - усмехнулся парень через силу. Что же, девушка хочет его кормить - да будет так. Он постарался не морщиться, когда соскребал зубами то, что было на вилке и жевал, жевал, стараясь не дышать огнём, - Кстати о ней, - он решил плавно уйти от темы с едой. Всякий раз, когда Минам думал о нормальной еде, хотелось обливаться кровавыми слезами. Между тем, Мун Ён так трепетно подносила новую и новую вилку с приготовленным, что отказывать боксёр просто не мог, - Я видел твой бой. Молодец. Вот вы говорите - сухо. А для боксерши это, может быть, гораздо выше простой похвалы. Одно дело услышать это от родителей, но совсем другое - если это говорит тот, с кем вы, вообще-то, соперничаете. Он вкладывает в голос что-то особенное. Ни сарказма, ни иронии. Это была железная честность с лёгким оттёнком гордости. - А то! - Девушка буквально почувствовала, как быстро наполнился контейнер с хорошим настроением, - То ли еще будет, вот увидишь, - В порыве счастья она не сразу заметила одну мелкую деталь, - А ты... ты... видел мой бой? - Вилка с рисом уткнулась Минаму в щеку. Парень возмущённо поморщился, перехватил девичью кисть и, собрав волю в кулаки, честно ухватил новую порцию, - Ты был на моём бое. Ты пришёл на него! - Она настолько резко одёрнула руку, что боксёр опешил - у него во рту так и продолжала торчать вилка. Не долго. Новое движение убрало ненужный металлический предмет, после чего Мун Ён привстала и бегло чмокнула дегустатора в губы. С дьявольской точностью, но этого хватило чтобы ощутить на губах непреодолимое жжение от специй. - А-а! Воды, воды! - Боксёрша как только могла протёрла ладонью губы, после чего, не найдя другого выхода, прильнула к ближайшему кухонному крану, - Почему, - после сего слова было возможно разобрать что-то вроде "Буль-буль-зал, что-буль-брбр". Только когда ей удалось утихомирить жжение на губах, она шокировано уставилась на Минама. Бровь на его флегматичном выражении лица чуть дёрнулась, а уголок губ поднялся на четверть дюйма. - Приятного аппетита, - он вытер собственные губы тыльной стороной ладони, - Значит в ближайшем будущем, если еще раз захочешь так сделать - не используй перец, - после чего он хрипло и сдержанно рассмеялся, смахивая выступившую слезинку.***
Красноволосая Ким Хёсин и Юн Инги, которую, как мы знаем, давно все именуют Королевой, старались не подавать знаков своего присутствия за дверью. Они тесно прижались друг к другу, толкаясь плечами и силясь увидеть через засаленное и поцарапанное окошко на кухонной двери двух знакомых. Двух боксёров. Один из них уже откровенно перешёл на заливистый смех, мял в руках собственную шапочку и вытирал ею слёзы, словно платочком. Вторая же глубоко и отрывисто дышала, полоща рот холодной водой. - А на мой бой он не пришёл, - обиженно цедит сквозь зубы Хёсин и опускает взор на собственные ноги. Она знает, как на неё сейчас смотрит Королева. С холодной насмешкой. - Что же, - проговаривает она в пол голоса, - Может, это просто боксёрская солидарность.