Увидеть желаемое любой ценой

Чхве Сынхён был обычным медбратом, работающим в муниципальной клинической больнице около пяти лет. Его работа была тяжелой, но он любил ее. Ему нравилось ухаживать за людьми, делать так, чтобы они поправлялись и больше не болели. Встречались пациенты, которым не становилось лучше, и они уходили из этой жизни. Чхве искренне сочувствовал каждому, но жизнь продолжалось, и нужно было двигаться дальше. Были и такие пациенты, которые застряли во времени. Они не жили, но и не умирали. Таким пациентом был Квон Джиён. За ним медбрат ухаживал три года, и ни разу на его памяти Квона никто не навестил. Его давно похоронили и родственники, и друзья, но отключать искусственное поддержание жизни они не спешили. Сынхён делал ему уколы, различные процедуры, чтобы его тело не атрофировалось, внимательно следил за процессом кормления через трубку и вообще старался относиться к парню по-человечески, ему ведь и так досталось от жизни. Сегодня в очередной раз он пришел ставить Джиёну капельницу, как вдруг датчики на приборах стали нестабильно скакать. Они еще с ночи не понравились Чхве, но доктор сказал, что он преувеличивает. Когда он подошел к пациенту и ввел лекарство в катетер, Квон впервые за эти года издал звук, похожий на стон. Сынхён отчетливо увидел, как безжизненное тело начало дергаться, а лицо парня болезненно сжалось. Первым делом Чхве нажал на кнопку экстренного вызова врача и попытался с заговорить с больным. - Ты меня слышишь? У тебя что-то болит? - сказал он, лишь потом понимая, как привык говорить ему «ты», когда должен был говорить «вы», но Джиён был младше его на год, и Чхве, в принципе, мог позволить себе тыкать ему, пока никто не видел. Состояние Квона ухудшалось: температура поднялась до тридцати восьми, а глаза никак не открывались, и он не реагировал на слова. Пациент лишь мотал головой вправо-влево, в бреду дернув рукой, вырвал шнур капельницы. - Тшш, - Чхве все еще пытался унять лихорадочное состояние пациента, взяв его правую руку и осматривая ее. - Опять синяки будут: катетер выдернул. Он глянул на его и без того исколотую кожу, понимая, что иглу на место уже не вернуть: вена испорчена, а катетер вырван с такой силой, что из раны пошла кровь. В это время пришел врач, а Джиёна стало корежить на постели еще сильнее, и доктор спустил собак на Чхве за его халатность. - Я дал ему те же самые лекарства, я ничего лишнего не сделал, - пытался он оправдаться, пока пациент корчился в приступе. - Но что-то же с ним случилось, раз данные изменились! - вновь рявкнул на него доктор, пока другая медсестра их не прервала. - Смотрите, он глаза открывает! - сказала она изумленно, и все замерли. Сынхён испуганно сжал шнур от испорченной капельницы и сделал шаг назад. Когда Джи открыл глаза, он затравленно посмотрел на Чхве, и этот взгляд был странным, будто он узнал его. А потом вовсе стал утверждать, что они встречались. - Бред, - фыркнул Чхве своим мыслям, нервно куря в отведенном для этого дела подвальчике. Когда его выгнали из палаты, он не находил себе места. Больше всего парень переживал за работу: а что, если его обвинят в недобросовестной работе или, чего похуже, домогательству к пациенту? Если уволят с пометкой скандала, работу в приличном заведении ему не найти. Вот надо же было так вляпаться. Невольно вспомнился фильм «Убить Билла», где главная героиня была в коме, и, поскольку не могла сопротивляться, медбрат торговал ей как шлюхой, да и пользовался сам. И если этот парень утверждает, что Сынхён был его парнем, есть причины для беспокойства, разве нет? У Чхве вставали волосы дыбом от одной такой мысли, и самое страшное, что нет никаких доказательств, что он сам этого не делал. Чхве ведь подолгу оставался с Джиёном в палате один на один. - Вот это я попал, - вновь изрек он после своих умозаключений и затушил сигарету. Настроение было отвратное, а еще больше пугал тот факт, что психиатр не выходил из палаты пациента уже второй час. Доктор Кан бегал туда-сюда очень раздраженный, раздавая замечания медперсоналу, и все равно левым оставался именно Сынхён. Медсестры осуждающе смотрели на него, да он и сам начал на себя так