На ощупь

На то, чтобы адаптироваться к станции, у него есть неделя — так отмечено в его личном деле, но Сиско сказал, что он может продлить этот срок на столько, сколько потребуется, до тех пор, пока это не будет мешать работе. Так что Джулиан не стесняется и дотошно изучает станцию от и до — ему открыт доступ во все помещения станции, он всё-таки глава медицинской службы (и единственный её представитель, младший медперсонал ещё не прибыл) и пользуется этим на всю катушку. Медотсек он знает лучше всего; тут всё подчиняется его воле, можно не беспокоиться о свете или лишних звуках, цвета вокруг светлые, но от белого Джулиан попросил избавиться — режет глаза. Он добивается того, чтобы здесь было как меньше того, что может мигать и мельтешить — последнее, что ему нужно, это отвлечься в важный момент на вспыхнувший не вовремя монитор. В ящик стола он прячет комочек баджорского желе, совершенно несъедобного, но очень приятного в руках, возле самого стола ставит дополнительные перегородки; Джазия заглядывает, смеётся беззлобно — собрал себе раковинку, да? — и Джулиан ходит с улыбкой остаток дня. В инженерном темнее и жарче, чем в других помещениях; он долго ползает под хитросплетениями труб и проводов, трогает пальцами покрытия — резина, пластик, металл, гладкость, шершавость, выпуклые болты, которые так приятно обводить по контуру. О’Брайан поглядывает на него с неодобрением и чем-то вроде ревности, но молчит (ужасно тянет ощупать его кудряшки, но Джулиан знает границы допустимого), а потом Джулиан начинает задавать свои любимые «зачем» и «почему», и О’Брайан немного оттаивает и принимается объяснять, как пинками и ирландским фольклором заставил работать этот зверский плод любви кардассианской и земной техники. В пока ещё пустых складских помещениях гулко и свободно; жизнеобеспечение тут на минимуме, Сиско бережёт энергию, так что от резкого перепада давления закладывает уши, и Джулиан запоминает это на случай, если придётся сюда транспортироваться. Он обходит по периметру ангар для шаттлов, ведя ладонью по стене, а потом перестаёт сдерживаться и пробегает по нему несколько раз вперёд и назад, громко смеясь и слушая эхо; он готов поспорить, что Одо (ему безумно хочется запустить руки по локоть в его жидкую форму, но он почти уверен, что это неприлично) наблюдает за этим на своих мониторах, и машет рукой куда-то в потолок, где должны прятаться камеры. Ему не жалко, пусть смотрит. Коридоры жилых помещений одинаковые и безликие, это даже не общежитие, это казарма, похожие одна на другую двери сливаются перед глазами, и Джулиан бродит там, пока у него не начинает болеть голова. Каюта Сиско на этаж выше, чем его; он находит её по звучанию смеха, который не глушат перегородки — он приглашён на ужин, коммандер хочет познакомиться поближе со всем офицерским составом. За дверью всё совсем иначе, не шаблонно, даже слишком, Джулиан не знает, куда смотреть и что хватать первым, кругом контейнеры с вещами («Джейк, сорванец, я говорил тебе закончить с этим к ужину, уж простите за беспорядок») и пахнет едой («люблю готовить, знаете ли»), и пломик у Сиско выходит замечательный, это всё почти как дома; Сиско приглашает заходить в любое время, если что-то будет нужно, и Джулиан соглашается с энтузиазмом, который Сиско, кажется, несколько пугает (он потом уточняет, что «любое время» не означает «ночью», но прощает, потому что ситуация была экстренная). Променад — самая пёстрая, шумная, странная часть станции, она напоминает Джулиану Землю, Академию, улицы родного города, разве что людей там всё же было больше, чем представителей инопланетных рас. Он обходит один за другим каждый ресторанчик, подолгу сидит, грея пальцы об фирменные напитки, пытается понять, где ему удобнее. Ему