смотреть, хоть и знал, что вины его здесь не было. Спустя еще полчаса Сынхёна позвали в ординаторскую, где его встретили главврач, доктор Юнджун и психиатр Мисси Парк. - Добрый день, - буркнул он, чувствуя себя как на суде, причем явно давно решившем его судьбу. - Садись, будет к тебе пара вопросов, - сказал доктор Кан, и Чхве послушно сел на диван, нервно перебирая пальцами ключи от процедурной. - Скажите, пожалуйста, мистер Чхве, состояли ли вы в знакомстве с Квон Джиёном до его попадания в больницу? - поинтересовался психиатр. - Я уже говорил, - спокойно ответил он, хотя внутри от негодования взорвался атомный реактор, - я первый раз увидел его в больнице. - Мне просто нужно было это спросить, не беспокойтесь так сильно. А вы помните, при каких обстоятельствах первый раз увидели пациента? Сынхён зарылся пальцами в волосы, соображая, когда же первый раз он увидел Джиёна. Все-таки за три года столько всего произошло, так и не упомнишь. - А, вспомнил, - медбрат озаренно посмотрел на докторов и кивнул. - Был очень дождливый день, и тогда привезли много пациентов, доставленных на скорой. У меня заканчивались сутки с дежурства, я был измотан… Приехала последняя бригада и привезла парня лет двадцати с попыткой суицида. Пытался убить себя, выпив какое-то токсическое вещество. На каталке его везли сразу в процедурную для срочного промывания желудка. Я, соответственно, бежал около этой каталки и успокаивал парня, который стонал от боли. Я ему тогда сказал, что все хорошо, что теперь с ним все будет в порядке. - Это был Квон Джиён? - уточнил главврач, до этого момента хранящий загробное молчание. - Да, он посмотрел на меня пару секунд, а потом закрыл глаза… и больше не открывал до сегодняшнего дня. Доктора остановили процесс отравления, но нервная система дала сбой, и парень впал в кому. Возобновилась тишина, Чхве нервно кусал губы, вздыхал и ждал приговора. - Я не понимаю, как так вышло, будто он меня знает. Я не виноват, я ничего непристойного с ним не делал! - громко стал утверждать он и почувствовал, как внутри его всего колотит от страха, вдруг ему не поверят. Доктора поспешили его успокоить. - Все в порядке, никто вас не обвиняет, - сказала доктор Парк. - Человеческий мозг - уникальное создание, когда человек в чем-то сильно нуждается, он дает ему это, создает иллюзию на основе данных, которых глаза видели ранее. Например, наши сны: нам снятся знакомые, потому что облик их лиц хранится в недрах нашей памяти, как в картотеке, и при необходимости сознание это достает и использует. Последним, кого видел Квон Джиён перед тем, как отключиться, были вы. Он запомнил ваше лицо и, видимо, имя на бейджике. Он видел, что вы в медицинской одежде, и принял вас за врача. Его сознание хотело максимально защитить его от стресса и создало иллюзию, что вы тот человек, который защищает его от внешнего мира. Вы были ему опорой, защитой, были для него всем. Из-за этого кома продлилась так долго. Пациенту нравилось видеть этот сон больше, чем жить в реальности. И тут Сынхёну стало жалко парня. Не то чтобы он до этого ему не сочувствовал, но просто Чхве поставил себя на его место, ведь тому сейчас было куда страшнее и паршивее. - Скажите, - вновь задала вопрос Парк, - вы разговаривали с пациентом, когда он был в коме? Парень затравленно посмотрел на женщину, потом на своего доктора и главврача. Он не знал, что лучше в этой ситуации: сказать правду или промолчать? Но вдруг он вспомнил растерянный взгляд Джиёна, который бывает у собак, выброшенных на улицу. Они смотрят, будто и спрашивают: «Я не твой? Может, ты все-таки меня заберешь к себе? Здесь страшно». Чхве чертыхнулся, проклиная жизнь за жестокость, и честно ответил: - Конечно, разговаривал. Поначалу было странно, что его никто не навещал, будто он вообще не существовал. Родственники лишь оплачивали его нахождение в больнице, но никогда не приезжали. Друзей или близких, видимо, совсем не было - зачем бы он тогда пытался себя отравить? Когда у меня были свободные минутки во время ночного дежурства, я заглядывал к нему и разговаривал. Только разговаривал и ничего больше. Ну, про футбол говорил, про работу. Про то, как доллар стал подниматься, о том, что я ел на обед и куда бы хотел поехать в отпуск. Говорил на любые темы. Как оказалось, он самый клевый собеседник: всегда выслушает и ничего не просит взамен, - Сынхён горько ухмыльнулся: снова жутко захотелось курить. Такое самобичевание со своей совестью и душой еще никогда ему не давалось так тяжело. - Просто когда мы спрашивали Джиёна, что он о вас знает, многие вещи пациент называл верно. Это значит, что в коме он вас слышал. Мозг обрабатывал полученную информацию и выстраивал недостающую картинку из ощущений, будто вы ему все рассказывали когда он был в сознании. Так он узнал ваш голос, лицо и имя, когда очнулся. Он, получается, и правда жил с вами три года. У Сынхёна не было слов. Он болезненно и надломленно посмотрел на психиатра и растерянно спросил: - Что же мне теперь делать? - сам он точно не знал, как поступить правильно и окончательно не сломать парню и жизнь, и психику. - Думаю, стоит ограничить общение до минимума, перестать с ним контактировать, пока он не поправится и не встанет на ноги, - прозвучало из уст Мисси Парк как приговор: ну так, Чхве ведь и был на негласном суде, вот только засудили не его, а того беднягу, находившегося в палате. Джиён камнем лежал в своей кровати и не находил ответа на вопрос: «Какого черта он проснулся»? Все было так хорошо, он выглядел счастливым, и даже если это была не настоящая жизнь, она для него осталась самым счастливым мгновением, что когда-либо с ним случались. Непроизвольно снова стали капать слезы. За последние четыре часа он выплакал столько воды, что, наверное, не способен был выпить обратно. Сердце болело, тело болело, но больше всего болела душа. Сознание постепенно стало принимать все, что с ним произошло. Цвет стен в этой палате был светлым с гребаным голубым отливом. Квон истерично хихикнул, понимая, как глупо было думать, что это стены ИХ дома. Паршивые больничные стены не могли считаться домом, нет, это была тюрьма, где Джиён сидел добровольно. Запах больницы тоже многое объяснял. Доктора рассказали, что, как только тот парень приходил к нему и говорил с ним, Джи слышал его голос и ощущал запах. Его мозг узнавал в нем Сынхёна, картинка из сознания всплывала, и Квону казалось, будто любимый пришел с работы, но этого ничего не происходило на самом деле. Ни-че-го. А как же тепло его тела? А как же секс? Чертовы эротические фантазии. У каждого из нас бывали влажные сны, когда мерещилось, будто ты и правду трогаешь человека, любишь его. Будто он проникает в тебя, а ты проникаешь в него. Это тоже, как оказалось, несложно объяснить. Три года воздержания - тело жаждало близости на физическом уровне. И мозг снова послушно давал то, что хотелось телу. Сознание брало из контактной памяти ощущения прикосновений: это когда тело помнит, как ты кого-то обнимал, ласкал, и эти чувства подставлялись к образу Сынхёна. Вперемешку с больничным запахом, этим чертовым большим больничным окном, где сейчас Джиён наблюдал закат воочию, получалась знатная виртуальная реальность. Наверное, Сынхён часто рассказывал, что видел из окна, иначе откуда бы Джиён о нем знал? Правда, неясно, зачем Чхве это делал? Сейчас Квону его поступки казались жестокой шуткой над больным человеком. Картинка его мира была такой идеальной, слишком идеальной, чтобы проснуться. И, не выдержав наплыв сожаления, он всхлипнул, волнуя датчики пульса на мониторе. Прошел месяц. Джиён ни разу за это время не видел того парня, чье имя было Чхве Сынхён. С одной стороны, он понимал, что медбрату видеть Джиёна самому не хотелось, ведь его буквально обвинили в том, что он трахался с парнем, да еще и в коме. Сейчас Джи сам не был уверен, что Сынхён вообще существовал. Может он был плодом его фантазий? Что же это было? Гимнастика и массаж шли по графику и укрепляли тело Джиёна. К нему регулярно захаживали невролог и психиатр. Так же частыми гостями были врач Юнджун и медсестра Синди. Они все были добры и внимательны к нему, даже странно, но Джи все время казалось это таким незаслуженным для его персоны вниманием. А Чхве по-прежнему ни разу не появился в палате. Может, он был в отпуске? А вдруг его вообще уволили? Когда Джиён начал