нравится грубое изящество клингонской забегаловки, но с вегетарианским меню там плохо (большая часть еды пытается уползти с тарелки), у Кварка романтично и божественные коктейли, но он не слишком щепетилен в том, что касается пожеланий клиентов, его куда больше интересует стол для тонго, чем просьба Джулиана перетереть овощи в однородное пюре (крошки больно царапают нёбо, он долго полощет рот после ланча); в итоге он возвращается к стандартной столовой Федерации и её привычным репликаторам. С магазинами всё ещё интереснее; Джулиан сметает с полок все книги, какие может найти, рассматривает и вертит в пальцах сувениры, которые спешно начали клепать для гостей из гамма-квадранта; зачем на корабле аптека, если есть бесплатный медотсек, ему не понять, голопалубы пока не работают — и вот уже вдруг конец аллеи А, поворот и вход в ателье. Это всего лишь очередной магазин, но у Джулиана всё равно чувство, что он врывается к Гараку домой. Он на всякий случай здоровается, даже громче, чем следовало бы, потом осторожно подходит к столу, стучит по нему пальцами в растерянности: Гарака тут явно нет, и хотя для знакомства с помещением он и не нужен, это всё равно немного расстраивает. В прошлый раз он не успел ничего рассмотреть, так что наряженные манекены и рулоны тканей вдоль стен он замечает только сейчас; он снова не знает, с чего начать, и пару минут шумно дышит, потряхивая пальцами в воздухе, прежде чем вспоминает, как учила мама — всегда начинай слева. Первый рулон слева ярко-красный и покрыт пупырышками, это что-то вроде кожи, а обратная сторона ткани мягкая-мягкая, и он долго мнёт край в руках, впитывая текстуру. Потом идёт жёсткая жёлтая сетка, которую он трёт между ладонями, пока те не становятся красными и не начинают болеть. Рулон номер три прозрачный и приятно шуршит, а четвёртый такой лёгкий, что, кажется, утекает сквозь пальцы; Джулиан обходит пятый, шестой, надолго замирает у седьмого (ткань с металлической нитью холодит кожу и переливается в свете ламп), потом останавливается у манекена и разглядывает наполовину сшитый костюм. Это что-то с вулканскими мотивами, свободное, без лишних деталей, но сшито из меха — вулканцы такое не носят; ему нравится нежный фиолетовый оттенок, а ткань под пальцами такая мягкая, что он не выдерживает и прижимается щекой к распоротому рукаву. — Простите, милый доктор, но я ещё работаю над этой моделью, — у Гарака ужасно позабавленный вид, и Джулиану становится интересно, как давно он за ним наблюдал (он определённо шпион, это факт, он докажет). — Вот, позвольте, — Гарак достаёт обрез такой же ткани из стола, срезает лазером угол и протягивает его Джулиану; тот смущённо бормочет благодарность и снова вжимается в мех лицом, улыбаясь от того, как ворсинки щекочут нос. — Я могу сшить вам из этого симпатичный жакет. Или юбку — на брюки такая ткань не годится. Или просто дать кусок побольше, и вы завернётесь в него, как в одеяло. Как вам мысль? — Гарак уже вертится вокруг манекена, что-то прихватывает иголками, что-то отрезает, действует со спокойной уверенностью профессионала, а наблюдать за таким всегда приятно. — Я пришёл не для того, чтобы сделать заказ, — отвечает Джулиан, и Гарак бормочет себе под нос «какая жалость», и «не мешало бы обновить гардероб», и «ох уж эта форма», но у него во рту нитка, и фразы сильно смазываются. — Я просто знакомлюсь с местностью. — На ощупь? — Гарак поднимает взгляд, он улыбается, но не смеётся, так что Джулиан кивает. — Тогда вы выбрали правильное место. Здесь есть много того, что можно пощупать. — Я вижу, — Джулиан с облегчением отвечает на улыбку; теперь у него есть официальное разрешение трогать всё, но вместо этого он присаживается на угол стола и продолжает смотреть, как Гарак