вставать на ноги и передвигаться вокруг постели, первым делом он воспользовался минутой одиночества, чтобы совершить побег из палаты. Квон дополз до входной двери ненавистной ему палаты, напоминавшей о злой шутке судьбы, и открыл ее. Юноша потихоньку вышел в коридор, опираясь о больничную стенку. Впервые за столь долгое время он оказался в обществе. Вокруг было много людей: и врачей, и пациентов. Было шумно, каждый занимался своим делом и не сразу обращал внимание на вышедшего из палаты Квона. А вот он сам сразу нашел того, кого искал. Сынхён носился, как обычно, из двери в дверь, лучезарно улыбаясь проходящему мимо него персоналу, и по дороге отшучивался с пациентами, счастливо хохотал и подмигивал. Джи невольно залюбовался им. Улыбка сама по себе появилась на лице, его не спрашивая, сердце взволновано забилось, а ноги вновь стали неметь от волнения. Пусть это все было обманом, иллюзией, но чувства к нему были настоящими. Как еще объяснить так болезненно истерзанную душу? Джиён осознавал и то, что этот человек отличается от выдуманного его фантазией любимого. Он был более живой, жизнерадостный, шумный, беспокойный. Но сути это не меняло: он жаждал быть с ним рядом. Квон дошагал до пункта приема самостоятельно, где Чхве встретился с ним взглядом? Казалось, время замерло, когда черные, бездонные глаза хёна разглядывали уставшего и потрепанного жизнью Джи. - Что вы здесь делаете? - наконец спросил Сынхён, обретая дар речи. Увидеть здесь Джиёна было неожиданностью. Почему именно ему посчастливилось столкнуться с ним в коридоре? - Можешь довести до палаты? - попросил его Джи, и юноша кивнул, осторожно беря его под руку так, чтобы Квон опирался на его тело, и медленными шагами они дошли до его постели. - Вам лучше не отходить от палаты так далеко: ноги пока не окрепли. А если бы вы упали?! - беспокоился Сынхён, укладывая Джиёна и накрывая его одеялом. - Ты… Вы можете посидеть со мной немного? - осторожно спросил его Квон, понимая, что этот Сынхён действительно другой, нежели ему снилось. - У меня много работы, - виновато оправдался он, стараясь не смотреть в глаза отчаявшемуся пациенту. И вдруг начальство увидит и ему попадет? Но тогда Джиён взял его за руку, слабо сжимая: - Совсем немного, прошу. Я жил три года, думая, что знаю вас, но мне тяжело осознавать, что это не так. Мне хочется понять разницу. Чхве не мог отказать в подобной просьбе. Он медленно присел на стул, понимающе кивая. Что он мог сказать? Сынхён искренне сочувствовал этому парню, но от него мало что зависело - что он мог ему дать? Ту выдуманную жизнь? Вряд ли. Да и не будет ничего хорошего, если Джиён получит все, что хочет. К этому должны стремится двое людей, причем искренне мечтающих быть вместе. Удивительно, но сама мысль жить с парнем Сынхёна не отпугивала, он вообще, в принципе, никогда не видел разницы между мужчиной и женщиной, но его всегда выбирали женщины, и он соглашался с их выбором. А если бы его выбрал вот такой парень, как Джиён, он согласился бы на такой расклад?.. Пока Чхве думал о своем, Джи внимательно разглядывал его лицо. Жадно, словно это его наркотик, вглядывался в каждую черточку его мимики. Он был именно таким, как Джи его помнил, как, вернее, ему казалось. Немного другой, слегка уставший, похудевший, но тот же самый: с ямочками на щеках и с красивыми, выразительными бровями. - Ну, эм, - замялся Чхве, не зная, стоило ли вообще начинать беседу с пациентом. - Как продвигается лечение? Вам лучше? - Да, спасибо, - ответил Джи и улыбнулся, стараясь скрыть свое разочарование. Это был диалог двух совсем чужих друг другу людей, а Квону мечталось, что это не так. Он все еще надеялся на что-то общее, родное. Но кроме внешности ничего не находилось, никаких точек соприкосновения. - Это хорошо, поправляйтесь, пожалуйста, - учтиво попросил Сынхён и тоже улыбнулся. От его улыбки грудную клетку Джиёна разодрало на куски, как мясник безжалостно сломал бы ребра невинному теленку. Судорожно набирая воздух, Квон отвел взгляд, стараясь не плакать. - Я постараюсь. Чхве ушел, и, когда дверь щелкнула на замок, Джиён окончательно осознал, что все-таки обратного выхода нет. И надежды тоже.