работает. Может быть, у него правда можно заказать одежду, думает Джулиан — что-то простое, но сшитое специально для него. Это может быть интересно. Минута сменяется пятью, потом незаметно пролетает и полчаса. В ателье температура выше, чем в среднем по станции, Джулиан помнит, что кардассианцы произошли от рептилий и любят тепло и спать, зрение у них ближе к жёлто-оранжевому спектру, саливация значительно ниже, чем у млекопитающих: он внимательно изучил анатомию рас обеих сторон конфликта, прежде чем сюда прибыл. Он может назвать на латыни и стандарте федерации каждую косточку в теле Гарака, от рудиментарного хвоста до костных наростов на лбу, но живых кардассианцев он до него не видел, так что эффект новизны не проходит. Хотел бы он Гарака в свой медотсек — просканировать, обмерять... ощупать. — Вы наблюдаете за мной пристальнее, чем наш дорогой шеф безопасности, — делится Гарак, прячась под полой недошитой робы — кажется, где-то отошёл подклад, и он очень этим недоволен. — Подобное внимание к моей персоне мне льстит, но чем оно вызвано? — Джулиан не отвечает, но тянет лоскуток за уголки так резко, что рвёт его пополам. — Ничего страшного, — Гарак оказывается у стола сразу же, быстрым, змеиным движением. — Сейчас я отрежу вам другой, — он улыбается, похлопывает Джулиана по колену, и Джулиан тоже машинально тянет уголки губ в улыбке, а пальцы — к чужому лицу. Он останавливается в паре сантиметров, но Гарак продолжает улыбаться всё так же спокойно, и он осторожно касается самым кончиком пальца каплевидной выпуклости на его лбу. Может быть, у кардассианцев иные представления о личном пространстве, думает Джулиан. Может быть, О’Брайан на самом деле был бы не против, если бы он потрогал его волосы. Может быть, он просто что-то не так понимает. — Смелее, — последний вариант отпадает, потому что кивает Гарак с явным одобрением. — Не беспокойтесь, кардассианцы не ядовиты, а я никуда не тороплюсь. Джулиан тоже не торопится, он очарован и медленно ведёт пальцем вдоль ребристого выступа на лбу Гарака; кожа у того плотная, глянцевая на самих выступах, немного мягче на лбу, а на щеках больше похожа на замшу, и Джулиан, не удержавшись, проводит там всей ладонью. Под ушами нежные, беззащитные местечки, Гарак совсем перестаёт моргать, когда он до них добирается; Джулиан скользит дальше, зарывается в волосы — густые, тяжело падающие на пальцы; сжимает в кулак, перебирает, отпускает и спускается ниже. — Ах, — говорит Гарак и ловит его за запястье, не больно, но крепко. — Ах. Вот этого уже не надо, — он аккуратно снимает его руку с гребней на шее. Джулиан припоминает что-то об их чувствительности и покорно складывает руки на коленях. — Простите, — он виновато поджимает губы; Гарак отмахивается — мол, ничего страшного, — и возвращается к манекену. — А как у вас с остальной станцией? — интересуется он беззаботно, пока Джулиан рассеянно трёт подушечки пальцев друг об друга, пытаясь запомнить то ощущение. — Уже познакомились? — Да, и это было не так увлекательно, как знакомство с вашим магазином, — искренне отвечает Джулиан. Гарак смеётся; для шпиона он что-то слишком эмоционален, но, может быть, это как раз нарочно, эдакое прикрытие? — Я закажу для вас что-нибудь особенное со следующей поставкой тканей, — обещает он. — Вам понравится ромуланская шерсть, у неё крайне оригинальная текстура. Но неужто вам на станции совсем ничего не приглянулось? Вы видели оранжерею на научной палубе? Ассортимент растений там не очень богат, но я нахожу, что её посещение действует успокаивающе. — Я нашёл хороший ресторан, — подумав, сообщает Джулиан. Гарак выглядывает из-за манекена, улыбается ему, кладёт подбородок на пластиковое плечо. — Звучит замечательно, — заявляет он. — Тогда как насчёт ланча?